Толедский клинок (чёрно-белая версия)

      

Zorro: I understand you have been       looking for me, Comandante.       Monastario: It seems I have found you!       [Зорро: Как я понимаю, вы искали       меня, команданте.       Монастарио: Похоже, я нашел вас!]       Zorro (1957 TV series)

      Энрике любил Мадрид меньше, чем Толедо, но больше, чем другие города королевства. В этом году начало сентября не особо отличалось от августа, хотя вечера были прохладней летних. Но не в таверне на окраине города: спертый воздух, напоенный винными парами, шум голосов, звуки алегриаса и дробь каблуков.       – Смотри, какая девочка, – толкнул локтем приятеля лейтенант Монастарио.       Сделав глоток из своей кружки, тот одобрительно причмокнул:       – Славная девочка. Новенькая, должно быть.       Сегодня вечером они с Хорхе были одеты в штатское – мундир обязывает, а хочется отдохнуть как следует, когда у тебя увольнительная.       Через стол сидел юнец не старше шестнадцати – судя по костюму, сынок зажиточного провинциала – и пялился на молоденькую танцовщицу, сияя глазами и хлопая в такт. Энрике это позабавило. Сам он, сирота из монастырского приюта, никогда таким не был.       После танца какой-то махо стал навязываться плясунье, и Монастарио уж было собрался вмешаться, но его опередил юный поклонник девицы. Клинок из ножен он выхватил неловко, да и стойка оставляла желать лучшего. Энрике вздохнул: таких мальчишек обычно учат их отцы или старшие братья, из которых фехтовальщики так себе. Будь юнец новобранцем, из него со временем мог бы выйти толк, но он гость столицы или студент, так что вернётся домой, в лучшем случае научившись пускать пыль в глаза ровесникам, и все.       – Вмешаемся или пускай этого птенчика проучат? – с ленцой протянул Хорхе.       – Там поглядим, – ответил Энрике и потребовал у подавальщицы ещё вина. – Бьюсь об заклад, попытается пырнуть мальчишку ножом…       Так и вышло. При виде навахи сердце Энрике кольнуло нехорошее предчувствие; он неожиданно для себя вскочил, и, успев вовремя оттолкнуть молодого увальня, занял его место – к счастью, Монастарио умел драться на ножах, причем неплохо. Проще было бы объявить, кто он таков, но вряд ли офицеру будут рады в этом заведении, так что они с махо закружились в поединке. Энрике почему-то был уверен, что спасаемый от смерти юноша неотрывно смотрит на него, и это было приятно. Полузабытое сладкое чувство – драться вот так.       Неудачливого ухажёра Монастарио не убил, но ранил серьезно. Тяжело дыша, Энрике достал платок и стёр чужую кровь с ножа. Танцовщица, против ожиданий, осыпала защитника ее сомнительной чести заковыристыми ругательствами – очевидно, черноглазый, франтоватый бандит ей приглянулся больше Монастарио, который разочаровал окружающих, ведь здешние мужчины привыкли драться до самого конца, в особенности – за женщину. Стоит поискать другую таверну…       – Благодарю вас, – а вот в голосе мальчишки не было ожидаемого испуга, одно лишь восхищение. Надо же. Любопытно, он-то хоть понял, что дрался Энрике не ради девки?       Монастарио молча кивнул и потер шрам на правой щеке. Хорхе одобрительно похлопал приятеля по плечу, но благоразумно не стал ничего говорить при посторонних.       – Почту за честь, если в знак благодарности вы примете в дар от меня этот клинок, – запинаясь, продолжил юноша. – Вы достойны его.       «В отличие от тебя», – мысленно хмыкнул Энрике. И впервые посмотрел на юнца внимательно.       Милый «птенчик». Благовоспитанным сеньоритам такие нравятся, но в злачных местах столицы ему ошиваться рановато. Лейтенант Монастарио взял в руки чужое оружие. На лезвии виднелась неброская гравировка Luchar a capa y espada.       – О-о, толедский клинок! Счастье родиться в Толедо, сеньор. Я сам родом из этого города, так что мы с вами земляки.       – Нет, я родом из Новой Испании, но мой предок был толедцем, это верно.       Энрике понял, что юноша не желает называть свое имя, и не стал расспрашивать.       – Вы позволите нам с другом проводить вас? – спросил Монастарио вместо «Как же вы теперь без оружия?», понимая, что подобный вопрос способен задеть самолюбие мальчишки, и тот, чего доброго, отправится домой в одиночестве и снова вляпается в историю, которая в этот раз закончится плачевно.       – Почту за честь. Тем более, в компании веселей! – польщенно разулыбался юнец. Через несколько лет он станет мужчиной, но сейчас казался сущим ребенком.       Конечно же, по дороге они говорили о толедской стали и, внезапно, – лошадях. Юноша утверждал, что буквально родился в седле. Хвастал, конечно. Но наездник из него был не в пример лучше, нежели фехтовальщик.       В центре города, на площади Пуэрта-дель-Соль, где жили богачи, они стали прощаться. Энрике не впервые пообещал себе, что добьется положения в обществе – он не жаждал благосостояния как такового, но не желал довольствоваться одними лишь клинком, конем и мундиром, ведь деньги это свобода. Энрике хотел свободы.       – Доброй ночи, сеньоры! – при свете круглой, будто апельсин, луны блеснули глаза и улыбка юноши.       – Как же звать вас? – спросил Монастарио, прежде чем успел себя остановить. Какая, в сущности, разница – они вряд ли увидятся снова, а если и так, то им незачем общаться.       – Диего де… просто Диего, – тихо и неожиданно серьезно ответил молодой креол.       Энрике также серьезно ответил:       – Вот теперь прощайте, дон Диего. Не надеюсь свидеться, но буду рад новой встрече.       Кто знает, почему юноша не спросил имени Монастарио. Кто знает, как сложилась его жизнь.       Спустя три года Монастарио получит чин капитана и обзаведется щегольской эспаньолкой, а его виски поседеют в ту январскую ночь, когда придется решать, в деньгах свобода или все же нет. Энрике не станет жалеть о своем выборе, ведь можно разбогатеть и в Верхней Калифорнии, хотя в колонии Монастарио, как и многих других сторонников революции из числа военных, услали не случайно. Верно служи короне или твоя карьера, а, возможно, и жизнь, закончится очень быстро – вот как стоило понимать назначение комендантом Лос-Анхелеса. Что ж, Энрике был не прочь проявить служебное рвение. Тем более, калифорнийцы в своем большинстве искренне произносили тосты за здоровье короля, хотя у них под боком уже десять лет шла война за независимость Новой Испании. Конечно же, были исключения вроде сеньора Торреса, но Монастарио не верил, что тот поддерживает мятежников из идейных соображений. Торрес был попросту дальновидней прочих и понимал, на кого стоит ставить. Поэтому Энрике не мучила совесть, когда он – не без оснований – обвинил дона Игнасио Торреса в государственной измене. Энрике было совершенно безразлично, под каким флагом он станет владеть земельными угодьями, лишь бы эти угодья у него появились. В отличие от Испании, судьба Америки его не волновала. Он сразу понял, что для него это чужая земля. Но, как знать, не придется ли прожить всю жизнь за океаном… Единственное, за что Монастарио был благодарен местным – в колониях никто не обсуждал его внешность. Впрочем, однажды его глаза назвали «голубыми, будто небо над цветущими садами», но это оказалось скорее забавно. И приятно – Энрике привык ко всеобщей неприязни. Но некоторые черноглазые калифорнийки, к счастью для него, питали слабость к светлоглазым кабальеро.       Спустя время встретив в Пуэбло-де-лос-Анхелес дона Диего де ла Вегу, комендант вздрогнет: пожалуй, «просто Диего» мог бы стать этим молодым сеньором. Вот только… никак не хотелось верить, что судьба пошутила столь жестоко. Сын дона Алехандро де ла Веги, богатого узколобого ранчеро! А ещё – разве бывший владелец комендантского клинка мог не узнать свое оружие? Хорошо, мог (Монастарио заменил ножны, а гравировка на расстоянии не видна), но все же как ни размахивал Энрике шпагой перед самым носом молодого де ла Веги, того клинки интересовали в последнюю очередь. Стальные, по крайней мере… Нет, определенно, Диего из прошлого не мог быть Диего де ла Вегой, их внешнее сходство – не более, нежели совпадение. К счастью, разумеется – молодой сеньор не понравился Энрике с первого же взгляда. Слишком… лисье выражение смазливого лица. О-о! Неужели де ла Вега и есть Лис? Эту догадку стоит проверить…       К слову, однажды Эль Зорро умудрился сломать его клинок – разумеется, не толедский, толедскую сталь не сломать никому, и все же их с разбойником противостояние дошло до точки невозврата. Даже если Лис – де ла Вега, богатый наследник, и его казнь окончательно погубит военную карьеру Энрике, а не поспособствует ее росту – Монастарио уже был не способен остановиться. Иногда комендант думал, как поступит, если в последний момент выяснится, что именно с Диего де ла Вегой он встретился тогда в Мадриде. Думал – и гнал прочь подобные мысли. Судьбы не миновать, какова бы она ни была.