Объяснение

Анастасия стояла на балконе и смотрела куда-то вдаль невидящими глазами. Ее вдруг накрыла непередаваемая грусть. Казалось бы – отчего? Ее отец жив и невиновен. Они оба в безопасности. Виновники произошедшего, а заодно и убийца ее матери, наказаны. Отчего же грустить? От того ли, что близкий человек, которого она почитала как отца, оказался мошенником и убийцей? От того ли, что ее саму чуть не постигла смерть? Но ведь не постигла же. Да и разрешилось все как не могло бы лучше. Или ее все-таки угнетало решение уехать в Париж, подальше от тягостных воспоминаний? Подальше от воспоминаний и от… Перед ее глазами память услужливо воскресила тот момент, когда Смолокуров оказался вот под этим балконом. Нетрезвый. С букетиком цветов, явно ободранных на какой-то клумбе. И с предложением «романтической прогулки по Васильевскому острову». Тогда это ее изрядно позабавило. Сейчас же она отдала бы многое, чтобы вот именно в этот момент он оказался тут. Пусть даже нетрезвый и с помятым букетом. Чтобы чуть запинаясь позвал: «Анастасия Андреевна…» - Анастасия Андреевна… Вы как день! Настя вздрогнула и повернула голову. Под балконом стоял Смолокуров. Абсолютно трезвый с небольшим красивым букетом, который он нервно теребил. - Тарас Петрович… давно вы здесь? – Настя не нашлась, что еще сказать. Казалось, что он прочел ее мысли. - Давно… - Смолокуров сделал какой-то неопределенный жест – то ли хотел отрицательно покачать головой, то ли положительно кивнуть. Вышло как будто «Я здесь давно, но это неважно». - Да что же вы… Пойдемте, я открою. – Анастасия уже сделала шаг в сторону комнаты. - Нет, подождите, не надо. – остановил ее решительный голос пристава. – Вернитесь. Анастасия удивленно посмотрела на своего визитера, но послушно вернулась к перилам балкона. На какой-то момент на ее лице мелькнула лукавая улыбка. - Вот так. – Смолокуров удовлетворенно кивнул, когда она вернулась на место. – Помните я однажды приходил сюда. У меня в тот раз еще ничего не получилось… В этот раз я пришел… - он запинался через слово. – Я пришел сюда… чтобы сказать… я… Я люблю вас. Да, наверно именно этого она и хотела сейчас услышать. Но что ответить? И надо ли отвечать? Это было признание, за которым не последовало вопроса. Анастасия растерянно смотрела на пристава, который, переминаясь с ноги на ногу, все сильнее и сильнее мял букет, зажатый в руках. Пауза затягивалась. Ее губы тронула легкая улыбка. - Тарас Петрович, вы сейчас совсем помнете несчастный букет. – вдруг сказала Настя, сама не понимая зачем. - Да и черт с ним! – в сердцах бросил Смолокуров, растерянно посмотрел на цветы в своих руках и как-то так махнул ими, словно хотел вовсе выбросить. - Нет! - истинное женское кокетство в какой-то момент пересилило в Анастасии робость. – Он мне очень нравится. - Правда? – он еще раз посмотрел на цветы даже с некоторым удивлением. Казалось, она сейчас не про букет сказала, а про него самого. - Да, - кивнула Настя, - кидайте его сюда. Смолокуров покачал головой, примерился и подбросил букет к балкону. Настя легко поймала его, прижала к груди, понюхала, смущенно улыбаясь. - C'est magnifique! – констатировала она. - Манифик… - растеряно буркнул Смолокуров себе под нос. Признался на свою голову. Раньше надо было думать. И признаваться в любви тоже надо было раньше. Только когда? В тот день, когда они целовались у окна в его кабинете? Но после того поцелуя Анастасия так быстро сбежала, а он лишь растерянно смотрел ей вслед и глупо улыбался. Да, надо было не отпускать, остановить, заставить выслушать. Но теперь того уже не воротишь. И произнесенных слов обратно не заберешь. Да он и не хотел их забирать. Но что теперь? Развернуться и уйти? Глупость какая! Ее улыбка и этот букет, прижатый к груди давали такую надежду, что он продолжал стоять у нее под балконом. Но что тут еще сказать? Впрочем… - Я слышал, вы с отцом собираетесь уехать в Па… - Тарас Петрович, - Анастасия не дала ему договорить, - мы так и будем разговаривать… вот так? – она повела рукой, явно имея в виду даже не тот факт, что они были на улице. – Может, все-таки… - Вот ведь… - Смолокуров критично осмотрел решетку, по которой вился дикий виноград, покрепче ухватился и в два счета оказался на балконе. – Как мальчишка, право слово… - пробубнил он, привычным жестом одергивая мундир. Анастасия спрятала улыбку в букете, прижав цветы к лицу. И правда – как мальчишка. Но кто бы еще мог так сделать? Точно не Володенька, о котором она, честно признаться, вскоре после приезда в Петербург пыталась думать, как о возможном кавалере. И конечно же, не Коневский… впрочем, это имя она старалась не вспоминать. - Анастасия Андреевна, - Смолокуров подошел совсем близко. Настя резко развернулась, оказавшись спиной к приставу. Ее щеки залил румянец, а руки, сжимавшие букет, легонько затряслись. И внутри все так сжалось. - Анастасия Андреевна… не томите! Люблю вас больше жизни. – Смолокуров легонько коснулся ладонью ее плеча, почувствовал пробежавшую дрожь. Любит больше жизни. Это была даже и не фигура речи. В тот злосчастный день он легко отдал бы свою жизнь, если бы это стало ценой ее спасения. – Анастасия Андреевна, не рвите мне душу. Скажите хоть что-нибудь. Я же понимаю, конечно, что я вам, может, и не пара, но я… - Я тоже люблю вас… - еле слышно прошептала Анастасия, склонив голову к букету и так и не повернувшись к приставу. Смолокуров на мгновение замер. Уж не ослышался ли он? Аккуратно положив руку ей на талию, он заставил Настю повернуться. Ее лицо, залитое отчаянным румянцем, и широко распахнутые глаза все говорили лучше любых слов. Он убрал от ее лица выбившийся из прически локон, легонько коснувшись пальцем горячей щеки. А потом вдруг с силой прижал ее к груди, зарылся лицом в волосы и глухо прошептал: - Ни в какой Париж я тебя не отпущу. - Ни в какой Париж я от тебя не уеду, - почти эхом прозвучало ему в ответ.