Загадка тауматургии

      — Настоящей практикой? — с недоверием переспросил Сэмюэль.       Слова Амелии сквозили высокомерием и пренебрежением. Одним предложением фея обесценила страдания Рентина, все действия Сэмюэля и смерть Дерека. Парень вспомнил учительницу на первом уроке. Такую же гордую и напыщенную.       «С этого мига начнется ваша настоящая жизнь», — ожили неприятные воспоминания.       — Воистину, — воодушевленно протянула Амелия и закивала.       — А до этого чем я занимался?       — Детским лепетом, — отрезала она. — Топтанием на пороге величайшего искусства и науки!       —… Хочешь сказать, мистер Нейви умер из-за топтания на пороге? — сквозь зубы процедил Сэмюэль. Внутри закипал гнев.       — Твой друг? Нет, его сгубило слепое упорство. Ритуал призыва…       — Замолчи! — выкрикнул парень. Вскочил с места и впился яростным взглядом в фею. Она не шелохнулась. — Слепое упорство? Детский лепет? Ты хоть понимаешь, о чем говоришь? О смерти человека! Это… Это трагедия! Как смеешь ты так говорить?       Амелия молча смотрела на Сэмюэля пару секунд. Заговорила пустым голосом:       — Умерь свой пыл, дитя. В твоих потугах нету смысла.       — Ты…       — Думай, думай, думай. Продолжай думать, ни на секунду не прекращай. Ты сам загнал себя, теперь ищи выход. Что сделано, то сделано. Назад пути нет.       — Ладно, — вздохнул он. Спорить бесполезно. Сэмюэль говорил с чудовищем из грез. Чего он ожидал? Сочувствия? Человечности? Смехотворно. Рухнул на обломок и закрыл лицо рукой. — Ладно. Продолжай.       — Ради твоего покоя скажу, — подняла фея лапу. — Ритуал призыва не «детский лепет», а настоящая практика.       Парень махнул рукой — продолжай.       — Все практики избирают дисциплину, направление, в котором и совершенствуются. Кто-то получает дисциплину по наследству.       — Почему не выбирают несколько? — спросил Сэмюэль. Рассказ Амелии не сильно увлекал парня. Он задал вопрос из вредности. Прощупывал терпение феи, вставлял палки в колеса. Мелочно. Сэмюэль мстил за небрежность к смерти родного человека.       — Есть и такие. Практики иногда углубляют знания в смежных областях.       — Почему не выучить все?       Амелия посмотрела на него, как на дурака. Сэмюэль задел ее. Парень ощутил маленькую радость.       — Ты не понимаешь смысла «практики», дитя человека, — начала фея. — Практики черпают знания из опытов и из трудов других практиков. Скажи, ты можешь выучить все людские науки?       — Трудно, но возможно, — пожал плечами.       — И добьешься только поверхностного понимания. Достаточно для защиты от новичков, но наследники родов легко уничтожат тебя. А ты им ничего не сделаешь. Понял?       — Да. Как это поможет мне защитить себя? — вернул Сэмюэль изначальный вопрос. Он спросил совета и помощи. Фея прочитала целую лекцию без прямого ответа. Парень не видел связи.       — Простые чудеса помогают для мгновенных действий. Но как насчет сна, потери сознания или оглушения? А также не забывай про отдачу и долгое чтение заклинания, — ответила она. — Практика начинается с осознания ограничений и с попыток их обойти.       — Как «громоотвод» для отдачи?       — Именно. Это один из примеров. Для начала тебе нужно усвоить две аксиомы тауматургии. Без них дальше будет трудно. Первая: нельзя создать что-то из ничего. Вторая: чудеса рождаются только во владениях практика.       — Погоди, — приостановил Сэмюэль. — Первое… правило какое-то странное. Почему?       Амелия глубоко вздохнула и покачала головой.       — Обладатели «сознания» не способны творить. Люди, феи, животные, даже вестники. Можно только искажать уже существующее или разрушать. Поэтому в практике важны осторожность и холодный разум. Сделанного не вернешь. Как бы ни хотелось.       На последних словах фея поникла. В голосе проскочили глубокая грусть и пробирающая до костей тоска. Сэмюэль на секунду ощутил себя посреди снежной пустыни. Во все стороны уходила белизна, небо застилали плотные тучи, ветер рисовал в воздухе снегом завитки. Завораживающе и одиноко. Смертельно одиноко.       — Чтобы защитить себя, нужно углубиться в одну из дисциплин, — бесстрастно продолжила Амелия. — Для тебя, как для обреченного, закрыты некоторые. Работать с феями и отголосками ты не можешь.       — Меня уже несколько раз звали «обреченным». Что это значит?       — Вестники оставляют на человеке запах. Зловонию, которая привлекает других вестников. Чем больше ты используешь их, тем сильнее становится запах. Он привлекает более сильных, и рано или поздно ты столкнешься с тем, кого не сможешь связать. Поэтому таких, как ты, зовут «обреченными». Ваша смерть лишь вопрос времени.       — Чушь! Не использовал я вестника!       — Призыв Идей считается за использование на себе.       Сэмюэль закрывает лицо рукой. Тихо бурчит:       — Дурак. Какой же дурак.       — Надеюсь, ты не обратишься к легкой силе и не пойдешь по пути вестников. Иначе наши дороги разойдутся в тот же миг.       — Не буду, — бросил парень.       — Воистину. Итак, какую дисциплину изберешь?       — Эм… а какие есть?       — Допустим, есть синдесиология. Наука о связях и их взаимодействии. Практики изучают естественные связи, создают искусственные и так влияют на мир. Обычно синдесиологи плетут огромную паутину. Такие практики пускают корни и остаются на одном месте веками.       — Что-то попроще? Не думаю, что потяну. Да и «пускать корни» не про меня. Я в розыске.       — Филакторика? Обширная дисциплина. В основе лежат обереги. Как раз «защита», которая тебе нужна. Практик создает опору, к которой прикрепляется формула.       Сэмюэль закрыл глаза. Задумался. Опора. Он потерял ее после увольнения и убийства Андреа. От падения в пустоту удерживал Дерек. Последний человек на его стороне.       Прикусил губу. На глаза навернулись слезы. Дерек мертв. Никого не осталось. Сэмюэль завис в воздухе за миг до краха.       Опора. Ему нужна земля под ногами. Уверенность в завтрашнем дне.       — Сойдет, — вытер слезы и посмотрел на Амелию. — Что делать?       — Не знаю.       — Что? — переспросил он. Сэмюэль ослышался. Неверно понял ее.       — Не знаю, — повторила фея. — Мои знания о человеческих дисциплинах поверхностны. Я не углублялась ни в одну, только собирала клочья для сделок.       — Но как тогда это поможет мне? — воскликнул парень.       — Ты пойдешь путем практика. Я дарую основы, а дальше шагай сам. Торгуйся, проводи опыты, читай книги.       — Чулять, я в розыске! Как ты себе это представляешь?       — Уверена, ты что-нибудь придумаешь, — дергано покачала Амелия головой.       Сэмюэль вздохнул протяжно, заскулил, как побитый щенок.       — Ладно. С чего начать?       — Филаторики создают в предмете якорь и привязывают формулу.       Парень схватил камень под ногами и показал:       — Сойдет?       — Вполне, — кивнула Амелия. — Теперь придумай, что хочешь привязать к нему.       — Громоотвод.       — Плохой выбор. Помнишь, как работает отдача? Избирает похожую цель. В камне мало материалов, да и размер ничтожный. От такого громоотвода не будет проку.       — Что тогда подойдет?       — Очевидно, другой человек.       — Почему? — раздраженно спросил Сэмюэль. Смерть Дерека истощила его. На чувства не осталось сил. Парень боролся с сонливостью, что волнами разбивалась о разум.       — О человеческом теле я могу рассказывать годами. Опишу каждую косточку, каждый нерв, назову каждую мышцу и…       — Если коротко? — прервал он тираду.       — В людях полно материалов. Железо, вода, кислоты и другие вещества.       В памяти отозвались старые воспоминания. После укуса феи они собирали пыль на задворках. Амелия растрясла их, достала и смела серую труху.       «Второе — никаких жертвоприношений и вреда для людей», — произнес молодой голос.       Сэмюэль не сразу узнал хозяина. Наивный, с горящими глазами, со здоровой правой рукой и не хромающий. Он казался миражом. Хрупким и болезненным. Голос принадлежал ему.       В начале пути он придумал два правила. Первое нарушил в первый день.       «Вот моя опора, — подумал он. — Никакого вреда для людей».       В сердце кольнула вина. Неприятное напоминание. Сэмюэль перевел взгляд на Амелию. Он обещал фее тело. Бросил слова на ветер.       «Что-нибудь придумаю. Обязательно».       — Нет. Я не буду делать это.       — Как хочешь, — мотнула Амелия голову в сторону. — Твой выбор.       — Пока отбросим громоотвод. Я хочу превратить камень в бомбу. В хлопушку.       — Ты чем меня слушал, дитя человека? Для взрыва нужен порох. В камне нет пороха. Значит, не будет взрыва.       — Нельзя что-то сделать с воздухом? Как-то подделать взрыв?       — Можно. Ты знаешь как?       — Нет.       Фея не ответила. Пронзила парня немигающим взглядом.       — Эм, ладно, — откашлялся Сэмюэль. — Хочу расколоть камень в порошок и поднять в воздух. Хоть это возможно?       — Не вижу трудностей, — удовлетворенно кивнула Амелия. — Итого два действа. Назови тип каждого.       — Преображение для дробления и повеление для поднятия в воздух? — предположил он.       — Отлично, отлично. Теперь расположи действа по порядку и придумай повествование.       — А если я хочу раздробить камень не сразу, а через пять секунд?       — Вплети отсчет в историю.       — Ясно, — пробурчал под нос Сэмюэль.       Слишком сложно. Парень утратил нить, потерялся в объяснениях.       — Смелее, — распознала запинку фея.       — При чем здесь филакторика?       — Вот в чем дело, — задумчиво протянула Амелия. — Возьмем пример с камнем. Ты придумал формулу. Хорошо. Придумал историю. Чудесно. Произнес заклинание и получил желаемое. Но, допустим, нужно повторить все. И не один раз.       — Я не буду повторять заклинание снова и снова, — добавил он.       — Именно. Ты можешь привязать формулу к предмету и добавить «спусковой крючок». И все! — подняла фея передние лапы вверх. Тело покачнулось. — Подносишь предмет к камню, нажимаешь на «крючок», и формула вызывается без заклинания.       — А отдача?       — При создании поражает полностью за все. При использовании только за привязанную формулы.       Сэмюэль замолчал. Парень вспомнил станки на заводе. Чудеса артефакторики. Одна кнопка пробуждала машину, вентиль опускал пресс. Они работали также как описала Амелия. Филакторика виделась старшим братом артефакторики. Уродливым, старым и неповоротливым.       — Бред, — честно высказался он.       — Почему?       — Из-за отдачи. Артефакты делают то же самое, но без отдачи.       — Вот как, — наклонила фея голову. — Я мало знаю про эту дисциплину. Расскажешь?       — Ну, — замялся Сэмюэль. Он знал не больше обывателя. — Есть клетка души. Она обставляется кругами с формулами. И как-то они работают вместе. От работы создается желтый дым.       Парень ткнул пальцем в разбитое окно. В треугольник заползал туман мана-отходов, клубами стелился по полу.       — Умно, — обернулась фея. — Крайне умно. Запитывать формулы отголосками. И отдача уходит в никуда и выделяется в виде отработанной маны. Но почему вы не используете ее повторно?       Сэмюэль пожал плечами.       — Впечатляет, но артефакторика не обратит камень в оружие, — парировала она. — Отдача — разумная плата.       — Убедила. Что делать? — подкинул в руке камень.       — Сначала создай якорь. Объяви формулу и помести ее в «носитель». Свяжи «носитель» с якорем и придумай условие срабатывания.       — Что за носитель?       — Кувшин, кошелек, ящик, наперсток. Что угодно. Зависит от истории.       — А условие срабатывания?       — В острокийском языке есть условные предложения. Если «что-то», сделать «это», иначе «то». Заклинания — это истории. Напряги воображение и используй все возможности родного языка.       Сэмюэль нахмурился. Взгляд упал на камень в руке. Серый, угловатый, шершавый, один край острый — легко поцарапаться.       Первым шел якорь. Парень умел создавать опору. Дальше дробление и поднятие в воздух. Преображение он использовал для побега. Вопросы вызывало повеление.       — Дай соотношения для остальных типов, — потребовал он.       Амелия огласила числа и молча уселась на землю. Посмотрела на него, замерла каменной статуей.       Изо рта парня вырвался глубокий вздох. Сэмюэль закрыл глаза, резко распахнул и помотал головой. Нельзя опускать веки. Дремота схватит при первой возможности. Нужно думать. Думать. Мысли тормошили разум, как сильный ветер — листья.       Якорь. Формула для камней. Связь и «спусковой крючок». Сложно. Слишком сложно. Голова болит.       Все хорошо. Он справится. Сжал камень сильнее и выпалил на одном дыхании:       «В нигде обитал дух. Жил, ничего не делал. До… смерти? Кхм! До его смерти оставалось девятнадцать лет. На восемьдесят первый год решил изменить образ жизни. Назвался Нилом и спустился в мир живых.       Нашел кролика. Вселился, а тот умер. Нашел лиса. Вселился, и снова смерть. Хомяка и змею постигла та же участь. Летит грустный Нил по воздуху и видит: бравые шахтеры бьют по булыжнику кирками. Подлетает поближе, рассматривает. От глыбы откалывается камешек. Маленький, неровный. Приходит Нилу мысль — в камень вселиться. Залезает дух в камень, а он не умирает. Радости Нила не было предела.       Ударяет Нила один из шахтеров, да он катится — пыль собирает, растет. Восемнадцать лет рос, пока не столкнулся с другим камнем. С тех пор встречает собратьев и теряет в размерах.       Катится Нил по миру, друзей собирает. Целую сотню набрал. Сорок шесть слушаются, подчиняются. Остальные сами себе на уме… О боги, что за ужас…       Катится, катится и катится. Падает в озеро, на две трети высохшее. Да всплывает. — глубоко вдыхает Сэмюэль. Продолжает. — В один день проснулась в Ниле кровожадность. Дух решил истребить собратьев. Катится по полю камень да приговаривает: кого коснусь два раза — конец тому настанет.       Приближается к булыжнику, заклинание читает. Двадцать пять родилось, семьдесят пять задохло. Тридцать пять на престол взошло, шестьдесят пять в рабы продали. Семьдесят три возмужали, двадцать семь состарилось. Восемьдесят восемь статуй целых и двенадцать разбитых. Шли дожди, озеро до краев заполнили.       Стучит по булыжнику раз. Отпрыгивает, злобно хохочет. Ко второму удару готовится. Бурчит под… нос? У камней есть нос? Не важно! Бурчит под нос второе заклинание!       Десять семян и девяносто костей. Одна корона и ноль оков. Сто свечей, пятьдесят три горят. Сто машин, шестьдесят девять целые. Сто ртов, пять сытые, остальные голодные.       Бьется второй раз об булыжник. Разбивает собрата в труху. Ветер подхватывает пыль и разносит в стороны.       Кряхтит Нил, злорадствует, насмехается над убитым. О боги, я придумал ублюдка… Оживает заклятье и обращается против создателя. Грозит раздробить его, как булыжника.       Нил ожидал подвоха. Подготовился старый дух. Набирает в легкие воздух? И кричит. Шестьдесят восемь младенцев и тридцать два скелета. Один целый станок. Вино заполняет глубокое блюдце на половину. Одна корона… Снова? Хватит отвлекаться! Шестьдесят шестеренок целых и сорок ржавых!       И выкрикивает напоследок. Дарую заклятию имя, сосуд. Привязываю к себе, ибо только я знаю сие имя. С этого дня тебя зовут Камнедробилкой!»       От сердца к руке ударила молния, камень яростно задрожал, вырывался из хватки — Сэмюэль с трудом удержал его. Сонливость смыло цунами благоговения, наполнило теплом и покоем, тревоги растворились в бушующих водах удовлетворения. Парень закрыл глаза, наслаждался ощущением.       — Халтура, — донеслось презрительное шипение. — Ни капли уважения. Жалкий упадок ума.       — Плевать, — бросил Сэмюэль и посмотрел на камень. В сознании пузырились остатки благоговения, левая рука дрожала от чувств. — Куда ударила отдача?       — А сам-то как думаешь? — вернула вопрос Амелия.       «Опять в правую руку?» — подумал парень и склонился, чтобы опустить камень на землю.       Тщетно. Мизинец и безымянный не двигались. Попытки разогнуть пальцы отдавались острой болью.       Сэмюэль присмотрелся. Отдача сплавила два последних пальца в один толстый, багровую кожу покрывали знакомые трещины, кости застыли согнутыми, ногти расплылись в большую кляксу.       — Чулять, — вырвалось у него. Парень по очереди оттопырил пальцы. Средний отлип от камня, и сплавленные последовали за ним. Сэмюэль подвигал средним, сплавленные повторили. — Чулять.       — Сложная отдача, — бесстрастно заметила фея. — Не самая ужасная. Тебе повезло.       — Ну спасибо! Просто чудесно!       — Не хочешь проверить? — ткнула она лапой в камень.       — Чтобы меня снова ударила отдача? Нет, спасибо!       — Довольно истерик, Сэмюэль. Отдача будет слабее. Только два связывания.       — Можешь проверить сама, — отмахнулся Сэмюэль и выставил вперед сплавленные пальцы. — Когда связывание пройдет?       — В этом случае, — задумчиво протянула Амелия. — Никогда.       — Что?       — Отдача разрушила уже существующую связь и создала новую. Между двумя якорями. Когда они исчезнут, угаснет и связь. Но якоря в теле подпитываются маной постоянно.       — Я навсегда потерял два пальца…       — Да, — беззаботно кивнула фея. — Так проверять будешь? Я подскажу как быть с отдачей.       — Погоди! Ты раньше не могла это сказать?       Амелия помотала головой.       — На чем ты сидишь и чего касается твоя спина?       — Обломка? Каменного обломка, — понял Сэмюэль.       — Во время заклинания владение касалось похожей цели, но отдача все равно ударила в тело. Тебе не повезло и повезло одновременно. Две связи — не убьют тебя. Возможно, отдача поразит обломок. Поверь мне.       — Ладно, — буркнул и схватил камень со второго раза. К сплавленным пальцам нужно будет привыкнуть.       Задумчиво повертел в руке. Камень как камень. Форма не изменилась, шершавость осталась.       Амелия подтолкнула рогами камень поменьше к ногам. Сэмюэль нагнулся и взял двумя пальцами. Вжался спиной в стену и постучал по камню один раз. Ничего не произошло. Зажмурился и стукнул во второй.       Треск привлек внимание. Парень приоткрыл глаза. По серой поверхности стремительно поползли трещины, разделили камень на множество частей.       Сэмюэль присмотрелся. Трещины раскололи осколки на меньшие, снова, снова, снова и снова. Камень обратился в труху, и горка взорвалась облаком пыли. Парень закашлялся.       — Доволен? — спросила фея.       Он не ответил. Сэмюэль осмотрел руку. Ничего. Отдача попала в булыжник или в стену.       — Что дальше? — продолжила она. Пыль улеглась, покрыла Амелию и Сэмюэля тонким слоем.       — Дождемся ночи, — смел он с лица каменную труху. — Нужно как-то отвлечь офицеров.       

▪ ▪ ▪

      Сэмюэль стоял у входа в просторной прихожей театра. Рука сжимала ручку на двери. Он готовился к гостям.       Взгляд прыгнул с безлюдного пространства вниз, на темно-серый плащ и желтый шарф, медленно поднялся. Посередине появился круглый стол с пятью стульями. Одно держалось дальше остальных. Его место.       Изо рта вырвался протяжный вздох. Сэмюэль повторил имена гостей четыре раза и открыл дверь. Медленные и уверенные шаги не заставили долго ждать. Парень отпрянул, захромал спиной к столу. Левая рука нащупала Подделку в кармане. Выхватил и приставил ствол к виску.       Фея зашла первой. Амелия окинула прихожую долгим изучающим взглядом. Высокомерно фыркнула и зашагала вперед.       — Скукота, — пожаловалась она. — Ни вкуса, ни достоинства. Расстраиваешь, Сэмюэль.       Парень не ответил, занял дальний стул.       Через дверь прошли три юноши: Зак, Майлд и Кью. Первый выглядел злым, второй держался невозмутимым, третий обыденно трясся от волнения. Они последовали за феей, уселись на стулья.       Майлд заговорил:       — Вас разыскивают.       — Знаю, — ответил Сэмюэль.       — Знаете? — воскликнул Зак. — Сегодня допрашивали весь завод! Сказали вы особо опасный преступник.       — Мне нужна ваша помощь, — пропустил слова мимо ушей.       — Нет, — отрезал Майлд. Остальные двое повторили. — Мы не станем подвергать себя опасности, мистер Берислави.       — Вот как, — прикусил он губу. Сэмюэль надеялся на переговоры, а не на решительный отказ.       — Это все? — спросил Майлд. Парень не ответил. — Тогда мы уходим. Ам, надеюсь, это не помешает нашим встречам?       — Никак, — улыбнулась фея.       Троица встала со стульев. Сэмюэль слышал внутри тиканье часов, время уходило, убегало от него прочь. Они проснутся, оставят его одного. Нельзя. Раз не вышло просьбой, использует силу.       — Меня поймают, — медленно проговорил он. Сэмюэль убрал из голоса все чувства. — Схватят завтра или послезавтра. Это лишь вопрос времени.       — Нам нет дела! — рявкнул Зак и повернулся спиной.       — А вместе со мной повяжут вас.       Слова неприятно горчили на языке, послевкусие напоминало смесь забродившего молока и гнилых фруктов. Сэмюэль поморщился.       Амелия прикрыла рот ладонью. Парень заметил широкую ухмылку. Фея наслаждалась, наблюдала за всем, как за захватывающим представлением. Взгляд прыгал с троицы на Сэмюэля.       — Что? — резко развернулся юноша. — Что ты сказал? С чего это нас поймают? Мы ничего не сделали!       — Тауматургия — это болезнь, — повторил Сэмюэль слова Германа. — Я утащу вас за собой, если не поможете.       — Вам не поверят, — повысил голос Майлд. — Офицеры не дураки…       — Тауматургия — болезнь, — откинулся на спинку стула Сэмюэль. — Что проще, залезть в ваши головы и проверить знания или отправить на костер на всякий случай?       — Вы не сделаете это, — включился в разговор Кью. — Вы…       — Я в отчаянии. Меня ищут охотники за мистикой, — перебил Сэмюэль. — Мне нечего терять. Я утащу за собой каждого. Выдам любую мелочь о вас. Расскажу, что вы ночью весело болтаете с ней. Как к этому отнесутся охотники? Я не знаю, а вы?       Они не ответили. Тиканье в ушах стало громче и ускорилось.       — Время истекает, — потряс Подделкой. — Маленькая помощь или мучительная смерть на костре. Что выбираете?