***
— Думаю ты прав. — сказала Алиса и замолчала. Глаза её закрылись и через какое-то время Пашка услышал, что дыхание её выровнялось. Голова девочки медленно сползла к нему на плечо. Светлые волосы растрепались и немного касались щеки мальчика, но тот не стал их убирать, боясь разбудить спящую. «Заснула. Ну вот и хорошо.» — подумал он. Ему же не спалось. На ум лезли мысли об их дальнейшей судьбе. Придут ли гномы освобождать их? Или спасённый ими гном уже донёс обо всём какому-нибудь лемуру? Хотя нет, это вряд ли. Но вдруг его тоже поймали до того, как он успел добраться до остальных? А даже если за ними и придут, успеют ли они дойти до подземной лодки? И не поджидает ли их новая опасность на пути наверх? Неандертальцы вроде говорили, что тут водятся драконы… Да, это приключение изменило Пашку. Он всегда был неисправимым авантюристом, тайны и опасности словно тянули его к себе, а он… тянул за собой Алису… Как по заказу, в памяти сразу всплыли истории, в которых досталось не столько ему, сколько Алисе. Из-за Пашки она притворилась принцессой и объявила его своим женихом, спасая от казни на Пенелопе. Это из-за его идеи они втроём с Аркашей попали в плен к Вечному Юноше, а Алиса так и не рассказала о том, что произошло с ней, когда её увели на допрос. Может случилось нечто настолько ужасное, что наследница императрицы Моуд просто хотела об этом забыть? И именно из-за него они сейчас здесь. Под столькими километрами земли. В тюрьме какого-то сумасшедшего. О да, прекрасная летняя практика! Мальчик пожалел, что смеялся над идеей Аркаши. Уж лучше сражаться с гигантским пауком, чем находиться в лапах у тирана. Ибо пауки, насколько бы они не были неприятны, во-первых являются существами полезными, а во-вторых значительно уступают Homo Sapiens по интеллекту. Но совесть не грызла бы мальчика, если бы он отправился к центру Земли в одиночку. Он бы злился, ругался и продумывал планы побега: один невероятнее другого. Однако сейчас, когда он сидел на холодном полу камеры, совесть лежала тяжёлым камнем на сердце и злобно шептала на ухо: —Ты же не только себя загубил, ты невинную девочку погубить решил, разбойник! Сколько всего Алисе пришлось испытать из-за него? Сколько раз она мчалась на другую планету, в другое время, мир, чтобы спасти безответственного Гераскина? Сколько раз Пашка брал её «на слабо», зная, как она не любит казаться слабой в чьих-то глазах? И что же он отвечал ей, когда она рисковала своим здоровьем и жизнью? «Я бы и сам прекрасно справился.», «Я почти разобрался, а ты пришла и всё испортила!», «Я не испугался!». А ведь если бы не она, он бы***
«Алиска, подтверди, что на меня можно положиться!» «Когда как.» «Когда как»… Алиса была как никогда права, произнося эти слова. Сколько всего он сделал! И сколько не сделал… Но девочка доверяла ему после всего этого… Невозможно. Так могут лишь ангелы. Да, подруга — его ангел-хранитель, а он должен также охранять её. Гераскин отдал ей в руки свою жизнь. Селезнёва доверила ему свою. Он больше не позволит азарту авантюры захватить себя. «Будем считать, что произошла случайность…больше она не повторится.» — вот что он сказал Семёну Ивановичу. И тоже самое он сказал совести. Та, ещё немного пошипев, убралась в глубину души и замерла. Успокоенного Пашку накрыла своим крылом дремота.***
Дверь их темницы отворилась со страшным скрипом. Проснувшийся мальчик разлепил веки и поморщился от яркого света. Однако вскоре жёлтый прямоугольник входа заслонила фигура лемура. — Его величество Четырёхглазый требует вас к себе. — Зачем? — спросила Алиса, потирая глаза. Стражник не ответил. Пленники поднялись с пола и поплелись следом за своим конвоиром (позади следовал второй), зевая и потягиваясь. — Послушай, — Селезнёва наклонилась к уху друга, — Может наши злоключения заканчиваются? Приехала экспедиция и Четырёхглазый испугался, что ему предъявят обвинения в насильном удержании несовершеннолетних под стражей? Гераскин не разделял оптимизма девочки. Интуиция говорила ему, что чего уж никогда не сделает этот чокнутый старикашка, так это отпустит их. — Не думаю, — возразил Пашка, — Скорее всего нас ждёт допрос. Пока ребята разговаривали, лемуры успели привести их на место. Против их ожиданий, это оказался не дворец, а небольшое сероватое здание. Вокруг не было ни души, кроме тролля, охранявшего вход. Конвоиры поёжились. Видимо троллей здесь боялись все. Группа подошла к дверям. — Пароль? — чудище уставилось на них невидящими, грязно белыми как туман глазами. — Паук. — Входите. Как только дверь за пленниками и их провожатыми закрылась, нехорошие предчувствия зашевелились в мальчике с новой силой. Ребят повели по длинному коридору. Пол был металлическим, и звук шагов по нему гулко разносился по всему узкому пространству. С обеих сторон было заметно множество дверей без подписей или ещё каких-нибудь указывающих знаков. Остановились у самой дальней. Лемур откашлялся и нехотя постучал. — Да? — услышал Пашка знакомый голос. Он готов был поклясться, что сказал это не кто иной как Гарольд Иванович! — Пленники прибыли. — отозвался другой лемур несколько дрожащим голосом. — Ввести их сюда. — потребовал голос. Дверь открылась, мальчика с девочкой втолкнули в помещение и также быстро захлопнули дверь. «Теперь мы в ловушке.» — мелькнула у Гераскина запоздалая мысль. Перед ними стоял стол, на котором не было ничего, за исключением тусклой лампы со светлячками внутри и дряхлой папки. Такие можно было увидеть разве что в музее. Жёлтой, помятой, порванной в каких-то местах бумаге было лет сто, не меньше. Держал эту папку странный человек. Он будто весь состоял из тьмы. Вся его фигура скрывалась в тени за настольной лампой, направленной на вошедших. У него не было видно черт лица, а там, где у людей располагаются глаза, светилось четыре холодных огонька, точно некто прилепил себе к глазницам фонарики. Лишь руки существа, на которые падал свет, можно было хорошо разглядеть. На них были чёрные кожаные перчатки, а сами руки были с длинными тонкими пальцами, за которые любой пианист продал бы душу, ибо ими можно было охватить не одну, а сразу две октавы. За спиной у странного человека стояли два тролля, готовые в любой момент исполнить его приказания. «Это наверное, и есть Четырёхглазый.» — решил мальчик. — Здравствуйте, дети, — сказал незнакомец ядовитым, лисьим голосом. Хоть Пашка и не видел его лица, ему показалось, что существо улыбнулось. — Позвольте задать Вам несколько вопросов. — Здравствуйте, — звонкие слова Алисы будто разрезали гнетущую атмосферу комнаты. — Мы бы тоже хотели кое-что узнать. — Не слишком ли вы наглая для своих лет, а? — в вопросе слышалась жёлчь. — Нет, мне вполне достаточно. Скажите пожалуйста, господин Четырёхглазый, сколько Вы ещё планируете нас здесь держать? Четырёхглазый в темноте хмыкнул, но промолчал. Девочка же продолжила: — Имейте ввиду, что нас будут искать, и обязательно найдут, и тогда Вам, — она гневно сверкнула глазами, — Не поздоровится! — Ты смеешь угрожать мне, девчонка? Знаешь ли ты, что стоит мне щёлкнуть пальцами, как тебя прихлопнут, словно надоедливую мошку? Впрочем, вы такими и являетесь. Появляетесь здесь и рушите устои и законы моего дисциплинированного государства! Что я ещё должен был с вами сделать?! — О нет, не запугаете! Если уж решитесь нас убить, учтите — Ваша вина усугубится. А насчёт Вашего государства, сказать ли Вам, к чему приводит тоталитарный режим? Пашка не понимал, почему Алиса решила запугать собеседника и не знал, почему же молчит он сам. Почему же он, всегда столь острый на язык теперь стоит, как статуя, не в силах не просто пошевелиться, но и открыть рот? По телу ручьями катился пот, он чувствовал, он знал, что эти слова подруге даром не пройдут, но туловище словно одеревенело. Огоньки на лице существа стали ярче, будто от избытка чувств тот широко распахнул глаза. Руки его крепко стиснули старую папку и повернули её к ребятам. — Чтож, вежливо не получилось, попробуем иначе. Это — он указал на пожелтевшие от времени листы, — Единственная бумага здесь, под землёй. На ней записаны все допросы, что когда-либо здесь проводились. Гераскин вгляделся в записи и ужас мурашками пробежал по его позвоночнику, когда он увидел на фоне аккуратного каллиграфического почерка мутные багровые пятна, размывшие чернила и, смешавшись с ними, создавшие грязное месиво. Это была кровь. — О, кажется твой дружок понял, что может случиться с наглыми. — кивнул Четырёхглазый на Пашку. — С необразованными неандертальцами, с глупыми гномами, неуклюжими лемурами, злобными троллями и детьми, лезущими куда не надо! На какое-то время в помещении повисла мёртвая тишина. Даже Алиса замолчала. — Что, теперь нечего сказать? Боишься? Правильно. Сейчас испугаешься ещё больше… — в голосе появились злорадные нотки, не сулящие ничего хорошего. Тень поманил рукой одного из троллей, стоящих за спиной своего повелителя. — Не покажешь этой девчонке, как мы наказываем наглых и непокорных? — почти ласково спросил Четырёхглазый. Последующие события проходили перед глазами Пашки будто в замедленной съёмке. Вот тролль подходит к Алисе, хватает её, кровь стекает по рукам и ногам девочки. Она вырывается из лап мучителя, извивается как змея, бьёт его руками и ногами, но что ему эти удары? Он даже не чувствует их. Кровь Селезнёвой попадает на мятые листы папки Четырёхглазого и на руки Пашки. А он… всё также не может сдвинуться с места, помочь подруге… Когти тролля задевают лицо Селезнёвой и она вскрикивает от боли. Крик будто придаёт Гераскину сил. Он бросается на ненавистное страшилище, хватает его за почему-то тонкую руку, сжимает…***
— Ай! Мальчик открыл глаза. Не было ни тролля, ни Четырёхглазого, ни допросной комнаты. И крови Алисы на его руках тоже не было. Они были в своей темнице. Всё это было лишь сном. — Ты чего? — перед ним сидела Селезнёва, живая и невредимая. Она потирала запястье, за которое в забытьи схватился Пашка. — Тсссс! — рядом с Алисой стоял спасённый гном и прикладывал палец к губам. — Разбудите лемура — нам конец! Привет, — сказал Гераскин, улыбнувшись. — Спасатели пришли. А я такой страшный сон видел, вы не представляете. — Шшш, — зашипели на него сразу все гномы. — Страшных снов смотреть нельзя, Четырехглазый накажет! — Знаешь, Алиса, — сказал Фуррак, — они все пришли, чтобы на вас поглядеть. Мы так давно живем без всякой надежды, а вы — наша надежда. Чем скорее вы приведете помощь, тем скорее мой народ будет свободным. А если вы не приведете помощь, то скоро от нас никого не останется. — Я обещаю, — сказала Алиса, — что вам недолго придется ждать. Замок щёлкнул, открываясь, и ребята с гномами поспешили покинуть мрачные стены камеры. "Какое счастье" - думал Пашка, следуя за гномами, - "быть свободным." Потом взглянул на идущую впереди Алису и подумал: "И какое же счастье осознавать, что это опасное приключение позади, и нам больше ничего не грозит!" Стоит ли говорить, как он ошибался?