However Long It Takes

Техноблейд впервые встретил его в начале зимы, когда на истерзанном войной континенте установилось короткое перемирие. Два могучих зверя разошлись зализывать свои раны, чтобы вскоре с новыми силами сразиться, когда наступят весенние оттепели. Живые ждали своей очереди на кладбище за мёртвыми, и сопровождать их было поручено Техноблейду. Новобранцы представляли собой неутешительное зрелище. Сотня или две парней выстроились в неровный ряд, оглашаемый звуками разговоров, перебранок и смеха. Ужасы войны ещё не отбросили тень на эти лица, они не утратили ещё ту наивную веру в своё собственное бессмертие, которая придавала им бесстрашия. Для них, детей мира и лета, призыв казался не более чем весёлой дорожкой к героизму и вечной славе. — Три месяца, — сказал ему генерал. — У тебя есть три месяца, чтобы подготовить их, а затем их отправят на войну. Если бы Техноблейд за свою жизнь пережил меньше, в его сердце нашлось бы место для жалости. Болтовня смолкла, как только он переступил порог своей палатки. Он оказывал отрезвляющее воздействие на людей; или, может быть, это были его шрамы, он не мог сказать наверняка. Такие шумные и громкие раньше, они стали встревоженными и кроткими при его приближении. Техноблейд маршировал вдоль их рядов – дети фермеров, ремесленников и торговцев, которые никогда не держали в руках ничего страшнее вил. По мере тщательного изучения каждого призывника, у него укреплялось подозрение, что никто из них не доживёт до следующего года. Именно тогда Техноблейд заметил его: он стоял между двумя новобранцами, которые почти полностью скрывали его, руки держал по бокам, а спина была прямая, как тетива. У него были золотистые волосы цвета спелой пшеницы, впалые щёки и настолько изможденное тело, что он казался просто сплошными костями, скреплёнными чудом, которое Техноблейд не мог постичь почти так же, как не мог постичь, как ребёнок столь явно юного возраста мог проскользнуть мимо офицера, ответственного за набор персонала, и любого другого начальства в этот лагерь. Мальчик не вздрогнул, когда Техноблейд остановился и тень накрыла его целиком, но плечи чуть приподнялись. Только виновные чувствовали необходимость защищаться ещё до обвинения. — Сколько тебе лет? — спросил Техноблейд. — Пятнадцать, — сказал мальчик, выпятив свой острый маленький подбородок, будто компенсируя рост, которого на целую голову не хватает, чтобы поравняться со вторым самым низкорослым мальчиком в ряду. Техноблейд почувствовал, как виски начали пульсировать. — Я спрошу ещё раз. И на этот раз тщательно обдумай свой ответ. Сколько тебе лет? Мальчик поднял глаза. У него были глаза цвета неба перед рассветом, и огонь в них был яростнее, чем только что родившаяся звезда. — Мне пятнадцать, сэр, — повторил он без тени сомнения. — Достаточно взрослый для войны. Не существует такого понятия, как 'достаточно взрослый для войны', - подумал Техноблейд. Внезапно он почувствовал сильное раздражение – на парней, мчащихся навстречу смерти, и на самого себя из-за того, что пытался быть голосом разума. Как бы молод он ни был, парень всё ещё оставался дураком, а Техноблейд не испытывал симпатии к дуракам. *** — Смит, Браун, Джонсон, вы присоединяетесь к дневному патрулю. Миллер, Гартия, Уильямс – тренировка стрельбы из лука. Остальные, разбейтесь на пары и отрепетируйте парирование, которое я показывал вам на днях. Вперёд. Запыхавшиеся и дрожащие, словно сухие листья во время шторма, парни неохотно разделились и поплелись исполнять указанное. К этому времени они уже хорошо знали, что Техноблейд безжалостно расправляется с ленью и непослушанием, и независимо от того, насколько они были измотаны, они предпочли выдержать ещё несколько часов интенсивных тренировок, чем столкнуться с гневом командира. — Кроме тебя. — Он выставил руку перед мальчиком прежде, чем тот успел попытаться ускользнуть и смешаться с толпой. Возможно, он был маленького роста, но его золотистые волосы казались сияющим маяком в море монохромных коричневых и чёрных тонов. — Ты на дежурстве. Техноблейд развернулся и стремительно пошёл прочь, лавируя между плотно набитыми палатками и кострами, втайне надеясь оторваться от мелких шагов, сминающих свежевыпавший снег позади него в погоне. Первые несколько раз это срабатывало, когда мальчик был недостаточно знаком с планировкой лагеря, но ему повезло, и самый бесполезный человек в его отряде оказался ещё и самым невыносимо настойчивым. — Командир, я прошу вас пересмотреть моё назначение на этот день. Мальчик догнал его и изо всех сил старался поддерживать темп, спотыкаясь почти на каждом шагу в ботинках, явно великоватых ему на размер и плохо подходящих для такой погоды. Техноблейд немного ускорился. — Мои приказы обсуждению не подлежат, Иннес. — Я здесь столько же, сколько и другие, но я очень отстаю от всех в плане тренировок, потому что вы не позволяете мне даже прикоснуться к тренировочному мечу. — Кто-то должен позаботиться о хозяйственных делах лагеря. Ты просто не дотягиваешь для другого. Будь мальчик хоть чуточку мудрее, он бы уже бросил это дело. Иннес, однако, был не самым острым инструментом в сарае. Скорее, он был очень затупившимся топором, который безжалостно колотил по горе в надежде, что следующий удар будет менее бессмысленным, чем предыдущий. — Это несправедливо, — сказал он. — Жизнь в принципе несправедлива, — возразил Техноблейд, когда они проходили мимо группы собак, рычащих и кусающих друг друга в борьбе за какие-то объедки. — Взрослые это знают. Тебе лучше привыкнуть к этому, если пытаешься сойти за одного из них. Мальчик встал перед ним, заставив Техноблейд остановиться и посмотреть ему в глаза, обрамленные тающими снежинками. — Я не собираюсь ходить за водой и рубить дрова, пока все остальные готовятся к бою, — прорычал он, сжимая пальцы в кулаки с побелевшими костяшками и выглядя почти устрашающе целых две секунды, прежде чем Техноблейд впечатал его спиной в стену телеги. — Ты сделаешь это, и ты сделаешь это беспромедлительно, или можешь свободно уйти домой и поплакать в мамкины юбки. Даже когда из него вышибло дыхание, и он был пригвождён к повозке на высоте целого фута в воздухе, мальчик раздул ноздри, как разъяренный бык, и встретил багровый взгляд своего командира со сталью, которой не было у его самых свирепых противников на поле боя. Если бы у него были навыки и размеры, чтобы поддерживать этот огонь, это было бы достойно уважения. Упрямый, Техноблейд поджал губы, когда отпустил его, и по какой-то причине это больше похоже было недовольство, чем на раздражение, упрямый и глупый. Два качества, которые привели бы его к преждевременной кончине. Иннес вскочил на ноги и стряхнул снег с одежды и волос, как мокрая дворняжка. — Я сирота, — сообщил ему мальчик и зашагал прочь. *** Из десяти коек, установленных в лазарете, семь были заняты солдатами, слёгшими с особенно тяжелым случаем простуды. Техноблейд думал, что будет действовать очень осторожно, заглядывая внутрь, не разбудив Фила, но он рассчитывал, что в столь поздний час тот будет спать. Фил поднял глаза со своего места, где поправлял одеяло на одном из своих спящих пациентов и указал кончиком трости наружу. Действие было больше предназначено для Техноблейд, чем для него. Вскоре они стояли на опушке леса рядом с лагерем, закутанные в два слоя тёплой одежды, и у каждого в руках была чашка чая. Тонкие струйки пара поднимались с поверхности и рассеивались в свежем зимнем воздухе. Техноблейд поднял лицо к беззвёздному небу и вдохнул. — Ты выглядишь обеспокоенным, — заметил Фил ещё до того, как у него появилась возможность или желание заговорить. От тяжести его шагов до мыслей, которые не были озвучены, ничто не могло укрыться от пристального взгляда его наставника. Временами он с такой точностью понимал мысли людей, что это вызывало непроизвольный страх даже у Техноблейда, который знал его, казалось, не одну жизнь. Прошло два месяца с тех пор, как его назначили ответственным за призывников, и, несмотря на количество тренировок, они недостаточно быстро совершенствовались. А тем временем ночи становились светлее: весна дышала им в затылок. Через несколько недель растает снег, и враг сможет продвинуться на север. Среди суматохи приготовлений только присутствие Фила успокаивало сердце Техноблейда. Он оторвал взгляд от звёзд и вернул его к деревянным стенам, где как раз должны были поменяться сменщики. — Головные боли, — признал он наконец. Ворона приземлилась Филу на плечо и нежно ткнулась головой в его щеку, прямо под полоской серой ткани, повязанной вокруг глаз. Он провёл двумя пальцами по её гладкой чёрной голове и понимающе мурлыкнул. — Я могу достать тебе что-нибудь. Чуть дальше в лесу раздался какой-то шум, словно на землю упало что-то тяжёлое. Вскоре последовала череда красочных ругательств. Техноблейд на мгновение прикрыл глаза и со вздохом оттолкнулся от дерева. — Немного тишины и спокойствия бы. Он положил руку на рукоять своего меча и направился к источнику шума. Фил вытащил свою трость и побрёл за ним сквозь арку из голых ветвей, в темноте ночи он ориентировался лучше. Там, среди густых деревьев, кто-то тренировался. Снова и снова топор опускался на человеческую фигурку, сделанную из обрывков ткани и соломы. Лезвие явно предназначалось для рубки деревьев, а не для ударом по плоти, удары были медленными и небрежными, а грубая рукоять превратила ладони мальчика в кровавое месиво, и всё же, стоя босиком на снегу, с раскрасневшейся от пота кожей, он казался не ребёнком, а воином, если не телосложением, то решимостью. В этот момент мимо него могла бы пройти целая армия, а он бы и не заметил. — Ах, — сказал Фил, тащась за ним. — Мне было интересно, не один ли он из твоих. Иннес не жаловался на поручения с момента их последнего разговора. На самом деле, парень, казалось, принял слова Техноблейда близко к сердцу. После патрулирования лошадей кормили, чистили и о них заботились, оружие точили, оперение стрел чистили, а дров для костра было собрано на несколько дней вперёд. Иннес переходил от одной задачи к другой с такой скоростью, что Техноблейд за весь день замечал лишь золотую вспышку волос. Теперь он знал почему. — Как долго он сюда ходит? — Две недели, — ответил Фил. — У него запоминающиеся шаги и ещё более запоминающийся язык. И всё же ты мне не сказал, подумал Техноблейд со знакомым раздражением, хотя это продлилось недолго; он никогда по-настоящему не злился из-за Фила — доброго, терпеливого, с открытым сердцем Фила, который питал слабость к раненым животным и светлым душам, обречённым на неминуемую гибель. Техноблейд не был его наставником. До тех пор, пока Иннес уничтожает местную фауну в свободное время, это его не касалось. Он развернулся и сделал десять шагов, когда Фил окликнул его. — Ты знаешь, что не можешь остановить его,— И с той катастрофической мягкостью, которая не раз разрушала Техноблейда, он продолжил: — он по-прежнему под твоей ответственностью. Техноблейд постоял долгую минуту, один раз сжал кулаки и ушёл. На следующее утро Техноблейд нашёл его в задней части столовой. Мальчик кутался в свою тонкую кроличью накидку; из-под скудной меховой прослойки были видны только его покрасневшие уши и копна золотистых кудрей, заправленных в поношенную красную шапочку. Даже собака отказалась бы выходить на улицу в такую погоду, а мальчик так яростно чистил горшок окоченевшими от мороза пальцами, что можно было подумать, будто он пытается проделать дыру. Когда на него упала тень Техноблейда, мальчик вскочил на ноги и схватил щётку, словно собирался швырнуть её ему в лицо. — Ты сукин сын, если ты ещё раз назовешь меня так- — и он резко замолчал, встретившись с невозмутимым взглядом Техноблейда. За две секунды его лицо перешло с шока на ужас, а затем на странное принятие собственной неминуемой гибели. — Командир. Я- я принял вас за кого-то другого. — Я на это надеюсь, — сухо отозвался Техноблейд. — Почему ты не тренируешься с другими? На его лице промелькнуло недоверие. — Но вы сказали– — Я передумал. А сейчас отправляйся на тренировочную площадку, пока это не случилось снова. Лицо мальчика просветлело. Он даже почти перестал дрожать от волнения. — Да, сэр, понял, сэр. Я не заставлю вас пожалеть об этом! Поспешно отсалютовав, он бросил горшок и щётку и промчался между палатками, похожий на быстрого зайца, которому не хватало только маленького подёргивающего хвостика. Его радость звенела в свежем воздухе ещё долго после того, как он ушёл; в её отголосках Техноблейд чувствовал, что принял либо самое важное решение в своей жизни, либо ужасную ошибку. Возможно и то, и другое. Я пожалею, сказала та часть Техноблейда, которая настаивала на том, чтобы держать мальчика на расстоянии, и проиграла. Но не из-за того, о чём думаю. *** Иннес был ужасен во всем: стрельбе из лука, фехтовании, верховой езде. Любое оружие, которое он брал в руки, представляло опасность как и для окружающих, так и для него самого. Даже на утренних пробежках он всегда заканчивал гораздо позже всех остальных. Да, он был быстр, но на открытом воздухе, не имея времени восстановить выносливость, он уставал так быстро, что это не имело значение. За все пять лет обучения новобранцев у Техноблейда не было ни одного подобного безнадежного случая. И всё же. Иннес никогда не позволял себе упасть, пока не достигал финишной черты. Он никогда не ленился, никогда не расслаблялся и не позволял себе ни слова протеста против всего, через что заставлял его проходить Техноблейд, хотя если у кого и было право, то это у него. Техноблейд считал себя учителем, но не справедливым: он был очень суров с Иннесом, потому что тот был самым слабым; он много ругал его за несоответствие критериям, одинаковым для всех. Он видел, как у него поджимались губы, когда его называли ребёнком, и как его глаза сужались при малейшем намеке на его никчёмность, в спаррингах он натравливал на него сильнейших противников, а также тех, кто, скорее всего, собирался нанести раны, серьёзнее синяков. Техноблейд ожидал, что рано или поздно, от всех сломанных носов и жестоких слов, сокрушительных ударов о землю, чистых и милосердных во всех отношениях, борьба сойдёт на нет. Снова и снова мальчик оказывался на холодной земле, избитый, в синяках и униженный. Снова и снова он вставал, стискивал зубы и продолжал сражаться. — Отступи, — сказал Техноблейд, наблюдая, как мальчик, пошатываясь, поднимается на ноги с глазами, настолько затуманенными болью, что они потеряли всякий цвет. Его противник, шестнадцатилетний юноша, едва запыхавшийся, не потрудился поднять его меч. — Сдавайся. Все остальные призывники, давно закончившие спарринг, собрались посмотреть. Иннес прошел мимо них с измождённым видом и с громким криком набросился на своего противника, бесконтрольно размахивая мечом. Техноблейд перехватил его на полпути, легко выбил клинок у него из руки и пригвоздил мальчика ботинком на груди. — Хватит, — сказал он ему. Иннес смерил его таким злобным взглядом, что, если бы взгляды были способны убивать, он бы в одиночку выиграл всю эту войну. Наконец, мальчик понял, что Техноблейд готов стоять там столько, сколько потребуется, и только он корчился на холодной земле, как раздавленный червяк. Он закрыл глаза и дважды постучал пальцами по земле, сдаваясь. Техноблейд переместил ботинок и позволил мальчику подняться, но в душе он знал, что завтра всё повторится. Той ночью тишина была невыносимой, и он бродил по краю лагеря, пытаясь справиться со своим беспокойством, когда он снова обнаружил его там, в лесу: парировал удары, замахивался и просто искал, как получше ухватиться за оружие, предназначенное для кого–то вдвое выше ростом, — и в этом была такая искренняя решимость, что Техноблейд понял, что все его попытки сломить мальчика только делали его сильнее. Фил был прав. Техноблейд не смог остановить его, поэтому он приложил к нему минимум усилий, и запретил себе надеяться. *** Техноблейд хорошо помнит, как впервые увидел тела новобранцев. Вчера, думал он, глядя в их застывшие, стеклянные глаза и лица, искажённые страхом и болью, ещё вчера я слышал, как они смеялись. После этого Техноблейд бросился в самую гущу битвы и не покидал её до тех пор, пока не осталось никого, кого можно было бы убить. Крещённый кровью и дрожащий, как новорожденный зверь, он вдребезги разбился на пороге дома Фила и позволил ему собрать осколки. Со временем на войне ко всему привыкаешь. С годами тела, знакомые и нет, превратились в набор звуков. Имя, мёртв. Имя, пропал без вести. Имя, дезертир, и, набранное мелким шрифтом как постыдное признание, разыскивается. Однако были некоторые обязанности, которые Техноблейд ненавидел больше, чем подсчёт тел. Он просмотрел весь список и добрался до последнего имени, наспех записанного несколькими днями ранее. Техноблейд посмотрел на поле, усеянное телами, и понял, как он устал. Солдаты, которые еще могли стоять, грузили их в тележки по нескольку штук. Рано или поздно кто-нибудь найдёт его. Он шёл мимо раненых, когда заметил это; отблеск грязного золота, сияние голубого. Техноблейд остановился. Иннес сделал то же самое. И хотя он опирался на скамью, сделанную из каких-то ковриков и палок, и выглядел так, словно вот-вот потеряет сознание от потери крови, вид командира заставил его глаза вспыхнуть тем же ярким, вызывающим голубым цветом. Посмотри, казалось, говорил он, я ещё здесь. И мальчик улыбнулся, словно доказать неправоту Техноблейда было большим подвигом, чем пережить то, что не смогли тысячи людей сильнее, лучше его. В этот момент из лазарета вышел Фил, ощупал его на предмет ран и, обнаружив глубокую кровоточащую рану на ключице, громко выругался и втащил его внутрь. В последующие месяцы они продолжили двигаться на юг, оставляя за собой след из массовых захоронений. Ряды новобранцев, которые пришли осенью, после каждого кровавого противостояния продолжали редеть, и всё же каждый раз Техноблейд замечал среди них тот же дерзкий взгляд. Через некоторое время он начал специально искать его. *** — Ещё раз, — сказал Техноблейд. Иннес сильно изменился по сравнению с тем мальчишкой, который вошёл в его жизнь с самоуверенной улыбкой и душой, слишком большой для такого неуклюжего тела. Хотя армия в армии и не было королевской кухни, там кормили лучше, чем там, откуда он родом; постоянные физические нагрузки и жизнь в движении не замедлили его рост, а только усилили его. Он стал стройным и жилистым, а не болезненно худым, как был раньше, и нарастил кое-какие мускулы. Всё ещё веточка по сравнению с Техноблейдом, но веточка, которая могла удержаться на ногах. Иннес прыгнул вперед. Техноблейд легко парировал первые два удара, но едва не пропустил третий, нацеленный ему в живот. Мальчик двигался со скоростью дикой кошки и даже отступая оставался напряжённым, как тетива, готовая к выстрелу. Через год или два он может стать грозной силой в бою; вражеские солдаты в ужасе шептались бы о нём. Однако до тех пор задачей Техноблейда было усмирить его. Он ударил мальчика рукоятью своего меча в грудь, где, как он знал, месяц назад у Иннеса было сломано ребро. В тот момент, когда его внимание отвлекла боль, Техноблейд выбил оружие у него из рук и перевернул его на лопатки. Иннес разинул рот, как рыба. Каждый его вздох был хриплым и болезненным. Техноблейд подошёл и опустил его меч, безвкусную, тяжелую штуковину, перед ним, прижавшимся щекой к холодной земле. — Встань, — сказал он. — Мы ещё не закончили. Мальчик издал звук боли и перевернулся. В его взгляде было столько ненависти, когда он пытался подняться, но он поднялся, потому что некоторые вещи никогда не меняются, в том числе его непреодолимая потребность досадить своему наставнику. — Ещё раз, — повторил он, и танец мечей начался заново. *** Через две недели после этого Техноблейд встречает с Иннесом на поле боя. Это был не первый раз, когда они замечают друг друга сквозь грохочущую, сталкивающуюся, воющую массу тел, однако Иннес впервые оказался достаточно близко, чтобы заметить клинок, нацеленный на его наставника, и принять удар на себя. То, что должно было стать смертельным ударом, просто задело бок мальчика. Меч Иннеса, в свою очередь, рассёк горло вражеского генерала; тот упал, захлебываясь собственной кровью. Вот так рождаются мифы, подумал Техноблейд, когда алый силуэт вспыхнул на фоне восходящего солнца. Мальчик медленно кивнул ему и без промедления ринулся в бой, прорвавшись сквозь врагов, как волна сквозь скалы и песок. Именно той ночью, лёжа на своей койке и прокручивая в голове все возможные сценарии, которые могли произойти, если бы Иннес не вмешался, Техноблейд ясно осознал, что Иннес, вероятно, спас ему жизнь. На следующий день Техноблейд остановил какого-то солдата и поручил ему привести Иннеса. Затем ещё одного. Когда в третий раз его просьба не была выполнена, Техноблейд сам отправился на поиски своего своенравного протеже. Военные лагеря строились в порядке строгой иерархии. В центре стояли палатки генералов и командиров, затем их подчиненных, окруженные фургонами с припасами и другим грузом, окруженные, в свою очередь, самым большим кругом – солдатами самого низкого ранга, среди которых были новобранцы Техноблейда. Я должен перестать называть их новобранцами, подумал Техноблейд, проходя мимо солдат у костра. Теперь они были настоящими солдатами, всего на два года старше, чем когда впервые предстали перед ним дерзкими мальчишками пятнадцати и шестнадцати лет, и всё же постаревшие на десять лет, с тенями на лицах. Те, кто не погиб на поле боя, как правило, оставляли там частички себя. В свои двадцать три Техноблейд сражался в стольких битвах, что сомневается, осталось ли от него что-нибудь вообще. Тихий мальчик с фиолетовыми глазами указал ему на палатку, уединённую от других. Размышляя, его ли это собственное желание или вина резкого характера Иннеса, благодаря которому у него не слишком хорошая репутация среди сверстников, Техноблейд ставит, что это больше связано с последним. И он оказывает ей большое одолжение, назвая её палаткой. Простыню из залатанной ткани, натянутую на дубовую ветку, вряд ли можно назвать укрытием. Внутри не хватает места для Техноблейда. Он заглянул внутрь, определил в коконе, отдалённо напоминающем человека, Иннеса и толкнул его ногой. Когда солдата это не разбудило, он сорвал с него одеяло. Иннес был так бледен, что на мгновение Техноблейду показалось, что он смотрит на труп. Но затем мальчик сильно задрожал и свернулся в тугой комочек, что-то невнятно бормоча. Пот лился с него ручьём. Техноблейд обычно не прибегает к ругани даже в самых напряжённых ситуациях, но когда он перевернул Иннеса и потянул за бинты, стянутые у него на животе, он выругался так громко и так страстно, что некоторым морякам стало бы стыдно. Фил долго стоял, склонившись над ним. Техноблейд расхаживал по лазарету, чтобы не зависнуть у него за плечом. — Я чувствую, как ты дышишь мне в затылок, — сказал ему Фил, — и это не заставит меня работать быстрее. Через некоторое время у него начала болеть нога, в которую его ударили, чтобы сбить из седла, так что ему пришлось сесть, прежде чем Фил поймал и заставил его это сделать. Иннес не просыпался. Он непрерывно двигался, переворачивался то на один бок, то на другой, как будто не мог найти положение, в котором ему не было бы больно, но его глаза оставались плотно закрытыми. В лихорадке он продолжал что-то бормотать, обращаясь к кому-то отрывистыми предложениями. — Уилбур, — пробормотал он, когда Фил ненадолго отлучился в кладовку, а затем хрипло крикнул. — Уил! Техноблейд больше не мог этого выносить. Он поймал размахивающую руку Иннес, накрыл её обеими своими и сжал. Внезапно крики прекратились. Глубокая складка между его бровями разгладилась, став если не умиротворённой, то, по крайней мере, не такой совершенно обезумевшей. Холодные пальцы время от времени сжимались в руках Техноблейда, как будто он хотел сжать их в ответ, но не мог. Фил вернулся с чашкой горько пахнущей жидкости. Техноблейд поднял мальчика, пока лекарь осторожно вливал жидкость в его приоткрытые губы. Иннес проглотил лекарство, благодаря его нежному потиранию горла, и через несколько минут погрузился в сон без сновидений. — Обычно Томми сам ухаживает за своими ранами, — сказал ему Фил, указывая на обширную сеть шрамов на груди и животе мальчика, прежде чем укрыть его грубым шерстяным одеялом. — И он неплохо справляется с этим, но он не ожидал заражения. — Томми, — безмолвно повторил Техноблейд, уставившись на маленькую хрупкую руку в своей и внезапно осознав, что за год с лишним знакомства он так и не узнал имени мальчика. — Что нам теперь делать? — Молиться, — сказал Фил, — и ждать. *** — Они называют тебя Ангелом Смерти. Говорят, что люди благодарят тебя, когда умирают. Ничего так много не говорило о характере Иннеса, чем то, что первым, что он сделал после преодоления смертельной лихорадки, это угадал личность легендарного воина. Техноблейд замер на входе. Ночь была тёмной, и тени скрывали его. Сквозь наполовину поднятую ткань палатки он увидел Иннеса- Томми, полусидящего на своей койке, усталого, но бодрствующего. Ясные сапфировые глаза изучали Фила с неприкрытым любопытством. — Да? — хотя Техноблейд не мог видеть лицо Фила под таким углом, он легко представил подобие улыбки в уголках его рта. — Что ещё они говорят обо мне? — Что ты заключил сделку со Смертью… и обменял свои глаза на бессмертие. Услышав это, Фил искренне рассмеялся. — Тогда, должно быть, ей действительно понравились мои глаза. Мальчик слегка поёрзал. Техноблейд представил, как он опустил подбородок, или сплел пальцы вместе, или что-то ещё, свидетельствующее о его волнении. Если и было что-то, чему Томми никогда не мог научить, так это скрывать свои эмоции. — Ты можешь пока не говорить командиру, что я проснулся? — спросил мальчик, и Техноблейд, сам того не желая, наклонился немного ближе. — А? — Спросил Фил, чуть громче. — Ты боишься, что тебя отправят обратно на поле боя? Томми покачал головой, как будто находил саму идею нелепой. — Худшее, что может сделать враг, - это убить меня. Командир закапает меня в могилу живьём, — серьезно сказал он. Выражение преувеличенного страдания на его лице переросло в нечто более серьезное, когда он погрузился в длительное молчание, которое бывает у людей, готовящихся признаться в какой-то тайне, в какой-то постыдной скрытой мысли. — Он ненавидит меня до глубины души. Фил мог бы рассказать Томми, как Техноблейд ворвался в лазарет с ним на руках, как он приходил проверять его по нескольку раз в день, и что, когда Фил наконец попросил его уйти, пообещав сообщать ему о любых изменениях в состоянии мальчика, расхаживал взад-вперёд перед палаткой, как беспокойный сторожевой пёс. Вместо этого Фил улыбнулся и взъерошил волосы Томми, бросив, казалось, совершенно случайный взгляд на Техноблейда, притаившегося у входа. — Отдыхай. Я обещаю не позволить этому грубияну тиранить тебя, пока ты полностью не поправишься. *** Техноблейд, прихрамывая, добрался до лазарета, нащупывав что-то в темноте. Перед глазами у него всё ещё было красное, в ушах стучало, и только одна мысль снова и снова проносилась в голове, Фил может помочь. С одной из кроватей поднялась фигура. Фигура, которая не принадлежала Филу. — Командир? Зажёгся фонарь. Томми поднял руки перед лицом направленного на него меча. Он проглотил заметный комок в горле, но с места не сдвинулся. Глупо и безрассудно, подумал про себя Техноблейд и внезапно начал заваливаться вперед. Мальчик уронил фонарь и дернулся, чтобы помочь ему, и, хотя почти согнулся под его весом, сумел помочь ему соскользнуть вниз, прислонившись к одному из столбов палатки. Поднявшись на ноги, он немного смягчил его боль от травм. Техноблейд издал звук, нечто среднее между облегчением и благодарностью. — Где Фил? — проворчал он. Глаза Томми были широко раскрыты. Он явно пытался оторвать взгляд от большого тёмного пятна на его плече. — Он сказал, что пошёл… на охоту? — он снова сглотнул и облизал губы, и– ах. Теперь Техноблейд вспомнил. Фил предупреждал его, что будет выполнять приказы своей Леди. Ну что ж. Очевидно, он выбрал неподходящее время для ранения. — Должен ли я послать кого-нибудь за ним, или- или отправится за ним сам, или- — Не беспокойся. — голова Техноблейда с мягким стуком прислонилась к шесту. Он позволил своим векам опуститься. — Он не вернется по крайней мере несколько часов. — В это время он мог бы немного поспать. Фил всегда говорил, что ему нужно больше отдыхать. Он услышал, как Томми встал и ушёл. Надеюсь, вернулся в свою койку, чтобы снова уснуть. В конце концов, была середина ночи, и он всё ещё приходил в себя. Послышалось какое-то шарканье, а затем холодные руки коснулись импровизированной повязки, с помощью которой он пытался остановить кровотечение. Он открыл глаза и увидел Томми, склонившегося над ним с сильно нахмуренным лицом и ножом, которым он распиливал тугой узел. У его колена стояло ведро с тёплой водой, а также небольшой сундучок, в котором Техноблейд узнал тот, где Фил хранил свои припасы. — Что ты делаешь. — Латаю своего командира, очевидно. — Зачем? — Потому что он истекает кровью и кто-то, чёрт возьми, должен это сделать? — Томми ещё раз сильно дёрнул за бинты, и они, наконец, разошлись. Техноблейд поморщился, когда ткань оторвалась, отрывая куски кожи и обнажая половину стрелы, всё ещё торчащей из его плоти. — Дерьмо. Сука. Блядь. — Как всегда красноречив, — сухо прокомментировал Техноблейд. Томми даже не взглянул на него. Значит, всё настолько плохо. — Мне придется резать, — сказал он с оттенком плохо скрываемой паники в голосе. — Чтобы, знаешь, не расцарапать тебе всё плечо, пытаясь вытащить наконечник обратно через входное отверстие... — Да, я знаю. — Это будет очень больно. — А тебе нужно принять ванну. — на него устремился фирменно вызывающий взгляд. Техноблейд поднял бровь. — Что? Я думал, мы констатируем очевидное. Томми покусывал нижнюю губу, но, к счастью, его руки больше не дрожали. Он глубоко вздохнул и сжал их в кулаки. — Тебе нужно что-то прикусить? Первой реакцией Техноблейда было бы отказаться, но сейчас, когда он подумал об этом, было бы довольно неловко откусить себе язык перед самым молодым солдатом в его отряде. Он взял кожаные ножны от ножа, которым Томми разрезал бинты. — Ради всего святого, только не считай до трёх, — сказал он, зажимая его между зубами. — Два, — сказал Томми, и зрение Техноблейда побелело. Его ногти царапнули дерево, крик родился и умер в его горле, и вот так всё и закончилось. Он прислонился к столбу, пот струился по его лицу, он пытался выровнять дыхание. Выплюнутый кусок кожи лежал рядом с окровавленным наконечником стрелы. Через мгновение, которое казалось одновременно ничем и вечностью, чья-то рука осторожно легла на его плечо, немного выше травмы. — Сэр? — В порядке, — процедил сквозь зубы Техноблейд. Он снял с пояса фляжку и опрокинул её, горькая жидкость обожгла горло. Напряжение вытекло из него, как вода из тающих ледышек. Томми помог ему подняться с земли, добраться до ближайшей койки и стянуть с него остатки рубашки и доспехов. К месту выхода стрелы были прижаты рваные лохмотья, сквозь которые просачивалась кровь. — Подержи это, пока я буду зашивать, — приказал он. Техноблейд, ошеломлённо моргая, наблюдал, как он вдевает нитку в иголку, словно делал это бесчисленное количество раз до этого, и держит её над пламенем свечи, пока кончик не начинает светиться красным. Техноблейд резко вздохнул, когда игла пронзила кожу, но по сравнению со стрелой, пронзившей его плечо, боль была терпимой. Томми сгорбился позади него, бормоча что-то себе под нос. Это звучало ужасно похоже на проклятия. — Тебе следует вымыть рот с мылом. — Вы далеко не первый, кто говорит мне это, и, как и всем до вас, я скажу: со всем уважением, идите нахуй. Я собираюсь использовать любую лексику, которую, чёрт возьми, захочу. — Да? — Техноблейду стоило только оглянуться через плечо, и Томми побледнел как привидение. Он опустил взгляд на свои руки, его лицо немного побледнело, когда он понял, что командиру всё ещё нужно зашить рану. — Кстати, как вас подстрелили? — проворчал мальчик, выглядя гораздо более ручным. — Есть вещи, которые по рангу тебе знать не положено. — Вы разбудили меня посреди ночи, чтобы я буквально вытащил из вас стрелу, — отметил Томми. — Думаю, я заслуживаю знать хотя бы что-то. — Подвела удача, хорошие лучники, и я никогда не просил тебя о помощи. Игла вошла в его кожу гораздо более резко, чем раньше. Техноблейд нахмурился, но Томми был невозмутим, завязал узел и обошёл кровать, чтобы поработать с другой стороны. Они сидели в тишине, Техноблейд время от времени что-то ворчал, а Томми быстро и ровно накладывал швы на рану. Его брови, поза и весь он отражал глубокую сосредоточенность, которая казалась чуждой мальчику, который обычно не мог оставаться неподвижным дольше мгновения. — Неплохо, — признал Техноблейд, когда Томми закончил, осторожно проводя большим пальцем по гладкому лоскутному одеялу из кожи и шелковых нитей. — Осмелюсь сказать, что ты гораздо более талантлив с иглой, чем с мечом. — Мне не нравится убивать. Мне нравится шить, — сказал Томми. Он вручил Техноблейду грубое, жёсткое одеяло, в которое нужно было завернуться, - и он только сейчас понял, что сидели они на его раскладушке, - с вышитыми в одном углу всевозможными цветами. — Говорил другим, что собираюсь стать портным, вы знаете, после, хотя я ещё не настолько хорош, и в гильдии огромный вступительный взнос, и экзамены сложные- — После? — Техноблейд посмотрел на него, и на щеках Томми вспыхнул румянец. — Мы- иногда делимся, — объяснил он, закидывая ноги на койку и садясь по-турецки. — Когда всем становится особенно хреново, мы садимся у костра и говорим о том, чем хотим заняться после войны. Иногда это простые вещи, например, есть торт до тех пор, пока тебе не станет плохо, или пригласить на свидание кого-то, в кого ты влюблен, а иногда нам просто нравится... притворяться. В моем подразделении есть парень по имени Таббо. Невысокий парень, чертовски сильный, однажды протаранил кому-то нос, он был тогда действительно зол. Он говорит, что хотел бы, чтобы его биологический отец вернулся, и я мне этого не хочется, потому что он мудак, раз вообще бросил Табс, но каждому своё, понимаешь? Техноблейд замычал. Томми складывал припасы в маленький сундучок и бросал тряпки обратно в ведро с мутной красной водой, когда остановился и заговорил снова. — Коммандер, могу я задать вопрос? — Ну, один ты уже задал. Томми, казалось, хотел нахмуриться, но это было наполовину сформированное усилие, подавленное тихой торжественностью его следующих слов. — Что вы собираетесь делать, когда закончится эта война? Это не был странный вопрос. Даже не сложный, но у Техноблейда всё равно перехватило дыхание. — Война никогда по-настоящему не закончится. Где-то всегда будут бои, и там, где будут бои, буду я. Томми казался поражённым. — Вы от этого не устали? Да, подумал он, на мгновение прикрыв глаза, я устал. Устал видеть, как умирает молодёжь. Устал истекать кровью за причины, в которые он не верил, и за суверенитет страны, которая никогда не ощущалась домом. Но мысль о прекращении пугала его больше смерти. — Я не был создан для мира, — пробормотал он. — Я тоже не был создан для войны, — сказал Томми. — Я думаю, вам пришлось так долго сражаться, что вы забыли, каково это - бездействовать. Я думаю, когда придёт день сложить знамена и вложить мечи в ножны, самый смелый выбор, который только можно сделать, - это продолжить жить. Техноблейд смотрел на этого ребенка, который видел мир в простых голых фактах, в то время как такие люди, как он, прятались за бесконечной чередой оправданий, и думал, что, возможно, он не настолько храбрый человек, каким его считал Томми. — Могу и я задать тебе вопрос? — Один вы уже задали, — Томми одарил его дерзкой ухмылкой, и Техноблейд подавил желание закатить глаза. — Кто такой Уилбур? Томми окаменел. — Как- где вы услышал это имя? — Ты произносил его имя в горячке. Подумал, что он может быть кем-то важным, раз ты продолжал так его звать. Томми заметно расслабился, хотя по-прежнему выглядел на грани паники. — Уилбур - мой брат. Он взял меня к себе, когда приют закрыли, хотя сам едва достиг совершеннолетия, работал день и ночь только для того, чтобы накормить нас, а затем отдал меня в ученики к местному портному. — Кажется хорошим братом. Должно быть, он очень скучает по тебе. Томми съёжился и кивнул. Никогда ещё он не выглядел таким юным, даже когда впервые появился на тропинках лагеря, сопливый и с неуправляемым детским характером. У Техноблейда не было братьев или сестер. Он был почти уверен, что разговаривал с детьми два или три раза за всю свою жизнь. Но когда он обнял Томми за спину и мягко потянул, чтобы тот опёрся на его здоровое плечо, это показалось правильным. Был момент, когда Томми напрягся, и Техноблейд подумал, что тот может отстраниться, но затем он расслабился и придвинулся немного ближе. — Возможно, — очень медленно начал Техноблейд. — Когда эта война закончится, я смогу купить ферму. Ты будешь удивлён, но зарплата командира не такая уж и маленькая. Я ни на что не тратил эти деньги, и мне всегда хотелось увидеть сельскую местность, когда она не сожжена и покрыта сажей... — Ферма, — повторил Томми. — Там, где выращивают еду? — сказал Техноблейд, чувствуя себя глупо, но Томми слушал очень серьезно, так что, возможно, это было не так уж глупо. — Не пшеницу, потому что для этого нужны огромные поля, и это кажется слишком трудоёмко, так что, может быть, что-нибудь вроде тыквы или картофеля? — Картошка звучит неплохо, — сказал Томми, зевая и поворачиваясь, чтобы поудобнее устроиться у него под мышкой. — А как насчёт животных? — Цыплята, — сказал Техноблейд, обдумывая это. — Может быть, несколько овец и корова. И собаки. Много, много собак. — Ммм. — веки Томми начали опускаться, и он попытался прогнать сонливость, но это была проигранная битва. — Может быть, мы сможем как-нибудь заглянуть к тебе на ферму. Мы с Уиллом. Я думаю, вы бы ему очень понравились. — Если он хоть немного похож на тебя, спасибо, но я бы предпочёл избежать этого знакомства любой ценой. — Пошёл ты, — выдохнул Томми, но к этому времени он уже почти спал. Техноблейд хотел было поворчать, потому что это он был ранен, а на узкой койке было недостаточно места для них обоих, но вместо этого он притянул Томми ближе и задумался, как получилось, что после того, как он делал всё, чтобы держаться на расстоянии, он каким-то образом оказался с мальчиком, прижатым прямо к его боку. Несколько часов спустя Техноблейд очнулся от глубокого сна, почувствовав, как руки Фила шарят у него на плече. Он приоткрыл глаз и подождал, пока его наставник подтвердит то, что он уже знал - рана оставалась закрытой, и он не истекал кровью. Ладонь Фила коснулась копны золотистых кудрей, и он остановился. — Это Томми? Техноблейд утвердительно хмыкнул. Когда губы Фила скривились в одной из его раздражающих понимающих улыбок, он натянул одеяло повыше на грудь Томми и снова заснул. *** — Мы должны предупредить их, — сказал один из генералов. — В противном случае они попадут прямо в ловушку, и эта война будет проиграна. — Птиц можно подстрелить, а письма украсть. Если мы дадим хоть какой-то признак того, что нам известны их планы, они просто изменят время налета. — Я сделаю это, — сказал Томми, которого Техноблейд взял с собой только при условии, что тот будет молчать. — Дайте мне самую быструю лошадь, воды на полторы недели, и я предупрежу наших союзников, даже если это будет последнее, что я сделаю. Удивительно, как один человек может быть невидимым в одно мгновение, а в следующее стать центром внимания взглядов всех высокопоставленных офицеров и генералов, некоторых с сомнением, некоторых с откровенным недоверием. Томми выдержал их с достоинством. Ни разу линия его губ не дрогнула, ни разу его решимость не дала трещину. Гордость и ужас Техноблейда вели жестокую битву. После часа угроз расправы практически каждому человеку в командовании, от полковников до самого короля, Техноблейд обнаружил Томми, затягивающего подпругу на прекрасном жеребце породы пинто с подготовленными и упакованными для путешествия седельными сумками. Когда он приблизился, мальчик выпрямился. — Командир. — обратился он, изо всех сил стараясь, чтобы их взгляды не встретились. Под нос Иннесу сунули металлические ножны. Он посмотрел на Техноблейда, лицо которого ничего не выражало, замешательство сменилось благоговением, когда он вытащил меч. Клинок был простым, но легким и рассекал воздух с лёгкостью пикирующего сокола, когда Томми тщательно повторил несколько парирований. В руках верного владельца он был одновременно и смертоносным оружием, и произведением искусства. — Это мне? — бывали времена, когда Томми казался мудрым не по годам, и такие, как сейчас, когда его глаза сияли, что заставляло его выглядеть на свой истинный возраст. Техноблейд не удостоил его ответом. — Тебе предстоит проехать через сердце враждебной территории, — сказал он, передавая ему снаряжение: лёгкий лук, колчан, полный стрел, и, наконец, изумрудную серьгу на тонкой серебряной цепочке. — Держись подальше от дыма костров, передвигайся по открытой местности только ночью, и если ты подозреваешь, что кто-то преследует тебя, не вступай в бой. Беги. Томми долго смотрел на изумруд в своей ладони, затем сжал кулак и прижал его к сердцу, потому что если и было что-то, что он понял в Техноблейде за три месяца с того дня в палатке, так это то, что он найдёт тысячу способов не признаться в страхе. — Если кто-то и может это сделать, то это я, — сказал он. — Я лучший человек, который у вас есть. — Ты чертовски прав, — сказал Техноблейд. — Поэтому ты доставишь это сообщение, и если тебя ранят на дороге, ты спрячешься и будешь ждать, пока я не приду и не найду тебя. Сколько бы времени это ни заняло. Это было, пожалуй, самое большое проявление заботы о ком-либо, и самое сильное волнение, которое просачивалось в его голос. Видя, каким потрясённым выглядел Томми, он подумал, что, возможно, это также было самым большим проявлением заботы, направленным на него. Техноблейд внезапно понял, что ему наплевать на исход этой войны. Возможно, когда-то давным-давно, но то отдалённое чувство меркло по сравнению с тем, что он чувствовал, видя мальчика, которого он превратил в солдата, и который готов отправиться на настолько самоубийственное задание. Через мгновение мальчик кивнул, глаза подозрительно заблестели, и взобрался в седло. Однако, прежде чем он успел натянуть поводья, Техноблейд поймал его за запястье. — Не смей умирать, солдат, — сказал он, и Томми улыбнулся своей непринуждённой улыбкой, которая сияла, словно луч солнца, проглядывающий сквозь самые тёмные тучи. — Если Мрачный Жнец придёт за мной, я дам ему знать, что вы разрешения не давали. Он пришпорил своего скакуна, в последний раз надменно отсалютовав, когда Техноблейд был вынужден отступить, и пустился галопом. В следующий раз он смог увидеть Томми только через год. *** Заключённые покидали свои камеры медленно и недоверчиво, будто боясь, что одно неверное движение и спасение исчезнет, как слишком-хороший-чтобы-быть-правдой сон. — Мои люди выведут вас за пределы замка, — сказал Техноблейд толпе с осунувшимися, болезненно-бледными лицами, — Там вы сможете получить необходимую воду, еду, одежду и медицинскую помощь. А потом вас отвезут домой. Война закончилась, шёпот эхом разносился по сырым тёмным коридорам. Мы можем идти домой. За последние три месяца освобождения своих пленённых солдат из вражеских укреплений Техноблейд столько раз слышал эти слова, что они потеряли смысл. — Это все? — спросил он у капитана, подошедшего слева от него. Он был готов услышать 'Да, сэр', но стоило ему закрыть глаза, и, как и каждый раз до этого, им овладело горе. Рука Фила коснулась его руки. Любой другой сказал бы Техноблейду сдаться. Шансы найти одного человека среди десятков тысяч были чрезвычайно малы, не говоря уже о шансах на то, что Томми всё еще будет жив спустя целых два года. Курганы массовых захоронений простирались от северных горных хребтов до береговой линии никогда не замерзающих морей. Но Фил, потому что он был Филом, сказал: — Мы продолжим поиски. Есть ещё несколько баз и лагеря беженцев, до которых мы не добрались. — Когда Техноблейд не ответил, он сжал его плечо с шрамом в виде вспыхнувшей звезды. — Мы найдем его, Техно. Техноблейд заставил себя дышать, несмотря на стеснение в груди, и кивнул. Они направились к выходу из подземелий, когда кто-то со спутанными грязными волосами, закрывающими лицо, и сильно припадающий на левую ногу, преградил им путь. Это была женщина, но глаза выдавали в ней солдата. — Это не все, — сказала она им. — Есть ещё один. Они держали его отдельно от всех. Это было частью пыток. — Вы знаете, как он выглядит? — спросил Фил, но солдат смотрела на Техноблейда, на всё, что отличало его от других: от узора шрамов на лице, длинных волос, которые он заплетал в косу, до изумруда, свисающего с мочки уха. — Он говорил, что ты придёшь за ним, — сказала она, и сердце Техноблейда остановилось. — Показывай дорогу, — потребовал он. Она повела их в глубь подземелья, вниз по такой узкой лестнице, что один человек едва мог пройти мимо, не задевая заплесневелую стену, и через коридор, где единственным источником света был факел Техноблейда. Дюжина красноглазых крыс разбежалась во всех направлениях, когда они приблизились к двери с массивным металлическим висячим замком. — Я не знаю, где ключ, — сказала солдат, но Техноблейд уже передавал ей факел. Фил оттолкнул женщину назад, когда командир поднял свой топор, развернул его и обрушил тупой стороной на замок. Через пять ударов он выглядел почти развалившимся. Техноблейд отбросил топор и плечом проложил себе дорогу. С порога его поразил запах крови и гнили. Камера казалась пустой, если не считать соломы, разбросанной по полу, и кучи дохлых крыс, сваленных в углу. Но потом свет факела попал на кучу грязных тряпок, и они задергались. Несмотря на всю потребность подойти, пульсирующий в его венах, что-то заставило Техноблейда замедлиться. Он прокрался через комнату, опустился на колени перед чем-то, свёрнутым калачиком на полу, и приподнял это с нежностью, с которой передают снежинку, пытаясь рассмотреть её поближе, не сломав и не растопив своим дыханием. То, что оказалось в его объятиях, трудно было назвать человеком. Его конечности были такими тонкими, что Техноблейд мог обхватить ладонью его предплечье, и его пальцы бы соприкасались. Очертания каждой косточки выпирали на хрупкой, тонкой, как бумага, коже, которая была усеяна увядающими кляксами синяков, и была исцарапана, порезана и обожжена везде, что едва ли остался хоть один незапятнанный участок. Но когда Техноблейд убрал волосы со его лица, ресницы затрепетали от ощущения руки, и он посмотрел в глаза, которые не смог бы забыть и через сто лет. — Я пытался, — прохрипел Томми, чей взгляд был достаточно сфокусирован, чтобы разглядеть синюю форму Техноблейда. — Я скакал четыре дня. На пятый лошадь упала замертво. Ещё два дня я шёл… лагерь был так близко… Но они загнали меня в угол. Я взял стрелу, выгравировал на древке записку и выстрелил высоко-высоко над деревьями... — он закрыл глаза и вздрогнул от долгого вдоха. — Сработало? Я это сделал? — Да, — сказал Техноблейд, задыхаясь. — Ты спас много жизней. — И, провозгласив тебя героем, они окрестили тебя Алкестида. На лице Томми промелькнуло узнавание. — Ты нашёл меня. — Его губы начали растягиваться в улыбке, но на полпути дрогнули, как будто большее причиняло боль. — Сколько времени прошло? Три месяца, четыре? — Почти год, — ответил Фил, когда Техноблейд не смог заговорить. — Год...— одними губами произнёс Томми. Он нахмурил брови. — Хм. Прошлой весной мне исполнилось пятнадцать. Теперь я могу записаться в армию. Техноблейд влажно хмыкнул и просунул руки под голову и колени Томми, как это делают с новорождённым младенцем. — Давай вытащим тебя отсюда. Вынести его из подземелий, преодолеть несколько лестничных пролётов и длинных коридоров было несложной задачей – мальчик почти ничего не весил. Он казался спящим, как будто разговор отнял у него все силы, и Техноблейд несколько раз замедлялся, чтобы убедиться, что тот всё ещё дышит. Как только они вышли на улицу, Томми окончательно проснулся. Он запрокинул голову, чтобы посмотреть на небо, сверкающее мириадами звёзд, и глотнул тёплый летний воздух, как будто никогда не пробовал ничего слаще. Даже его измождённые черты исказились в выражении чистого неподдельного удивления. Техноблейд опустился вместе с Томми на траву. Под серебряным оком луны он мог видеть то, что ускользнуло от пламени факела. Травмы, старые и новые, во всей их ужасной красе. Черная гниль, которая охватила всю ступню и поднималась до половины колена. На некоторых участках плоти виднелись следы крошечных зубов. Волосы, которые раньше напоминали Техноблейд расплавленное золото, стали чистыми, блестяще-белыми. — Что случилось? — прошептал он. — Они каждый день приходили и задавали вопросы. Где размещены подразделения, численность, слабые места... Сначала они просто избивали меня, но я думаю, что сопротивляться своим мучителям, в конце концов, не самая хорошая идея. Показал им средние пальцы, чтобы поняли, что я не собираюсь ничего говорить. — Томми поднял дрожащую правую руку, и культи, обмотанные лоскутками пожелтевшей ткани, дернулись. — Я больше не могу шить. — Казалось, он сожалел об этом больше, чем о том очевидном факте, что, если уж на то пошло, он даже не мог ходить или двигаться. Техноблейд поймал его руку и осторожно опустил её к груди. — Это очень больно. — Пробормотал Томми. Он медленно моргнул и с трудом смог снова открыть глаза. — Думаю, сейчас мне хочется поспать. У него ёкнуло сердце. — Ты не можешь. Твой брат ждёт твоего возращения домой. Томми снова улыбнулся ему, но на этот раз почти с жалостью. — Уилбур умер много лет назад, — сказал он, словно Техноблейд уже должен был сообразить. — Туберкулез не имеет ничего общего с войной, — добавил он. — Разве ты не хочешь увидеть рассвет? — всё же спросил Техноблейд, потому что был в отчаянии и не имел оправданий. — Рассвет, — повторил Томми, и на его лице появилось мечтательное выражение. — Я давно не видел солнца. Техноблейд усадил мальчика спиной к собственной груди, так осторожно, словно держал что-то стеклянное, после чего взглянул на своего наставника с безмолвной мольбой. Однако Фил стоял в стороне, прислушиваясь к чему-то. Из неоткуда поднявшийся ветерок и унёс его тихий ответ, но выражение его лица сказало Техноблейду всё, что ему нужно было знать. Он расстегнул свой плащ, укрыл им Томми и с ужасом ждал восхода солнца. На поле слева от них были зажжены костры, где находились бывшие заключённые и солдаты, пришедшие им на помощь. Языки пламени плясали на их осунувшихся, измученных временем лицах, и хотя некоторые воспряли духом при известии о победе в войне, большинство выглядело так, словно они никогда не покидали своих камер. Больше не безнадёжны, но потерянны. — Я решил сражаться, — сказал Томми, — за тех, у кого не было роскоши выбора. Чтобы больше людей пораньше смогли вернуться домой. — Он посмотрел на Техноблейда и, совсем как Фил, знал, что именно происходит у него в голове. — Это займет время. Возможно, всю их жизнь. Но однажды они проснутся и поймут, что способны жить дальше. — Ты не сможешь, — произнёс Техноблейд и понял, что его трясет. Томми тихо вздохнул и положил голову ему на плечо, словно только Техноблейд был тем, кто нуждался в утешении. — Ты нашёл меня. Теперь мы оба можем отдохнуть. Небо светлело. Звезды гасли одна за другой. Техноблейд считал каждую, пока не осталось ни одной, и он больше не мог продолжать отвлекаться. Он устремил свой взгляд на сверкающий золотой диск, поднимающийся над горизонтом, прежде чем резь в глазах заставила его отвернуться, и в этот момент почувствовал, как чьи-то нежные, ох-такие-осторожные руки забирают Томми из его объятий. И он отпустил. Когда он открыл глаза, Томми всё ещё был на месте. Его голова была прижата к груди, и он не дышал. Его жизнь была слишком короткой, и большая её часть была пронизана страданиями, и всё же он ушёл улыбаясь, как будто не мог представить лучшего финала. Позже Фил сказал ему, что травмы Томми были несовместимы с жизнью, и что это чудо, что он продержался так долго. — Ты сказал ему подождать, и он ждал, — сказал его наставник, когда последняя горсть земли была брошена на вершину небольшого холмика посреди живописного цветочного поля. Они похоронили его завернутым в плащ Техноблейда, и вместе с клинком, воткнутым в землю вместо надгробия и обёрнутым нитками и сшитым одеялом, потому что задолго до того, как Томми стал солдатом, он был творцом красивых вещей. *** На месте одного из старых сражений, среди деревьев и кустарников, выросших на почве, которая когда-то была пропитана сажей и кровью, возникла деревня. Около пяти десятков домов простояли более одной зимы, и с каждым годом их становилось всё больше, поскольку на улицах начали появляться дети, которые никогда не были свидетелями ужасов войны. За деревней на вершине небольшого холма стоял старый фермерский дом. Кто-то залатал рухнувшую крышу, заменил прогнившие балки и засеял некогда заброшенные поля урожаем. Вода текла по тщательно вырытым канавам, и куры расхаживали между рядами картофеля. Фермер толкал тележку по морю зелени, рядом с ним была маленькая белая собачка. Иногда она убегала погонять воробьёв, иногда возвращалась, чтобы бегать кругами вокруг человека, когда он, напевая себе что-то под нос, опускался на колени, чтобы пощупать корни одного растения или потереть листья другого. Он в сотый раз отталкивает перевозбуждённого щенка, когда замечает фигуру, машущую ему с тропинки, с большой корзиной, свисающей с локтя, и приносящую с собой запах муки и свежеиспечённого хлеба. — Ники, — он встал и поправил соломенную шляпу на голове. — Что привело тебя сюда? — Жена Фила пришла. Они приглашают всех в гости. Ты придёшь? — Через минуту” — ответил он. — Мне нужно закончить ещё пару дел по дому. — Я оставлю тебе немного выпечки, — пообещала Ники с улыбкой. Она ушла, а Техноблейд вернулся к картофелю. Он втыкал вилы в мягкую, прогретую солнцем почву и поднимал, пока корни не разрыхлились. После он схватился за основание стебля и вытащил его вместе с дюжиной висящих клубней. Их опустили вместе с другими в тележку, которая была уже наполовину заполнена, и приступили к следующим. Только когда он вытер пот со лба, опираясь на вилы, чтобы немного размять ноющие ноги, с руками, покрытых по локоть грязью, до него дошло, что за весь разговор с Ники он ни разу не подумал о ней как о солдате и не вспомнил, что сегодня был день смерти Томми. Чем больше он думал об этом, тем больше понимал, что мальчишка с самого начала был прав. Прошли годы с тех пор, как он прикасался к своему мечу для чего-то, кроме как вытереть с него пыль. Его старая униформа томилась в глубине шкафа, медленно поедаемая молью. Каждый день он вставал до рассвета, чтобы покормить животных, чувствовал острую боль в груди, наблюдая за рассветом, и занимался своими делами, ухаживая за растениями и приводя в порядок хозяйство. Потребовалось много проб и ошибок, но он стал почти таким же хорошим плотником, как и фермером. Жизнь была хороша, и Техноблейд был готов к тому, что она будет становиться ещё лучше. Он посмотрел в небо цвета последнего взгляда Томми и продолжил свою работу.