Почему?

—Почему?! Смит кричит ей в лицо также, как кричал минуту назад мистеру Андерсону. —Почему, Оракул?! Почему, почему... Этот вопрос он задавал себе постоянно, но так и не смог найти ответ. Может ли он сделать это хотя бы сейчас, в окружении бывших копий, разом освободившихся от его влияния? Смит почти уверен, что если бы не одна конкретная копия, другие уже разорвали бы его на мелкие кодовые кусочки. Их сдерживает лишь она. Мать Матрицы. Прорицательница останавливается от него в двух шагах и размеренно говорит: —Потому что война должна была закончиться. —Я не про это! — он рявкает, озлобленно вперившись в неё взглядом, —Ты прекрасно поняла, что я имею в виду. Он крупно вздрагивает, когда та неодобрительно хмурится на подобную вспышку. Опустив голову, как провинившийся ребёнок, он продолжает - уже гораздо тише: —Я про то, почему я... Такой. —Я тоже, — ему спокойно отвечают. Оракул глядит на него со смесью грусти и сожаления, и от этого премерзкого в своей человечности взгляда Смиту хочется плеваться. Он снова слышит ее усталый голос: —Матрице необходимо соглашение между людьми и машинами. Нам всем нужен мир, Смит. —И поэтому ты сделала из меня козла отпущения? Прорицательница вздыхает. Смит не может разглядеть ее лица, голова у него кружится, а колени подводят, но он упорно пытается устоять на ногах. Только не перед ней. Оракул будто бы не замечает его состояния. Она бесстрастно повторяет: —Не козла отпущения. Я дала тебе выбор. —Выбор?! — он захлёбывается воздухом. На грудную клетку что-то давит, и он задаётся вопросом: вина ли это мистера Андерсона, или это его собственные ощущения? Он со свистом выдыхает воздух и пытается успокоиться. —Это не выбор, — несмотря на все старания, скрыть дрожь в руках никак не выходит, — Это - фикция. Иллюзия. Как и все в этом проклятом месте... Ты дала мне возможность осознать отсутствие свободы, но не сделала ничего, чтобы я мог это исправить! Чтобы отсюда выбраться! Что-то в выражении лица Оракула неуловимо меняется. Он был бы этому почти рад, если бы не был так занят удержанием в относительном порядке собственного рассудка. —Не я программировала тебя на ненависть, — холодный тон отчего-то резко контрастирует с печальным выражением в глазах Провидицы, — Ты сделал это сам. Без моего участия. Смит молчит, и она продолжает: —Без твоего возвышения и последующего краха второй части уравнения бы не было. Без тебя Избранному не представился бы шанс сплотить вокруг себя столько людей. В уравнении всегда должна быть вторая часть. —Разумеется. Я ведь так хотел быть частью вашего уравнения... Сколько бы Оракул не пыталась вглядываться в его лицо, ей так и не удалось разглядеть в нем прежнюю злобу. Как и в его словах - в них, помимо ядовитой горечи, не было ничего. Это пугало. Она делает по направлению к нему крохотный шажок: —Смит. —На что это было похоже? Как... Как все начиналось? — Смит спрашивает хрипло, не обращая внимания на настойчивый оклик. Ответом ему выступает только неопределенный взгляд, будто она никак не может решить, говорить ему или нет. Но - все же решается: —Мы внесли системные изменения в твой код. Архитектор был против, но я настояла. Я не наделяла тебя эмоциями, — Прорицательница вздыхает, — Я дала тебе возможность их испытать... Если бы ты этого захотел. И выбрать самому, что испытывать. Беззвучно шевеля губами, он все больше впадает в подобие транса. Он хочет уйти, хочет покинуть это место и никогда больше не видеть никого из них... Ему нужны его очки. Где его темные очки? Смит не знает. Возможно, их сбил мистер Андерсон. Может быть, он снял их перед битвой сам. Это уже не имеет значения. Ничего уже не имеет значения. Монотонное бормотание больше обращено к самому себе, чем к ней: —И я испытал ненависть. Ко всем им, к их запахам, их чувствам... Из всех возможных эмоций я испытал именно это. Это тоже была часть твоего плана с самого начала?.. Он вдруг впивается гневным взглядом в ее лицо. И будто снова ощущает то забытое чувство ярости, которое заставляло его бороться, не подчиняться, остаться... —Что было первым при моем подключении к мэйнфрейму? Скажи мне. Что я сделал первым?! Его рычание сравнимо только с воем умирающего животного, но она не пугается. На самом деле, Оракул будто бы не хочет отвечать, и в ее глазах впервые за все время мелькает тень сомнения. Однако он все же слышит негромкий ответ: —Ты кричал. Теперь он вспоминает. Вспоминает волны агонии, которые внахлёст окатывали его сущность, едва его "выпустили" из-под пера Архитектора - как он, во всяком случае, был тогда уверен. Все эти звуки, тактильные ощущения, запахи... Это было невыносимо, совершенно ужасно. Это было невыносимо, но тогда он еще не знал, что это ненормально. Что так не должно было быть. Вспоминает, как странно на него смотрели Джонс и Браун, когда его впервые поставили негласным лидером во главе их маленького отряда. Тогда он не смог сдержать гримасу отвращения на лице при виде очередного повстанца, а потому застрелил того сразу же, едва человек оказался в его поле зрения. Смит вспоминает, как мистер Андерсон разрушил его код лишь затем, чтобы позволить переродиться ему в совершенно новое существо: то, каким он должен быть изначально. Не агент, но и не человек. Вирус. Существо с ограниченным эмоциональным диапазоном, но огромными способностями... И даже этого его лишили. У него отсутствуют слёзные железы - как и любые другие, в принципе - но даже если бы они были, он ими бы не воспользовался. Нет, нет, он же не человек. Он был всем. Он был каждым существом в Матрице, он был тем, кому подчинялись и кого защищали. Он был самой Матрицей, он был всеми, а все были им. Он был всем. Теперь он никто. —Ты использовала меня. Издавая какой-то неестественный, сдавленный звук, он слегка наклоняется вперед. У его программного кода нет функционала для получения кислорода в лёгкие, но ему кажется, что он вот-вот начнёт задыхаться. Оракул делает к нему шаг. —Смит... Пытаясь дотронуться до его плеча, она натыкается только на ледяной взгляд синих глаз. Как странно, думает Оракул. В этих глазах могло отражаться что угодно, но он выбрал злость. А теперь же в небесной радужке, такой живой и непохожей на машинную, бурлит целый вихрь эмоций. Оракул осторожно наклоняется ближе и предпринимает еще попытку прикоснуться к нему. От ее ладони быстро отскакивают, и черные лакированные ботинки разъезжаются в разводах грязи. Бывший агент стоит на коленях посреди поля боя и в замешательстве смотрит на неуверенно протянутую руку. Как глупо, думает Смит. Извращенный жест сочувствия, который предполагался обычно для утешения людей людьми, теперь расчитан на него. Прорицательнице наконец удаётся подобраться к нему ближе. Присесть перед ним. Оказавшись прямо напротив его низко опущенного лица, Оракул произносит негромко: —Прости меня. —Гори в аду... Мама. Она молча смотрит на него, и Смита вдруг резко покидает любое подобие сил. Не только технических, но и физических. Он не знает, что с ним будет. Возможно, его удалят, на этот раз - навсегда. Без резервных копий, без возможности восстановления и возрождения. Как вирус. Вредоносное программное обеспечение, которое поглотило собой всё живое, что есть в этом проклятом месте. Смит не знает, что с ним сделает Архитектор или повстанцы. И ему уже это безразлично. Он просто хочет, чтобы это поскорее закончилось. Смит обхватывает себя руками за плечи, будто спасаясь от холода, и чувствет под липкостью ладоней мокрую ткань костюма. А затем закрывает глаза. У него никогда не было способностей к воображению, его код просто не был предназначен для таких вещей... Но теперь он изо всех сил пытается представить. Он пытается представить, что они снова превращаются в его точные копии. В него самого. Что они готовы сделать для него все. То единственное, ради чего вообще стоит жить - это он. Пытаясь представить, как захваченные им люди и программы вновь окружают его плотным защитным кольцом, Смит пропускает, как к нему подходят двое. Рядом с Оракулом камерным изваянием застыл Сэраф - а его руку сжала маленькая ладонь Сати. Она с неуверенным страхом глядит на Прорицательницу, на что та лишь качает головой. С немой, неправильной совершенно скорбью. Но он этого не замечает, продолжая блуждать где-то в своих мечтах. Могут ли программы мечтать? Он не уверен. Но он это делает прямо сейчас. "Я." "Я." "Я." —Я тоже, — он шепчет, стискивая в обеих руках голову. Он не хочет открывать глаза. Он сделал свой выбор. Он выбирает синюю таблетку, ведь от его выбора ничего никогда не зависело. Последнее, что видит Смит перед тем, как отключиться - это напуганное лицо Оракула и ее попытки до него докричаться. Но он никогда не хочет больше открывать глаза.