Не/Единое целое

      — Блин! — в лифте Хонбин закатал край рубашки-оверсайз и уставился на огромный, наливающийся фиолетовым синяк. — Это что за фигня? Тебя что, ударил кто-нибудь? Кто к тебе подходил?              Эглите едва успела сжать губы, чтобы не засмеяться и опустила голову.              — Ах ты! — догадавшись, Хонбин перехватил девушку выше локтя. — Это же ты меня ущипнула!       — Технически — это ты сам себя ущипнул! — он потянула руку на себя, стараясь выбраться. Фигушки там, мускулы у парня казались стальными.              — Какого чёрта?! — разозлившись, спросил он. — Это что за сэлфдистракшн?       Терять Эглите было нечего.       — Ты рассчитал время! И подстроил эту встречу так рано специально! — обвинила она его, изо всех сил упираясь ладонью ему в грудь.              Хонбин отпустил её руку. Лифт остановился на верхнем этаже и дверцы разошлись. Парень скорчил непонятную рожицу и изобразил рукой жест «выметайся из лифта». А затем насупив брови, двинулся вперёд по коридору, тут же обогнав девушку.              — Эй! Хонбин, почему ты не дал мне встретиться с директором? — догнала его Эглите, стараясь из-за широких плеч заглянуть ему в лицо.              — А оно тебе надо? Я отлично и сам справился. Ещё не хватало, чтобы ты ему что-нибудь ляпнула лишнее и твоя карьера танцора в JellyFish закончилась, не начавшись… Например, назвала бы просто по имени! Я Ли Хонбин, особенно в общественном месте! — проворчал парень, стараясь не встречаться с ней глазами.              — Мог бы предупредить, — коротко сказала она, пристраиваясь чуть позади. Экскурсия в результате прошла быстро и скомкано — оба дулись друг на друга. Хонбин тащил её по этажам, скороговоркой обозначая, где что находится и едва успел представить пару стилисток, которые в такую рань уже оказались на работе. Вот оттуда ему Эглите удалось забрать с трудом — девушки никак не хотели её отпускать, едва узнали, что она их будущая танцовщица. Они были просто в восторге от её волос, так и норовя расплести плотно заплетённое в косу блондинистое богатство. Экскурсию толком закончить не удалось — едва заслышав, как в животе у девушки заурчало от голода, Хонбин тут же двинулся на парковку, чтобы отвезти её позавтракать и показать свою любимую лапшичную неподалёку.              На подземной стоянке Хонбин подождал, пока она усядется и пристегнёт ремень безопасности. Но заводить машину не спешил. Он не хотел завтракать в атмосфере всеобщего недовольства. Эглите и так была молчуньей, не хватало ещё только, чтобы они друг на друга дулись при этом.              — Ты ещё злишься? — осторожно начал он.       — А смысл? И я уже отомстила, — девушка кивнула на предплечье.              Н-да, где-то он такое уже видел. Мстить по-тихому — очень даже в стиле макнэ-лайн. Интересно, все младшие такие вредные?              — Что говорил Хван Сэджун? — только и спросила Эглите. Хонбин вздохнул. Он честно не хотел бы пересказывать их с директором диалог, опасаясь, что они зацепят девушку и та разозлится ещё больше. Разговор получится неприятным, оставалось только надеяться, что она и в этот раз истерики не закатит. Он завёл машину и вырулил со стоянки.              — Он хитрый, наш директор. И тебя и меня, только по отдельности, предупредил, что все неприятности свалятся на головы другого, если мы не будем вести себя осторожно. И ещё… — Хонбин запнулся. Его накрыло странным ощущением, будто он раздвоился, когда смотрел на Эглите. Вроде вот она, в тело которой он регулярно влетает по неведомой сансаре причине, близкая и своя до невозможности, и вот тоже она — совершенно, нереально чуждое ему существо, перпендикуляр, противоположность, далёкое, как другой край Вселенной…              — Мм?              — Он считает, что мы с тобой спим, — Хонбин чуть крепче сжал руль, ожидая хотя бы злости или вспышки ярости. А можно ли с ней о таких вещах говорить вообще? Если бы в таком заподозрили кореянку, да ещё несовершеннолетнюю… скандал был бы громкий. Но Эглите только тихо вздохнула:       — Ожидаемо, — ровно кивнула девушка после небольшой паузы. Она на него не смотрела, и со стороны казалось, что вид за окном интересовал её больше, чем сидящий рядом айдол.              — Ожидаемо? — в край удивился Хонбин.              — Я иностранка, не родственница, никаких достижений на творческом поприще — чего ради знаменитости тащить меня в другую страну? Можно было шантаж предположить, но подозреваю, что поймать любого из вас на этом не так-то легко.              Хонбин уставился вперёд, на дорогу. Это было очень разумно, очень по-взрослому, очень логично. Но на него, как тогда на лестнице у неё дома, накатило странное мимолётное ощущение раздвоения: вот он, сидит за рулём, немного растерянный от того, что пришлось сказать ей не слишком-то приятную вещь; и вот он тут же рядом, на пассажирском сиденье, расстроенный и обиженный навешанными ярлыками шлюхи и карьеристки, еле сдерживает слёзы, загоняя их вглубь. Но ощущение тут же прошло, и он немедленно покосился на девушку. Лицо у неё казалось невозмутимым.              — Тебя это не задевает? — спросил он в надежде, что она хотя бы выговорится.              — А должно? — удивлённо покосилась Эглите. Зря он всё-таки сомневался в её актёрских талантах, считать её эмоции было практически невозможно. Но прямо посмотреть она на него не решилась, снова глядя вперёд, через лобовое. — Хуже будет, если нас обоих отправят в психушку. Лучше расскажи, как ты рассчитал время? И да, мы уже скоро приедем? Я голодная…              Хонбин тут же сосредоточился на дороге, мысленно порадовавшись, что скандала не будет, и она всё восприняла спокойно.              — С первого до второго перехода прошло сто шестьдесят часов. Сейчас — примерно столько же.       — Примерно?       — Сбой на двадцать шесть минут. Я рассчитывал, что мы не успеем выйти из общежития, я оставлю тебя в своём теле там, а сам успею сбегать к директору.              Эглите молчала. Вот теперь, похоже, она разозлилась.              — Слушай, — как можно мягче постарался произнести Хонбин, — я понимаю, что это несколько неожиданно, но ты не знаешь нашу страну, ты не знаешь Хван Сэджуна, ты могла наворотить ошибок, и я подумал, что это лучший…              — Ну ты и идиот, — резко заметила Эглите, смотря перед собой и сложив на груди руки.       — Я согласен, но…       — Ты ни с тем согласен. Ты идиот, потому что не сказал мне! Я бы и так тебе доверилась, зато ты бы обошёлся без синяка. Не сомневаюсь, что у директора ты всё сделал лучше, чем я сама.              Хонбин заткнулся. Довериться ей и попросту предложить такое ему даже в голову не пришло.              — Ты поэтому так рано назначил встречу? — продолжила Эглите. Злилась она теперь явно — черты лица заострились, а шея и уши покраснели.       — Да.       — Вот интересно, ты мне не доверяешь, потому что селебрити и это у тебя привычка такая, или ты просто по жизни никому не доверяешь?       — Обе причины, — Хонбину пришлось признать очевидную истину.              В машине повисло тягостное молчание. Хонбин вёл авто переулками, стараясь избежать утренних пробок. Сам того не ожидая, но слова о недоверии его здорово зацепили.              — И, между прочим, сама просила не лезть к тебе в душу, — заметил уязвлённый айдол.       — Это не одно и то же, — тут же возразила девушка.              Хонбин снова замолчал. Ещё как не одно, но признать, что он привык молчать, недоговаривать и вообще не любит терять контроль, было тяжело. Въевшиеся за времена айдольства привычки стали второй натурой, абы только не навредить себе или, Дхарма ракша, всей группе.              — Ладно, готов признать, ты разумна… даже слишком. Я, на самом деле, от тебя и так всё время жду то ли подвоха, то ли истерики, — со вздохом признался Хонбин после длинной паузы.              — А я — что ты меня всё-таки прикопаешь где-нибудь под кустом, чтоб не мешалась твоей роскошной звёздной жизни, — так же в ответ негромко ответила девушка после паузы.              Нда, с доверием у них серьёзные проблемы.              — Знаешь, давай в следующий раз при обмене не будем торопиться назад, — наконец предложил Хонбин.              Эглите развернулась, озадаченно рассматривая его профиль, и чуть проявившуюся при улыбке ямочку.       — С чего это?              — Когда я в тебе… точнее, в твоём теле… аа, Моха!.. да что ж за хрень-то, всё как-то резко становится слишком пошлым…. Когда я становлюсь тобой, всё видится по-другому. Доверие… причём полное и абсолютное, внезапно прилагается само по себе.              — Я, вообще-то, сейчас в Корее, работаю в области, о которой даже никогда не задумывалась как о работе, и полностью завишу от тебя в финансовом плане. У меня проблем с доверием нет! — тут же колко отозвалась Эглите.              Хонбин сжал губы.              — Ну… у меня есть. Кроме этого, сама же помнишь, нам так было проще общаться…              Эглите опять посмотрела на него, вздёрнув одну бровь. И смотрела так долго, что он отвлёкся на секундочку от дороги и оценил её выражение лица. То, что она снова считает его идиотом, можно было не уточнять.              — Проще? На каком? Если ты не заметил, внимательный ты наш, мы уже совершенно спокойно общаемся на английском, — она кивнула на лежащий между ними планшет с настроенным на англо-корейский перевод транслитером. Тот так и не был включён за всё утро.              Хонбин снова уставился на дорогу, приоткрыв рот, чуть не пропустив въезд на стоянку.              — Думаешь… — наконец неуверенно сказал он. Открытие его ошеломило.              — Мне иногда кажется, что я понимаю смысл некоторых фраз на корейском, — подтвердила его догадку девушка. — Но когда я прокручиваю их в голове, каждый отдельный слог или слово я понять не могу. Думаю, что мы каким-то образом обмениваемся знаниями при этих переходах. Ты же за это время не учил английский специально?              — Нет, не учил, — отрицательно мотнул головой парень. — Но это же здорово! Я буду знать все твои языки, а к тебе постепенно перейдут все мои знания о сцене!              — Как можно быть таким недоверчивым и при этом оптимистом? — покачала головой Эглите.              — Зато ты — моя полная противоположность! — хмыкнул он, выворачивая на стоянку перед лапшичной.              — Причёска? — переспросил Хонбин, когда они зашли в небольшой уютный зал, устроились за столиком в глубине и сделали заказ. Маску айдол здесь носить не мог, но здоровенные солнечные очки и кепку не снял. Впрочем, народу здесь не было, а пожилой хозяин не очень-то обращал на них внимания.              — Те две стилистки предположили, что в нынешнем виде мне волосы будут мешать танцевать, и если мне захочется поменять причёску, я всегда могу обратиться к ним.              — Только стричься не вздумай, — предупредил Хонбин, расставляя на столе миллион маленьких тарелочек с закусками. Эглите со вздохом посмотрела на это корейское безобразие и взялась за палочки.              — Почему стричься нельзя? — спросила она, пытаясь правильно уложить столовый прибор в руке. Ей жутко хотелось попросить вилку, но она понимала, что живя тут, придётся учиться.              — У тебя это в контракте прописано: все серьёзные изменения во внешности — только с разрешения штатного стилиста.       — Я думала, это про пластику.       — Ты сколько волосы растила?       — Эммм…. — кимчи шлёпнулось в центр стола, на полпути к тарелке. Хонбин хмыкнул, отобрал палочки, переложил их правильно в её руке, а кимчи вообще вывалил в рис. Поднял её чашку и заставил поднести к самому рту.              — Всю жизнь, — наконец смогла ответить Эглите, прожевав первую порцию и дыша ртом от остроты. Хонбин закатил глаза, покачал головой и поменял её рис с кимчи на свой, пока без ничего.              — Во, лицо ты тоже растила всю жизнь, так что никаких стрижек. Не удивляйся, если тебе их измерять будут каждую неделю, чтобы быть уверенными, что ты их не обстригаешь.              — Бред, — заметила Эглите.       — Бред, — согласился Хонбин. — И ты в нём теперь живёшь. А получать дивиденды за проживание в нём будешь ещё очень не скоро.              Эглите тоскливо окинула взглядом тарелочки, пытаясь по виду угадать, от чего не будет жечь рот.              — Что будет дальше? После сегодняшних проб?              — Ну, скорее всего, тебе назначат тренировки и обучение. Меньше десяти часов в день не будет, не рассчитывай, даже несмотря на то, что по контракту восемь и ты иностранка. Надеюсь, не надо напоминать, что нас считают трудоголиками? Из физических дисциплин — хореография, пластика, работа на тренажёрах, а из обучающих программ — корейский в первую очередь, сценическое искусство, психология и поведение на сцене. Не беспокойся, как бы ты ни боялась сцены, через пару месяцев выйдешь туда как ни в чём не бывало.              — Месяцев? — девушку передёрнуло. Она замерла, уставившись на Хонбина во все глаза, мигом ставшие очень несчастными. Кажется, на столь длительный срок пребывания здесь она не рассчитывала, надеясь разобраться с их ситуацией как можно быстрее.              — У нас концерт в сентябре и камбэк сразу после него. Эй, ты чего так поскучнела?              — Домой хочу, — пробурчала Эглите. Хонбин тоже замолчал. Только сочувствующим жестом коснулся её руки, а затем подвину к ней ближе те закуски, где было поменьше перца.              

*****

      Джу Хёнсон, хореограф JellyFish, внимательно смотрел на девушку. Она ему определённо нравилась — такую и на передний план не жалко выставить на живых выступлениях. Её внешность ох как красиво сыграет рядом с айдолами, хоть с девочками, хоть с мальчиками. А то и в пару на сольники к кому-нибудь поставить — тот же темнокожий Эн или высокий Лео буду рядом с ней смотреться так, что у фанаток крышу снесёт. И ревновать они к ней будут меньше — иностранка всё-таки, чужая.              — Чем занималась? — спросил он по-английски, и было понятно, что здесь ответ «всем понемножку» не прокатит.       — Бальные танцы, капоэйра, хип-хоп, последние два года — контемпорари, — перечислила девушка.       — Не кисло. И давно? Сколько по времени в день?       — С четырёх лет. Ну… по паре часов два-три раза в неделю.       — То есть, профи стать не собиралась, даже так долго занимаясь? Почему?       — Не планировала связывать свою карьеру с танцами.              — А тут вдруг спланировала? — не удержался от ехидства хореограф, бросив выразительный взгляд на «план», который втыкал в телефон, сидя прямо на полу у зеркальной стенки в тренировочном зале.              — А что, хреновый «план»? — не осталась в долгу Эглите. Честно говоря, снисходительное отношение тех, кто вроде был немного старше её, начинало выводить из себя.              Джу Хёнсон лишь презрительно фыркнул и отошёл к аппаратуре.              — Повтори комбинацию, — он пультом включил музыку и двинулся вдоль зала. Эглите не тронулась с места, лишь внимательно наблюдая и не упуская из виду ни одного движения.              — Запомнила? — девушка кивнула, и хореограф включил мелодию опять. Эглите повторила всю комбинацию, ошибившись лишь в одном повороте. Впрочем, на этом Джу Хёнсон не остановился и девушке пришлось как следует попотеть, выполняя все движения и доказывая, что она понимает разницу между локингом и крампом.              — Ну норм. Оснащена ты — дай бог каждому. Расписание моих тренировок для танцоров я тебе скину. А вот допы… Ну, будешь учить потихоньку наши хоряги, зал обычно с утра пустует, да и ночью сюда редко кто ходит, трейни ещё новый сезон не начали… — ободрил её Джу Хёнсон. Было видно, что он доволен новым «приобретением» компании. Зато в глазах Эглите застыло тоскующее выражение.              

*****

      Хонбин рассматривал сообщение на экране, когда мокрая как мышь Эглите уселась рядом.              — Тебе надо в душ, — он демонстративно помахал рукой перед носом, но девушка не обратила внимания, только забрала бутылку с водой, успев бросить взгляд на смартфон айдола. Сообщение на корейском изобиловало сердечками и поцелуйчиками. Вот только айдол смотрел на него хмуро и недовольно.              — Что дальше? — спросила девушка, возвращая бутылку.              — А дальше ты мне покажешь, где живёшь, — Хонбин выключил мобилку и легко поднялся на ноги, подавая девушке руку. — Заодно душ примешь, ну потому что фу!              — А ты не знаешь? — спросила будущая танцовщица, игнорируя как руку, так и замечание про душ, но всё-таки вставая и отдвигаясь подальше.              — Откуда? Нас не очень-то хвалят, если мы ползаем на этажи к трейни или персоналу. Проще вне зданий встретиться, если очень уж припрёт. Но там фанаты, и ты точно с ними в моём теле не справишься, так что лучше рисковать здесь.              — Мне тоже надо знать, где твоё общежитие?              Хонбин вздохнул.       — С этим сложнее. Нас-то просто не хвалят, а вас туда вообще не пустят — охрана и миллион камер в коридорах и на лестницах. Мне к тебе будет пробраться проще.       — То есть, мне к тебе? Я-то буду в тебе… То есть….       — Тьфу, ссс-абака! Ей богу, это с каждым разом более пошло, чем если бы мы с тобой и правда трахались… Ты чего отодвигаешься? — он попытался притянуть девушку к себе, потому что та чуть ли не по противоположной стенке ползла, пока они шли к лифтам, но она увернулась.              — Сам же сказал, что невкусно пахну!       — О, так ты это делаешь, чтобы мне угодить? Всегда такая уступчивая? — тут же подколол Хобин. — Ну, иди сюда! Я запах потерплю! — он широко раскинул руки, приглашая в объятия. Эглите насупилась и отошла ещё дальше.              Хонбин вздохнул и нажал на кнопку вызова лифта. Кто бы ни был виновен в их обмене телами, кажется, ему в пару он назло подобрал настоящую дикарку.                     В общей гостиной трейни, слава богу, не было — уж очень, на вкус Эглите, девочки были впечатлительные, чуть ли не визжа каждый раз, когда она упоминала Хонбина. Стилистки вели себя более спокойно — поздоровались, представились и проводили парочку завистливыми взглядами в спину.              — М-да, это не твой дворец в Ливтоне, — хмыкнул парень, обводя взглядом крохотное помещение. — У нас и то после дебюта больше было, правда, я там жил не один.              — Литве. Вот потому и хочу домой, — буркнула Эглите. — Это всё? Тебя проводить?       — Ну здрасти, — Хонбин сел прямо на пол, и девушке пришлось опуститься рядом. — Ты прикинь, какая обо мне слава пойдёт, если я отсюда спустя три минуты выйду?       — И что ты предлагаешь делать?              — Разумеется, изображать секс, — просиял айдол, и громко и выразительно застонал. Это было настолько неожиданно, что Эглите расхохоталась, едва успев прикрыть рот ладонями. Хонбин думал, что она как минимум смутится, и на этот внезапный хохот смутился сам.              — Ты что, и правда так стонешь, когда трахаешься? — совершенно не стесняясь, спросила девушка, утирая в уголках глаз слёзы от смеха. Хонбин, принявший её замкнутость и молчаливость за стеснение и стыд, понял, что опять ошибся. Разговаривать на тему секса европейка, кажется, могла совершенно свободно, только бы этот разговор был не о ней.              — А ты как? — коварно спросил он, надеясь всё-таки смутить девушку.              — Молча, — на автопилоте ответила Эглите, которая никак не могла отсмеяться, и сейчас глубоко дышала, пытаясь снова не заржать. — Зачем тебе нужно поддерживать эту легенду? Пусть бы лучше все мучились в неведении…              — Может, ты и права, — опустил глаза Хонбин и взъерошил волосы. — А теперь насчёт наших планов — я завтра улетаю, — он снова вскинул на неё взгляд, мигом посерьёзнев.       — Куда?              — На Чеджу. У меня там рекламные съёмки. Вернусь только послезавтра поздно вечером. Если что — прячешься в отеле, ссылаясь на отравление, а я в твоём теле отсюда рвану к тебе.       — И я же потом огребу за самовольный уход отсюда?              — Да, но я тебя отмажу. Я ж во время болезни весь такой уязвимый и жить не могу просто без надлежащего ухода. Европейского, разумеется.       — А остальное расписание?              — Перестроил с менеджером его так, чтобы быть в Сеуле в час икс. С учётом, что оно сдвигается, это будет или очень ранним утром, или ночью с субботы на воскресенье. Мы оба будем здесь.       — Ладно, — согласно кивнула Эглите, и Хонбин встал, собираясь уходить. Но едва они распахнули дверь, как обнаружили прямо за ней двух подслушивающих стилисток.              — О, вы уже? — не очень-то и смутившись, спросили они. — Так быстро?       — Вот! — мигом нашёлся айдол, повернувшись к Эглите, — я ж тебе говорил, а ты всё — быстрее, быстрее! — он скорчил возмущённую гримасу. Эглите изобразила фэйспалм и закрыла дверь.              «Нас всё-таки подслушивали» — получила она сообщение некоторое время спустя.       «Думаешь, они хоть что-то поняли?»       «Это ты мне скажи — как у них с английским?»       «Никак. Они очень надеются, что я их ему обучу. Кроме этого, мы вроде негромко разговаривали»       «Надеюсь, в этот раз пронесёт. Удачи!»              — И тебе того же и по тому же месту, — пробормотала девушка про себя, раскладывая футон. Признаваться Хонбину не хотелось, но у неё уже кружилась голова: перелёт, джетлаг, ранний подъём, нервы из-за всего происходящего вокруг и в результате европейка мечтала просто рухнуть и поспасть, забив на душ. Так она и сделала, надеясь, что завтра будет легче.       

*****

      Легче не было ни на каплю.       Дни потянулись в безумном, плотно набитом делами и учёбой темпе. Вернувшегося с Чеджу Хонбина компания отправила сначала на благотворительный вечер, а потом в качестве ведущего на запись передачи. Вырваться к своей подопечной он смог только несколько дней спустя. Эглите сидела в тренировочном зале на диване и ждала преподавателя. Наушники и учебник помогали ей освоить основы хангыля.              Хонбин на секунду замер на пороге. Мысль, порыв, желание кинуться к ней и просто обнять вдруг накрыли волной внезапного для него настроения. Он вместо этого замедлился, помотав головой и пробормотав под нос привычное «Дхарма ракша!», направился к Эглите неспешным шагом, избавляясь от чуждого ему эмоционального порыва.              — И с фига ли ты этим тут занимаешься? — айдол упал рядом с ней на сиденье и шутливо пихнул в бок, — Привет.              — Привет. А где, в классе? У меня времени в обрез, сейчас хореограф придёт, — она потянулась, и Хонбин подумал, что с ней надо провести воспитательную беседу по поводу одежды. Спортивные свободные штаны — отлично, а вот топ, который обнажает шею, плечи и живот — просто ужасно. О ней и так слухи ходят, не хватало ей стать ещё объектом домогательств других парней.              — Ха! Если б мы так теряли время, то ничему б не научились. Пошли, — он затащил её в одну из тренировочных кабин, где они отрабатывали вокал. Аппаратура в кабинке была лучше обычного айпода и отлично помогала учить языки. Из минусов — по размерам она больше походила на гроб, и в начале карьеры Хонбин даже пару раз там ловил приступы клаустрофобии, хотя замкнутых пространств не боялся.              — Круто, — сказала Эглите, когда Хонбин настроил аппаратуру и показал, как ею пользоваться.              — Чем занимаешься на допах? — спросил он, скручивая провода наушников, чтобы повесить обратно на стену.              — Учу хореографии девчачьих групп, — промямлила Эглите.              — Угу. Ты чего так в стенку вжалась, что, боишься ко мне подойти? — крохотные комнатки представляли собой пространство метр на метр, где едва можно было поставить стул. Расстояние между парнем и девушкой было мизерным. Протянуть руку и просто обнять её вдруг показалось Хонбину очень простым и естественным жестом. Остановило его выражение лица девушки, откровенно испуганное. Она бегала глазами по маленькому пространству и попыталась незаметно смахнуть пот со лба.              — Немного.       — Почему? — поразился Хонбин, пытаясь понять, что такого ей могли наплести за его отсутствие. Но ошибался.              Эглите помялась, опустив голову.              — Мне всё время кажется, что если я тебя коснусь, то мы опять поменяемся, — со вздохом призналась она.       — А тебе этого не хочется, не так ли? — он сунул руки в карманы спортивок и тоже отодвинулся, опираясь спиной на стенку, и склонил голову набок.              — Извини, но мне некомфортно в твоём те…              Дверь в кабинку распахнулась. Хонбин оглянулся — он стоял спиной к проёму, а Эглите привстала на цыпочки, чтобы из-за его плеча посмотреть на нарушителя их покоя. Высокий парень с лисьим прищуром глаз сначала окинул внимательным взглядом Хонбина, а потом пристально уставился на Эглите. А затем забросил руки на плечи своего тонсэна и практически на нём повис. Хонбин только глаза закатил.              — Айшщчч, хён, ещё минута — и я уломал бы её на секс!       — Привет.       — И тебе привет.       — Поделишься?       — Минутами или сексом?       — Ты точно не гей?       — Это ты на мне висишь.              Эглите пробрала дрожь — во время своего искромётного диалога и Хонбин и Чон Тэгун ака Лео (она его узнала, хоть и с трудом) не отрывали от неё пристальных взглядов. Они словно с ходу влились в какую-то игру, правила которой были известны только им, и словно бы проверяли девушку на … что? прочность? стойкость? силу духа? Как в детских играх — сбежит, расплачется, даст отпор?              Девушка вжалась в стенку ещё сильнее. Впрочем, к невесть откуда разливающемуся в воздухе напряжению она была не причастна: Хонбин развернулся к главному вокалисту группы и фокус накала мгновенно сместился в точку между парнями.       — Привет, — Тэгун протянул руку девушке через плечо младшего, и та робко пожала ему кончики пальцев. Вокалисту этого показалось мало, и он захватил её ладонь целиком. Хонбину только оставалось наблюдать, вывернув шею, как Эглите впервые на его памяти вдруг вспыхнула, как маков цвет и преизрядно смутилась.              — Я Чон Тэгун, тридцать лет, приятно познакомиться.              — Эглите, — растерянно произнесла девушка. Тэгун замолчал, ожидая продолжения, но европейка, кажется, всё-таки слишком сильно смутилась, чтобы продолжить.              — Странное имя, — заметил он.              — «Здравствуйте, приятно познакомиться, меня зовут Эглите, девятнадцать лет, позаботьтесь обо мне», — раздражённо бросил ей Хонбин через плечо. Его усилия «как принято у нас здороваться» очевидно пошли прахом. — Так, всё, твой лимит на минуты и секс в этой комнате закончен, — заявил парень Тэгуну, отдирая руку от Эглите и выставляя его из комнаты, — свали отсюда, хён.              Он практически вытолкал его силой. Впрочем, тот не особо сопротивлялся, отойдя и потянувшись, как довольный кот.              Айдол бросил один-единственный недовольный взгляд на смущённую и растерянную девушку, и вышел вслед за вокалистом. Впрочем, призыв хореографа «все на пол!» не дал ей время очухаться, и она, всё ещё алея, скользнула мимо них к группе танцоров. Оба мембера отошли подальше, чтобы не мешать разминке.              — Ты-то здесь что забыл? Мюзиклы закончились? — спросил Хонбин у Тэгуна, когда тот с полусонным выражением лица наблюдал за мельтешащими перед зеркалами фигурами. За время возвращения он столкнулся с вокалистом впервые, хотя стафф и говорил ему, что Тэгун полностью погружён в работу.              — Я планирую персональный камбэк в этом году.       — О! — искренне восхитился Хонбин. — Поздравляю! Да ты просто композиторная машина, хён! — а теперь в его голосе отчётливо слышалась издёвка.              — А ты — комнатный задрот, — не остался в долгу Тэгун и обернулся к младшему. — Стримы? С запретом на любые темы кроме себя, любимого? Популярности группе это не добавит.       — Каждый раскручивается по-своему. Будут искать меня — найдут VIXX.              — Ладно, твоя жизнь — твои проблемы. Это про неё вся компания гудит? — он кивнул на Эглите.       — Ага, — согласился Хонбин, представляя, о чём может гудеть JellyFish. И замолчал, не обращая ровно никакого внимания на требовательный взгляд Тэгуна, который жаждал подробностей и надеялся их получить из первых уст.              — Ну и? — не выдержал Тэгун, заглядывая в лицо тонсэна. Хонбин только еле дёрнул уголками губ, изображая улыбку. Правда, выдали его ямочки, заиграв так, будто он ехидно осклабился, не собираясь давать хёну повод сплетничать дальше. — Может, начнёшь говорить уже? Тебе прошлой было мало? — раздражённо бросил он.       Хонбин на это только закатил глаза.       — Она моя протеже, — он хлопнул Тэгуна по плечу и вышел из зала.              Знакомство с мемберами группы VIXX странной чужачки, ни с того ни с сего притащенной в Сеул Ли Хонбином, началось.