Двойное дно

Сегодня, майским утром примерно в 8:10 утра Женя костерила весь свет, с огромным трудом доставая бигуди из волос. В итоге, у нее это, конечно, получилось, но пришлось заплатить нервами и вырванными волосами. Причиной такой спешки было то, что Бессонова как обычно чуть не опаздывала, проходя по этой привычной и опасной грани прийти после звонка или забежать, запыхаясь, в последние секунды до него. Она расчесала уже кудрявые волосы и оглядела себя в зеркале. На неё смотрела девушка с пушистыми локонами в белоснежной воздушной блузе в стиле 19 века, в черной юбке-футляре, длиной по колено и разрезом слева, подчеркивающей талию Жени. Также на Бессоновой были надеты капроновые серо-жемчужные колготки, которыми потом будет восхищаться одна из её одноклассниц. Женя вспомнила то, как она одевалась и в принципе выглядела в начале года – просторные брюки, мешковатая блуза, сама Бессонова вечно сутулящаяся, её распущенные, часто сальные волосы и по-брежневски широкие брови. [Мрак, да и только. Как я Лобову понравилась-то такая, загадка прям.] Сейчас же в ее образе чувствовалась гораздо большая свобода и личный стиль. Но времени на долгое разглядывание у неё не было, она поспешила одеться и выйти. Её сразу же обнял тёплый и ласковый ветер, будто прижимая к сердцу. Девушка шла широким шагом, насколько позволяла юбка. Именно из-за этой скованности в движении Женя раньше так редко её носила. Перед взглядом девушки степенно проплывали дома, люди, деревья, цветы, облака и время. Она вошла в школу, когда до звонка оставалось 10 минут. Потратив на переодевание всего лишь несколько минут, Женя в каблуках буквально побежала по лестнице, хоть и не слишком быстро, на 4 этаж, к кабинету технологии. Пытаясь отдышаться, она вошла в класс, поздоровалась с учительницей и села на любимое место ждать Лилю. Еще через пару минут та наконец пришла, и села рядом с Женей, процитировав группу «полматери»: «я хочу сдохнуть прямо сейчас». Бессонова понимающе кивнула, уже подключая наушники к телефону. Она решила пересмотреть Союз спасения, и была уже на 6 серии. В этот раз ей больше нравился Рылеев, чем Николай 1. Изменился выбор, изменилась и сама Женя. Она видела себя в обиженном жизнью, всегда холодном, но на деле очень ранимом Романове, а теперь, отбросив эти вымышленные или реальные обиды стало гораздо легче. Она стала похожей на всё ещё ранимого поэта с будто воздушной душой и чувственным сердцем. Следующим уроком было ОБЖ. Ученики радовались такому расписанию и тому, что 3 первых уроков фактически не было. Это были радостные, несерьезные занятия, на которых наконец можно было отдохнуть бедным школьникам, затюканным преподавателями, итогами года, четверти и родителями. Женя сидела на этом уроке где-то на середине первого ряда, глядя в окно. Пожарская рассказывала про мальчика, которого сегодня одернула за шиворот, когда тот переходил дорогу на красный свет. И упомянула, что его раньше травили одноклассники. Взгляд её вмиг стал холодным и пронизывающим. Она стояла прямо напротив первого ряда и потому, оглянув класс, глаза её задержались на Бессоновой. --“Если я узнаю, что в вашем классе такое тоже есть, я не знаю, что я сделаю. И помните, вы всегда можете мне сказать, что вы подвергаетесь буллингу, мы решим проблему, всё будет хорошо,”—сказала Ольга. Жене было просто феерически наплевать. Она спокойной выдержала взгляд Пожарской, не давая ни малейшего повода для подозрений. [Поздно, слишком поздно. Может в начале года это и было актуально, но всё равно бы я ничего ей не сказала. Она не вызывает у меня ни малейшего доверия, почти как Шебуршина. Никто здесь не достоин того, чтобы ему по-настоящему верить. Ни ученики, ни учителя. Тем более, я сказала, что должна сама справиться, и я справилась. Рома уже не задирает, ему и компании на меня плевать, и я этому очень рада. А с девочками как-нибудь разберусь, хотя и они меня не сильно волнуют. Меня ничто, кроме четвертных оценок сейчас не беспокоит.] Но оказалось, сама судьба решила наконец помочь Жене. Следующую перемену девушки провели в классе математики. Саша с Лилей сидела позади Жени. --“Жень, я давно хотела сказать,--Лиля замялась, опустив глаза в стол,--Ты, наверное, знаешь, что Эля пересылала нам переписку с тобой.» Бессонова, повернувшись к ней, с грустью в глазах кивнула. --“Так вот, я хотела сказать, что ты права. Ты была права во всех тех случаях. Когда она осудила то, что ты лайкаешь в вк после своего же обещания, что она не будет смеяться над тобой, если ты покажешь свой аккаунт, это просто ужас,»--сказала Лиля. --«Да, Эля вообще кринж какой-то. Недавно она ещё пришла в обтягивающей кофте, у нее чуть грудь не вываливалась, и прыщи все напоказ были,»—поддакнула Саша. Женя просто молча улыбнулась Саше с Лилей. В голове у неё, конечно, промелькнула мысль : “Говоришь, что я была права? А в разговоре с ней, откуда ты узнала эту ситуацию, ты тоже была на моей стороне? Ой, как сомневаюсь. Но не сомневаюсь в том, что ты пытаешься усидеть на двух стульях.” Но Бессонова ничего не сказала вслух по этому поводу. Дальнейший разговор потёк гораздо более благоприятно и теплее, чем в последние месяцы. Этому Женя не могла не радоваться. На большой перемене она с Сашей и Лилей сели на одной стороне, а Эля на другой. Произошла перестановка сил. И с одной стороны Женя была этому рада, с другой ей уже было всё равно. Она смогла пережить то, когда осталась на самом деле одна с этой иллюзией друзей, теперь то, что они на её стороне Бессонову не сильно заботит. И последующие дни до конца учебного года она с легкостью делилась личными фактами и разными историями с Сашей и Лилей, хотя прекрасно знала, что они могут по сей день пересказывать это Эле и смеяться над Женей и её жизнью. Но саму Бессонову этот факт не волновал. После того, как к ней в душу ворвались, как при обыске сотрудники НКВД, показывать остальные уголки этого жилища уже не было страшно. Ведь предупрежден, значит вооружен. Но вот закончились уроки, и настал тот момент, ради которого Женя в принципе и пришла в школу. Она хотела подарить в свой последний учебный день любимой Елене Сергеевне игрушку-лягушку из фетра, которую сама недавно (и специально для неё) сшила. Булавина сегодня, кстати, пришла не в неизменной юбке, а в джинсах и белой футболке, чем вызвала удивление, смешанное с восхищением у Жени и остальных девушек. Бессонова набралась смелости и подошла к учительнице, когда все ученики уже вышли. --“Елена Сергеевна, с последним учебным днем Вас!”—сказала Женя, немного неловко отдавая при этих словах подарок. У Булавиной засверкали глаза, будто звездочки, а лицо приобрело восхищенно-тронутое выражение. --"Оу, Юджиния, спасибо, спасибо большое,--говорила учительница, вертя и рассматривая в руках подарок,--это очень мило и аккуратно, просто прелесть, спасибо, мне правда очень нравится!” Елена Сергеевна отложила лягушонка, но только для того, чтобы крепко обнять Женю. Девушку обдало приятной волной сладких духов Булавиной, и она положила руки на спину учительнице. Вдруг Елена Сергеевна отстранилась. --“Стоп. Ты сказала последний учебный день? То есть ты больше в этой четверти в школу не придешь?”—с запоздалым изумлением спросила женщина. Женя виновато кивнула. --“Ну и ладно, ты главное у остальных потом попроси конспект пропущенных уроков. Я в последний урок дам остаток темы про наречия,”—сказала учительница. У Бессоновой разрывалось сердце не только от радости момента, но и от ужасного, непонятного ей предчувствия. Предчувствия последней встречи. Но она от него отмахнулась и ответила, улыбнувшись: --“Да, конечно, Елена Сергеевна! “ --“Ещё раз спасибо за подарок, Юджиния. Очень мило и аккуратно, правда,”—ласково сказала Булавина. --“Всегда пожалуйста, Елена Сергеевна,--ответила польщенная Бессонова,-- и до свидания!” --“До свидания, Женя”,--попрощалась учительница и улыбнулась напоследок девушке. Бессонова чуть ли не летела по лестнице, воодушевленная произошедшим. Даже вечно угрюмая вахтерша Надежда Ефремовна не смогла омрачить её счастья, настолько большого, что Бессонова даже улыбнулась женщине. Та этого совсем не ожидала и лишь суровей сдвинула брови. На улице девушку встретил уже не ласковый ветер, а всеобъемлющая духота. Но Жене не было жарко, она вообще не чувствовала сейчас окружающего мира и погоды. Впереди её ждало быстротечное, но одновременно чудесное лето. И мысли её спокойно, но твердо отбивали свой шаг. [Вот всё и закончилось. Это был действительно тяжелый год, но я всё выдержала. И сейчас так хорошо, так хорошо! И спокойно, и радостно. Как рассвет над лесным озером. Может быть, когда-нибудь я напишу обо всём этом. Только, увы, непредвзятости не будет. Даже если я очень захочу, то всё равно буду субъективной. И наверняка описывая свои тяготы, я не упомяну свои прегрешения перед теми же одноклассниками и прочими. Но это не является тяжкой виной, главное ведь показать эти тяготы честно, тогда и грехи можно забыть. Это же ведь будет правда, не полная, но всё же. Но это неважно, неважно. Самое главное – это всё произошедшее со мной, а не его отголоски, не бледное зарево искусства. Самое главное – это то, что я потеряла веру в людей, но зато обрела веру в себя и свободу. И это стоило всего пережитого.] Конец