MMCCCLX

— Серега! — Ау? А… Не Серега, а Сергей Александрович, договаривались же. — А оливье у нас в этом году из чего? Как в прошлый раз или что-нибудь новое сообразишь? — А в этом году не я готовлю. — А кто? — А я. Разговор Антонова и Сереги… Сергея Александровича, прошу прощения, был прерван внезапно влетевшим в помещение Пашей, который держал в руках какой-то дымящийся противень. Все недоверчиво переглянулись, один Никита стоял в углу кабинета и дымил в окно, перекрытое ржавыми советскими решетками. — У меня дежавю… — Никита оторвался от сигареты и наблюдения за улицей. — Да нет, почему же. Все точно так, как 10 лет назад, — Антонов с едва заметной улыбкой поправил очки, развернувший в кресле, — Я тебе больше скажу, друг мой, слово в слово. Действие в действие. — Гордеич, у тебя бы лучше на проекты наши такая память феноменальная была, ей богу. Как ты… Костенко несколько неожиданно был прерван… Какой сюрприз! Пашей, который, смею напомнить, все еще стоит с дымящимся противнем в дверном проеме. Без пяти часов десять лет прошло, а они до сих пор задаются вполне резонным вопросом, на кой им ляд в кабинете кухня? Кто-то уже успел смотаться в будущее и увидеть, что они десятый раз подряд будут встречать новый год в НИИ? Других идей ну просто нет, хотя никто в такого рода действиях не сознается. — Никита Андреевич, вы… Может, поможете своему… — Ох, попытки Антонова подобрать нужные слова всегда выглядели так нелепо, но… умиляло, что он пытался как-то… Не то что поддержать, а просто проявить уважение, — Кавалеру…. — Да, именно «кавалер» ему больше всего подходит, — Никита в некотором ступоре повторил это «странное слово», как он не упускает возможности говорить, и подбежал, перехватив поднос, — Мама курицу передала? — Ну… да, заморозки отправила на днях почтой, чтобы мы не заморачивались особо. — Не говорил, чем мы занимаемся тут? — Чуть не удержался рассказать о том, что планируется сегодня. Они все вдруг непроизвольно сверились с часами. Еще два с половиной часа. Да, и насчет планов… Прямо сказать, планировалась смерть. Ну, это достаточно резкое заявление, но если вникнуть в суть — да, это была смерть. Смерть всей вселенной, ради того, чтобы вернуть мир до. «До» чего — они сами не знают, это все со слов Киняева. Сегодня, в двадцать три часа и пятьдесят девять минут, в пятницу, тысяча девятьсот девяносто девятого года, они, под руководством Киняева, должны были одновременно ввести в эксплуатацию новый атомный реактор, построенный на руинах четвертого энергоблока. Важно было сделать все до мелочей синхронно — начать запуск без минуты двенадцать тут, а закончить — в ноль-ноль уже «там». Первого января двухтысячного года, но в Советском Союзе. Чтобы можно было все поменять. — Вы с едой давайте не задерживайтесь особ… — Да, давайте уже место тут освобождать, наверное, за столом все-таки хочется посидеть… Перед похоронами. — Ну не так уж категорично, Андреич… Новый г… — Кому Новый год, Серег, кому — похороны. Это единственная вселенная, где у меня, — он запнулся, показав на Пашу, — У него, то есть, вы поняли, родители выжили, а теперь я связан по рукам и ногам этим договором и должен, извини меня, убить их? Думай в следующий раз, пожалуйста, прежде чем сказать. Вот уж действительно, кому что…

***

Последний ужин съеден, правительственный канал связи отлажен, на линии около 25 человек проверяют работоспособность систем. Без пяти минут. В подвальном помещении испытательного цеха НИИ как всегда сыро, холодно и воняет плесенью. Пульты запущены, ключи активации получили еще пятнадцать минут назад. По случаю праздника даже телевизор притащили, чтобы поздравление от Ельцина послушать. — Температуру в барботерах проверили? Стабильная? Без четырех минут. Начало поздравления уже давным-давно гундит на фоне, но пока что мало кто обращает на это внимание. В помещении восемь человек обсуждают исправность техники, на проводе — еще двадцать пять заняты тем же. Не до поздравления сейчас. — Да, наблюдаем. — Оросительные устройства какое гидравлическое давление оказывают на проходящий газ? — Запланировано минимальное. Разработчики реакционной аппаратуры у вас там на месте? Не напились как в тот раз? — Антонов хрипло посмеялся, отмечая что-то на планшетке, пока инженер-технолог по ту сторону провода оправдывался за коллег, — Смотрите мне… Где-то в уголке цеха была своя, локальная тревога. Без трех минут. — Как ты? — Знаешь что… — Никита остановился в записях, — Я тут вот что вспомнил… В августе восемьдесят шестого, еще в США, я не вернулся из прошлого тогда, когда должен был. Если я не ошибся в расчетах, то я не смогу перем… Без двух минут. — Вершинины! — Голос Костенко прозвучал на весь цех, отдаваясь эхом где-то в Чернобыле так, что притихли все. И тут, и там, — Где вас черти носят? К ключам подошли! — Потом поговорим, да? — Ага, Паш, обязательно. Иди давай. Где-то на фоне среди гула персонала бубнит старый пузатый телевизор, слышатся пожелания любви, мира и процветания в каждом доме, все как всегда, в общих чертах. Вот уже слышится обратный отсчет. Все смотрят на старый зеленый «Импульс» под потолком, который показывает без десяти секунд двенадцать. Коды введены, все подготовлено, осталось только повернуть ключи. Делов-то. Весь цех радостно стал скандировать обратный отсчет в ожидании смены тысячелетия. — Пять! — 23:59:55. — Четыре! — 23:59:56. — Три! — 23:59:57. — Два! — 23:59:58. — Один! — 23:59:59. Ключи зажигания синхронно повернуты. До атомов синхронно. Они вчетвером в этом уверены, хоть головы на отсечение. На часах тем временем уже 23:60:06, а на мониторах лицо Киняева с неопределенной эмоцией. — Вы что наделали…?