Не/Единое целое

      За всю прошлую неделю он написал ей один-единственный раз, потребовав фото, чтобы убедиться, что она уже очнулась от личного кошмара под названием «перелёт». Эглите прислала — в лёгкой майке и шортах, на велосипеде, среди сосен и серой ленты дороги. Хонбин улыбнулся фотографии и снова ушёл в стрим.              Он не мог даже для себя решить, интересна ему девушка или нет, но её странная, совершенно чуждая для него жизнь в загадочной незнакомой стране казалась завораживающей. Разумеется, он влез в интернет, забив в поисковик её имя и фамилию. Но Нэйвер устроил ему облом — если русский язык поисковик ещё с грехом пополам понимал, то перевод с латышского и литовского выдавал лютую дичь. Сочетание этого имени и фамилии вроде бы нашлось в перечне студентов художественного колледжа города Лиепаи. Смутная третья фигура слева в паре роликов YouTube кажется, была Эглите, которая занималась танцами в качестве хобби. Явно непрофессионально, потому что, кроме этих пары роликов, больше он о ней ничего, как о танцовщице, не нашёл. Плюс Instagramm с горой неплохих, но не очень умелых рисунков — и практически на этом всё.              Больше у него на неё ничего не было и ему было немного обидно. Она-то могла просто набрать его имя в поисковике и вот оно, пожалуйста — вся его жизнь как на ладони.              И сейчас, стоя в её теле перед зеркалом и отвечая своему телу по телефону через полмира, он поймал себя на мысли…       … что рад снова поменяться. Что это будет чертовски забавно — несмотря на ту гору проблем, что этот обмен тащит за собой.              — Без паники! — спокойно сказал Хонбин бодрым тоном. В этот раз обмен застал его в Сеуле выспавшимся, нормально (для выхода, хоть и всего лишь в магазин, но всё-таки) одетым, и после завтрака. А самое главное, чему он несказанно обрадовался — они снова друг друга понимали, каждый разговаривая на своём языке.              Но Эглите и не паниковала. Чужое тело чувствовало себя хорошо, но вряд ли айдол даст ей доступ к своим гаджетам. А значит, сутки ей придётся пялиться на четыре стены, пока он снова прилетит в Сеул.       — На этот раз ты летишь ко мне, — огорошил её айдол, с интересом рассматривая на экране собственное лицо.              На нём сначала отразилось недоумение, яркое, будто он репетировал эмоцию перед зеркалом для дорамы, тренируя микромышцы: брови чуточку поползли вверх, глаза распахнулись чуть шире, губы немного поджались… А затем недоумение плавно перетекло в понимание, и Хонбин подумал, что пожалуй, он может к этому привыкнуть — наблюдать за собой без себя внутри.              — Неужели ты заранее всё организовал? — слабо усмехнулась Эглите-в-его-теле, и он отразил её (свою!) усмешку.              — У меня через неделю заканчивается отпуск и начинается то, что называют расписанием. Ни меня к тебе не выпустят, ни тебя ко мне не пропустят. Так что без плотного обсуждения вопроса, что нам делать дальше в этот раз не обойтись. А заодно я воспользуюсь возможностью побывать в двух незнакомых малонаселённых странах. Кстати, у вас там вообще всё так плохо?              — У нас там вообще всё очень хорошо! — достаточно резко ответила девушка. — Это не этот ваш загаженный Сеул. Ещё в прошлый раз спросить хотела — как вы там дышите вообще?              — Не знаю, мне ж не с чем сравнивать — в твоём-то теле я ощущаю себя очень норм, — Хонбин усмехнулся. — Извини, но можно нескромный вопрос — ты со своей алой нитью разобралась?       — Моя… — не поняла с первого раза девушка, но тут же отвела глаза. Кажется, она чувствовала себя немного виноватой из-за того, что в прошлый раз ему приврала, не сказав, что месячные только что закончились. В исполнении его собственной физии виноватость выглядела до жути смешно, и он еле сдержал фырканье. — Да, всё нормально, можешь не беспокоиться, — Эглите не поднимала взгляда на экран, бездумно перебирая бумажки на его столе, вытянув открытку в виде большого красного сердечка от какой-то фанатки.              — Теперь ты мне тоже можешь задать один нескромный вопрос, я тебе вроде как его задолжал, — ободрил её Хонбин, но она ничего спрашивать не стала. Он получил в ответ только ехидно выгнутую бровь — странное и немного непривычное для его мимики выражение. Он тут же повторил его перед зеркалом и решил, что да, Эглите оно подходит.              — Ладно, я даже рада, обратно в своём теле лететь не придётся. Надеюсь, твоё переносит перелёты лучше.       — Ты удивишься, что полётом можно наслаждаться, — улыбнулся он.       — И какой у нас план?              А план был прост. Заранее записанная часовая трансляция отвлекла фанатов, убедив их, что айдол ведёт её из тренажёрного зала компании вживую, готовясь к возвращению после отпуска. Под руководством Хонбина Эглите нанесла макияж, превратив кожу на верхней части лица в неровную и бугристую. Одежда из ширпотреба, солнечные очки, панама с широкими полями, маска — узнать в этой фигуре айдола теперь можно было только при прохождении таможенного контроля при предъявлении паспорта.              Сказать, что Эглите волновалась, выходя в коридор — ничего не сказать. У неё кружилась голова. Мужское тело всё делало не так: не так шагало, не так держало равновесие, не там перекатывались мышцы под кожей, оно не так дышало, не так слышало, не так видело. Не слишком большая квартира Хонбина в Сеуле не давала толком ощутить пространство, да и привыкла к нему Эглите быстро. Коридор до лифта казался бесконечным; лифт ехал слишком медленно, пока к горлу от волнения подкатывала тошнота. Если бы не айрподс в ухе, через который Хонбин подбадривал её скороговоркой, она бы вообще не рискнула выйти из лифта. Ей казалось, что первый же встречный неведомым образом узнает, что в теле их селебрити поселилась незнакомая девица, не имеющая на это никакого права.              Если бы не требование Хонбина немедленно выйти на улицу и сесть в такси — простой дорого обходился его кредитке, — она бы пулей метнулась в квартиру и заперлась бы там, совершенно по-дурацки разрыдавшись от страха и собственной нерешительности. Но вместо этого она метнулась в машину с нужным номером, сжалась на заднем сиденье и низко опустила голову, боясь толком поднять её до самого аэропорта.              Беспроводной наушник помог правильно и вовремя отвечать на вопросы, корейская формальная речь с подсказок Хонбина спасала всё, что только можно.              Работникам аэропорта скандалы были не нужны, и Эглите-в-теле-Хонбина быстро и без проволочек попала в самолёт.              Но облегчённо выдохнуть она смогла только после взлёта. Дайте ж ей попасть в родную Европу, там она практически всесильна — хоть девочкой, хоть мальчиком, хоть инопланетянином!              Сам же Хонбин, едва только отключилась связь, с нетерпением школьника рванулся изучать незнакомую обстановку. В прошлый раз он промчался по дому Эглите буквально галопом, отключая какие-то краны на кухне и закрывая в темноте окна, и даже толком не смог рассмотреть, что тут к чему. Его не остановило даже то, что в Литве сейчас время близилось к утру: поменялись они едва перевалило за полночь, и он онлайн почти всю ночь на этой стороне материка руководил сборами в дорогу.              Дом действительно был не таким большим, как ему казалось поначалу. Две комнаты наверху, да открытая летняя терраса, на которой стояли качели и столик. Внизу — гостиная, что-то вроде каминного зала в комнате со стеклянной стенкой на улицу, и кухня. Терраса второго этажа располагалась над гаражом. Машина там была: не новый «мерседес», накрытый чехлом. Пыль на чехле машины говорила о том, что ею давно не пользовались. Там же были лыжи, пара велосипедов, старенький самокат.              Хонбин выбрался наружу. Две лужайки вокруг дома — с качелями, детской горкой, спортивной стенкой, батутом. Летняя кухня, ещё один мангал с другой стороны. Вместо домика на дереве — площадка на раскидистом клёне, где тоже стояли стол и два стула. Забраться туда можно было только по верёвочной лестнице. Буйно цветущие уже в самом начале июня яркие клумбы. Хонбин сначала держался от них подальше, но потом вспомнил, что у нынешнего тела на цветочную пыльцу аллергии нет, и смело их понюхал.              И лес — вокруг. Море за стеной леса. Несмотря не летнее тепло, по небу плавали облака. Хонбин едва не поддался искушению прогуляться к морю в одиночку, но потом решил дождаться Эглите — ну его к чёрту, он не хотел устраивать ситком на свою (точнее её) голову.              Рассвет он встретил на террасе второго этажа с чашкой кофе в руках, твёрдо решив купить себе тут дом, когда окончательно закончит айдольскую карьеру — настолько ему понравился свежий воздух и шум прибоя.              После кофе он влез всюду, куда смог влезть. Фото на стенках в доме представляли собой две семейные пары, у старшей пары угол фото был обвит чёрной лентой. Девочка лет семи-восьми на фото пары помладше была удивительно похожа на его нынешнее отражение в зеркале. Затем он обнаружил ещё одно — пара постарше, пара помладше и Эглите с младшей девочкой на руках. Он уловил семейное сходство — явно сёстры.              Внизу, в комнате со стеклянной стенкой была устроена художественная мастерская. Мольберты, кисти, краски и ещё куча рисовальных принадлежностей аккуратно лежали на полках. Судя по дому, к бардаку девушка склонна не была, что Хонбина порадовало. Но и не маньячила на этот счёт — посуда от ужина всё ещё валялась в раковине. Он чуть не включил воду, чтобы её вымыть, но решил сначала исследовать кухню и наткнулся на посудомоечную машину. Вообще, при всей современной технике посуда и приборы, да и вообще все кухонные принадлежности выглядели старыми и потрёпанными.              Он даже до подвала добрался, где обнаружил множество коробок с запакованными вещами людей явно постарше Эглите.              Вообще в доме было на удивление пустовато, особенно на нижнем этаже. У Хонбина всё время возникало смутное ощущение не жилого дома, а ожидающей посетителей гостиницы.              И наконец, вздохнув и надеясь на чудо, он включил комп.              Это было не чудо, а в общем-то, обычная беззаботность человека, которому особо нечего прятать. Ноут запаролен не был.              Хонбин ворчал о том, что некоторые вообще не думают о личной безопасности. Он первым делом вернул на телефон пароль, а затем полез в историю браузера.              Разумеется, там был он. И VIXX там тоже были. Но — на удивление мало. Он поползал по истории, которую девушка не стирала с незапамятных времён, и понял, что уроки по графике, рисованию и иллюстрирование её интересуют намного больше него. Это всё ещё был обидно. Установив на телефон таймер, чтобы не пропустить её прилёта, он полез глубже.              Обычная студентка. Никакого дневника. Рисование. Танцы, как спорт и хобби. Немного фото, селфиться она явно не любила. Родители, почему-то живущие за границей вместе с той самой младшей девочкой. Хонбин несколько минут сомневался, но потом всё-таки полез в чаты и личную переписку, и вот тут его ждал первый облом. Язык, на котором девушка переписывалась с родственниками, не был ни английским, ни русским. Зато сознание мутнело и его отчаянно вело куда-то в сторону, взрываясь болью на внутренней стороне глаз, едва он пытался напрячься и сосредоточиться на буквах. С досадой он отложил эту идею.              Уловить суть этого непонимания он не мог. При этом странном обмене они отлично понимали друг друга, несмотря на то, что каждый говорил на своём языке, да и с окружающими проблем не возникало. Хонбин интереса ради включил телек и несколько минут слушал прогноз погоды, без малейших усилий понимая то, что рассказывал диктор, кажется, на литовском. Но вот читать на незнакомом языке не получалось никак. Вздохнув, он принялся исследовать Эглите дальше.              Цифры, как ни странно, проблем не вызывали. Сообразив, что нашёл цифровой табель её успеваемости, Хонбин попытался кое-как соотнести систему оценок с корейской. Понял, что учится Эглите так себе, и внезапно ощутил укол разочарования.       Ему почему-то хотелось, чтобы она была отличницей, которой… что? похвастаться можно перед друзьями и семьёй? Что за блажь лезет в голову?              Хонбин откинулся на спинке стула и с силой протёр глаза ладонями. Одновременно с этим сработал сигнал — самолёт Эглите приземлился в аэропорту Вильнюса. Он провёл восемь часов, роясь в её компе и доме и…. почти ничего не узнал. Парень — ноль информации. Подруги — пара селфи с девчонками были, но слишком мало, чтобы хоть одну из них назвать закадычной. Считай, тоже ноль. Родители — где-то за границей. И разумеется, ни малейшего намёка на то, что она как-то замешана в том, что они по-дурацки меняются телами уже второй раз подряд. Его Рапунцель так и осталась загадкой. Хотя он буквально чувствовал (и это ощущение было примерно таким же, как и его знание русского языка, странно неустойчивым, но работающим), что она знает об этом так же мало, как и он, и ни в чём не замешана.              Он влез в холодильник, но хоть там и были продукты, что с ними делать, айдол не знал. Рамёна он не нашёл, зато нашёл спагетти, и он, зная своё тело и его желание поесть после перелёта, решил сварить хотя бы их. Наклейки аж на четырёх языках постоянно его путали и снова странно заставляли плыть сознание, еле-еле переводя слова на родной корейский. Но Хонбин кое-как справился с задачей, и к тому времени, когда перед домом притормозило такси, макароны были готовы.              До такси всё было странно, но… нормально. Просто нормально. Женское тело не доставляло ему никаких неудобств. Он словно влез в образ, приготовленный для него неведомым сценаристом. И как, и полагается хорошо подготовленному актёру, привык к нему легко и быстро. Поначалу ему всё казалось не так: женское тело не так ходило, не так двигало ногами-руками, косы эти сумасшедшие тянули голову назад и постоянно мешали… Оно не так дышало, не так чувствовало, запахи ощущало совсем по-другому… Но стоило выйти на террасу на втором этаже, сделать несколько упражнений, потанцевать — как Хонбин стал рассматривать одолженное тело с нескрываемым восхищением. Оно было гибким и двигалось мягко, как хищница на охоте, что приводило его в какой-то детский восторг. Он так быстро и так легко начал пользоваться надетым на него образом, что уже исследуя дом, почти привык к иному весу, и равновесию, и гибкости, и даже косам, которые били по спине, и то и дело мелькали перед глазами.              Но когда он увидел, как собственное тело выбирается из такси, и, странно покачиваясь, идёт к калитке, будто бы семеня, делая мелковатые шаги вместо его привычных крупных и размашистых, до нелепости крепко цепляясь пальцами за лямки перекинутого через плечо рюкзака — его накрыло ощущение ненормальности происходящего.              Хонбин помотал головой, избавляясь от ощущения того, что он одновременно стоит у окна в доме, и идёт по дорожке к крыльцу, и ринулся открывать дверь.              — Слава Богу! — с облегчением произнёс его собственный голос, и Эглите-в-его-теле протянула руку к нему, но он завопил, отскакивая назад:       — Стой!       — Ты чего?       — Помнишь, как было в прошлый раз? Если поменяемся сейчас, не сможем поговорить!              Эглите-в-его-теле опустила ладонь. Озадачено потопталась, ища рукой за спиной несуществующую косу, чтобы теребить их, как она делала в минуту рассеянности. А Хонбин-в-теле-Эглите смотрел во все глаза, не в силах оторваться от того, как двигается его тело, ведомое чужой волей. В прошлый раз всё произошло слишком быстро, они даже, считай, посмотреть друг на друга не успели. Но сейчас…              Хонбин поймал себя на мысли, что даже не знает, как думать о существе напротив, хотя сам являлся таким же существом. Он? Тело-то мужское. Она? В его теле сидит девушка. Справедливо рассудив, что душа превалирует над плотью, он встряхнулся, закрепляя в сознании «она», как бы Эглите теперь не выглядела внешне.              — Ладно, — вздохнула девушка. Она тоже не отрывала от собственного тела глаз, но в её взгляде страдания было больше, чем любопытства. — Действительно, надо.       — Тебе кушать не хочется?       — Нет, я перекусила на автостанции. И да, ты был прав, летать — это в самом деле круто! — её улыбка его мускулами была просто сияющей. Он невольно залип на собственные ямочки: одно дело, когда ты видишь их на экране, слушая бесконечные похвалы себе, как вижуалу группы — и вот вообще другое видеть их наяву.               — Да я красавчик, — пробормотал под нос Хонбин, и двинулся к гостиной, старательно соблюдая расстояние.              Ещё за сборами в аэропорт они пришли к выводу, что поменялись в прошлый раз, едва коснулись друг друга, и сейчас оба старались этого избежать. Он устроился в кресле, девушка расположилась на диване. Наблюдать за своим собственным телом со стороны было дико и всё ещё очень чуждо. Хотелось обратно, несмотря на то, что Хонбин за день с женским телом освоился и чувствовал себя вроде нормально.              А вот Эглите — явно нет. Она сидела, боясь лишний раз коснуться сама себя (точнее — чужого тела), она не знала, как положить руки, куда смотреть, кажется, ей даже дышать было неудобно. Он себя даже в период трейни так не вёл.              — Как ты себя чувствуешь? — спросил он.       — Мне в тебе неуютно, — не стала скрывать девушка, и он откровенно расхохотался — фраза вышла двусмысленной.                     Девушка же молча ждала, пока он отсмеётся. Её взгляд вдруг остро напомнил ему Тэгуна — тот на их шуточки тоже смотрел с таким же выражением: ну что за идиоты? когда вам это надоест?              — К сожалению, придётся потерпеть, нам нужно многое обсудить, — мягко напомнил он.       — А что, ты за неделю не выучил английский? — со слабой улыбкой подколола она его.              Хонбин еле сдержал смех.              — Незнакомые ощущения. Всё время голодная… голодный? — поделилась девушка. — Но, поскольку у тебя впереди расписание, я не рискнула есть ничего, кроме фруктов. Начиталась, знаешь ли, про то, как вас гоняет компания. А фрукты дают тебе на удивление мало энергии.              — А на станции?       — Рискнула на пиццу и чай. Но, наверное, хочется ещё.       — У тебя железная выдержка, — похвалил он.              — Мы же здесь не твоё меню обсуждаем, — вежливо напомнила Эглите. И одной этой прохладной фразой она мигом перевела тон разговора с приятельского до вежливо-отстранённого. Обмен обменом, а они, теоретически, даже не знали друг о друге ничего.              Хонбин вздохнул.              — Это не разовое происшествие. Ты думала над этим?              Эглите промолчала и совершенно не его растерянным жестом потёрла пальцами переносицу, а затем виски. Было странно и неожиданно-затягивающе после нескольких минут наблюдений смотреть, как его тело поднялось, подошло к окну и уставилось на зелёную вязь деревьев.              — В этом … симбиозе решения принимать не мне, — коротко сказала она. Мужской голос, который он слушал сотни раз на дню, как изнутри, так и снаружи, показался Хонбину незнакомым. Почти так же, когда ему дали первый раз его послушать в профессиональной студийной записи. Он правда может говорить так неуверенно-искренне, ни капли не играя?              Хонбин после этих слов насторожился, как тигр, почуявший добычу. Ответ Эглите был очень разумным, но сейчас айдол буквально читал, как его тело выдаёт свою нынешнюю хозяйку, её страх и нерешительность. Она, может, и могла многое скрыть, будучи в своём теле, но сейчас она была в его, и он фактически видел, как его мышцы плохо повинуются чужаку, отчаянно пытаясь скрыть неумение, практически невозможность принять самостоятельное решение в таком серьёзном вопросе. Хонбин очень отчётливо замечал всё — слишком напряжённый разворот плеч своего тела-с-Эглите-внутри, а ещё она много и часто моргала, и еле заметно дёргала руками, желая схватиться за те самые несуществующие косички, и одновременно очень стараясь это скрыть.              Он перевёл взгляд и увидел своё отражение в оконном стекле, и тут же резко откинулся на спинку дивана.              Они как никогда напоминали сейчас пару из дорам, поменявшуюся телами. Парень, внутри которого сидит неуверенная и робкая девушка, и похожая на хищника девушка, внутри которой засел парень, который азартно охотится за чем-то очень нужным ему.              Возможно, это и было неправильно, но её нерешительность была ему только на руку. Возможно, это было плохо — но он собирался воспользоваться её растерянностью исключительно ради собственной выгоды. Впрочем, иного выхода он всё равно не видел. Так что Хонбин постарался максимально расслабиться, чтобы не выдать преждевременной радости.              — Тебе уже кто-нибудь говорил, что ты очень разумная девушка? — вкрадчиво спросил он, за что получил в ответ свой же собственный мрачный взгляд.       — Да постоянно, — с раздражением ответила Эглите. — Кажется, Вселенная за мою разумность меня наказать решила такой вот хернёй.       Хонбин не выдержал и расхохотался, не скрывая облегчения. Видя её незаинтересованность Халлю, он уже подумал, что ему придётся всю неделю уговаривать её сделать то, что они задумал, но её слабости должны сыграть ему на руку.              — Тогда ты понимаешь, что тебе в Сеуле устроиться проще, чем мне закончить внезапно карьеру, выложить бешеную неустойку компании за разрыв договора и переехать сюда, и остаток дней … кстати, у вас тут хоть есть где работать корейцу с актёрским образованием?              — Мы не можем поменяться? — с тоской в голосе спросила она, не отвечая на вопросы. — Ты… я… твоё тело хочет в туалет.              — И тебя это смущает? Твоё там сегодня уже раза три было. И один раз даже в душе, — Хонбин вдруг внезапно понял, что искренне забавляется её смущением и наслаждается своими подколками. — Нам ещё много чего надо обсудить.              Эглите потопталась на месте, очень старательно отводя взгляд от него, пожала плечами и ушла.              — В душ было ползать необязательно, — проворчала она, вернувшись.       — Ну-у-у… — он состроил максимально пошлую рожицу, на которую был способен, — я же парень. Думаешь, мне было неинтересно?              «Так вот что фанатки говорят, когда я их взглядом прожигаю» — подумал Хонбин, едва в него метнули полный ярости взгляд. Айщчч, а он и правда грозен со стороны!              — Удовлетворил любопытство? — довольно мрачно спросила Эглите.       — Нет, только рассмотрел, — расхохотался Хонбин в ответ. И вдруг понял, что за всей этой напускной мрачностью девушка где-то там, внутри него, едва сдерживает слёзы.              Ей правда не нравилось чувствовать себя парнем.              — Эй, слушай, — он чуть было не подскочил к ней, чтобы схватить за руку, но опомнился и не двинулся с места, только подался вперёд. — Я просто был весь в пыли, и решил вымыться. Я… ничего не делал. Но да, мне было любопытно. Ощущения странные. Я думал… будет интереснее.       — Это как?              — Ну, испытаю возбуждение. А так — вообще ничего. Как будто тебя в костюм одели. Ноль эмоций, кроме любопытства. Снаружи девушки интереснее, чем изнутри. А ты?              — Мне очень неуютно. — Эглите на секунду задумалась, принимая условия этой игры, где секс и всё что с ним связано было пока табу. — Будто на меня надели этот самый костюм, а он мне не по размеру, да ещё и шиворот-навыворот. Вроде когда задумываешься о своём, отпускаешь моторику, всё норм, но как только своё отражение ловишь — всё опять сразу плохо, — пожаловалось она.              — Не, у меня такого не было, — удивился Хонбин, — но я артист, в чём я только не выступал, так что мне, наверное, легче.              — Ладно, — откинулась Эглите на спинку. — Ты предложил переехать. У тебя есть план?       — Ты ведь над этим тоже думала? — решил схитрить он.              Но девушка только покачала головой, тут же опустив глаза. Впрочем, свой собственный взгляд Хонбину и видеть не надо было. Он отлично читал по напряжённым складкам вокруг губ, что она опять пытается не показывать страха и растерянности.              — Я уже говорила, из-за твоего статуса ты главный, а я так, в кильватере пристроюсь. Чтобы я ни думала, теперь мне придётся зависеть от тебя. Я не имею в виду, что сяду на шею и ножки свешу. Но мои знания о Корее, да и вообще об Азии — ноль. Я не знаю языка — ну, когда я в своём теле, разумеется. У меня не так уж много навыков, поэтому я даже не представляю, с чего начинать…              — А вот тут-то как раз всё просто, — Хонбин наклонился к ней. — Ты начнёшь с танцев.              На самом деле про пыль Хонбин приврал. План про танцы зародился в его голове ещё тогда, когда он узнал, что она ими занимается, а кошмар об обмене телами забрезжил постоянной составляющей их жизни. И часть времени, проведённого в её теле в одиночестве, он потратил на то, чтобы выяснить, что же это тело всё-таки может.       Он офигевал с каждым движением. Он и сам танцевал хорошо (попробуйте вы, будучи айдолом, танцевать плохо), но её способности поражали. Это тело под музыку двигалось, как дышало. Из них всех так, наверное, мог только Хакён. На шпагат она садилась без малейших усилий и с минимальной растяжкой. Поставив видео с одной из самых сложных хореографий группы, он повторил её… с третьего раза, что и вовсе считал невозможным. Танцуя все эти сложные движения, он не мог понять только одного — какого чёрта она тут забыла, с таким талантом в этом захолустье?       — Танцы — это всего лишь хобби, — устало она ответила в третий раз, когда Хонбин с горячностью убеждал её, что пропадать такой талант не должен. — И уж тебе ли мне об этом говорить?       — Чего? — удивился он.       — Талантливый певец, хороший актёр и танцор — и сидишь за стримом целыми днями, — она вот совершенно его жестом покрутила рукой в воздухе. Парень обескураженно замолчал, не ожидая от неё отпора. Больная для фанатов тема — они хотели видеть своего кумира не только за бесконечными играми.       — Мне… — начал он, но она его прервала.       — Я не спрашиваю, почему. Я лишь прошу, чтобы не настаивал и ты. Я выбрала рисование, и точка.       — Рисуешь ты фигово, — немного обиженно заявил Хонбин, а она вдруг усмехнулась, совершенно не обидевшись на его замечание.       — Что? — не понял он.       — Я прикольно выгляжу, когда злюсь. Ладно, проехали. Итак, ты предлагаешь мне устроиться на работу к вам в компанию в подтанцовку, причём без специального образования и хоть каких-нибудь достижений в этой области?       — Видишь ли, — Хонбин широко улыбнулся. — Южная Корея — это такая страна, где всё строится на кумовстве и личных связях. Поверь, мне не откажут, тебе нужно будет просто пройти маленький тест.