зов сердца.

Аня подставляет лицо упругим струям воды, позволяя напористо впиваться кожу, вымывая ненужные мысли, страхи и беспокойство. Самая нервная часть уже была позади — финальное испытание закончилось; адреналин, державший её всё время там, уже спадал и теперь казалось, что трясутся не только колени, дрожит она вся. Только отмахнуться от мыслей так просто не выходило: делали крюк, вращались мёртвой петлёй и прилетали обратно. Занимаясь рутиной приготовления ко сну, которая ни черта не могла успокоить, Хилькевич думала об исходе завтрашнего утра. Её опечатанный калах хранил множество камушков, но достаточно ли для победы? Могла ли она просчитаться и совершить ошибку? Мог… Деликатный стук в дверь оборвал радиоволну мыслей, заставив блондинку встрепенуться. Это мог быть персонал «атлантиса», очередное послание от ведущих или… — Паша? — в голубых глазах смесь неверия с удивлением, Аня замирает как есть: в махровом халате отеля, держа ручку двери так, словно в любой момент захлопнет её перед носом футболиста. — Можно? — Мамаев слегка щурится, взглядом смазано скользнув по фигуре Хилькевич, всё ещё дистанцию удерживая. — Я хотел поговорить. Она отступает, позволяя мужчине войти. В конце концов, это последние часы их как участников, как финалистов первого сезона. На рассвете арабская сказка развеется и для неё, и для её вечного соперника с начала проекта. История заканчивается, как и многие съёмки. Финал и люди расходятся, прекратив общение, но храня где-то в памяти моменты этой, немного другой реальности, где удалось пожить совершенно другую жизнь с теми, кто в твою действительность волей случая может и не вошёл бы никогда. Этот вечер уже всей своей атмосферой уже на индивидуальных испытаниях вытаскивал из глубины взгляды, кричал языком тела о том, что было очевидно и запретно. Симпатия, интерес, влечение, что пытались уместиться под соперничеством. Волнение, как лакмусовая бумажка, проявляло всё. Любое взаимодействие с Мамаевым казалось оставляло отпечаток: дорожки слёз от его слов и подозрений, раздражение и попытки показать свою силу на его сомнения и вызовы, улыбку от поддержки и каких-то разговоров, оставшихся за пределами камер. Он был единственным здесь, кто задевал её глубоко, как бы Аня не старалась ставить блоки. Было ли это взаимно? Оставалось только догадываться. Но иногда между поддразниваниями ведущих и других участников, переглядками за стёклами солнцезащитных, ей казалось, что эта химия, возникшая так естественно и внезапно, между ними никуда не исчезла. — О чём? — Подумал, что хочу прояснить моменты. — Какие? — Тогда, в гостиной, когда мы ещё были в одной команде… ты говорила, что мои решения и стратегия не дают тебе следовать зову сердца. — Говорила и… — Подожди, Ань. Потом ты сказала, что следуешь велению своего сердца и не хочешь идти со мной на индивидуальные. — Потому что я не хотела, чтобы кто-то из нас двоих ушёл. Я очень долго об этом думала. — И на финальном в раунде с монетками ты обыграла меня, как ты сказала, следуя зову сердца. Или интуиции. — И? К чему ты об этом? — Мой ум отказывался признавать, что иногда голова и сердце могут работать в тандеме, если чувствуют и слышат друг друга. Видимо стоило пройти этот путь с тобой, чтобы понять. И я не знаю смогли ли мы быть здесь, если бы оставались в одной команде. — Ох… это неожиданно слышать от тебя, — Хилькевич растерянно хлопает глазами, улыбнувшись как-то совсем иначе. Мягко, тепло и именно ему. Так, как не улыбалась с того момента, как их командные пути разошлись по разные стороны в этой борьбе. Паша тянется к ней. Вечная соперница, маленькая предательница, хрупкая, но такая сильная женщина, от которой не получилось закрыться совсем. С которой ничего не получится из-за бесчисленного количества причин. И нужно остановиться, дать себе по рукам мысленным кнутом, но не выходит. Весь этот путь он почему-то выбирал её. И надеялся, что она выберет его, но Аня моментами сомневалась, не доверяла, ударяла по эго. Причины у неё были, винить он её не мог. На ребре ладони было перекрыто чёрной полосой когда-то набитое имя бывшей жены и он так усиленно весь проект держал образ примерного мужа новой супруги, что иногда не понимал насколько гипертрофированно выходит. Только... вот сейчас что? Мужские пальцы мягко, изучающе скользнув по девичьей скуле, заправляют прядь светлых волос за ухо — невинный жест, но слишком личный. Мамаев следит за реакцией, но Хилькевич будто замирает, позволяя и не отталкивая. В глаза смотрит, словно пытается понять правила новой игры. — Если бы я следовал зову сердца, то… — голос выходит с хрипотцой, шаг к ней сделать ближе совсем ничего не стоит, но Павел решается только сейчас, приближается, как загипнотизированный, указательным подбородок приподняв. Глаза в глаза, медленно сокращая дистанцию, давая отступить. Только упрямая Анна не отступает, лишь прикрывает глаза, чувствуя Пашино дыхание у себя на губах, кончиком носа с его соприкасаясь. — То что? — провокация шёпотом на выдохе. Пара секунд тянущихся слишком долго и губы накрывают её. Поцелуй, как последняя битва — от медленного изучения друг друга до вышибания воздуха, вгрызания друг друга с рыком, до каждой эмоции невысказанной, сдерживаемой до этого момента. Того, что нельзя было сказать словами. Аня отрывается от мужских губ, когда становится невыносимо. Огонь внутри начинает разгораться и ей страшно терять контроль. Она близка к тому, чтобы сдаться, когда его пальцы вплетены в её волосы, когда он так прижимает её к своему телу. И она сама покладисто льнёт ближе, вжимаясь, вцепляясь, словно нуждается. — Уходи, — тихо, рваными вздохами, пряча лицо куда-то в изгиб его шеи в очертания татуировки. — Пожалуйста, Паша, уходи. — Аня, я… — Мамаев замирает, не понимая как отпустить вот сейчас, в этот момент. Осознать, что она ему уж точно принадлежать не будет. Растает как прекрасный мираж арабской пустыни. — Я знаю, но… пожалуйста, уходи. Когда дверь за ним захлопывается, Хилькевич со стоном стекает на пол, прикрывая горящее лицо ладонями. Запах, прикосновения, вкус губ будто впечатываются в память намертво. Павел будто красной нитью сквозь её нутро проходит. Арабская сказка закончится на рассвете. Но Аня совсем не понимает как теперь до него дожить.