А что же было со Скарлетт?

Атланта суетилась в лучах полуденного солнца. Ретт решил вернуться в отель с вокзала пешком, так как он не имел багажа, а у Уэйда были свои планы. Ретт думал, что пообедает в ресторане, а не в гостиничном номере, но позже. Сначала он хотел прогуляться по городу, посмотреть, что именно изменилось, а что осталось прежним. Он прошелся мимо Первого банка Атланты, где так демонстративно занял себе стол в те дни, когда пытался добиться добропорядочности в глазах общества ради Бонни. Теперь он жалел об этом, и не только потому, что со смертью Бонни добропорядочность снова потеряла для него свой блеск. Оглядываясь назад, он видел глубокое лицемерие своей позиции. Он все время твердил Скарлетт, что репутация не имеет значения, но когда дошло до дела, он был готов смириться ради дочери. Неудивительно, что Скарлетт потеряла в него веру! На деле он не следовал своим собственным словам. Чуть дальше по улице виднелась задняя часть здания, в котором когда-то располагались салун и бордель Красотки Уотлинг. Он остановился, чтобы взглянуть на него. Его рука легонько покоилась на ограде, и Ретт не мог не чувствовать стыда, вспоминая слова Уэйда: «Мне было всего десять, и я знал». По какой-то причине он обманывал себя, полагая, что его действия, направленные на то, чтобы ранить Скарлетт, когда их брак испортился, оправданы, но страдания Уэйда за грехи отчима делали его поступки мелочными и дешевыми. Он мог причинить Скарлетт боль, но она бы умерла, не дав ему увидеть это воочию, и Ретту следовало знать, что в дальнейшем сплетни дойдут до детей. Так всегда бывает. Его отказ прекратить дружбу и деловое партнерство с Красоткой уже после женитьбы был ложной гордостью и не более чем способом дать понять Скарлетт, что раз уж она его не любит, менять свои привычки ради нее он не собирается. Он вспомнил случай, как во время их медового месяца он встал с постели и вышел прочь, чтобы напиться, потому что знал, что рядом с ним она думает об Эшли. Теперь он впервые задумался, чувствовала ли она то же самое, когда он поздно вернулся домой после вечера, проведенного у Красотки. Правда, до того как Скарлетт выгнала его из постели, его любимым развлечением были бренди и покер, но знала ли об этом Скарлетт? Он давал ей не так уж много поводов для доверия, а потом злился, когда она цеплялась за безрассудную мечту вместо того, чтобы повернуться к нему, как он этого хотел. Он столько всего сделал бы иначе, если бы делал это сейчас. Теперь в здании был склад, и дни его буйного веселья давно прошли. Красотка переехала жить к двоюродному брату в Саванну, и ее богатство было достаточным основанием для того, чтобы ее семья согласилась на примирение. Ретт догадывался, что она живет собачьей жизнью среди людей, которые никогда не смогут оценить ее достоинств, но это было не его проблемой. У нее было достаточно денег, чтобы делать все, что хочется, а приличия она отбросила задолго до их встречи. — Вспоминаете, каким он был в дни своей славы? — спросил холодный, насмешливый голос. Обернувшись, он узнал Эшли Уилкса, который сильно изменился с тех пор, как Ретт видел его в последний раз более десяти лет назад. — Вообще-то, я думал о том, что ему лучше быть хранилищем, чем блудилищем, — устало ответил он. Он не хотел спорить с Эшли, в этом человеке больше не было ничего, что было бы интересно Ретту. Скарлетт не любила его, она вышла замуж за другого мужчину, от которого родила детей, так что, по мнению Ретта, Эшли мог провалиться к чертям. — Все еще владеете половиной? — спросил Эшли, и Ретт был слегка удивлен, услышав холодную ненависть в его голосе. Когда-то он ненавидел Эшли, но ему никогда не приходило в голову, что это чувство может быть взаимным. Однако не сказать, что его это задело. — Нет. Я продал свою долю Красотке много лет назад. Полагаю, она все еще может владеть его акциями, но я сомневаюсь в этом; насколько я знаю, она не планирует возвращаться в Атланту. — Скатертью дорожка, — сказал Эшли, и Ретт оскорбительно широко улыбнулся. — Я нахожу весьма поучительным, что так много уважаемых джентльменов во всеуслышание заявляют нечто подобное тому, что вы сказали сейчас, в то время как сами тайком являются заядлыми потребителями «товара», который продавала Красотка. Лицемерие во всей красе, не правда ли? — Вы хотите сказать, что я был клиентом Красотки? Ретт рассмеялся. — Нет. Я не рассчитывал, что найду такую силу и храбрость в таком прекрасном джентльмене, как вы, мистер Уилкс. Нет, я не подразумеваю, а прямо заявляю, что большинство мужчин, которых вы знаете и с которыми проводите свой досуг, ваши друзья с детства, время от времени посещали Красотку, а некоторые из них, вероятно, до сих пор являются клиентами той, кто пришел ей на смену. — Публичные дома были объявлены вне закона в Атланте, — сказал Эшли. Ретт скривил губы. — И если вы думаете, что это принесло хоть какой-то результат помимо того, что убрало проблему с глаз долой, то вы еще больший дурак, чем я думал, — злобно сказал он. — Возможно, вы предпочтете закрыть на это глаза, но я готов поспорить, что любой мужчина, если он пожелает попробовать, сможет найти продажную женщину, которая согреет его постель, даже вы. — За исключением того, что я не «желаю пробовать», в отличие от вас! — Несмотря на то, что его желчь привела Ретта в ярость, он удивился, увидев Эшли таким же разгневанным. — Я никогда не понимал, что они в вас находят, — сказал он низким и дрожащим от волнения голосом. — Все они: Скарлетт, Уэйд, Элла… Даже моя Мелани, которая была самой чистой и нежной женщиной, которую я когда-либо знал, не могла понять, какой вы грубый подонок, человек без всякого нравственного чувства. — Я возражаю не против ваших взглядов, а против того, как вы пытаетесь навязать их другим людям, — холодно ответил Ретт. — Запрет проституции не избавляет город от проституток, он просто загоняет эту деятельность в подполье, делая ее более дорогой и трудной для регулирования. Что бы вы ни говорили о Красотке, она не использовала силу, чтобы нанимать своих девушек, и не обкрадывала вслепую клиентов, которые не могут жаловаться на то, что их обчистила шлюха, как это, полагаю, бывает в вашей новой, более нравственной Атланте! А что касается мисс Мелли, то она была лучшей женщиной, чем кто-либо из нас мог себе представить. — Конечно, она была лучше, чем вы можете себе это представить, — возразил Эшли. Ретт с любопытством посмотрел на него. — Ты действительно думаешь, что ты намного лучше меня? — спросил он. — Конечно. В вас нет ни утонченности, ни чувствительности, которые отличают истинного джентльмена… — И это вы считаете достоинствами? Утонченность и джентльменское поведение, в то время как вы втайне вожделеете чужую жену? — Ретт рассмеялся и отвернулся. — Очень хорошо, что вы не могли быть со Скарлетт, когда она хотела вас, мистер Уилкс. Вы сделали бы ее совершенно несчастной. — Странно, что, когда она, наконец, получила свободу выйти замуж, не считаясь ни с чем, кроме своих собственных желаний, она выбрала джентльмена. Ретт помолчал. Он не хотел больше разговаривать с Эшли, но ему было интересно узнать о человеке, за которого вышла замуж Скарлетт. — Его? — спросил он осторожно. — Конечно. Он вырос в графстве; плантация его семьи была четвертой по величине в округе. — И все же ему пришлось покинуть эту округу за убийство человека, — сказал Ретт мягким голосом. — Это означает, что он, по крайней мере, был способен на поведение, которое не является «утонченным» или «джентльменским». — Тони Фонтейн убил мужчину, чтобы защитить наших женщин от последствий той мерзкой чепухи, которую изрыгал этот человек, — возразил Эшли. — Это делает его джентльменом в еще большей, а не меньшей степени! — Странно, что убийство может быть оправдано, когда вы не любите жертву, но не в противном случае, — сказал Ретт. — Но продолжайте. Скажите мне, какими чарами, должно быть, обладал мистер Фонтейн, чтобы заманить Скарлетт замуж? — Он был начитанным, умным, отличным наездником. Он обладал всеми качествами джентльмена. — Черт бы побрал все эти штуки, — рассмеялся Ретт. — Так скажите мне, мистер Уилкс, был ли он хорошим мужем для Скарлетт? К удивлению Ретта, на лице Эшли появился слабый румянец. — Я не претендую на то, чтобы знать более сокровенные подробности чьего-то брака, — сказал он. — Однако я должен сказать, что всегда, когда я видел их вместе, мне казалось, что Скарлетт была счастливее, чем когда я видел ее с кем-либо другим. В том числе и с вами! Ретт кивнул. — Из того, что я успел понять, в этом вы правы, — сказал он. — Кажется, все, кто их знал, думают, что они были очень счастливы вместе. И хотя обычно я не склонен верить кому-то на слово, думаю, что на этот раз мне придется это сделать. Потому что рядом нет ее, чтобы спросить. — Нет, — мрачно ответил Эшли, словно оскорбленный тем, что Ретт сделал свои собственные выводы из его слов. — Вы же не думаете, что кому-то будет трудно сделать ее счастливее, чем это делали вы? К некоторому удивлению Эшли, у Ретта не оказалось ответного камня за пазухой. Вместо этого он обернулся и посмотрел на пустую, ничем не примечательную стену склада. — Нет, — сказал он через мгновение усталым голосом. — Нет, сделать ее счастливее, чем я, было бы совсем не сложно. Расставшись с Эшли, Ретт обнаружил, что потерял всякое желание отправиться в путешествие по памятным закоулкам. Ему казалось, что эта тропинка заросла колючками и чертополохом, большую часть которого он посадил своими руками. Вместо того, чтобы пообедать в ресторане, он вернулся в отель и заказал перекус себе в номер. Свадьба состоится послезавтра, подумал он, и тогда он сможет поговорить со Скарлетт наедине. Может быть, услышав ее историю, он избавится от чувства пустоты.