Одеяло

      Эпинэ удивительным образом было к лицу одеяло. Шерстяное, он накинул его на плечи, и цвет кофе с молоком, как ни странно, выгодно смотрелся и делал его кожу словно бы на оттенок теплее. Он был рождён для того, чтобы быть закутанным в одеяло. Марсель буквально налюбоваться не мог. Но сие приятное глазу представление грозилось закончиться через десять минут после начала, так как это всеми любимое недоразумение, продрогшее по дороге к дому Рокэ из-за «нормальная куртка, мне совсем в ней не холодно, да и вообще, почти новая, всего три года, и я лишь однажды её зашивал», наконец отогрелось.       — Выглядишь задумчивым, — заметил Лионель, от которого, если честно, Марселя все ещё порой шарахало, прям вот как сейчас, потому что.       — Ты слишком внезапный, — Валмон неопределенно качнул бокалом и натянул одну из своих самых елейных улыбочек.       — Это ты слишком невнимательный. Так о чем задумался?       — О том, что Эпинэ просто восхитительно выглядит в одеяле, — Марсель скрываться не стал, да и не то чтобы от этого наверняка-не-очень-человека можно что-то скрыть, а стоял пялился на Робера сейчас он очень и очень явно.       Цепкий взгляд Лионеля метнулся в сторону Эпинэ, который как раз последние секунды пребывал в одеяле, а после все же скинул его с плеч и принялся складывать его, чтобы убрать.       — Да, пожалуй, ты прав.       Марсель удовлетворенно хмыкнул. Конечно же, он был прав. В таком деле ему тут просто не было равных. Ну, может, немного Рокэ, но с ним себя сравнивать – больше похоже на издевательство.       — Знаешь, мне нужно срочно сделать заказ и оформить доставку.       Все же, делать подарки людям, дорогим тебе людям – особенно приятно, а коль уж этот подарок будет и собственный глаз радовать – так тут и думать не о чем.       Лионель кивнул.       — Понимаю. Удачи в поисках.

***

      — Что это?       Робер крутил в руках увесистый сверток, который ему только что под царящий в голове аккомпанемент фанфар и с самым торжественным лицом вручил Марсель.       — Подарок, разумеется. Открывай скорее.       Но Эпинэ не спешил – покрутил в руках, пару раз поднял, прикидывая вес, и даже потрусил, поднеся к лицу.       — А по какому поводу?       Какой любопытный! Очаровательно.       — Совершенно без повода.       — Ну, ладно.       Смирения Роберу было не занимать, и по итогу после всех ухищрений он принялся аккуратно разворачивать упаковку – Марсель не смог отказать себе в удовольствии использовать упаковочную бумагу с лошадками, правда, единственная подобная, какую он нашел, была детской, но так даже лучше, право слово. Он еле сдерживался, чтобы не начать постукивать пальцами хоть по какой-либо поверхности, но это было бы уже совсем нелепо, а Валмон мог позволить себе быть много каким, но точно не нелепым. Наконец, когда с подарочными оковами было покончено, и Робер развернул во всю ширь доставшееся ему кофейного цвета великолепие, Марсель все же не сдержался и спросил:       — Ну, и как тебе?       — А что это? Дырявое одеяло?       Так и просящееся «сам ты дырявое одеяло» Марсель любезно оставил при себе и с простотой, достойной самых тяжелых новостей, сообщил:       — Это пончо.       — А, понял. Ну, ладно, — повторился Эпинэ и, к счастью, принялся его на себя напяливать, потому что иначе этот процесс назвать было нельзя.       Удивительное дело, как вообще кто-то мог запутаться в пончо, но этот конкретный кто-то смог, и остаться в стороне было невозможно – где надо, было поправлено, подтянуто и перекручено, и вот уже полуседая макушка протиснулась сквозь ворот.       Восхитительно. Изумительно. Все именно так, как Марсель себе и представлял.       — Тебе очень идет, — и это было сущей правдой.       — Да? Спасибо.       Робер пошел смотреться с зеркало, и появилась возможность украдкой его сфотографировать. Хотя, пожалуй, можно было бы и так сделать фото, не скрываясь.       Лионель ответил на полученное сообщение посредством эмоджи, и это было не менее важным открытием последних дней, чем то, что Эпинэ удивительным образом было к лицу одеяло.