Со дна долины

— Нотта нашли убитым в своем доме этой ночью. Он запустил Авадой себе в голову, — Драко закурил, нервно подергивая ногой и глядя в одну точку. — Я только с собрания, авроры уже вернулись оттуда. Его отец потребовал присутствия на похоронах, ему, конечно, будет отказано… — Тео много пил и мало с кем общался последние пару лет. Вся эта херня с Волан-де-Мортом, арестом отца сильно на него повлияла, но недавняя смерть матери окончательно подкосила. Я могу его понять… — У него дома нашли чертову кучу магловской дури. Не удивлюсь, если он был под наркотой, когда решился на это. — Наша вина, что не заметили вовремя, каждый занимался своей жизнью… — Драко, не вини себя! Нельзя всех спасти, — Гарри взял протянутую сигарету и закурил, устало закрыв глаза. Он слишком быстро двигался по карьерной лестнице, чем вызывал недовольства более взрослых, но менее успешных коллег. Для них он всего лишь мальчишка, не закончивший даже школу, не все считали победу над Волан-де-Мортом делом ума Поттера, а лишь большим везением. Он не хотел особого отношения, слава и так давила на него тяжким грузом. За последний год Избранный в одиночку поймал и доставил в зал суда два десятка Пожирателей разного калибра. Стоит ли объяснять, что он практически жил на работе? Он не знал другой жизни, кроме борьбы за мир. — И это говоришь мне ты? — Драко горько усмехнулся. — А если бы ты вот так же упустил своего Уизли? Гарри провалился в воспоминания годовой давности. Весь волшебный мир активно боролся с последствиями войны. Восстановление Хогвартса. Поимка и суды последних Пожирателей. Люди же пытались жить обычной жизнью, учиться, работать, любить. Рон принял предложение Чарли о работе в Румынии. Сам Гарри сразу пошел работать в аврорат. Гермиона же… Она вернулась из Австралии неожиданно, завалившись на Площадь Гриммо посреди ночи, пьяная, в истерике повторяя: “Я их потеряла, Гарри! Собственными руками лишила себя родителей. Они меня не вспомнят!” Первое время жила на умиротворяющем бальзаме и зелье для сна без сновидений, пока они не перестали на нее действовать. Позже Гарри нашел для нее психотерапевта в Лондоне. — Очевидно, что все мы травмированы и не все психически здоровы, Гермиона, — тихо сказал Гарри, возвращая ей книгу. Она много читала как и всегда, только теперь психиатрию. — То, что все мы пережили не может пройти бесследно. — Ты пытаешься меня убедить в моей нормальности? — Я просто хочу сказать, что у каждого свой предел. — Ты слишком много куришь, Гарри… — У каждого свои меры борьбы со стрессом. А еще я слишком много работаю, так говорит Джинни. — Вообще-то она права! И никогда не умел себя беречь, — Гермиона обняла лучшего друга, улыбаясь от всплывшей в памяти их первой встречи в поезде. Лохматый мальчишка с бестолковым видом и в очках, замотанных скотчем на переносице абсолютно точно не мог быть тем самым Гарри Поттером, о котором она столько читала. Регулярные встречи для психотерапии и какие-то навороченные препараты помогали. Больше не было истерик, слёз и бессонных ночей. Только и прежней Гермионы больше не было, живой труп, если хотите. И как бы не держалось в тайне состояние Гермионы, от Риты Скитер никакая горячая новость не могла ускользнуть. Никакие деньги не заставили бы ее молчать об этом. Гриффиндорка никогда не узнает, от чьей руки Скитер потеряла память и угодила в Мунго, забыв события последних месяцев. Гермиона вернулась в школу вместе с Джинни, за этот год они сильно сблизились. Она держалась. Родители хотели бы этого. А она не теряла надежды найти хоть какую-то зацепку для самой заветной мечты, часами пропадая в библиотеке. — Позвал я тебя не за этим. Что с Грейнджер? — серьезно спросил Драко. Он будто весь состоял из нервозности в этот момент. Странно было видеть его таким несобранным. — С ней все в порядке, что за вопрос? — “Все в порядке” — это версия для меня или ты реально так считаешь? На твоей вечеринке… это была кто угодно, но не та Грейнджер, которую я видел все школьные годы. А когда я догнал ее, чтобы отдать палочку, сидела в истерике. — Черт, неужели опять началось... Я вообще в тот день не заметил ничего, — Гарри взъерошил волосы и снял очки, устало потер переносицу. — Ну так что с ней? — Ты знаешь, что она после шестого курса спрятала родителей, применив Обливиэйт, а после не смогла вернуть им память? — Блять… —На фоне всего стресса во время войны, потери родителей Гермиона заработала депрессию, лечилась у психотерапевта, это такой врач у магл… — Я знаю, кто это такие. Неужели нет никаких шансов на возвращение памяти? — К сожалению. Помогала Макгонагалл, Кингсли со своими связями. Но из-за того, что они маглы… их разум… сложнее перенес заклинание. Нарушился. Драко с минуту помолчал. — Дай мне ее адрес. — Зачем? — Извиниться. Я чувствую себя виноватым в ее проблемах. — Слушай, не уверен, что это хорошая идея. Она не слишком благосклонна к тебе. — Дай мне чертов адрес! С остальным я разберусь, — Драко выдернул бумажку из рук Поттера. — Спасибо, увидимся.

***

Жизнь летела мимо Гермионы с бешенной скоростью, и она не испытывала никакого удовольствия или радости от нее очень давно. Это главный симптом депрессии. Ты видишь, ходишь, разговариваешь, но ничего не чувствуешь, даже не помнишь о существовании чувств. Пару недель назад она решила бросить антидепрессанты и транквилизаторы вопреки предостережению врача, чем отправила себя прямиком в ад на неопределенный срок. Антидепрессанты по-началу отлично прикрывали проблему, шестеренки в мозгу вставали на место. Но ни таблетки, ни долгие сеансы психотерапии не могли решить ее проблему. Ничего не свете не могло вернуть ей родителей. Дом, объятья, чувство, что тебя ждут и любят… — Гермиона, ваши родители живы, здоровы, и это обеспечили им вы. Это не наихудший исход событий. Почаще напоминайте себе об этом. Спустя год она совсем не чувствовала себя живой. Не реагировала на стрессовые ситуации, ни единой эмоции, не могла даже заплакать, когда изнутри буквально разрывало от душевной боли. А зачем вообще жить, если ничего не чувствуешь? В войну, во времена скитания в палатках она привыкла к постоянному чувству страха, тревоги и адреналину в крови. Каждую секунду был риск быть пойманными и убитыми. Гарри и Рон, возможно, неосознанно, но выбрали работу с постоянным риском и стрессом. Она стала зависима от таблеток. Начало конца случилось, когда она проглотила их с дюжину, понимая, каких эффектов ожидать, но до конца не осознавая, к чему в итоге может привести. Уже пару часов находясь под галлюцинациями, в состоянии кайфа она вдруг поняла, что хочет наслать на себя какое-нибудь проклятие или вскрыть вены, или утопиться в ванной, что угодно, просто потому что так диктовал больной мозг. Разрываясь меж двух огней, качаясь сидя на полу и обняв себя в коленях, Гермиона судорожно думала, что делать. Ее спасло знание, как промыть желудок и завалявшиеся зелья: отрезвляющее и усыпляющее. Об этом она никому никогда не расскажет, даже врачу. Сдаться было бы еще бессмысленнее, чем жить. Неимоверных усилий стоило ей “держать лицо” и улыбаться на дне рождении Гарри, когда внутри бушевала буря. Резкая отмена антидепрессантов вызвала настоящую ломку. Ее ломало, как самого настоящего наркомана. Всё от чего она бежала вылезло наружу. Всё чаще Гермиона просыпалась от кошмаров, в которых убивали ее, Гарри или родителей, или убивала она… Она просыпалась от собственных криков, подолгу сидела, схватившись за голову и рыдая, но ее некому было утешить. Этим утром Гермиона снова надолго осталась в постели, каждый раз она искала причину встать, но не находила хоть одной важной. Один день сменялся другим, идентичным. Она всё чаще ловила себя за какой-то странной мыслью спустя час, совсем не понимая, с чего именно к ней пришла. Часами она могла вот так выпадать из реальности и блуждать за пределами разума. Погода располагала ко сну, пелена дождя нависала над местностью, как тревога нависала над Грейнджер все эти дни, но девушка не сомкнула глаз, взахлеб читая новый роман. — Чего бы вы хотели сейчас для себя, Гермиона? — с расслабленным и безмятежным лицом спросила психотерапевт. Доктор Айрен Кеннет была блондинкой лет 50, и она точно находилась на своем месте — рядом с ней пациенты чувствовали себя умиротворенно, как под умиротворяющим бальзамом, однако в этом не было и капли магии, Айрен родилась сквибом, к великому сожалению ее семьи. Доктора из больницы Святого Мунго тесно работали с магловскими специалистами, в тайне от министерства, конечно. Не счесть сколько безнадежных больных было спасено легким движением палочки. Но в мире волшебников не было лекарей человеческих душ. Честно говоря, психическая неустойчивость у них встречалась раз на тысячу случаев, они были невосприимчивы к душевным терзаниям. Чего нельзя сказать о маглорожденных волшебниках, какой и была Гермиона Грейнджер. Психотерапевт Кеннет была единственным доктором в своей специальности, посвященным в тонкости магического мира. — Я хотела бы жить, а не проживать. Быть счастливой, быть нужной. Обнять маму и папу…— девушка вздохнула, закрывая глаза руками. Любой сеанс всегда сводился к маме и папе, Гермиона не могла оправиться от этой беды, и вряд ли когда-то сможет. Она была зациклена. Страшно представить, а если бы они погибли во время войны? Их дочь просто бы не пережила это. — Исходя из того, что я вижу и слышу от вас, Гермиона… на подсознательном уровне вы хотите любви, вы в ней нуждаетесь, хотя и не думаете об этом напрямую. Девушка удивленно распахнула глаза, а вскоре удивление сменилось еле заметной улыбкой уголками губ. Ее по-прежнему удивляло, как можно так глубоко видеть человека, не умея читать мыслей. Нормальных отношений у Гермионы не было ни с Виктором Крамом, ни летом после пятого курса с соседским парнем, ее другом детства, ни с Роном. Для того, чтобы с кем-то начать отношения, нужно как минимум выходить из дома… Из мыслей Гермиону вырвал громкий стук в дверь. Гарри или Джинни никогда не появлялись без предупреждения, а больше к ней никто не приходил. Может быть Рон? Нет, он должен быть уже в Румынии. Она давно была настолько травмирована, что в обычной жизни тревожилась по любому поводу. Отбросив книгу, сжав палочку в руке, девушка приоткрыла входную дверь. — ТЫ? Что ты… что-то с Гарри? Гермиона скорее ожидала бы увидеть на пороге своего дома ожившего Темного Лорда, но не Драко Малфоя. — С ним всё нормально. Можем мы поговорить? Не было больше никаких причин, почему он пришел бы к ней. И откуда он знает как адрес? Он что следил за ней? Она часто прокручивала День Рождения Гарри раз за разом, пытаясь понять мотивы Малфоя. Почему он не оскорблял ее? Кажется, даже сделал комплимент. Почему догнал, чтобы вернуть палочку? И зачем, черт возьми, подошел так близко со своими догадками? — Откуда мне знать, что в твоей голове? Может ты решил меня убить в одном из закоулков? Малфой ошарашенно уставился на нее. — Тебе нечего бояться. Я пришел не причинять тебе боль, а извиниться за это. — В гости не приглашу. Подожди минутку на улице, — Гермиона захлопнула перед ним дверь и посмотрела на себя в зеркало. Она выглядела явно хуже, чем в прошлую их встречу. Стало неловко и стыдно, будто уличили в обмане. Никакого смысла прихорашиваться, он уже видел ее в домашней одежде, с гнездом на голове и без малейшей косметики. Тогда как он сам выглядел, как греческий бог, сошедший с небес на землю, чтоб его... Так, стоп? Что за мысли? Натянув первую попавшуюся одежду, наспех поправив волосы, девушка остановилась у двери, вцепившись в ручку. Она не понимала, что больше вводит в ужас — прогулка, какой не было уже очень давно, или разговор с непонятными мотивами? Гермиона жила рядом с Холирудским парком, который примыкал вплотную к бескрайним скалам. Зеленовато-бурые склоны всегда вызывали чувство огромной свободы и умиротворения. Именно в их сторону девушка зашагала от своего дома, а Малфой молча пошел рядом. Сейчас совсем не хотелось бродить по оживленным переулкам, привлекая внимания к их персонам. — Так что ты хотел мне сказать? — первой прерывала тишину Гермиона, повернувшись к плетущемуся сзади Малфою. Весь его вид говорил о неловкости и решительности одновременно. — Я хотел извиниться. За все оскорбления и стычки в школе, извини меня, Грейнджер, и за то, что тебя пытала моя тетка в моем доме, а я смотрел на это и не мог помочь… — О, брось, школьная ненависть сейчас не имеет никакого значения. И ты вовсе не несешь ответственности за поступки своих родственников. — Нет, не перебивай… Мне действительно жаль, что я отравлял тебе жизнь. Я чувствую свою вину в том, что сейчас происходит с тобой. — Со мной всё нормально, Малфой. — Грейнджер, я не слепой. Я всё знаю. Чертов Гарри Поттер… — Ты наверно знаешь, что на днях погиб Теодор Нотт? Он сам сделал это. Я… Эта чертова война сломала не только тебя, Грейнджер, и ты не должна притворяться сильной и бесчувственной. Она кивнула и отвернулась, у Гермионы катились слезы, но Драко этого не увидел. — Не отрицай, я испортил тебе школьную жизнь, но знаешь, мы квиты. С раннего детства меня обучали всевозможным наукам, этикету, квиддичу, шахматам, всему на свете. Я должен был стать лучшим в школе. Я должен был оказаться в команде по квиддичу. Я всего этого заслуживал. Но ты опередила меня, и делала это каждый год. Сказала всей школе, что мое место в команде купленное, а незаслуженное. Как думаешь, мальчишеское эго не пострадало? Отец был очень зол, что меня обошла в учебе магловская девчонка. Я с детства регулярно слышал о маглах и их никчемности, что им не место среди нас, что они отличаются интеллектом, а точнее его отсутствием. Поэтому я задирал тебя. Ты раздражала очень сильно, но ненавидеть… нет. Гермиона уже не могла сдерживать слезы. Не то чтоб ее растрогало откровение Малфоя, просто накопилось… Она не могла довериться никому, а тем более ему, но очень хотелось бы. Женские слезы — вторая вещь после Круцио, которую Драко не мог выносить. И сейчас Люциус Малфой оторвал бы руки своему сыну, но Драко обнял чертову Гермиону Грейнджер за плечи. — Я искренне сожалею обо всем, — спокойным твердым голосом сказал Малфой, заглядывая в заплаканные глаза, — и хочу, чтобы ты знала — я не враг тебе, а ты всегда можешь обратиться ко мне за помощью. Девушка уже не плакала, а стояла в шоке. Чего-чего, а оказаться так близко к Малфою она не ожидала. От него исходило тепло и спокойствие. Кажется, аромат из табака, черной смородины и крепкого чая — так пах Малфой, пробрался до самого мозга. Утвердительно кивнув, она выбралась из неловких объятий, а парень еле слышно облегченно выдохнул. Они бродили не меньше часа прежде, чем вернуться к дому Гермионы. Разговор шел всё так же неловко и неуверенно, но шел. Конечно, несколько лет испытывать к человеку сильную неприязнь, а потом вдруг стать друзьями за вечер? Но с Малфоем было легко, и это Гермиону смущало. Он мягко интересовался попытками восстановить память родителей, а она смело рассказывала. Разве может он сделать ей хуже, чем сейчас? Вряд ли. Перед уходом Драко оставил ей успокаивающее и снотворное зелье, как уверял, из Америки и с другим составом, а значит должны сработать. — Что ты чувствуешь, депрессия это как…Как ощущается твое состояние? Гермиона с минуты помолчала, смотря на бескрайнее небо, усыпанное звездами. При любой возможности она старалась смотреть на что-то красивое: небо, деревья, лица людей. Красота успокаивает разум. — Как тоска по дому. Отчаянная тоска по дому, которого не существует. И Малфой ее понял.