Ага, ну

Приезжаю домой после командировки, а дома нет. Что за ебучая шутка. Я вылезаю из такси, на моем этаже пожар, все, ради чего я жил за неимением девушки, друзей, интереса к алкоголю и тяги к жизни, вынесло ударной волной на улицу. Стол в виде знака Инь-Янь, скандинавские стулья, блядские куски шкафа-купе – все на асфальте, а люди собрались и смотрят, как догорает внутри квартиры остальное. Все, что я любил, все, что я с трепетом заказывал, увидев на странице каталога 'Икеи' и влюбившись в это ничего не значащуе сейчас дерьмо с первого взгляда, все оно – лежит на земле, и мне кажется, что это не мебель, а я, что прохожие собрались и глядят с изумлением на мои вывернутые внутренности, а я разорван, все, весь мой внутренний мир наизнанку. Я захожу в лобби, но метрдотель говорит, что мне нельзя подняться – огонь ещё не потушили. У меня нет друзей в Нью-Йорке, как нет друзей в любом другом ебанном городе, в котором я был, разглядывая покорёженные машины. Тип, которого я встретил в самолёте, мне несильно понравился, но его номер – единственный номер человека, который сейчас точно в этом городе и которого я знаю, так что я бросаю четвертак в автомат и неуклюже набираю цифры с его визитки. Мыло мистера Дёрдена. Пейпер-стрит. Мне неловко, и я не говорю ему, зачем звоню, разговор натянут, по-крайней мере, с моей стороны, я не знаю, что сказать, а этот ублюдок жует чипсы так громко, что я едва его слышу. Почему-то я не удивлен и не задет тем, что моя квартира взорвалась, и я не знаю, почему. Я мог кричать и биться в истерике на улице возле входа в место, где я раньше жил, мог сломя голову нестись в страховую, но я просто решил найти ночлег. В моей голове пусто. Я даже не могу подумать о чем-то, хотя я должен оплакивать свои несчастные кресла, на которых никто, кроме меня, не сидел. Мы встречаемся в с Тайлером баре и проводим вечер за парой кружек пива и нелепыми, ниочемными разговорами. Он платит, а я теперь бездомный, хоть он об этом и не знает. Меня удивляет, что он, кажется, понимает, что мне что-то нужно, но продолжает говорить со мной о чем-то бессмысленном и ненужном. Мне казалось, что Тайлер из тех, кто рубит с плеча и не говорит, если это не нужно, он из тех, кто обрывает чей-то монолог словами "мне похуй", но он сидит напротив меня и кивает, пока я рассказываю о работе. На нас косятся пару человек с другого конца бара, может, потому что я сижу в костюме и пью третье пиво из кружки размером с мою голову, но я не замечаю. Он действительно безработный или просто пошутил? Да ладно, производство мыла – это несерьёзно. Почему-то разговор с ним заставляет меня вспомнить о том, что я одинок. Я не спал больше пяти часов даже после того, как мы с Марлой поделили клубы поддержки. Я боялся, что она снова придет, а может, притворство перестало мне помогать. Я не общался с Марлой, хотя мог позвонить ей, а не ему, и не сидеть с ним в баре, думая, как сказать ему о том, что мне нужно место, где я могу поспать, пока не пойду трясти страховку за свой несчастный кондоминиум. Я не успел сказать ему об этом за столом, и мы выходим из бара. Я не курю, а он закуривает, как только за ним закрывается дверь, хотя внутри можно было курить. Он стоит, кажется, наслаждаясь холодным вечерним воздухом, а я не знаю, как составить предложение. Можно-я-у-тебя-переночую. Пять слов. – Как поздно, – я разыгрываю спектакль, гляжу на часы, но мой театр с треском проваливается, думаю, я смотрю на них слишком быстро, – Отлично посидели, – говорю, и Тайлер кивает, смотрит на меня. Что-то не так с ним, если честно. – Ага, – он говорит, выпуская немного дыма, а сейчас уже октябрь, дым мешается с паром и облако становится ещё больше. Как мне сказать? – Если честно.. – говорю, мнусь. Я сниму номер в отеле, думаю, но слова уже сорвались с моего рта, разбились о его слух и растеклись лужей крови в наших головах. – Ну? – он смотрит. – Спасибо за пиво, и.. – что ты делаешь, еблан? Уже решил ведь. Отель. О-те-ль. Деньги есть. Останусь там, пока ищу другую квартиру, почему я все ещё пытаюсь спросить его, и раз так, почему у меня не выходит? Зачем в этом баре в пиве лёд? – Не за что, – он отвечает, почесывая большим пальцем щетину, а затем снова затягивается. Сигаретная бумага оглушающе шкворчит, натирая поверхность моих мозгов, – Ну? Я молчу. Марла! Я останусь у Марлы. Если она ещё жива, конечно. Как она говорила? "Я могу умереть в любой момент, трагедия в том, что этого не происходит". Останусь у Марлы, если ближайший отель будет солд-аут, хотя вряд ли. У меня же есть пути, что не так? – Я имею ввиду, – мое сознание не в ладах с языком. Я продолжаю биться головой о стекло, как дезориентированый голубь, которых размазывает по стеклу в нашем офисе в этажах пониже. А он смотрит на меня, как будто знает, что я хочу сказать, как будто он знает всё обо мне и на миг его лицо мешается с моим. Быть не может. – Ну? – он снова спрашивает, как заевшая пластинка, моя поверхность поцарапана, игла проигрывателя соскальзывает, застревает, царапает, искры летят. – Забей. Переночую на остановке, блять, буду спать на лавке, Господи! Он смеётся, кивает и разворачивается. Больше я его не видел.