Новобрачные

Крик прорезает утреннюю полудрему, заставляя Элинор подскочить в постели. Вчера она успела надеть новую нарядную ночную сорочку, прежде чем провалиться в сон, и спросонок не может понять, почему та на ней — сорочку же шили специально для брачной ночи. «Ах да, свадьба же была вчера!» Вудс, чуть ли не вылетев из постели, в два прыжка оказывается у комода и хватает пистолет. — Может, оденешься сначала? — предлагает Элинор. — Если б нас хотели убить, мы были бы уже мертвы. Никто не стал бы ждать, пока ты наденешь штаны. Вудс, смутившись, хватает одежду и принимается быстро одеваться. Женщина где-то рядом — в доме? — продолжает голосить, но уже не так громко, к её воплям присоединяются другие голоса, топот ног. Весь этот шум звучит уже не особенно угрожающе, отмечает Элинор: опытное ухо бывшей хозяйки таверны может отличить, когда надо беспокоиться по-настоящему. Сейчас её беспокоит только тот первый крик. В дверь их покоев стучат. Сначала не очень громко, пытаясь соблюдать деликатность — новобрачные как-никак — потом уже во всю силу. Ну да, какая уж тут деликатность после таких воплей. Всю улицу, поди, перебудили — соседей так точно. «Не селитесь по соседству с Роджерсами, — станут говорить о них в Нассау, если они продержатся здесь долго. — То мертвяки под окнами болтаются, то крики с утречка пораньше, то еще какая кутерьма!» — Да? — рявкает Вудс, когда стук в дверь становится ну очень настойчивым. Её муж, успевает удивиться Элинор, когда надо, может одеваться невероятно быстро. Даже шейный платок успел аккуратно завязать. Сама она так и стоит в ночной сорочке, в странном ступоре прислушиваясь к доносящимся звукам, и после этого «Да?» наконец накидывает пеньюар. Он тоже новый, тоже сшит специально для свадьбы. Элинор проводит рукой по кружевам на вороте, как будто это может помочь ей успокоиться. Надо пойти и посмотреть. Она не трусиха, за годы жизни в пиратском Нассау насмотрелась на всякое (она видела изуродованное тело отца, она сама отправила на виселицу бывшего любовника), но сейчас испытывает дурацкий иррациональный страх перед тем, что может предстать её глазам. Потому что это может оказаться что-то, с последствиями чего она не сумеет справиться. Или не сможет справиться, не пожертвовав слишком многим. Или... Неважно. У неё и так достаточно проблем такого рода. — Пираты, господин губернатор, — доносится из-за двери. — Там... Вам лучше самому посмотреть. Ну да. Пираты. Их главная проблема на данный момент. — Что случилось? Докладывайте. У меня нет времени на эти глупости. — Вудс уже надел кафтан и сражается с портупеей. — Мне бы не хотелось при миссис Роджерс... — вырывается у солдата за дверью. «Ебала я это. И тебя, придурок деликатный, заодно». Вудс не успевает ничего ответить, как Элинор широким шагом пересекает комнату и рывком распахивает дверь: — Выкладывайте, что там стряслось, Барнс! Я устала слушать ваши причитания. Барнс открывает рот, потом закрывает, потом снова открывает. — Докладывайте, Барнс, — сухо морщится Вудс. — Миссис Роджерс вы уже разбудили, не усугубляйте. — Кто-то подбросил на кухню корзину с отрезанной головой. Вудс замирает. «Я разозлил Чарльза Вейна», — вспоминает Элинор записку, пришпиленную к отрезанной голове Неда Лоу. Она тогда сама натравила Чарльза на Лоу. Сделала так, чтобы у его команды появился повод напасть. — Та-ак, — медленно, раздумчиво произносит он. Ничего хорошего такой тон не сулит, это Элинор знает уже по опыту. — То есть в нашем доме настолько скверная охрана, что кто угодно может входить и выходить и проносить отрезанные части тела? — его голос так и сочится ядом. — Я прикажу проверить караулы, — Барнс покрывается красными пятнами. Элинор фыркает. Она не верит, что эти дурацкие караулы защитят её от пиратов. Сколько людей для охраны ни выставляй, они непривычны к местной дикости: всего лишь новички, которые не знают, как здесь выживать. Тот паренек, которого отправили навстречу Энн, был вооружен, но кишки подружка Рэкхема ему выпустила все равно. — Да уж проверьте, будьте так любезны! А заодно позаботьтесь, чтобы на кухне постоянно присутствовал кто-то из наших людей. А то какой-то проходной двор. Сегодня голову отрезанную пронесут, завтра захотят яд в еду подсыпать. — Да, господин губернатор. — Чья голова, кстати? — уточняет Вудс. — Эм... — Барнс опять ощутимо мнется, покосившись на Элинор. — Хендерсон, сэр. Я пришлю кого-нибудь ему на замену. — Хендерсон? Тот, который меня охранял? «Охранял» слишком сильное слово, он и рядовой Шоу сопровождали Элинор всюду, куда бы она ни пошла, но об их бойцовских качествах она иллюзий не питала. В случае серьезной опасности её бы такая охрана не спасла — как не спасла в ту ночь больше полугода назад, когда за ней пришли люди Хорниголда, убив всех её телохранителей. — Да, мэм. «Блядь». Это послание лично ей. — Где сейчас голова? — На кухне, мэм, но... Элинор выходит из комнаты так быстро, что никто не успевает её остановить. Возможно, она сейчас нарушает одно из этих чертовых правил приличия, идя через полный людей дом в пеньюаре, накинутом поверх ночнушки, — она все еще не разбирается в таких нюансах достаточно, но, по правде говоря, ей уже плевать. Они пришли к ней в дом. Убили её слугу. Конечно, на самом деле этот Хендерсон служил королю, но убили его из-за неё. Последний раз, когда такое произошло — вспоминается жуткий одноглазый лик Неда Лоу, то, как он вонзил саблю в горло её телохранителю О`Малли прямо у неё на глазах, — она позаботилась, чтобы этот человек не оставил Нассау живым. — Где? — от её окрика сбежавшаяся поглазеть прислуга шарахается в разные стороны. Голова лежит в корзине, выложенной пальмовыми листьями. После смерти прошло всего несколько часов, отмечает она — полежавшие покойники выглядят не так. Изо рта у мертвеца что-то торчит. Какая-то бумажка. Возможно, черная метка, с каменным спокойствием думает Элинор. Пиратский король Джон Сильвер рассылает такие неугодным (Барнс таки идиот — о подобных вещах надо сообщать). Она протягивает руку и тянет за желтоватый край. Бумага свернута в трубочку. Но не завязана. Маленькая прямоугольная бумажка. Такая маленькая, такая с виду безобидная. «Передай своей хозяйке, что мы придем за ней». Без подписи, но и так понятно кто. Пираты. Тич, скорее всего. Это он жаждет увидеть её мертвой с тех пор, как она отправила на виселицу Чарльза Вейна. — Какая прелесть! — вырывается у неё смешок. Судя по тому, как на неё смотрят слуги, вид у неё сейчас безумный. Элинор старательно сминает бумагу и бросает в огонь — в этот ранний час кухарка уже что-то готовит. — Найду того, кто помог пронести это в дом, удушу своими руками. Элинор не сомневается: это кто-то из них. Никто не говорит ни слова, она смотрит на слуг, они на неё. Они на неё, а она на них. Развернувшись, она сталкивается нос к носу с Вудсом. Как давно он стоит у неё за спиной?

* * *

— Не стоило уничтожать записку. Это доказательство. Пригодилось бы в суде, — голос Вудса каменно-спокоен, но по тому, как подергивается челюсть, видно — он не просто зол, но в ярости. Они снова в спальне, одни, хотя миссис Хадсон успела принести им чай и поднос с хлебом и фруктами. Лично собрала все на кухне, чтобы, как она сказала, «было спокойнее». Поднос так и стоит до сих пор на столе нетронутым под укоризненным взглядом мраморного бюста какого-то древнего бога, Вудс говорил его имя, Элинор не запомнила. В ответ на слова мужа она лишь передергивает плечами. Обсуждать записку ей сейчас хочется меньше всего, а разговоры о судебном разбирательстве кажутся абсурдными. — Что там было? — Ничего. Угрозы. — Угрозы тебе? — он подчеркивает интонацией последнее слово. — Какая разница? — Эти люди приходят в мой дом и угрожают моей жене! — В наш дом, — поправляет Элинор. — У меня тоже есть право злиться. Её попустило по сравнению с тем, что было на кухне, но все еще потряхивает от бешенства. — В наш, — соглашается Вудс. — Прости, я знаю, не таким должно быть утро после свадьбы. — Ты-то тут при чем? — изумляется Элинор. Странный он все-таки, нашел за что извиняться. — Надо было убедиться, что эти идиоты выполняют свои обязанности как следует. Усилить охрану. Стоило догадаться, что по случаю свадьбы нам захотят устроить неприятный сюрприз. То, как Вудс порой считает, что может все контролировать, если очень постарается, очаровательно. Элинор устало прикрывает глаза. Она не ждала ничего особенного от дня свадьбы и, по правде, успела перенервничать еще на подходах к церкви. «Вот была бы потеха, если бы я стала первой сбежавшей невестой в новой истории Нассау». И от дня после свадьбы ничего не ждала. В её мире — в мире пиратского Нассау — не заключали помолвок и не выходили замуж, и некому было рассказать ей, чего ждать, когда идешь к алтарю. Но отрезанные головы и записки с угрозами, подсказывала ей логика, конечно, не то, что полагается лицезреть новобрачной. — Я попрошу Берринджера отобрать двоих лучших людей для твоей охраны. — Довольно неразумная трата ценного ресурса. Боеспособные люди нужны нам для сражений с пиратами. — Ты — мой самый ценный ресурс, — безапелляционно заявляет Вудс. — Не желаю слушать возражения на этот счет. — А вот рот мне затыкать не надо, — фыркает Элинор. Ей слишком тошно, она не в силах радоваться комплименту. Кажется, Вудс чувствует её настроение. — Мы не просто муж и жена, мы партнеры, — он садится на кровать рядом с ней и берет её за руку, — и наводить здесь порядок нам придется вместе. У нас общие интересы, ты сама сказала, помнишь, тогда, на «Делисии». Мы должны изгнать чудовищ из Нассау. Обеспечить лучшее будущее для этого места. Без тебя я не справлюсь, так что не воображай, будто можешь избежать моих забот о твоей безопасности. Это по большей части красивая ложь, знает Элинор. Ну или ложь на данный момент. Сейчас, когда восстание против английских властей набрало силу и пираты захватили изрядную часть острова, она все чаще не столько равноправный партнер, сколько камень у Вудса на шее. Потом, когда — если! — они выиграют эту войну, нужно будет учиться извлекать из Нью-Провиденса прибыль мирным путем — вещь, которой Элинор никто не учил: она провела годы, скупая пиратскую добычу. Но у неё есть деловая сметка Гатри и знание этих мест. Она умеет считать деньги. И ей — в отличие от Макс, которая вечно себе на уме, или других местных — Вудс по-настоящему может доверять. Её совет будет необходим, понимает она. Вот тогда обойтись без неё он действительно не сможет. Но до тех времен надо дожить. А сейчас... Вудс мог бы решить немалую часть своих проблем, просто отдав её Тичу, все чаще и чаще приходит ей в голову, когда она лежит ночами без сна: Флинт враз лишился бы почти всех кораблей и многих людей, потому что, будем честны, другой причины участвовать во всем этом, кроме мести ей, Элинор Гатри, у Тича нет. Вполне возможно, члены губернаторского совета думают о том же самом. Скорее всего, понимает Элинор, поступить так Вудсу в любом случае не дали бы представления о чести и просто буква закона, но это не помешало бы заключить её в тюрьму или повесить, если бы он счел её виновной. Или отправить в Лондон — обратно в её камеру в Ньюгейте. Но он влюблен в неё и они поженились, так что у неё нечестное преимущество. Когда-то с ней такое уже было, а ведь она не делала специально ничего, чтобы они в неё влюблялись. Или почти ничего. Или же — прикладывала все усилия, но сейчас обманывает себя? Это поганое ощущение, ведь она поклялась не повторять прошлых ошибок. — Сейчас расплачусь, — бурчит она. Ей проще изображать скептицизм, чем поведать о своих страхах. Хотя вообще-то она и в самом деле растрогана. — Ты же новобрачная, — пытается пошутить Вудс. — Ты не должна плакать. — Он имеет в виду, что она должна была бы радоваться, но ситуация слишком не располагает к таким мыслям, и выходит неловко: звучит, как утешение. — Ну да, — грустно соглашается Элинор, прислоняясь к его плечу. — Не должна.