Наречённая

Бесполезно искать черную кошку в темной комнате, если её там нет. Известная, избитая, крылатая фраза, очень четко характеризующая все происходящее. Раскинувшиеся деревья шумят кронами, перебирают шелестят ветвями, шепчут, баюкают своим шёпотом, говорят, вторят волнам беспокойного озера, которое старается смыть все прибрежные следы чужаков. Он смотрит на нее восхищаясь, словно на чудо. Она взбалмошная, яркая, верткая и такая же колючая, как крыжовник, что растет по краю старого забора. Её невозможно удержать, это все равно, что ветер руками ловить. Он понял это давно, еще тогда, когда заявился на остров этот Леонид Андреевич. А еще уяснил, что она не прощает предательство. - Поцелуйте меня? - в её усталом голосе звучит не просто просьба. Это призыв, это разрешение, это зов выстуженной души о тепле и ласке. Сейчас для Павла все людское - шелуха, всего лишь дурацкая возня в песочнице. Её просьба это нечто большее, чем вопрос. Это - его шанс, его возможность побыть ближе, стать ей опорой, ведь даже этой независимой, гордой, самодостаточной женщине иногда нужно крепкое мужское плечо рядом. И кто он такой, чтобы судить её поступки? Здесь и сейчас важны они двое, а что потом - все мирское. Его дитя, его дочь - Майя, дома - в безопасности и уюте, а он здесь и сейчас, смотрит в глаза своей судьбе, поднимаясь по скрипучим ступеням. Он едва касается ее уст, бережно обнимая бесстрашную красавицу, льнувшую к его рукам. Дверь, закрытая на замок, колышущиеся занавеси органзы на окне, шорох одежды, сброшенной на пол. Заходящее солнце играет бликами по стенам старого дома, а спальня на втором этаже скрипит разобранным диваном. Она привыкла и уже забыла, как это бывает и тут же мгновенно вспомнила, когда чужие руки сегодня нагло обняли её, притиснули и ничего, кроме боли и ненависти эти воспоминания не принесли. Она, как и все писатели склонна предаваться воспоминаниям, разбирать их по крупинкам и сортировать по полочкам. Но все хорошее меркнет, по сравнению с тем судьбоносным капризом Леонида предать её. Словно кто-то неловкий размазал по ее холсту жизни черно-красными красками, затемняя семейное счастье мрачными, агрессивными тенями. Уже почти, почти отболело, почти не йокает внутри. Все сложилось тогда один к одному, украденный роман, уведенный из-под носа муж, преданная, брошенная она, отменно считывающая складывающая детали. Нет, сперва она пыталась обелить его, оправдать в своих глазах, но не вышло, слишком уж истина резала фактами. Именно Леонид передал тогда её ноутбук, он спал с ее работодателем, именно к ней он уходил, а ложь приторным, противным слоем скользила по их жизни, разводя в стороны. Не было ничего удивительного в том, что Леонид увлекся богатой красавицей, так умело льющей льстивыми речами, которые восхваляли, тешили его мужское эго. Это же вам не Агата, колючая и сухая, со скудным эмоциональным диапазоном. Она не простила этих двоих, а еще больше не простила саму себя, что наступила себе на горло, не докапываясь до истины так долго, что была предана трижды. Она потеряла мужа, свою первую книгу и подругу-работодателя. Жестокий жизненный урок пошел на пользу и больше Агата близко к себе никого не подпускала, пока не приехала на этот остров. Люди, обособленно живущие на этом Богами забытом острове, жили своей закрытой и неспешной жизнью, пока на них не свалилась Агата, как снег в октябре. Она, заявившись на остров, вместо того, чтобы вдохновляться закатами и шелестом воды, разворошила осиное гнездо тайн, старых секретов и жизненных драм, вытаскивая на свет белый то, что уже давно протухло гнилью преступлений и бесчеловечности. Хотя её тетка так и не передала ей силу(три ха-ха и макаронные монстр в придачу) жители острова не сразу, но смирились и приняли её, как продолжательницу рода, как наследницу кукольницы, а её любопытный нос воспринимали уже не как пустозвонное любопытство, а как помощь. К ней шли сами, уже прося вмешаться, дабы не случилась беда. Лукаш не больно-то заморачивался причинно-следственными связями, а попросту подстраивал факты под свои прямолинейные теории, то ли жизнь его так побила, то ли действительно анекдоты про профдеформацию имели место в реалиях жизни, но без её помощи участковый бы ещё долго докапывался, кто, где, когда и зачем. Агата никому не отказывала, а сама обрастала мелочами, знакомствами, привыкала к местным легендам и неиссякаемо писала, обличая грехи человеческие в образы и персонажи своих книг, безжалостно перекраивая реальные человеческие истории. Ей нравилось создавать персонажей беря прототипом реальных людей, но разбавлять их жестами, привычками, манерой разговора, слаженно вплетать их в сюжет. Она не раз порывалась уехать на большую землю, туда, где жизнь безжалостно жрет, не позволяя отдышаться, а гонит и гонит вперед. Остров же с его лесом, водой, тайнами и легендами все больше манил Агату, особенно снами и воспоминаниями из самого детства. Тетка не была такой уж ведьмой, образование психолога, некая эмпатия и продвинутый гипноз делали своё дело, люди ходили к кукольнице лечить душу, а Агату теперь звали лечить людские жизни, вскрывать нарывы грехов, распутывать причудливые, загадочные судьбы и обличать виновных. Островитяне и сами не заметили, как за несколько лет сроднились с ней, как проще стало им дышать, как откровеннее стали они в своей жизни и друг с другом, как стали пусть капельку, самую малость, но счастливее. Так Агата и жила здесь, пока не явился Леонид и не растревожил её. Спокойную, размеренную жизнь писательницы омрачило ворохом воспоминаний, спина заныла фантомной болью, а под ребрами зашевелилась ненависть, тупой, желчной болью предательства кольнуло под дых еще там, на крыльце больнице. Разбираться, копаться в себе времени не было, приезжий меценат, брат, прогнивший насквозь своей завистью и злобой, собственный испуг за жизнь Леонида и осознание, что все это уже по привычке. Она привыкла черпать боль и ненависть из своих воспоминаний, а он глупо и все так же самонадеянно привык брать нахрапом. Прав был Арво, остров меняет людей. И если бы еще каких-то три-четыре года назад Агата уступила бы его желанию, то сейчас прогнала. Леонид ушел, а она так и сидит на крыльце, продолжая копаться в себе да анализировать, когда приходит Павел. Он один смотрит на нее так, что где-то внутри разливается ласковое тепло, будто бы на стылом ветру накинули на плечи шаль. Агата искренне наслаждается его восхищением. Женской натуре свойственна спонтанность и как он там говорил, подобное лечится подобным? Просьба слетает с ее губ раньше, чем голова успевает подумать. Агата не успевает сравнивать, он слишком не похож на других её мужчин. В его касаниях нежность и уверенность. В его жестах ни грамма фальши или игры, это подкупает похлеще лживой лести и пустых слов. Он раздевает её, словно бы разворачивая свой самый ценный подарок. Для него её близость - дар. Его пальцы массируют уставшие за день ступни, а губы скользят по голени, не забывая сокровенные местечки там, где светлый пушок волос прячется от станка. Агата плавится в его нежности, позволяя любить себя, раскидываясь на простыни, и совсем не замечает, когда он нависает над ней такой же нагой, как и она. Мужчина собирает её вкус и запах духов с шеи, скользит губами по линии челюсти, оглаживая грудь. Умелые, чуткие пальцы играют на её теле, стоны срываются с губ помимо воли и она выгибается, когда щетина царапает внутреннюю сторону бедра. Он касается её в самом чувствительном месте, она же хватается за его плечи, стараясь не потеряться в тенях ветвей деревьев на потолке, ведь так и хочется прикрыть глаза. Он творит нечто невероятное, вылизывая её столь откровенно, что Агате впервые стыдно. Павел так явно наслаждается ею, что урчит на царапки от её ногтей и вскрики. Его ласка - поклонение, это - нежность, это - забота и прежде всего - её удовольствие. Её ноги дрожат, а ступни упираются в его предплечья, когда язык, распаливший её, скользит внутрь, поглаживает стенки и едва-едва щекочет самый пик удовольствия. Он проходится по чувствительным складочкам, скользит самым кончиком языка все ниже, подхватывает её под ягодицы, раскрывая, касаясь сжатых мышц. - О-о-ох, - Агата удивленно охает и выгибается, так там её ещё никто не касался. Стыд заливает щеки, а он нежит её во всех местах, совсем не стесняясь. - Я, я не... - Т-ш-ш-ш, - шепчет он ей, смотря в глаза, отрываясь от ласки - нет ничего стыдного между мной и тобой, - его пальцы скользят внутрь лона, раздвигая стеночки. - Я не причиню боли, доверься мне, - проталкивая их внутрь снова и снова, - Ты прекрасна, - Агата наслаждается, начиная отзываться на столь откровенную ласку. Она прикрывает глаза, румянец горит на щеках, а тело само по себе движется ему навстречу, её руки притягивают его все ближе и ближе. На каждое движение внутрь, на каждый её стон он дарит ей новые витки удовольствия, которые рассыпаются по всему телу дрожью. Как налившуюся грудь тянет за вершинки, прихватывая губами. Как лелеет её ягодицы, вжимая в себя, жадно вдыхая её запах, потираясь членом об влажные, мокрые от возбуждения складочки. Как упрашивает её, сцеловывая стоны, как медленно скользит внутрь, когда она вздрагивает, мужчину размером природа явно не обделила. Как жадно смотрит в её лицо, как держится, опираясь на локти, как ловит её ритм, доводя Агату раз за разом до дрожи, придерживает её, давая пережить первые расхожие волны удовольствия. Как нежит её, баюкая, дав передохнуть, как заботливо спускается вниз, за кружкой воды и поит её со своих рук. Он совершенен в своих желаниях и абсолютно бескорыстен. Мужчина красив своей, природной красотой. Он не высок, зато ладно скроен. Взглядом Агата скользит по широким плечам, сильной спине, исполосованной старыми шрамами, она касается их пальцами, аккуратно вставая на пол. Она обнимает его, прижимаясь, пристраивая подбородок на плечо. Оглаживает руками бока, грудь, ведет рукам по животу, касаясь его твердости, он все еще не удовлетворен. Павел отставляет пустую кружку на стол, оборачивается, бережно поддерживает её под спину, подталкивая к дивану, он смотрит на неё, когда она садится сверху, опускается на него, вздрагивает и раскачивается так, как ей нравится. Он смотрит и угадывает или взаправду так хорошо её чувствует, что переворачивает их, обласкивает её снова и снова, вылизывает, упивается ею и, разводя её ноги пошире, толкается внутрь сильно, властно, срывается, шепча: - Позволь мне, - прихватывая её под коленями, - прими меня, откройся, впусти меня до конца. Он двигается столь хлестко, сильно, так, что она снова вскрикивает, толкается навстречу, обвивает ногами, руками и частит дыханием, царапая его спину: - Ещё, - жадно шепчет Агата, - ещё-ещё-ещё... И он дает ей требуемое, ещё больше, ещё глубже, ещё сильнее так, что оба срываются, задыхаются, дрожат, Агата вскрикивает на самом пике, выламываясь в спине так, что шея хрустит, а он забрызгивает её живот, размазывая всё между ними, забирая своими поцелуями испарину с её виска. - Ты - прекрасна, - тихонько шепчет он ей в затылок, пока Агата дремлет, развернувшись к нему спиною. За ночь он будит её еще пару раз, заласкивая до криков и опухших от поцелуев губ. Он обещает вернуться, переодевая совсем сонную её в сорочку, перестилает простыни и оставляет после себя запах на коже и подушках. Агата спит до самого утра без кошмаров. Ей снится сон о воде, о старом, том самом гребне, о шрамах на спине и его глазах, на долю секунды сменивших цвет. Утренняя хмарь на съемочной площадке, кофе и замечание Леонида летят мимо нее, ведь ей так необходимо, просто необходимо разгадать, кто следующий. Она вертится, крутится, анализирует, ищет, дергается, чтобы не потерять ниточку связи, пульсирующую в голове весь день, когда сквозь её рассуждения пробивается его голос: - ... о том, что я люблю тебя. Она тараторит, сыплет словами, хватается за рассуждения и чуть вздрагивает от его объятий: - Ты совсем-совсем спряталась в себя? - его пальцы аккуратно заправляют за ушко прядь волос. - Разве я попросил хоть что-то от тебя взамен, Агата? Не торопись, не лги самой себе. Мне нужно будет уехать на некоторое время, присмотришь за Майей? Все идет так, как она и предполагала. Убийца понесёт наказание - фальшивая мать Инги оказывается под стражей закона, сестра люто ненавидит её, но жажда справедливости побуждает Агату не щадить чужие чувства, а выводить на чистую воду виновных, как бы не ранило это людей. Леонид все так же тяжело смотрит и уезжает ни с чем, ведь Агате он больше не нужен. Лукаш пытается отточить сарказм, но терпит очередное поражение, слишком он слаб, только пытается кусаться. да и то мимо. А игра жизни и смерти все продолжается и продолжается. Все события этого острова так или иначе связаны с самой Агатой и чем-то еще? Она расписывает все истории на листке, ведет пальцами по надписям и понимает - затонувший паром. Выверт судьбы или же чье-то больное воображение? У всех, кто остался здесь жить уже бы тот, кому можно было нести кабуши. У Агаты и так немерено скелетов в шкафу, та еще и постоянное напряжение не делает её ни на миг спокойнее. Она прагматична, расчетлива и как и все женщины спонтанна и логична там, где остальным невдомёк. За месяц Агата становится все чувствительнее, все эмоциональнее, обретение и скорая потеря сестры, чувства к девочке, дочери Павла, к той, к которой Агата привязалась, губят её. Сердце думает быстрее головы, ведь времени у ребёнка может не быть, дорога каждая минута. Она успевает лишь позвонить, кинувшись спасать Майю самостоятельно. Связанная Агата тянет время, забалтывая спятившего и самонадеянного старика, успевая развязать верёвки на тонких запястьях девочки. Майя получает свой шанс на спасение, убегая, а спятивший старик обрушивает на Агату весь свой гнев, надеясь на ритуал, планируя принести её в жертву. Он чёрте что несёт, волоком таща Агату по мокрому песку, пробивает лодку, отталкивая её от берега вместе со связанной женщиной. Он споро приписывая ей, Агате, все смертные грехи, считая, что местное божество вернёт ему утопленников в обмен на неё. Агата боится не за себя, а за маленькую девочку, за Майю, за ту, которая не успела еще толком пожить. Вода начинает прибывать, холодя спину и ноги, ветер дёргает за волосы, её вскрик летит над берегом, а взвившиеся чайки кружат вокруг. Ведь именно в такой момент понимаешь, что жить очень и очень хочется, а кроме неё самой в лодке ничего нет, в голове вертится ворох мыслей, мозг хаотично перебирает должное содержимое карманов и она хватается за этот шанс. Агата нашаривает подарок - стальную рыбку, стараясь перерезать веревку и просит хоть Бога, хоть черта, всех, кто её слышит, чтобы Майя спаслась. Чтобы Павел успел найти её до спятившего от горя старика. Как бы она не торопилась, озеро быстрее, оно поглощает её вместе с пробитой лодкой, стараясь утянуть на дно. Вода в озере мутная из-за торфяных болот, ничего не видно, даже неба над головой, в ушах шумит, а легкие начинают гореть, требуя вдоха. Плещущаяся бездна холодная, почти ледяная даже летом, одежда быстро намокает, тянет её на дно. Что-то движется в воде, быстрое и бликующее, Агате кажется, что все покойные острова, погибшие когда-то давно, мстительно утянут её за собою. Глаза в очередной раз закрываются, она дергается, кричит с испугу, захлебываясь водою, когда некто сильный тянет её за собой... Саднит горло, немного тяжело дышать, что-то или кто-то мешает перевернуться, голоса все время назойливо жужжат над ней, их настойчивость, просьбы, её имя... - ПАПА-А-А! Агата подскакивает на кровати и тут же уши режет звонкий крик, когда её обвивают тонкие руки-веточки Майи. Девочка жива и здорова, её невесомые объятия дарят тепло, обхватывают и не отпускают, продолжая держать её. Агате немного неловко, когда она сипит пересохшим горлом: - Ну, какая же я тебе папа? Павел, забежавший в палату, вздыхает с облегчением, крик дочери враз рассыпался по спине кусачими кляксами адреналин. Агата и Майя обнимаются и ему, Павлу, хочется, чтобы этот момент единения длился чуточку дольше. Леонид, заявившийся следом за ним, портит собой повисшее в воздухе равновесие. Павел вспоминает профессиональную этику, выгоняя всех посторонних из палаты. Внимательно осматривает Агату ещё раз, прикасаясь только как врач, не позволяя себе лишнего. Зрачки реагируют стандартно, давление в норме, при пальпации патологий не выявлено, конечно, на острове есть только старый рентген, но седло не смещено, трещины он исключил, а пока Агата была без сознания, капельницы они уже прокапали. Легкие чистые, без хрипов и это не может не радовать, так как купание в стылой осенней воде ещё никому пользы не приносило. - Сутки понаблюдаем и, если с анализами будет всё в порядке, я вас выпишу из больницы на амбулаторное. Спрей для горла я сейчас принесу, обед принесут в палату. По хорошему бы вас в реанимации надо три дня держать, но вы же не поедете на материк? - аккуратно интересуется он, складывая тонометр. - Нет. Я вполне сносно себя чувствую. Мне и тут хорошо. Когда у вас тут кормят? - Давайте ка я сам принесу вам обед. Если всё же будет тошнить, сразу же мне скажите. Вставать аккуратно, без резких движений. Не обижаетесь на Майю, но едва ли она отлипнет от вас в ближайшее время, - Павел говорит всё это, поправляя ей одеяло, сползшее на пол во время осмотра. - Она мне не мешает, - тихо отвечает Агата, уже видя, как маленький любопытный девчоночий нос просачивается в её палату. В этот раз она не спешит покинуть больницу, не торопится сбежать, но задумывается о нестыковках в своих рассуждениях. Леонид, видя её настрой, дожидается, пока доктор с дочерью в очередной раз покинуть палату: - Умеешь ты находить себе загадки, Агата. Будь осторожна, твой доктор - темная лошадка. Официально он врач, отец Майи, вдовец. На острове ему принадлежат два дома, на материке квартира двушка. Остальное - это закрытая информация. Пять лет службы в особом подразделении, контрактник. Официально на него больше ничего нет. Давай уедем вместе? Агата оставляет его вопрос без ответа и Леонид так и уходит, получив только сухие свидетельские показания. - Кто вытащил меня из воды? - интересуется она у Павла во время очередного осмотра, перебирая рисунки Майи, разложенные по её кровати. - Я, - спокойно отвечает мужчина, устраивая фонендоскоп на шее. - Можно смело вас выписывать. Ссадины полностью заживут через неделю, мазь я дам - даже следов не останется. Давление и стул в норме, легкие чистые, без хрипов. Анализы хорошие. - Как у вас получилось найти меня? - Агата смотрит на него, стараясь прочесть Павла - Издержки профессии, один раз дав клятву, я просто обязан всех спасать, - просто отвечает он, пожимая плечами. - Значит зря я вас благодарила, доктор, - провоцирует его Агата. - Ведь это всего лишь клятва обо всех. - Вы для меня - не все, - Павел придержал её за запястье, серьёзное лицо и прямой взгляд не оставляют сомнений в выборе. - У меня к вам будет дело, доктор. Приходите вечером. Ко мне. Агата не теряет времени даром, библиотека раскрывает перед ней двери, как и обычно. Арво шуршит старыми газетными вырезками, перебирает книги и ставит чайник: - Чаю хотите? - Что ты знаешь об острове, Арво? Какая легенда самая старая? - напрямую спрашивает Агата, поверхностно касаясь корешков старых томов. - Легенды говорят многое... Когда Сампо разбилось и упал его кусок на дно морское, задел он скалу, выступающую из вод. Заискрилась та скала, заиграли на ней богатства, да разозлился хозяин вод, поднялся шторм и смыло со скалы осколки Сампо. С тех пор и стоит этот остров посреди вод, будто бобыль среди всех земель. Отчужден царем воды он, проклят за своё создание, каждый вновь сюда ступивший, обретет здесь испытание. А вторая легенда гласит, что на этом самом острове, да-да, прямо здесь, где происходят все запутанные истории, переплетенные с нашими жизнями, жил когда-то ведун. И был он хранителем этого места, стражником, жнецом самой смерти, который должен был провожать людей в царство мёртвых или отказывать им, отправляя назад. Испокон веком сюда приезжали за истиной, выбором, силой или благословением Богов, если хотите. Бренный путник станет ветром, бусы смоют его годы, кажинный сильный ослабеет, заберет водица чрево, каждый здравый захворает, на брежатого вся воля, он наместник всех верховных. - Кто такой брежатый? Кажинный? - Хм, ну, если смотреть глобально, то страж, сторож, охранник. Кажинный - каждый, бусы - здесь дословно дожди, морось. - Что-то ваш страж не торопится выполнять свои обязанности, вы не находите? Что за бред... Опять ваши сказки, легенды.... Если заглянуть за ширму каждого найдётся столько, что содрогнёшься. Преступления совершают люди, а вовсе не легенды и монстры. Кто он? Ведун? В смысле ведьма, ведьмак, знахарь? Знахарь... это все не то, не то...что-то тут не сходится... И при чем тут это пророчество? Каждый, кто попал на остров, его омоет дождями? В смысле, каждый застрянет здесь от дождей до зимы и опять? А вода? Вода, вода, вода.... Все решает загадочный страж, кого, куда и как распределить? Бредятина чистой воды... - Это всего лишь легенды, Агата. А остров у нас необычный, это - факт. Может люди чего и напридумывали, кто же его знает. Даже сами карельские рассказы и те собирали со слов народа, может чего и переврали, когда записывали. Библиотека ничего не дала, так или иначе все пришествия были следствием той самой трагедии на пароме, это всего лишь следствия, принесшие еще больше боли и потерей. Агата расписала в дневнике возможные теории и так и ничего не придумала. С детства Агата была любопытной, загадки терзали разум, пока она не научилась щелкать их, как орешки. Что-то еще происходило, что-то кроме основных событий, нечто, что она упускала из виду... Паром - массовая гибель и без вести пропавшие... Кукольница - воспоминания - дом - брат - убитая сестра... Русалки - гребень - кассета - ревность - чердак - Павел - смерть... Вода - спасение - выбор - Павел - тепло - хорошо - спокойствие... Закат расписал дом волшебным, розово-золотистым сиянием, пылинки кружили в воздухе, ветерок трепал органзу, взмывая в воздух невесомые золотинки. Агата смотрела на своё отражение зеркале, словно в трансе шепча: - Страж...страж...страж... Игривые кудри покачивались в такт покачиванию головы, а привычная ручка что-то чиркала в блокноте, независимо от хозяйки руки. - Агата? - она обернулась на его голос. - Я стучал, но дверь оказалась открытой. Как ты? Как творчество? - Дверь? Ах, да, я тут вот задумалась немного, - она захлопнула блокнот, собирая свои заметки в кучу, стараясь не смотреть на него, но её так и тянуло посмотреть в зеркало, ловя его отражение. - Я бы тоже задумался, - теплые ладони легли на плечи, массируя, разминая напряженные мышцы. - Ты знаешь, что сейчас закат запутался в твоих волосах? Я не прочь простоять так вечность, рассматривая, как заходящее солнце искрится в твоих локонах, подсвечивает глаза потусторонним светом, рассыпает тень ресниц по щекам. Если бы ты была ведой - я бы не отказался от твоего заклятья, сам добровольно бы шагнул на путь судьбы и будь, что будет. - А, что, обязательно кем-то быть? - Агата смотри на его отражение. - Собой, - шепчет он, подходя впритык, зарываясь в её волосы лицом, - надо всего лишь быть собой. Ты меня и так с ума сводишь, Агата. - Расскажешь? - Что именно? - тихонько уточняет он. - Ну, что можно озвучить, не нарушая секретку? - Догадалась, да? - тепло улыбается Павел, чуть отодвигаясь. - Ну, скажем так, мне пришлось поступиться свободой передвижения в обмен на лишения родительских прав бывшей жены. Должность у меня такая, людей спасать, если они сами этого очень хотят, конечно, я же врач. Мне очень жаль, но твоя сестра не хотела жить, тонкая натура, таких, как мотылька ловят, рвут крылья и они угасают, а есть такие, как ты, которые сами параллельно опасности идут и только сильнее становятся. Ты сама себя спасла, а остров лишь помог тебе. Нет здесь никаких объяснений, нет толкования преданий, просто остров - есть остров. В пошлый раз он принял смерть только тех, кому не хотелось жить, их можно услышать отзвуках русалочьих хороводов в гроте, рассмотреть в огоньках на болотах, в вое ветра, во время шторма, так всегда здесь было . А старик, он просто сошёл с ума от горя, он поверил бы во всё, что угодно, только остров мёртвых не возвращает, лишь помогает тем, кто хочет уйти или же остаться. Ты же хотела вернуться? - К тебе? - осторожно уточняет она. - Не важно к кому и зачем, ты хотела жить и выжила. Я выжил в своё время точно также, как ты, на одном упрямстве и желании забрать дочь. По молодости чего только не бывает, гормоны в ушах плещутся, а быт оказывается не совсем таким, каким его представляют. На зарплату медика не разгуляешься, даже если он военврач. Я вернулся с очередного контракта в отпуск и мне не понравился способ воспитания Майи её матерью. Квартиру я оставил ей, от дочери она отказалась, но умудрилась в отместку лишить меня карьеры в ведомстве. Пришлось срочно искать тихое место, вспомнил былую юность и нашел его здесь. Майе тут нравится. Как и мне. - Легенда о страже очередная попытка пиара? Рекламный ход Арво или его жены, чтобы привлечь туристов? - пробует Агата перевести тему. - Остров, - качает головой Павел. - Все дело в нём. Твоя тетка была ведой, той, чьё призвание было помогать и она помогала, выводила на чистой психологии и эмпатии на баланс, почти психиатрия. В тебе тоже есть дар, только он преобразован под то, что ты хочешь. Ты тоже спасаешь людей, расследуешь, помогаешь, выводишь на чистую воду преступников. Чем тебе не дар? Остров звал тебя, вот ты и вернулась сюда. Все просто. - То есть... - То и есть. Каждый, кто откликается и помогает, тот и есть своеобразный страж для тех, кто тут живёт. Повитухи в старину выхаживали непраздных совсем, как современные акушеры. И раньше находились более разумные и находчивые, отдающие предпочтения знаниям и умениям, приносили людям пользу, помогали нуждающимся. Остров помог тебе вспомнить, помог спрятаться, когда это было нужно, помог отыскать Майю, помог тебе её спасти. Место здесь такое. А люди зашорены и никак не хотят понять, что самое важное в жизни - это и есть сама жизнь. Скольким ты помогла очистить душевные раны, выдернув из них то, что они так тщательно скрывали, то, что их мучило, бередило их души, вспомни? А теперь они спокойнее, счастливее, ты вскрыла их нарывы, они больше не болят. Не всё в нашем мире можно объяснить наукой или потрогать руками, на Земле полно таких мест, как наш остров. - Ты ещё скажи мне, что Сампо упало, да? - насмешливо вздёрнула брови Агата, сев на любимого конька реализма. - Не только. Но проще облачить непонятное в легенду, чем сломать голову, пытаясь объяснить разумно, с научной точки зрения. Вот смотри, фельдшер с опытом с ходу определит по экг невралгия или инфаркт, а студент практик может и ошибиться, дело в опыте. Ты ведь тоже читаешь людей, сопоставляешь и так далее, а Лукаш числится для виду, затыкая собой должностную прореху в ведомстве. Агата, тебе так важно докопаться до истины? - он гладит её плечи. - Я не верю в мистику и всякие бредни. - Тебе и не нужно. Ладно. Когда сюда заслали экспедицию, то финансирование быстро отозвали из-за пустых отчётов. В то время по всему союзу рассылали поисковые команды, началось ещё в тридцатых годах, когда Шамбалу искали, потом на Кольском полуострове нашли остатки древней цивилизации, попробовали докопаться до сути камлания шаманов и успокоились на этом. Не может обычный человек обрести дар, это не прививка. Здесь нужно родиться и вырасти, чтобы суметь развить дар. Ещё в семидесятых шерстили народ, исследовали, проверяли, может кого и забирали в застенки ГБ, а может и нет. У меня никогда не было полного доступа к архивам, но на заметке такие места, как наш остров, стоят до сих пор. Биоэнергетическое поле острова обусловлено повышенным излучением, что-то вроде радиации, но не настолько вредное. Остров расположен на древней докембрийской платформе, неровности фундамента, обусловленные движением тектонических плит, определяют рельеф. Здесь полно скал, видимо есть разлом, который фонит, ты же помнишь тотем? Вот некоторые люди с непривычки и реагируют на остров не как местные, мозг задействует скрытые, спящие до того функции, фон является катализатором, а в какую сторону понесет подопытного так никто и не понял. За безрезультатность и плавающие отчеты проект находится в спящем режиме. - Допустим. Но, ты не вписываешься в эту сельскую идиллию. Слишком широкий спектр познаний и умений для сельского доктора, хирург, терапевт, гинеколог, стоматолог, лор, травматолог, кардиолог. Что тебя здесь держит? - В сложных случаях я отправляю пациентов на материк, используя паром или санитарную авиацию. Моя квалификация позволяет мне совмещать должности в связи с отсутствием персонала и по мере необходимости. А с особенными пациентами я отправляю сопроводительные документы, дальнейшее их существование я не отслеживаю и не курирую. Со временем ты всё поймёшь сама. Ты так и не задала свой главный вопрос, так и будешь прятаться за ширмой? - уточняет Павел. - Кто бы говорил.... - Агата понимает, что сама позвала его и оттягивает время. - Почему? Для Павла в одном её слове столько всего, что не передать и тысячей слов. Почему все еще любит? Почему он такой? Почему именно она? Почему не оставит её в покое? Почему кинулся спасать её, оставляя дочь на берегу? Почему терпит её выходки? Почему продолжает приходить? В одном слове скрыто то, что она ни за что не озвучит вслух. Неуверенность. Сомнение. Ожидание. Надежда. - Потому, что ты есть у меня. Любят не за характер, тело или умения. Любят вопреки всему. Ты же не спрашиваешь у озера, почему она такое? Ты принимаешь его таким, какое оно есть, а не стараешься вычерпать его ложкой в угоду себе. Так же и с тобой Агата, мне ни к чему менять тебя, я принимаю любую тебя. - А я у тебя есть? - очень аккуратно провоцирует она Павла. - Очень на это надеюсь. Я умею ждать, - Павел вопреки словам, начинает поглаживать плечи, показывая своё отношение к ней делом. - Спасибо, на память не жалуюсь, - складывает руки на груди Агата, принимая его замечание, вспоминая прогулку по берегу. - Тш-ш-ш, не кусайся и не закрывайся от меня. Я тебе не враг, - шепчет он ей, наклоняясь ближе. - Любовь - это глупость, - шепчет Агата, отводя взгляд. - Как скажешь, - он обнимает её, прикасается губами к виску, прикрывая глаза. - Я не самая лучшая кандидатура в сожители. И не люблю готовить, и без Маруси я, как без рук, - голос её чуть подрагивает, выдавая её с головой. - Я люблю тебя, - это не информация для сведения, это не вопрос, это - констатация голого факта. - Я... - Я знаю. Я понял, хоть и не сразу, ты уже тогда защищала меня, а не страховала себя. Агата принимает его признание, осознаёт его правоту, принимая, как данность, что она всё ещё способна на глупости, всё ещё способна любить, если так можно обозвать то ощущение, что делает её сердце живее и больше. - Вот вы где, - в комнату звонким колокольчиком врывается Майя. - А пойдёмте чай пить, я варенье принесла. Мы с папой насобирали, - бесхитростно рекламирует она своего отца. - Ну, раз с папой собирали, то конечно пойдем, - поворачивается к улыбающейся девочке Агата, поправляя ей завернувшийся ворот свитера. Агата берёт в свою руку маленькую ладошку, ведя Майю за собой. На кухне желтым светом горит лампа, под чайником полыхает синим цветком газ, а Агата ловит себя на том, что ей уютно. Уютно и тепло рядом с ними. Она залипает на том, как он нарезает хлеб, как Майя перекладывает тягучие ягоды из банки в вареньицу и понимает - вот оно, эти двое делают её более человечной, более живой. - А можно, когда вы жениться будете, я тоже в белом буду? - бесхитростно выдаёт Майя. - Майя, - качает головой Павел, смотря на дочь, придвинувшуюся к Агате. - Он тебе уже и кольцо купил, красивое, я сама видела, - шепчет ей Майя. - Ну, раз кольцо купил, значит тебе понадобится белое платье. - Выйдешь за меня? - уточняет он, протягивая кольцо на раскрытой ладони. Простой золотой ободок лежит и поблескивает, толкая её к ответу на озвученный вопрос. - Мне не идёт белое, - говорит она, но протягивая руку. - Я подумаю насчет платья, но ничего не обещаю, не люблю не практичные вещи. - Ты только платье не хочешь? - замирает он, поглаживая её пальцы, так и не надев кольцо. - Белое и длинное на острове? Это не рационально. - Агата? - смотрит он на неё особенным взглядом. - Скажи мне? - Да. - Урааа! - маленький ураганчик прыгает ей на шею, как только кольцо оказывается на её пальце. - Теперь я буду звать тебя мамой, - шепчет ей Майя в шею. - Договорились, - кратко отвечает ей Агата, смаргивая невольные слезы. А Павел обнимает их обоих, не смея нарушить уютную тишину, не решаясь спугнуть обрушившееся на них счастье в виде этой взбалмошной, неугомонной и такой необыкновенной женщиной, которая ответила ему да. Вечер вступает в свои права, прогоняя сумерки прочь, в доме на побережье загораются окна, теперь там живёт семья. Крыша проглядывает обновленной кровлей из-под снежных пятен, из трубы веет уютным дымком, а во дворе остывает капот служебной буханки. Их счастливый смех и тихую беседу может услышать каждый, кто будет проходить мимо. Именно сюда островитяне ходят за помощью, сюда заходят не только лечить тело, но и душу. Что Павел, что Агата никому не отказывают, всегда откликаются за зов и просьбу о помощи. Зима принесла на остров не только снег, но и новую жизнь, славный комочек маленького счастья довольно посапывает в кроватке, которую покачивает Майя. Вместе с кроваткой покачивается куколка-оберег, глазки бусинки которой ловят отблески лунного света, просачивающегося сквозь шторы. Пока Агата выстукивает по клавишам очередной шедевр, Павел, приехав с вызовов, готовит поздний ужин для своих девочек. Ветер подхватывает пригоршню легкого, весеннего снега, кидая крошево на порог, обозначая своё присутствие. А где-то там, на другой стороне острова, в гроте, раздаётся плеск воды и смех, который подхватил вездесущий ветер, донесёт переливчатые звуки до самых болот, где смешинки рассыплются, осядут на проталинах чудными огоньками, которые летом раскроются янтарными, талыми ягодами морошки. Воздух закружит, застудит вода, пламенем вспыхнет стихия тогда, когда с судьбою столкнется веда, вновь обретет или потеряет навсегда... Выберет ведьма сама...