Просто ты ему (не) нравишься

      — Хули ты встала?! — Лиля ощутила довольно болезненный толчок в плечо. — Дорогу освободи.       Она послушно посторонилась. Мимо нее проскользнул ее одноклассник Сережа. Он бросил на нее недовольный взгляд и, закатив глаза, вышел из класса. Лиля поджала губы и продолжила убирать свои вещи в рюкзак.       С самого первого дня Лили в новой школе и новом восьмом «Б» классе Сережа Кудринский в лучшем случае делал вид, что не замечает ее, в худшем — был чрезвычайно груб с ней. Лиля не понимала, чем заслужила такое отношение, и не раз прямо спрашивала Сережу об этом, но столкнувшись пару раз с ледяным взглядом его голубых глаз, быстро поняла, что ответа она не дождется. Поэтому Лиля просто начала остерегаться попадаться Сереже на пути.       Делать это было непросто — Сережа жил в том же районе, куда переехала Лиля, и поэтому она часто видела его, когда шла в школу. Он выходил раньше нее, и Лиля предполагала, что это может быть связано с тем, что он не хочет с ней пересекаться. Так как это было взаимно, она старалась идти как можно медленнее, чтобы не обгонять его и не получить снежком по спине или смешком по душе.       Не менее часто Лиля встречала Сережу и после уроков — он гулял по району с мальчишками из других классов их школы, в то время как сама Лиля шла на занятия в музыкальную школу или на английский. Когда Сережа замечал ее, он не упускал возможности отпустить какой-нибудь ядовитый комментарий в ее адрес, а его товарищи поддерживали его громким мерзким гоготом. Особенно Сереже почему-то не давали покоя ее щеки («Эй, хомячок, сколько съела сегодня? А меня съешь?») и зубы («Скинуться тебе на брекеты, Матусевич?»).       В такие моменты Лиле становилось обидно до слез, но она старательно сдерживала их, выпрямляя спину и гордо проходя мимо обидчиков. Иногда, конечно, она все-таки пускала слезу, но только когда выходила за пределы своего района. Ей, росшей в доброжелательной атмосфере, было непонятно, за что Сережа так ее ненавидит. Ладно бы он просто не хотел общаться с ней — так ведь он откровенно издевался!       Лиля, может, не так сильно переживала бы из-за этого, если бы хоть кто-то из ее одноклассников открыто встал на ее сторону. Но этого не случилось: даже девочки, с которыми Лиля довольно хорошо общалась, продолжали весело щебетать с Сережей на переменах, а на недоумение Лили, почему они с ним так милы, ведь он грубиян, отвечали: «Да он нормальный, просто ты ему не нравишься».       Просто ты ему не нравишься. Вот так вот. Самолюбие Лили было максимально уязвлено, а самооценка, и так по жизни невысокая, опустилась ниже уровня Марианской впадины.       Хоть Сережа был красив — очень многие учителя отмечали его сильное внешнее сходство с его тезкой Есениным — и с большинством одноклассников общался дружелюбно, по отношению к Лиле и еще нескольким товарищам он был откровенно враждебен. Именно в тот момент, когда Лиля с этим столкнулась, она наконец поняла, почему ее родители все время твердили про то, что «с лица воду не пить» и что «встречают по одежке, а провожают по уму».       Однако один случай все прояснил. Как-то раз Лиля была вынуждена возвращаться домой после музыкальной школы в одиночку. Папа, который работал удаленно и потому всегда мог встретить ее у метро, уехал в командировку в другой город, а мама, которая нередко заезжала за Лилей на машине, задерживалась на работе — близился конец третьего квартала и ей надо было доделать отчет и привести в порядок документы.       Лиля была не в восторге от того, что ей придется идти домой одной: был конец сентября и темнело уже довольно рано. А ходить по темноте в одиночку Лиле никогда особо не разрешали — из-за того, что она единственная дочь своих родителей, те очень волновались за нее и максимально берегли. Иногда Лиле было это в тягость, но сейчас, шагая по хрустящей опавшей листве и теснее укутываясь в объемный мамин шарф, Лиля понимала, что когда тебя есть кому встретить у метро — это счастье. Такое же, как и когда приходишь с папой домой, а на плите уже стоит теплый ужин.       Но сегодня другого выхода не было, поэтому Лиля как можно увереннее направилась в сторону дома. Чем больше она удалялась от автобусной остановки и оживленной дороги, тем меньше ей встречалось фонарей и больше — подозрительных людей. На самом деле в них не было ничего подозрительного: когда встречные прохожие входили в свет фонаря, Лиля видела, что это всего лишь слегка подвыпившие мужички-работяги навеселе, или родители с детьми, или молодой парень в объемной куртке и со здоровенной овчаркой. Один раз встретилась молодая женщина лет тридцати, которая довольно громко и эмоционально разговаривала по телефону с некой Галей. Проводив незнакомку взглядом, Лиля задалась вопросом, не страшно ли этой женщине вот так в одиночку ходить по темным улицам. Да, фонарей на аллейке, по которой шла Лиля, было достаточно, но небо-то темное и людей мало, что уже делало атмосферу довольно жуткой.       Пройдя еще несколько метров, Лиля села на скамейку и принялась делать вид, что зашнуровывает ботинки, а сама краем глаза уловила движение. Кажется, кто-то шел за ней, а когда она практически повернулась в его сторону — быстро прыгнул в сторону, к кустам и деревьям. Лиля встала и пошла дальше. Когда она прошла две лавочки и почти дошла до третьей, позади раздался хруст листьев. Лиля обернулась, но никого не увидела.       Она нахмурилась. Сначала она думала, что ей показалось, но нет: за ней определенно кто-то шел. Лиля постояла еще немного, думая, что ей делать, но быстро поняла, что не имеет смысла оставаться здесь — чем быстрее она дойдет до дома, тем лучше. А если она не будет шевелиться, человек, который шел за ней, тоже не двинется с места.       Глубоко вздохнув, Лиля продолжила путь домой. Чем дальше, тем меньше становилось уличного освещения, и Лиля невольно ускоряла шаг. Сердце уже трепыхалось беспокойной птицей, хотя Лиля шла не намного быстрее, чем обычно. Когда она пошла по дороге, усеянной опавшими листьями, хруст ее шагов отдавался эхом. Но Лиля тут же поняла: это не эхо. За ней идут.       Лиля моментально вспотела, а по ее спине пробежался табун мурашек. Она вновь ускорила шаг, борясь с соблазном повернуться к преследователю и лихорадочно размышляя, что же ей все-таки делать. Из уроков ОБЖ Лиля помнила, что если заметил слежку — ни в коем случае нельзя идти домой. А куда же ей идти?! Друзей, к которым можно зайти на ночь глядя и подождать маму, у нее пока не было. В магазин зайти тоже не вариант — в одиннадцать вечера он уже закрывается, а мама может и до полуночи задержаться на работе. Не ночевать же на улице!       «Еще и людей, как назло, нет, — подумала Лиля, будучи готовой заплакать от страха и осознания безвыходности своего положения. — Даже не у кого помощи попросить, чтобы отпугнуть преследователя».       Расстроенная и погруженная в невеселые мысли, Лиля не заметила человека, идущего ей навстречу, и сильно врезалась своим плечом в его.       — Смотри куда прешь, дура, — раздался знакомый недовольный голос. Лиля моментально очнулась от размышлений и повернулась. Перед ней стоял Сережа Кудринский. Сейчас он стоял спиной по направлению, откуда пришла Лиля, и смотрел на нее с недобрым прищуром. Лиля наоборот стояла лицом в сторону, откуда пришла, и видела, как некий человек — судя по одежде и комплекции, это был мужчина — резко остановился вдалеке и теперь смотрел прямо на нее.       Ей стало очень страшно. Лиля на мгновение перевела взгляд на Сережу, а затем снова на мужчину. Потом она снова посмотрела Сереже в глаза.       — Ты че, Матусевич? — вдруг спросил он негромко и, как показалось Лиле, с легким беспокойством. Вместо ответа Лиля снова перевела взгляд за спину Сережи. Встретившись с Лилей глазами, преследователь начал пятиться. Но Сережа вдруг обернулся и несколько секунд смотрел на незнакомца. А затем, не отрывая взгляда от мужчины, негромко бросил:       — Беги.       Но Лиля осталась стоять, а побежал Сережа. Он мчался в сторону ее преследователя, а тот уже стремительно убегал прочь в темноту. Пораженная скоростью произошедшего, Лиля стояла не в силах шевельнуться, а потом побежала туда, куда убежали ее преследователь и Сережа.       Она пробежала вдоль одного дома, усердно стараясь не стучать каблуками своих ботинок по асфальту. Выглянув из-за угла, Лиля заметила мужчину, лежавшего на тротуаре, и Сережу, сидевшего на нем и молча наносившего ему удары в лицо. Лиля зажала себе рот руками, чтобы не вскрикнуть от удивления и ужаса, и спряталась за углом дома.       Она впервые видела, что Сережа — худощавый утонченный Сережа с внешностью поэта-романтика — кого-то бьет, да еще так сосредоточенно и технично. Лиля не занималась борьбой, но по уверенным движениям Сережиных рук она поняла, что он явно владеет какими-то приемами. Спустя некоторое время Лиля вновь выглянула из-за угла.       Сережа сидел поджав ноги прямо на тротуаре, держал ее преследователя за грудки и что-то тихо ему говорил, глядя прямо в глаза. Мужчина кивал и стонал. В конце концов, Сережа отпустил его, оттолкнув от себя, после чего поднялся и тщательно отряхнул джинсы и ладони. Заметив Лилю, Сережа резко двинулся к ней. Лиля шарахнулась от него за угол дома, потому что испугалась, что сейчас достанется и ей. Но Сережа лишь молча схватил ее за плечо и потащил за собой. Несколько минут они шли в полной тишине.       — Я же сказал тебе бежать, — наконец произнес Сережа, но в голосе его не было злости, только усталость. — Че ты там стояла? Тебе не хватило?       — Я… — Все грубые и неприятные слова, которые Лиля хотела выплюнуть на одноклассника, моментально застряли в горле. — Я… Я испугалась… За… за тебя.       Сережа повернулся к ней, резко остановился и выпустил ее руку. Лиля испугалась еще больше. Оказывается, он тоже пострадал в схватке с ее преследователем: на его скуле была свежая ссадина, под носом была кровь, также Лиля заметила раны на костяшках его ладоней. Она осторожно взяла его руку в свою:       — Больно?       — Нет. — Сережа вытащил свою руку из ее и снова взял Лилю за плечо. Лиля же покорно пошла вперед, но спустя несколько мгновений вдруг остановилась и повернулась к нему.       — Пойдем ко мне, — дрожащим голосом сказала она. — Твои раны… надо чем-то помазать.       — Дома намажу, — коротко откликнулся Сережа и хотел было снова взять Лилю за плечо, чтобы подтолкнуть ее в сторону дома, но на этот раз Лиля увернулась и сердито посмотрела ему в глаза.       — Мы пойдем ко мне, и я обработаю тебе раны. Это не обсуждается.       — Давно ты решила, что можешь мной командовать? — язвительно поинтересовался Сережа, сложив руки на груди и тут же слегка поморщившись от боли. Злость во взгляде Лили сменилась сочувствием. Она смягчилась:       — Прости. Я не хотела командовать. Просто… мой дом же ближе, разве нет?       Сережа смотрел на нее с непониманием во взгляде, а Лиля продолжила:       — Пойдем. Я просто обработаю тебе ссадины. И потом ты уйдешь. Я никому не расскажу, что ты был у меня, что ты общался со мной и что ты… — Ее голос дрогнул. — Что ты спас меня.       — Хуйню не неси, — нахмурился Сережа, который тем не менее поравнялся с Лилей, и они вместе направились к ее дому. Лиля хотела было спросить, почему он за нее заступился, но не могла осмелиться, видя, в каком настроении пребывает ее одноклассник.       — Дура ты, Матусевич, — вдруг выдал Сережа, когда Лиля открыла дверь тамбура и зашла туда. Лиля вопросительно обернулась, и он повторил:       — Да, ты дура. Какого рожна ты шляешься по ночам? Че не орешь, когда видишь, что за тобой идет какой-то еблан и не отстает? Че ты на меня щас пялишься, как глупая корова? На один вопрос хоть ответишь?       Лиля открыла было рот, чтобы что-то пролепетать в свое оправдание, как она это чаще всего делала, но из ее глаз внезапно полились слезы, а из горла вырвались рыдания. Лиля зажала себе рот ладонью, чтобы не разбудить соседей, но громкий болезненный стон все-таки вырвался из ее груди.       Заметив округлившиеся глаза Сережи, Лиля опустилась на коврик перед дверью ее квартиры и плакала. Она не была уверена, что именно слова Сережи так обидели ее, но догадывалась, что они стали последней каплей. Помимо стресса от возможной встречи с ненавидящим ее до глубины души одноклассником, которые Лиля испытывала каждый день, она также пережила сильный страх за свою жизнь. А теперь ее спаситель еще и называет ее дурой, и упрекает за то, что между «стой», «бей» и «беги» ее организм выбрал «стой».       — Матусевич, ты че?.. — раздался рядом с ней растерянный голос Сережи, и Лиля подняла голову. Ее одноклассник действительно выглядел очень потерянным сейчас и совершенно не был похож на того крутого парня, каким выглядел в школе. Но Лилю эта перемена совершенно не тронула. Она был зла на него.       — Если я дура, — прошипела зло Лиля, — тогда почему ты полез меня спасать? Если я так тебе не нравлюсь, почему ты не позволил тому дядьке меня изнасиловать и убить?       Сережа вдруг покраснел.       — Наоборот, — негромко возразил он, — ты мне нравишься. Ты хоть и дурочка, но очень хорошая.       — Сам ты дурак! — крикнула Лиля и со всей силы ударила Сережу в плечо, из-за чего он негромко ойкнул. — Заколебал называть меня дурой! И комментарии твои достали! Я ненавижу тебя!       — Лиля, — прошептал Сережа, а Лиля расплакалась еще больше. Кажется, он впервые называл ее по имени. Она ощутила, как он положил руку на ее плечо, и капризно дернулась, чтобы сбросить ее. Сережа тем не менее снова положил ладонь ей на плечо и осторожно погладил.       — Лиля, — повторил он, — я не знал, что тебя это так обижает. Ну, то что я тебя дурочкой называю. Прости меня. Я просто… я просто не знал, как еще выразить свои чувства к тебе.       — Мне не нужны твои чувства, — прошептала Лиля и поднялась. — Ты меня ненавидишь. А я не хочу терпеть твой негатив по отношению ко мне.       Сережа тоже поднялся и крепко взял ее за руки:       — Лиля, я же наоборот говорю, что ты мне нравишься. Я совершенно не ненавижу тебя. Прости… если я заставил тебя думать, что это так. Но я совершенно не ненавижу тебя. Наоборот, — он покраснел еще больше, — ты мне безумно нравишься.       Лиля остолбенела:       — Нравлюсь? Тогда почему ты называешь меня дурой все время? И почему гадости всякие говоришь?       Сережа смутился:       — Мою маму папа все время ласково называет «дура ты моя» или «дурочка моя», и она в восторге. Поэтому я и подумал, что это хороший способ выразить любовь. Извини, если это не так. Я не хотел тебя обидеть. А гадости… это не гадости. Твои зубы и твои щеки нравятся мне больше всего. А еще, — смутился он окончательно, — ты мне кажешься похожей на белочку. Маленькую такую, трудолюбивую.       Лиля слушала его и с удивлением наблюдала, что Сережа попеременно краснел и бледнел, очень сильно смущался, теребил пальцы и нервно почесывал то щеку, то запястье. Ей казалось, что такие, как Сережа Кудринский, не способны стыдиться, смущаться и краснеть.       Ну ладно, он смутился, но она-то почему? Почему к ее щекам тоже прилил такой жар, что ей показалось, будто у нее поднялась температура? «Маленькую? Но ведь у меня рост почти сто семьдесят», — подумала Лиля с удивлением. А затем она подумала, что у нее действительно могла подняться температура — она ведь шла сегодня вечером вспотевшая навстречу холодному ветру, могла и простыть. Но потом до нее дошло, что вряд ли это произошло бы так быстро. Наконец Лиля достала ключи из сумки, отперла дверь и кивнула в сторону коридора:       — Пойдем. Твои раны нужно хотя бы под водой промыть.       Сережа морщился, намыливая раненые руки мылом, но видя в зеркале хмурую Лилю, опирающуюся на дверной косяк и скрестившую руки на груди, он мужественно терпел, когда мыло щипало свежие раны.       Затем они с Лилей устроились на полу в гостиной. Лиля достала аптечку, из нее — зеленку и молча принялась наносить ее вокруг ран на лице и руках Сережи. Тот тихо шипел, когда ватная палочка с зеленкой касалась кожи близко к ране, и внимательно следил за движениями Лили. Та в свою очередь тоже наблюдала за Сережей, украдкой разглядывала его растерянное лицо, взъерошенные светлые вьющиеся волосы, покрасневшие глаза небесного оттенка и пухлые розовые губы.       В один момент Лиля поймала себя на мысли, что хотела бы поцеловать Сережу, но тут же мысленно напомнила себе, что он все время оскорблял ее и говорил ей гадости. Его невинный вид сейчас не должен был обмануть ее. Когда Лиля закончила и принялась убирать зеленку в аптечку, а использованные ватные палочки — в мусор, Сережа осторожно спросил:       — Ну так что?       — Что? — не поняла Лиля. Сережа закатил глаза в своей излюбленной манере и пояснил:       — Я тебе нравлюсь?       Лиля посмотрела на него несколько секунд и помотала головой. Сережа остолбенел:       — Да в смысле?       — В прямом, — спокойно сказала Лиля, убирая аптечку. — Ты меня все время оскорблял, толкал, пихал, унижал, а теперь ждешь, что я брошусь тебе на шею? Нет, Кудринский, это так не работает.       — Я же извинился, — окончательно растерялся Сережа, а Лиля пожала плечами:       — А я еще не приняла твои извинения. Может, я и не приму их вообще. Сережа рассердился и вскочил:       — Да кем ты себя возомнила?!       — Той, которая уважает себя, — неожиданно холодно ответила Лиля, встав напротив него и в очередной раз скрестив руки на груди. — А уважать себя значит не терпеть плохое отношение к себе.       Сережин пыл остыл, и он негромко произнес, глядя прямо ей в глаза:       — Лиля, прости меня. Я идиот, знаю. Но и ты тоже… ты меня очень бесишь. Знаешь почему? Ты пиздец какая правильная. Хорошая девочка такая, вся из себя прилежная и ответственная, хорошая ученица, любимица учителей и мамина радость. Не куришь, не пьешь, только книжки читаешь и в музыкалку ходишь.       Лиля крепче скрестила руки на груди:       — Тогда почему ты меня спас, раз я тебя бешу?       — Я не спасал, — возразил Сережа и опустил взгляд. — Просто… просто нашел повод наконец побить этого урода. Он, кажется, педофил: не в первый раз вижу его у нашего двора. Небось за детьми наблюдает, пока никто не видит…       — И все же, — перебила его Лиля, — почему ты вступился за меня? Мог бы мимо пройти.       — Не мог бы. — Сережа поднял глаза, и Лиля увидела в них не злость, а что-то другое. — Ты меня, конечно, бесишь, но ты хороший человек. Хорошие люди не заслуживают того, чтобы им делали больно.       С учетом их предыдущего опыта коммуникации слова Сережи звучали как шутка. Поэтому Лиля захохотала, а Сережа схватил ее за руки:       — Лиль, ну прости! Ну мне правда жаль, что я тебя обижал! Я больше не буду так! Я исправлюсь! Ну Лиль!..       Закончив смеяться, Лиля аккуратно вытащила свои руки из его:       — Когда я увижу, что тебе правда жаль и ты правда готов меняться, тогда и поговорим о чувствах. Хорошо? А теперь я буду ложиться спать. Пока, Сереж. Увидимся в школе.       Он еще какое-то время стоял напротив нее, будто не веря, что она его выпроваживает, но Лилин серьезный взгляд был непреклонен. Да, она симпатизировала Сереже, но ничего больше этого она не испытывала. А даже если бы и испытывала, это вовсе не значило бы, что она была бы готова немедленно его простить и признаться в ответных чувствах.       В конце концов, Сережа натянул на себя куртку и ботинки и вышел из квартиры. Перед тем, как он вышел из тамбура, Лиля добавила:       — Спасибо, что вступился за меня. Я правда тебе очень благодарна.       Сережа лишь кивнул и направился к лифту. Когда Лиля уже почти закрыла дверь тамбура, он подскочил к ней.       — Лиль, у меня же есть шанс? Ну, в смысле, добиться тебя… ну, то есть твоего прощения.       Лиля спокойно посмотрела на него и слегка улыбнулась:       — Шанс есть. Всегда.       А затем она закрыла дверь.