Судьба на кончике кисти

      На что способно воображение и взмах кисточки по полотну, смесь цветных красок и мастерство? Фантазия художника не знает границ, когда речь идёт о картине и навязчивом желании изобразить видимую реальность. Ведь там она обретает черты и детали, которые никогда не смогут воплотиться в жизнь…       Так почему именно эта картина стала главным достижением выставки, посвящённой мистике и суевериям? Ничем особенным, кроме подетально точной подачи местных пейзажей, рисунок не выделялся. Позеленевшие раскидистые поля, облака в форме пасущихся по небу овец, и каждая тень, листочки на деревьях и стебельки растений прорисованы с невероятной достоверностью, будто репродукция или цветная раскадровка вошедших в моду печатных фотографий.       -Искусство призвано демонстрировать вещи не такими, какими они есть, искажая истину по воле зодчего. На этой картине, — мужчина провёл пальцами по холсту, с небывалой нежностью касаясь следов влажной кисточки, — художник решил изобразить мир до того, как по земле прошлась Великая война.       -Вы правы, Глеб Александрович, — кивнула Аврора, задумчиво всматриваясь в холст. — Мир уже не тот, каким был прежде.       Кровавые события последнего военного конфликта до сих пор тлели в памяти людей, как пепел после ожившего кошмара. Осознание, что это произошло по вине самого человека, затеявшего и затянувшего войну в угоду амбиций и искренней веры в «правое дело», была немыслима… бесчеловечна. Крупные страны воссоздали пекло ада, в котором сожгли землю и людей, где некогда Аврора радовалась детским шалостям. Она смахнула слезу, отгоняя прочь видения об улыбке погибшего на той страшной бойне старшего брата, любимого отца…       -Хочешь, чтобы твоё видение мира украшало выставку вместо этого экспоната анонимного художника? — Глеб Александрович, как всегда, прочитал её намерения по сжатым губам, опечаленному взгляду. Они давно знакомы — знаменитый меценат, коллекционер, господин Вереницкий и сотрудница одной из десятков галерей по всему миру, которые ему принадлежали, девушка из образованной сербской семьи Аврора Кроль.       -Мне далеко до таланта Айвазовского или Рене Маргитта, — поникла Аврора. — У меня готов сюжет для новой картины, я даже сделала пару набросков… Но, увидев моё очередное творение, вам хватит аргументов «против», лишь бы не допускать картину к выставке.       -И всё же я бы с удовольствием выслушал аргументы «за», — ответил, улыбаясь, господин Вереницкий. Аврора любила видеть его в хорошем настроении — тогда этот мужчина казался не только самым умным и добрым человеком на свете, но и настолько очаровательным, что едва получалось сдерживать волну смущения.       Спустя полчаса они переместились на веранду кафе, расположенного на крыше здания галереи. Пусть Глеб Александрович предпочитал утреннюю порцию красного вина исключительно для сосудов, для Авроры горячий кофе с десертом превращал беседу в нечто большее, чем несколько минут в разговорах об искусстве. Это был их личный обряд, который сближал старых коллег, развязывал языки и делал рабочий процесс частью любимого хобби.       -Никак не брошу это занятие, — Вереницкий сделал глоток из бокала и потянулся за курительной трубкой.       -Вино или табак? — усмехнулась Аврора, наблюдая за нелепой попыткой господина закурить. Вереницкий откашлялся, выпуская дым изо рта, пока пепел из трубки нещадно пачкал его дорогие одежды. — Кстати, тебе же строго запрещено курить.       -Трудно сдержаться от того и другого. Но больше всего меня манит курение. Если б не здоровье, я купил бы собственную плантацию табака и не отказывал себе в удовольствии, — погасив огонь и сплюнув, меценат изобразил задумчивое лицо. — Мой отец курил слишком много, я думал, быстрее всего его погубит эта вредная привычка. Увы, тогда я был недальновиден, от чего позабыл одну важную истину.       -Какую же?       -То, как быстро меняется ценность человеческой жизни.       -Мне жаль, — произнесла девушка искренне.       -Он погиб как славный воитель — всяко лучше, чем сдохнуть от табачного дыма, — Глеб Александрович откашлялся ещё три раза, как делал всегда после затяжки. — Давай не будем о плохом, в конце концов, прошло семь лет, как война подошла к логическому завершению. Расскажи лучше о своей новой картине.       Аврора опустила глаза, увидела собственное отражение среди плескающегося в кружке чёрного кофе. Ветер игриво подхватил её каштановые волосы, мимо опущенных плеч и растрёпанных локонов неслись когда-то зелёные листья, ныне окрашенные в красные и золотые тона. Вдалеке, несмотря на утро выходного, слышны голоса людей, говорившие на самых разных языках и диалектах, скрежет колёс машин и теряющиеся на их фоне пение птиц, что наслаждались лучиками солнца. Здания, исчезнувшие из-за разрушительной мощи бомб и ракет, были восстановлены в кратчайшие сроки. Люди успели принять новые правила и моду, навязанные послевоенным временем. И всё же этот запах, едва уловимый шёпот внутри потока осеннего воздуха, Аврора не спутала с чем-либо ещё. Так о себе заявляет ветер перемен, даруя надежду на светлое будущее… или предупреждая о крадущейся угрозе.       -Ты чересчур беспокоишься, — девушка слегка вздрогнула, когда её пальцев коснулась ладонь мужчины напротив. — Я ни к чему тебя не принуждаю. Ты вольна говорить то, что считаешь нужным.       -Дело не в этом, — поддержка господина Вереницкого приятно согревала, несмотря на колющую прохладу в его руках. — Мне хочется жить мечтой о том, что моя фамилия войдёт в список именитых художников, но пока что не способна впечатлить даже тебя.       -Возможно, потому что ты не пыталась впечатлить кого-то, кроме меня? — и владелец галереи загадочно улыбнулся.       Девушка удивилась, посмотрела в глаза господину. Необычный ореховый цвет, расширенные зрачки, в которых читалась бесконечная дружеская забота.       -Хочешь сказать, мы ждём гостей?       -Да, я отправил письмо своему давнему другу. Он свято клялся, что в этот раз явится, и я подумал, будет прекрасной затеей познакомить вас. Он преодолел долгий путь и, будучи уставшим, может показаться слегка грубоватым, но не делай поспешных выводов, хорошо? Заодно получишь свежий взгляд на своё творчество.       Аврора бесстрастно пожала плечами, хотя волнение неожиданно принялось поглощать каждый миллиметр её тела. Она невольно задержала дыхание, когда увидела приближающегося к столику молодого человека. В нём сочетались отталкивающая привлекательность, какие-то странные красота и уродство. Пронзительный взгляд голубых очей, короткие русые волосы, не приведённые в порядок, стройное тело с широкими плечами. Однако он выглядел моложе Вереницкого, и в нём тоже легко узнавались славянские черты.       -Я не стану извиняться за опоздание, так как не хотел приходить, — а его стальной, ни с кем несравнимый голос окончательно покорил девушку. Всё это время они общались на немецком языке с отличимым акцентом. — Можете звать меня по имени, Никита. Должно быть, про вас мне рассказывал мой дорогой друг. В частности то, что вы прекрасно рисуете.       -На самом деле я художница-любитель, — смущённо ответила Аврора. — Глеб Александрович считает, что мне нужно больше критики и обратной связи.       -Тогда тем более не пойму, при чём тут я, — Никита осмотрел девушку с ног до головы. — Искусство — последнее, что способно меня завлечь. Тем более, после изобретения фотокамеры.       -Это правда, её называют чудом современности, — подхватил разговор владелец галереи. — Она способна запечатлеть изображение намного достовернее, фотография — непредвзята, в ней нет стилистических приёмов художника, её не изменить на заказ.       -Верно, но Глеб у нас человек консервативных убеждений, каких нужно поискать, — компания дружно рассмеялась после слов Авроры. — Я знаю наверняка, что искусство для него не просто работа — а личное, уникальное занятие для души. Потому, Никита, он неспроста призывает вас оценить моё творчество.       Тут же Авроре захотелось переглянуться с владельцем галереи, выразить тысячу сомнений, страх перед чистым листом. Но тёплый взгляд Глеба Александровича был главной поддержкой девушки с тех пор, как они встретились на собеседовании в галереи древнего города — Вены, после военных событий ставший главным прибежищем для беженцев из соседних стран. Никита заметил этот безмолвный диалог, и, не менее очаровательно улыбнувшись, поднял заранее подготовленный бокал с красным вином. Чокнулся сперва с Глебом, потом с Авророй с её кружкой кофе, и троица сделала по глотку, отмечая долгожданную встречу и новое приятое знакомство.       Увы, их милая беседа не могла продолжаться долго. Аврора должна была вернуться к работе, а Глеб Александрович вместе с другом удалились по делам. Долгий оставшийся день девушка обходила галерею и засматривалась на изумительной красоты картины, которые в тематике мистики приобретали устрашающие, даже чудны́е детали. Она с упоением рассказывала об истории создания и авторе той или иной работы, таким образом черпая вдохновение в словах восхищения посетителей. По возвращению домой Аврора была настолько увлечена, что забыла переодеться и умыться, сразу взявшись за холст и краски. Карьера художницы среди влиятельных покровителей искусства соблазняла и подталкивала на великие подвиги. «У меня получится», — прошептала она про себя, сделав первый набросок…       И не заметила, как вскоре уснула.       Её разбудил гул машин под окном — кажется, столкнулись нос к носу два несчастных водителя. Аврора ещё не успела привыкнуть к характерному шуму автомобилей и мерзкому запаху топлива, ставшие ассоциацией с военным временем. Протерев глаза и встряхнувшись, Аврора заметила, что вся перепачкалась в краске, потому что лежала головой на холсте. Однако удивление, которая она испытала, посмотрев на картину, не позволило ей долго стоять на ногах. Аврора поспешно переоделась и выбежала на работу, спрятав холст в специальный тубус.       Она не чувствовала недосыпания или голода, по пути туфли то и дело слетали со ступней. Одержимость показать картину господину Вереницкому лишило её необходимости в любых, даже простейших потребностях. Глеба Александровича Аврора нашла в его личном кабинете, он с не меньшим удивлением раскрыл холст на рабочем столе и начал изучать. Постепенно выражение его лица менялось — от трепетного изумления красотой картины… до ужаса и недоумения нарисованным.       -Откуда? — девушка увидела бурное замешательство в глазах Вереницкого и не поняла вопрос. — Хочешь сказать, ты видела этот дом раньше?       -Нет! Никогда, — Аврора испугалась требовательного тона Глеба Александровича. — В нём есть какая-то особенность?       На левой стороне картины, что девушка в беспамятстве нарисовала акварелью всего за одну ночь, был изображён богатый дворянский особняк. Его красоте позавидовали бы местные памятники культуры и остатки владений австрийской аристократии, но лишь наполовину. Потому что правая сторона холста была изуродована чёрными мазками, а о великолепии дома напоминала одна горстка пепла и фигура человека, склонившаяся над ней.       -Да, есть, — медленно кивнул Глеб Александрович. — Это когда-то было моим домом, очень давно. Должен признать, что я старше, чем кажусь. Мою родную землю тоже смела война.       -Ты не рассказывал…       -Не было причины, — отмахнулся Вереницкий и ахнул, поражённый внезапной идеей. — Аврора, я хочу, чтобы ты продолжила рисовать. Давай я распоряжусь о твоём отпуске?       -Не стоит, Глеб! — смутилась девушка, взглядом снова и снова возвращаясь к картине.       -Но это же чудо, что ты смогла в точности изобразить место моих детства и юности! Да ещё настолько быстро. Зачем же ты скрывала свои истинные способности?       Мужчина подошёл к Авроре и заключил её ладони в свои — как делал всегда, когда хотел помочь девушке успокоиться. Кожа Вереницкого бледная, несмотря на продолжавшуюся теплую осень и яркое солнце над головой. И вместе с холодом кожи господина Аврора почувствовала необъяснимый, резкий прилив страха. Что бы не случилось сегодня ночью, для Глеба стало важно выяснить правду о внезапно вылезшим наружу таланте сотрудницы.       -Мой водитель заберёт тебя после работы и отвезёт в магазин, — распорядился владелец галереи. — Я хочу, чтобы у тебя было лучшее художественное оборудование. И можно я оставлю картину здесь? Ностальгия пронизывает меня целиком, когда я смотрю на неё. Я вспоминаю что-то давно вылетевшее из памяти, возвращаюсь в прошлое… Я буду безмерно благодарен, если ты продолжишь творить.       Аврора не смогла устоять перед чувственной просьбой Вереницкого, но что-то не давало ей покоя в картине — и даже не то, что Глеб узнал на ней семейное поместье, которое до сегодняшнего дня она не видела и глазком. Раньше на одну работу уходила неделя, если не больше, и по своей художественной ценности она не представляла уникального видения. Написав эту картину, Аврора Кроль опасалась, что не сможет управлять своим необыкновенным талантом, если он таковым являлся. Всё из-за старой семейной легенды, хотя события сегодняшнего дня подарили девушке осознание — похоже, то была вовсе не легенда.       В давнюю эпоху, когда Османская империя порабощала сербские земли, не избежала гнева захватчиков местная знать. Однако нашлась семья дворян, одна из немногих, не ставшая мириться с новыми правилами. Когда турецкие янычары явились к ним в дом с оружием, мудрый глава семьи стал угрожать проклятиями и нечистой силой — а в качестве доказательства своего могущества показал чужеземцам нарисованные пейзажи Османской империи, где никогда не был, достоверный портрет султана, которого никогда не видел… Оказалось, семья Кроль — потомственные колдуны, которые умели заглядывать в будущее и прошлое через изображение на холсте, вершить его под себя. Чародеи будто приподнимали завесу над тайнами мироздания, и, увидев, что на одной из таких картин отряд захватчиков расстилались на земле подобно полю из трупов, турки оставили проклятый дом.       Именно этот рассказ от ныне покойной матери, что передавался в семье Кроль из уст в уста, много лет назад побудил Аврору накопить денег и купить в городе мольберт с коробочкой акварели. Всего восемь цветов, но смешивать краски на палитре под розовые лучи заката, пока родные с улыбками любуются процессом… Аврора мечтала нарисовать счастливое будущее рядом с близкими, которое обязательно исполнится! Однако война свела мечты и грёзы в могилу, оставив глубинное желание творить с помощью кисточки и находить в этом наслаждение. Вот одна из причин, почему с наступлением мира на земле Аврора решила работать в художественной галерее в Вене — и потом легко нашла общий язык с её владельцем. Оба жили искусством, искренне веря, что оно способно спасать жизни и дарить людям покой…       -Но неужели этой сверхъестественной силе имеет место быть в наше время? — вслух гадала Аврора, бессмысленно размахивая кисточкой по полотну. — Зная будущее, что Великая война погубит миллионы жизней, навсегда изменит лицо Европы — можно было бы её предотвратить? И, заглядывая в прошлое, не станет ли человек узником ушедших времён?       После того, как Аврора получила семь дней отпуска и огромный бюджет на разные художественные принадлежности, она внезапно утеряла вдохновение. Не одна мысль не находила своё воплощение на мольберте, акварель отвратительно ложилась на полотно. Господин Вереницкий, если был недоволен, то грамотно это скрывал, и по итогу через недельку другую решил сменить обстановку. Рано утром на пороге квартиры Аврору снова поджидал экипаж в виде роскошного чёрного автомобиля. Робко устроившись на переднем сидении, они начали путь через древние улицы, кафешки и магазины, мимо объектов культурного достояния столицы Австрии. Студия, куда девушку пригласил Глеб Александрович для более продуктивной работы, располагалась на верхнем этаже квартиры Внутреннего города, исторического района Вены. Аврора не стала задумываться о том, сколько денег потратил Вереницкий, чтобы создать идеальные условия для рисования — мольберт и передвижная полка со всеми видами красок, кисточек из самых разных материалов и толщины и другими причудами художников уже подготовлены на крыше под брезентом, защищавшее от палящего влияния погоды.       Сердце девушки наполнилось счастьем — разве это не рай для художника? Но потом Аврора взяла кисточку в руки, сосредоточилась на холсте — и утонула в тревоге, пронзившее до кончиков пальцев. Что, если и здесь она не сможет повторить перформанс, нарисовать момент из прошлого, тем более, будущего? Как воспримет это Глеб Александрович?       «Я хотела впечатлить нашего общего друга, — задумалась художница, — но приоткрывать завесу над временным пространством не входило в мои планы». Это выглядело фантастически, безумно и… вызывающе. Аврора хотела защитить честь семьи Кроль, как её последний представитель. И если для этого придётся изучать не изобразительное искусство, а страшную мистику и запретные таинства, то она сделает то, ради чего была рождена.       Аврора не заметила, как погрузилась в небытие. Будто тысячи рук её предков по-дирижёрски руководили движениями кисточки, подбирали цвета. На этой картине Аврора впервые использовала гуашь, непривычное для неё средство рисования. Она творила искусство… и одновременно смотрела туда, куда не каждый мог заглянуть, видела то, что способны видеть только выходцы из княжеского рода Кроль.       На следующий день господин Вереницкий был невесел. Возможно, его настроение подпортили нависшие над галереей мрачные тучи, отпугивающие гостей. Или же причиной была картина, показанная Авророй накануне.       -Это то, что тебя ждёт в будущем, — девушка тоже была не в себе с раннего утра. Рисунок отнял у Авроры слишком много сил, кажется, будто она не спала сутки напролёт. Она шла в галерею заранее зная, что картина горящего здания не устроит Глеба Александровича, но и умалчивать о предназначении, скрывшееся в картине, считала неправильным.       -Думаешь, мне суждено погибнуть в пожаре? И теперь я обязан бояться огня и всего, что с ним связано? Вообще, если бы судьбой было дозволено манипулировать, меня здесь не было точно, — пробормотал Вереницкий, три раза откашлявшись.       -Но для чего ещё мне использовать этот дар? — Аврора не раз рассказывала другу легенду семьи Кроль, но лишь после недавних событий они оба воспринимали сказку всерьёз. — Пока предсказания расплывчаты, я буду рисовать дальше. И вдруг однажды у меня получится докопаться до истины за символическими изображениями и метафорами? Вдруг окажется, что судьбу взаправду можно изменить?       Глеб Александрович взглянул на подругу исподлобья, помещая табак в курительную трубку. Пока капли дождя не украсили веранду, они сидели молча, выпивая любимые напитки. Но Аврора не сумела предсказать, что это будет последний раз, когда они проводили время в здравом уме и благом спокойствии.       Днями позже Аврора решила перебраться в студию окончательно. Виды в центре Вены действительно вдохновляли, и девушка провела несколько месяцев в попытке разгадать тайну, что пряталась за её картинами. Рисуя, девушка погружалась в состояние транса, в котором разговаривала с предками и потомками. Но сущности вне времени постоянно говорили загадками, неточностями — и, внимаемые словам духов, завуалированные образы появлялись на полотне, с трудом разгадываемые даже автором рисунка. Аврора переживала загадочное прошлое господина Вереницкого вместе с ним, видела неясное предстоящее…       Неожиданно кисточка выпала из рук девушки — она что-то увидела и услышала, что-то, что должно было быть известно одному Глебу Александровичу. В это мгновение Аврора почувствовала ужасную, нестерпимую боль и закричала, срывая голос. Теперь она знала, в какого монстра должен превратиться этот добрейший человек, меценат, покровитель искусства…       -Аврора! — послышался знакомый мужской голос. Тело девушки обмякло на чужих плечах, пока она пыталась прийти в себя. Слезы градом падали на крышу, размывали краски на полотне… вскоре взор прояснился, и Аврора, смущённая положением, выскользнула из внезапных объятий.       -Пришёл проведать тебя, а тут, — Никита говорил спокойно, даже равнодушно. — Глеб волнуется. Он доволен тем, что ты рисуешь, но крайне обеспокоен отчётами своих подручных, которые картины ему доставляют.       -Никита, я наконец-то поняла!       -Поняла?       -Поняла, что за тьма окружает господина Вереницкого.       Выражение лица Никиты сменилось на нечто среднее между удивлением и тревогой. Он поднял с пола кисточку со свежей краской, окунул в баночку с водой, чтобы отмыть её от пыли и грязи.       -Глеб рассказал, что в картинах ты видишь прошлое и будущее, — заговорил Никита. — В чём я убедился, взглянув на твои творения… Но я не верил, что рисование способно причинять такие муки.       -Когда я пользуюсь своим даром, то как бы проживаю чувства человека, что он ощущает в тот момент времени, — объяснила Аврора, убирая с мольберта незаконченный рисунок. — Я не стала беспокоить Глеба, ведь он просил меня не останавливаться… он говорил, мои творения ему помогают.       -Но он не просил тебя рисковать здоровьем. Почему бы тебе не отвлечься от постоянных зарисовок реальности из прошлого нашего общего друга? Может, сменить направление, жанр? Например, я люблю портреты. Что думаешь?       -Портрет Глеба Александровича?       -Нет, не его. Нарисуй портрет меня.       Увидев искренний восторг в глазах молодого человека, Аврора вдохновилась ещё сильнее, и только мысли о наследственном даре отпугнуло её от затеи.       -Меня пугает то, что я могу увидеть в тебе, Никита… и потом сойду с ума, пережив снова чужие ужасы прошлого и будущего.       -Я буду рядом, чтобы спасти, — ответил тот уверенно, протягивая кисточку.       И, сделав глубокий вдох, Аврора установила перед собой чистый холст. Она пристально всматривалась в белую поверхность под палящим Венским солнцем, вслушиваясь в голоса…       «Что ты видишь, Аврора?»       К загадочному шёпоту духов неожиданно присоединился неслышимый прежде голос. Напуганная девушка отскочила от мольберта — впервые кто-то из этих сущностей обратился к ней по имени. Но тогда Никита мягко взял её за руку, и вместе, не разжимая ладоней и не сторонясь друг друга, они размазывали краски по полотну. Так близко, что холодное дыхание молодого человека было осязаемым на коже…       “Тьма… я вижу тьму в тебе, в твоей душе, твоём сердце», — ответила Аврора, не в силах противиться голосу. Ей было до безумия страшно, но она не оставляла попыток зацепиться за свет среди бездны видений. А затем среди тысячи разных голосов в своей голове Аврора услышала жестокий, едкий смех…       -Я не могу! — взревела она так громко, лишь бы этот смех прекратил сотрясать её мысли. — Не могу, не могу рисовать… Эта тьма, я уже видела её раньше!       «Скажи мне, тьма… пугает и отталкивает? Или… затягивает, манит? Скажи, Аврора… ты в самом деле хочешь знать, откуда эта тьма явилась?».       Только морозящее касание сильных, мужских рук удерживало её рассудок, не давало переступить за грань безумия…

***

      Исса тут же убрала горячие пальцы с акриловой поверхности, будто бесчисленные минуты грела их над пламенем. Кончики действительно порозовели от одного прикосновения с этой необычной картиной… но её так тянуло к ней, Исса жаждала коснуться холста, плевать, что трогать экспонаты на выставке категорически запрещено.       Это был портрет неизвестного молодого человека от также безымянного сербского художника, чьи работы были представлены на выставке истории Сербского государства, в Белграде. Однако стиль этого художника действительно уникален, возможно, он или она вдохновлялся сюрреализмом, а может — это нечто новое, неповторимое, настоящее открытие в изобразительном искусстве. Серый фон напоминал каменную поверхность, вместо узоров — греческие числа, а рядом размытый подсчёт годов с традиционными арабскими цифрами. Даты с 1794 по 1812 по каким-то причинам зачёркнуты, но счёт на них не прервался, и Исса заметила сегодняшний, 2008 год. Черты лица нарисованы чёрной тушью, но Исса всё равно узнала это лицо с короткими русыми волосами, нервной губой. Однозначно, она только что касалась портрета Никиты, давнего друга господина Вереницкого, а их общей знакомой была Аврора Кроль из далекого прошлого.       «Значит, Аврора всё-таки нарисовала его», — почему-то эта мысль поразила Иссу. Длинные пальцы Никиты скованы петлёй с искусной брошью в виде цветка розы — что это могло значить? Коснувшись портрета ещё раз, она коротко увидела несколько других отрывков из жизни мечтательной художницы, что постепенно сходила с ума, ведомая таинственными голосами. Исса думала и чувствовала, как эта девушка, поэтому запомнила, что именно присутствие рядом Никиты не позволило ей окончательно сойти с дорожки здравого смысла.       -Но почему я это видела, как это вообще возможно? — Исса грязно выругалась вслух, за что словила десяток осуждающих взглядов и поспешила скрыться в безлюдном месте.       Девушка забежала в уборную, умыла лицо, избавилась от слоёв косметики. Было ли что-то общее у Иссы с Авророй Кроль в чертах лица? Или, ещё страннее, с Никитой, неизвестно откуда взявшимся? Исса столько лет посвятила разгадке о корнях своей семьи. И вот, последняя и самая масштабная наводка привели её на выставку истории Сербии с картинами неизвестного художника. Её, провинциальную девушку родом из городка в горах где-то на краю Австрии!       Ворох вопросов наполнил разум Иссы, они прилипали к извилинам мозга словно плетущие узоры пауки над чем-то давно забытым, утерянным бесследно… Пара минут, и Исса взяла себя в руки, сосредоточилась, чтобы расставить вопросы согласно приоритету. Вереницкий, кто он такой, откуда знаком с Никитой? Что случилось с Авророй, смогла ли она восстановиться после пережитых событий? И много, много других вопросов, но главное — кто мог помочь Иссе с ответами?       Она снова промотала в памяти длинное видение о жизни сербской девушки, что Исса засвидетельствовала, коснувшись портрета. Ещё раз осмотрела себя в отражении зеркала, раздумывая над планом, и вскоре решила — надо наведаться к тому, кто организовал выставку с картинами безымянного художника.       Исса нашла информацию об этом человеке в интернете, и сразу заподозрила неладное, прочитав имя и отчество владельца этого частного музея. Единственное, что отличало его от мужчины из видения — это фамилия, Юлианский, а также необычный лиловый цвет глаз и щетина под носом. В целом же… Глеб Александрович Вереницкий прямиком из Европы середины двадцатых годов стоял в самом конце выставочного зала и любезно отвечал на вопросы пристающих корреспондентов.       Картины в этой части зала были посвящены разрушительным событиям прошлого столетия и на рубеже веков — художник, не отходя от собственных канонов, изобразил пронзающие сердце кошмары Второй Мировой войны, губительные изобретения Оппенгеймера, Карибский кризис, 11 сентября… Исса осторожно прошла через журналистов, почти вплотную приблизившись к Глебу Александровичу Юлианскому. Он действительно мог быть братом-близнецом, если бы не разница в событиях около восьмидесяти лет. Девушка выждала необходимую паузу в очередном интервью, и вдруг спросила громче остальных на немецком, не отрывая глаз от Юлианского:       -Что, если я скажу — эти картины за авторством девушки Авроры Кроль?       Глеб Александрович повернулся к кричавшей в толпе девушке, не сводя ответного взгляда.       -Слышал такую теорию, — ответил Юлианский. Несмотря на огромное денежное состояние и высокий статус, на Глебе Александровиче одежда из самого дешёвого магазина, а говорил он с жутким деревенским акцентом. Нет, Иссе требовалось больше доказательств.       -Выйдем покурить? — выложила она свой последний козырь. Мужчина замялся, перебирая пальцы.       -Ох, я вообще-то бросил. Но давайте, не будем откладывать, — Глеб Александрович улыбнулся и попрощался с негодующими журналистами. Он провёл девушку через служебный вход, приглашая на свежий воздух. Через несколько секунд небеса разревелись в громовом порыве. В последнее время погода жадная на солнце — реальность мало походила на историческую Вену из видения — Исса была в столице Австрии редко, но местные виды полюбились ей даже через воспоминания чужого человека… или не чужого?       -Вы бывали в Вене? — словно прочитав её мысли, спросил Юлианский, с благодарностью принимая сигарету. — Узнаю ваш акцент.       -Разве что очень давно, — ответила Исса, хотя ощущения твердили об обратном. — Но да, я родом из Австрии. Прошу прощения, я должна была сразу сказать, что я не журналист. -      О, это не проблема, я открыт каждому, кто интересуется искусством.       -На самом деле я историк, моя специализация — мемуары разных исторических личностей, а также их генеалогическое древо. Заполняю кучу бумаг, редактирую «Википедию» и другие источники… на историю семьи Кроль я наткнулась совершенно случайно. В действительности я искала информацию о неком господине Вереницком, знаменитом меценате начала двадцатого века.       -Любопытная тема, — кивнул Глеб Александрович. — Хорошие сигареты? -      Отличные.       -Ну, тогда слушайте. Он личность воистину загадочная, жил себе и никому не мешал, коллекционировал не столько картины, сколько галереи, организовывал частные музеи и был главным спонсором многих выставок, ярмарок и фестивалей, часто благотворительных. После его трагической смерти в пожаре только что выкупленной галереи в 1929 году всё его состояние должно было уйти под крыло государства. Но какого именно, никто не мог определиться — история гражданств этого человека поражала любого, кто когда-либо занимался бюрократией. Тогда имущество Вереницкого выставили на продажу, и его выкупила моя семья коллекционеров, было это лет пять спустя. После чего этим бизнесом занимался то брат моего прадеда, то сам прадед, то другие, малоизвестные мне члены семьи, и так до сегодняшнего дня, пока бразды правления не перенял я. При мне достижения искусства прошлого и настоящего наконец-то стали доступны простым обывателям — это ли не прекрасно?       Закончив, Глеб Александрович закурил, но сделал это так бездарно, что пришлось мгновенно сплюнуть. После чего его охватил приступ кашля, Исса успела перепугаться за мужчину и дёрнулась на помощь, но Юлианский остановил её жестом руки.       -Одну секунду, дурацкая привычка, — и Глеб Александрович на посошок откашлялся… ровно три раза. Озарённая, Исса приложила ладонь ко рту. Нет, теперь она не может ошибаться! Перед ней тот же человек, с которым общалась Аврора Кроль восемьдесят лет назад.       -Кто ты такой? Где Никита, что случилось с Авророй в конце концов?! — Исса схватила мужчину за рукав будто кобра, выследившая жертву.       -Откуда мне знать, — испуганно пробормотал Глеб Александрович, если таково было его настоящее имя, но вырвался из хватки с силой, что явно не присуща этому бледному и хлюпкому человеку. Вдруг он внимательно прищурился, вглядываясь во взбешённую девушку. — Простите, если кажусь вам грубым… В любом случае, могу ли я помочь в поисках интересующей информации?       -Очень любезно! — Исса фыркнула, скрещивая руки на груди. — Но с каждой минутой рядом с вами моё доверие стремительно исчезает. Мне нужна помощь, чтобы докопаться до правды о господине Вереницком! Он ваш тезка, вы знали?       -Ещё раз прошу прощения, а откуда вы впервые узнали неком мужчине, кажется, Никите? С чего вы взяли, что он связан с Вереницким?       -Какая разница! Я задала вам ряд вопросов, а вы уходите от честного ответа.       -Вы касались картины в секторе «Б»? — тон Глеба Александровича стал увереннее, на ноту требовательнее. — Там расположен единственный портрет на всей выставке. Никто не знает, чьё лицо там нарисовано. Никто, кроме бывшего владельца данного музея, господина Вереницкого, который выкупил это помещение под музей в память о сербской девушке, Авроры Кроль. Скажите, уважаемая фрау, вы что-то видели, коснувшись картины? Я прав, и вы её дальняя родственница?       Исса на секунду остолбенела, сглотнула комок в горле, желая таким образом утопить страх в желудочной кислоте. Юлианский же, явно довольный замешательством девушки, принялся обходить вокруг неё.       -Вы хотите правды? Что ж, я действительно знал Аврору. И несколько поколений Кроль после её смерти, — с этими словами Глеб Александрович аккуратно снял с лица накладную щетину, коснулся глазниц, доставая оттуда цветные линзы. Увидев тот самый ореховый цвет глаз, Исса едва сдержала крик. — Когда-то я решил, что хотя бы в начале столетия буду придерживаться настоящего имени и отчества. Что касается фамилии… похоже, я менял фамилию так часто, что забыл, с чего начинал.       Сделав показательный круг и внимательно осмотрев Иссу, видимо, пытаясь найти в девушке перед собой что-то общее с бывшей сотрудницей Венской галереи, Глеб Александрович остановился в шаге от лица Иссы.       -Что вы с Никитой натворили? — дрожа всем телом, прошептала она.       -Таким существам, как я, должны быть чужды привязанности, — также тихо ответил Глеб. — Но я чувствовал вину перед Авророй и хотел помочь справиться с безумием, охватившее её из-за картин и якобы «дара предков». Тогда я попросил Никиту приглядывать за ней…       -Почему его?       -Когда он был рядом с Авророй, ей становилось легче. Приступы заканчивались быстрее… Не знаю, почему именно его прошлое и будущее она не могла разобрать. Помимо всего прочего… я хотел, чтобы она продолжила рисовать. Мне было интересно, что же ещё она способна «увидеть» сквозь время и пространство.       Исса верила не ему — а той грустной тени, что упало на веснушчатое лицо Глеба Александровича. Возможно, он действительно жалел, что поставил производство рисунков с предсказаниями на поток, чем обрёл невинную жизнь на безумное существование.       -Аврора нарисовала портрет Никиты незадолго до своей смерти, — продолжил Глеб. — Это было после пятидесятых. Ей хотелось попробовать новый вид красок, акрил. Первый и последний портрет в её жизни. Больше мне ничего неизвестно.       -А Никита, он… жив? — Исса не могла сказать вслух, почему ей было важно услышать ответ. Ведь если это имя — одно из потерянных в генеалогическом древе её семьи… Почему человек, изучающий родословные одних, ничего не знает о своей?       -Живее живых. Ты хочешь его увидеть? Думаешь, он даст тебе больше ответов, чем я? Впрочем, ты заслуживаешь знать, что случилось после того, как я покинул Австрию в 1929. Идём со мной. Я тоже надеюсь, он поведает тебе чуть больше, чем мне.       И Исса пошла. Глеб привёл молодую девушку в небольшое, затхлое помещение, явно нуждающееся в ремонте. Войдя, Исса очень захотела развернуться и убежать далеко-далеко, куда-нибудь в родные края и не думать о том, почему в один миг там никого из не осталось. Она даже не заметила, как господин Вереницкий — или всё-таки Юлианский? — исчез с поле зрения. Однако девушка не осталась одна в этой комнате.       -Ты всё-таки явилась, Исса, — и девушка мгновенно узнала обладателя стального голоса. Никита прятался в тени, не давая возможности рассмотреть его, и Исса подумала — должно быть, он делал так многие десятилетия, чтобы остаться рядом с семьёй бывшей Кроль. — Это я отправил тебе наводку по почте. Поверь, мне тоже дорогого стоило выйти на немногих потомков Авроры. Рассказать тебе, сколько средняя продолжительность жизни человека в настоящее время? А сколько живут потомки знатного сербского рода Кроль? Все вы мрёте, как мухи. Судьба это или нет? Ни у кого не было времени задуматься… кроме меня.       -С чего ты взял, что я её родственница? — выпалила Исса.       -Потому что только выходцы из этого рода обладают странной способностью видеть прошлое и будущее через картины. Всё, что она напредсказала Глебу, вскоре сбылось.       -Что. С ней. Случилось?!       Никита вышел из тени. Как и ожидалось, его лицо полностью соответствовало портрету, он ни капли не постарел за канувшие во временной ленте восемьдесят лет. И снова Исса удивилась, как может притягивающая красота сочетается с каплей уродства…       -Я был рядом с ней, чтобы помогать сдерживать приступы, не более. Мы с Глебом не хотели сдавать девушку в больницу, считая талант Авроры полезным. Но спустя несколько месяцев она начала просить меня на коленях. Умолять, чтобы я прекратил её страдания… и я отпустил Аврору. Как только она ушла из галереи, бросила художество, то её психическое здоровье чудесным образом восстановилось. Аврора наслаждалась жизнью нормальной женщины в окрестностях Вены, встретила там мужа, чистокровного австрийца, родила четверых детей. Но Глеб не мог успокоиться. Он хотел, чтобы я стёр ей воспоминания о днях, проведённые в безумии, боялся, что с детьми Авроры однажды случится то, что случилось с матерью. Тогда-то я решил сделать по-своему.       Каждая секунда рядом с ним давила на Иссу, она переживала вихрь эмоций, не поддающихся описанию. Никита же, ровно как один мужчина до него, пристально осматривал молодую девушку, почти пожирал глазами. Внезапно их взгляды встретились — и Никита рассмеялся так громко и злорадно, что Исса попятилась.       -Ты правда думаешь, что я твой потерянный предок? Такие, как мы, не просто так лишены привязанностей. Да, я видел, как дети Авроры погибали один за другим — от болезни, от пьяного водителя за рулём. Кто-то получил так называемый «дар предков» по наследству и сошёл с ума, однако не все они при этом успели прожить счастливую жизнь. Вскоре и мать семейства снова взялась за краски и начала слышать таинственные голоса. А я стоял и смотрел на это издалека… мне было всё равно на их судьбы, Исса. Потому что я в итоге пережил всех.       -Бессердечный урод!       -Может быть, — Никита сделал несколько шагов вперёд к Иссе, пока та не упёрлась в стену. — Зато я мог наблюдать со стороны и делать некоторые… выводы. Проще говоря, вести статистику. Например, я заметил, что один ребёнок из помёта обязательно доживёт до двадцати лет. Он или она рано или поздно заведёт долгожданное потомство, но, по истечению ещё пяти лет, к человеку явятся таинственные голоса и будут посылать разного рода видения. То есть, сводить с ума. И тогда на призыв о помощи я выхожу из тени… чтобы исполнить последнюю просьбу умирающего. Так я поступил с Авророй, когда она больше не могла вынести инородный шёпот в своей голове. Затем с её единственным дожившим до среднего возраста сыном, после чего явился к внукам и внучкам.       Исса была в ужасе, видя перед собой не человека — бессмертное чудовище, чьи зрачки вдруг блеснули кровью. Но бежать было некуда от собранного воедино паззла. Она хорошо помнила, как мать забрали в больницу ради блага семилетней девочки, как отец смотрел на приступ безумия любимой жены, не мог сдерживать слёзы и вскоре окончивший жизнь самоубийством. Теперь она двадцатипятилетняя девушка, сирота, не сумевшая построить собственную семью, скоро отправится по следам матери и других предков — прямым путём к безумию.       -Ты должна благодарить меня! — Никита резко схватил девушку за горло, надавив на сонную артерию. — Аврора не знала мой адрес, но знала, как связаться с Глебом. Я приезжал к ней по первому требованию, чтобы помочь унять приступы! Пока мы оба не поняли, что это бессмысленно. Тогда я убил Аврору и выпил её безумную кровь. Но перед этим дал обещание, что сделаю то же самое с теми, кто унаследует её безумие, когда другого пути не будет. Говоришь, ты узнала меня на портрете, потому что увидела прошлое? Это ли не первый признак поехавшей крыши?       -Но я хочу ещё немного времени, — взмолилась Исса сквозь боль и слёзы. — Я схожу к доктору, накуплю таблеток…       -Если бы всё было просто, так, как нам захочется! Думаешь, я не пытался избавить их от шептания в голове с помощью профессионального лечения?       -Прошу, Никита! Пожалуйста. Дай мне шанс.       Неожиданно Никита отпустил девушку — Исса болезненно упала на колени, принялась глотать воздух вместо порции успокоительного. Будто ещё секунда, и она в мгновение лишится всего, что ей было дорого — жизни. По велению того, кто отбирал эти жизни легко и беспринципно, поколения преследуя тех, кому обещал. Была ли это великодушная милость или наказание за то, что предки перешли грань дозволенного?       Никита небрежным движением достал из кармана небольшую, обрезанную бумажку — это была визитная карточка с контактами Юлианского.       -Иногда Глеб добрый настолько, что хочется назвать его самым бесхребетным из нас. Но напиши ему, как перестанешь контролировать голоса в голове. Глеб не будет марать об тебя руки, зато я стану. И сделаю это вовремя, быстро и безболезненно, — после чего Никита легонько коснулся запястья Иссы, и ток, прошедший через клеточки кожи, вызвал тихий, но вполне разборчивый шёпот…       «Аврора хотела спасти таких, как ты, от влияния тьмы, но то была не её судьба. Однажды ты встретишь человека, что поможет разогнать тьму внутри твоего сердца. Лозой обхватит кисти рук, узнает всё, что ты до этого скрывал. Тебе только будет нужно… сдержать обещание».       Исса не знала, произнесла ли это предсказание вслух, но, выйдя из состояния транса, Никиты уже не было поблизости. Небольшой порез на запястье отдавал жгучей болью, визитка с вымышленной фамилией Глеба Александровича лежала на полу, порванная на мелкие кусочки. На одной из полок покрытых пылью шкафов девушка заметила парочку полупустых тюбиков с акриловой краской. Недолго думая, Исса перерыла комнату в поисках кисточек и чистого листа. Хотела ли этого Исса — или то было велением таинственного шёпота в её голове — но она устроилась напротив окна, разложила старые художественные принадлежности и начала творить.       Когда бессмертные решили навестить Иссу, одиноко рисующей в заброшенной комнате, некогда художественном кабинете Авроры Кроль, то нашли девушку уснувшей на испачканном красками подоконнике. Рисунок был почти готов. В этот раз на нём портреты двух друзей, таких разных внутри и снаружи, но бывшие друг другу как братья даже спустя два века. Их руки по локоть блестели алыми брызгами, а зрачки вместо естественных цветов наполнились густой, беспросветной тьмой.