***
– П̚ ͑Е͝ ̊Рͅ ̌Е͠ ͘С̏ ̊Т̉ ̋Ӑ Н̋ ͘Ь̈ Что это? Сначала это выглядело чем-то непостоянным, как пламень свечи. Чем-то таким же обреченным на затухание. Но вот что странно – свет становился все ярче. Он не приближался и не отдалялся, он как будто разгорался на месте. Но, при этом, от этого света не становилось светлее и все еще нельзя было разглядеть ничего в окружающей его черноте. Смотреть на сияние же становилось все более невыносимым. Казалось, что еще немного, и оно выжжет глаза. Впрочем, оно помогло сбросить морок от лукавого. Так что, вероятно, задерживаться здесь не стоило. В сиянии проступили ясные голубые глаза. Нельзя было даже точно сказать, сколько их там. Однако, от взгляда (или взглядов?) чувствовалось тепло. Родное, уютное…такое раздражающее. – И кто тебя сюда приглашал? – Мефистофелю надоела эта игра в гляделки, и он вернул себе более привычный облик, – неужто нигде, кроме этой глуши, не требуется твое спасение? – Твоя глушь у меня на особом счету, – Михаил последовал примеру демона и сам принял облик человека. Его теперь выдавало разве что сияние глаз и едва заметное свечение вокруг фигуры. – О, это так льстит. Оказывается, я на особом счету у архистратига Небес. Даже не знаю, что мне по этому поводу чувствовать. – Меня в подробности можно не посвящать, – Михаил перевел взгляд на почти касающиеся пола рукава. Во взгляде читалось понимание, сочувствие и…да, определенно это было чувство вины. – Они болят? – Что? – Мефистофель правда не понял, к чему был этот вопрос. Однако, проследив за взглядом Михаила, он понял слишком хорошо. И ему это не понравилось, – право, архангел, тебе-то сейчас какое дело. Михаил ничего не ответил, просто продолжал смотреть на рукава. На самом деле, это его стоило спросить, что находится под этой тканью. Он хорошо знал это, даже слишком хорошо. Когда-то архангела не особо волновало, что или кто встает перед его мечом. Противиться ему было равно противлению воле Господа. А значит, все увечья, им нанесенные, оправдывали сами себя. Когда-то его брат, самое близкое к нему создание, поднял восстание. Против всех устоявшихся норм и правил. Против самого порядка мироздания. С гордой ухмылкой он бросал вызов всему, что вообще существовало. Михаил лишь пытался остановить его и тех, кто заблудился вместе с ним. – Архангел, скорбный вид тебе не к лицу. За воина тебя так точно не примут, – тонкие черные пальцы коснулись подбородка, вынуждая поднять взгляд, – право же, выглядишь, как брошенный котенок. Одного этого сравнения хватило для того, чтобы Михаил застыл, как вкопанный. Ему, правда, хотелось сказать много интересного про то, кто и кем тут брошен. Но настроения ввязываться в очередную словесную перепалку совершенно не было. Он снова перевел взгляд на показавшиеся из-под рукавов кисти рук – тонкие, темные, обугленные. Такими они стали именно из-за него. Михаил обхватил запястье Мефистофеля пальцами и как-то неуверенно погладил руку. – Просто я иногда задумываюсь о всяком, что было. И чего, возможно, получилось бы избежать. – Вот как. Если много думать, то с непривычки голова разболеться может, – несмотря на язвительные слова, Мефистофель не старался убрать руку или уйти куда-то подальше от разговора, – сожженного все равно уже не воротишь. Не думаю, что даже тебе под силу исцелить увечья от небесного пламени. – Я знаю, что не под силу! И все же мне интересно: обязательно ли все должно было произойти так, как произошло. Может, я мог бы удержать, не допустить таких разрушений, – Михаил пытался говорить спокойно, но легкий надрыв в голосе можно было услышать. Он и раньше бывал чересчур эмоциональным, особенно, если заговаривал о болезненных для себя темах. – Не мог бы. Мефистофель, напротив, был даже слишком спокоен, и это казалось странным. Он был пострадавшим, если так разобраться. Он хотел защитить дорогое ему существо, а в ответ получил только незаживающие раны. – Каждый из нас рано или поздно делает выборы, которые не оставляют пути назад. Господин прекрасно это понимал. Я, оставаясь с ним, прекрасно это понимал. Далеко не все можно повернуть вспять. Далеко не всем нужно спасение. Высвободив и вторую руку из широкого рукава, демон накрыл ей ладонь Михаила и чуть сжал ее. Ему показалось, что от пальцев архангела исходит жар – но не обжигающий, а, скорее, согревающий. Похоже, он и правда искренне интересовался его состоянием. Как неожиданно и приятно. – Твоя забота о моих руках очень трогательна, архангел. И, отвечая на твой вопрос, скажу тебе: они не болят. Эти руки вообще ничего не чувствуют.Часть единственная
18 октября 2023 г. в 18:33
Примечания:
Все еще ответ на вопрос, почему руки скрыты под широкими рукавами. Вернее, авторские додумки на эту тему.
– Почему вы решили, что я прячу руки? Может, мне просто нравятся такие одежды, – Мефистофель широко развел руки в стороны, как бы намеренно красуясь перед собеседником, – мне что, не идет? Да, соглашусь, это может выглядеть несколько необычно. Но ведь без странностей мир станет гораздо более унылым и однообразным. Исчезнет всякая интрига, изюминка… будет попросту скучно! И вообще, эти рукава весьма удобны. Туда так много всего можно положить~
Он снова уходит от темы. Снова сотрясает воздух ничего не значащими словами, чтобы отвлечь внимание. Запутывает мысли бесконечным потоком болтовни, лишь бы пропал этот совершенно ненужный интерес.
Неожиданно демон замолчал и наклонился к своему собеседнику. Взгляд его был настолько пристальным, что казалось, что им можно пронзить насквозь. И, как это периодически бывало, он совершенно не сочетался с язвительной усмешкой на губах.
– Вы упрямы до невозможности.
К чему это было сказано?
– Любопытство губит не только кошек, – улыбка сейчас скорее напоминала оскал потревоженного хищника, – но, думаю, мы можем кое-что придумать. Закройте глаза.
Не дожидаясь ответа, Мефистофель сделал шаг – и тут же оказался за спиной, теперь при всем желании нельзя было его разглядеть. На тело накатила внезапная слабость, а на веки будто бы положили тяжелые монеты. Окружающий мир постепенно темнел, и ощущалась только мягкая ткань рукавов, приятно скользящая по коже…
А потом что-то тонкое и холодное схватило запястье.
Попытки пошевелить схваченной рукой успехом не увенчались. То, что ее удерживало, только сжимало запястье сильнее. Касание ощущалось, почему-то, как паутина. Оно было таким же липким, тягучим, затягивающим. Можно было почувствовать, как что-то похожее скользит по другой руке. До жути осторожно, стараясь никоим образом не повредить кожу – на коже оставались только мурашки и легкое чувство щекотки. Как будто по рукам бегали маленькие жучки.
Тонкие-тонкие пальцы скользили выше по рукам, переходя на плечи, ключицы, шею. Хоть хватка и ослабла, но сами прикосновения казались удушающими. Хотелось сбросить эту паутину с себя, вырваться из этой темноты.
Хотелось открыть глаза и проснуться. Наверное, если сделать над собой усилие, то можно сбросить эту тяжесть с себя, встряхнуться, обернуться, увидеть…
Окружающая темнота насмешливо смотрела множеством ярко-фиолетовых глаз и протягивала множество черных рук. Она не собиралась отступать.
Примечания:
Куда мы без архангелов, верно?