Сахабын

Локи шёл на ощупь и на инстинктах, различая лишь намёки на тропу под ногами. Постепенно глаза привыкли к темноте, но чем глубже он заходил в чащу, тем меньше оставалось источников хоть малейшего света. Сапоги он скинул ещё на границе, и ступни покалывало и холодило от влажных палых листьев; зато, подумал он весело, и разодрать их о корни или иглы так сразу не получится. Это была последняя его человеческая мысль — бубен остановил его резким «всё, здесь!». Он огладил поверхность верного друга колотушкой, вдохнул и ударил в него первый раз. А потом ещё. И ещё, и ещё, и ещё. И… Локи шёл сквозь лес, который постепенно наполнялся светом — оранжевым, как язычки костра, и золотистым, как искры светлячков. Ритм прокладывал ему тропу, которая вихляла то влево, то вправо, то делала петлю — и он смиренно повторял все её движения. В какой-то момент звук раздвоился, потерялся его источник; казалось, будто гулкие удары разносятся отовсюду, и не все они исходят из его руки. Локи шёл с целью, он держал её в голове и в сердце, а ноги несли его всё дальше, пока не подкосились, не подломились, не сказали, что две его донесли, но дальше так не пойдёт. Локи окружал звук, Локи окружал огонь, и они приближались всё ближе и ближе. Локи лёг на землю — мягкую и сырую, податливую, как глина, и ласковую, как руки матери. Локи…

***

Волк бежал по следу сквозь осенний лес. Под лапами пружинили листья и трещали ветви, но он почти не чувствовал ног, лишь запах. Пьянящий запах цели; успокаивающий запах прохлады; угрожающий запах мертвечины, дразнящий чуткий нос. Слева? Справа? Они налетели сверху и были похожи на птиц, но у тех клювы крепились к голове, а у этих росли прямо из плеч и основания крыльев, а потому были широкими, как туловища, и длиннее в десятки раз. Волк завертелся, оскаливаясь и рыча: ему было никак не ухватиться за шею, а крылья с когтями были слишком подвижными, но и к туловищу пробраться мешали. Он почувствовал, как на спину обрушился град ударов, и перекатился, но его начали хватать за лапы, а кто-то больно дёрнул за хвост. Он лягался и крутился, с горечью чувствуя, как его заваливают массой и скоростью. Нет! Я не добыча! Он рванулся ещё раз, рыком раскидав не-птиц в стороны, и встал на ноги. Одна предательски подломилась, но он успел броситься на ближайшего монстра, сомкнув челюсти прямо на выпирающем животе. Не-птица лопнула, обдав его зловонием, и он быстро сглотнул, чувствуя, как маленькая косточка проходит по пищеводу вглубь. Успех придал ему сил, и он рявкнул ещё раз, но не-птицы поняли границы его силы и сменили тактику: теперь они нападали по две, по три, с разных сторон, и пока он целился в одну, другие пытались отхватить кусочек от его хвоста. Волк заскулил от боли, когда одной это удалось с такой силой, что его прошило по всему позвоночнику. Ну же! Да сколько можно! Он вслепую прыгнул, но черпнул лапами пустоту. В живот ударила вонючая тень — благо, хоть не клювом и не когтями, но его всё равно крутануло в воздухе, и земля встретила его неласково. Он мотнул зазвеневшей головой, клацнув пастью… …и услышал рёв. Сбоку мелькнула неразличимая тень, вошедшая в темный клубок перьев, как нож в масло. Ещё один рык — и не-птиц разметало в клочья, а их остатки смешались с листьями, которые поднялись от порыва ветра. Последнюю, у которой сломалось крыло, волк достал сам, на чистом инстинкте сжав зубы, когда её проносило мимо. Всё? Кто? Волк тряхнул головой, с трудом отрывая её от земли — если бы не кость последней не-птицы, у него и вовсе не хватило бы на это сил. ...они шагнули к нему вдвоём, а шерсть их сияла возмутительной белизной, будто никакая тьма от мертвечины не могла запятнать их шкуры. Впрочем, тьма была их частью — полосами стекла по одному и вдоволь поиграла в пятнашки с другим, оставив на нём несколько сотен причудливых круглых пятен. Белый тигр и снежный барс наклонили морды, принюхиваясь к остаткам не-птиц на земле и оказываясь на одном уровне глаз с глазами волка. Незнакомые. Чужие?! Волк дёрнулся, оскаливаясь, но остановился. Ему был знаком запах. Он точно чуял его раньше, всего лишь раз… — Ну же. Соображай. Волк… Локи встряхнулся, осторожно поднимаясь на подрагивающие от усталости лапы. Тигр шагнул к нему ближе, огибая в лёгком прикосновении. Кровь от волчьих ран оставила на его белоснежно-чёрной шкуре первый желтоватый след, но Локи почувствовал облегчение, будто вместе с кровью отдавал боль. Голова всё ещё немного кружилась, поэтому первый вопрос даже для него самого прозвучал глупо: — А где ворон? — Сегодня не летает, — тигр… точнее, конечно, Николай внутри — Локи не знал зверя и тем более его имени, но наконец-то распробовал запах предводителя сибирских шаманов. — Холоду надо подняться в гору, а Бай вызвался проводить. Мы не знали, встретим тебя или нет, но я рад, что да. Двигаться и по-кошачьи обтираться тигр не прекращал, так что постепенно становился трёхцветным — следы от крови, вопреки всем законам физики, текли вверх и оседали у позвоночника, пуская по хребту желтовато-рыжий пояс, который становился всё толще и темнее. Боль почти прошла, и Локи выпрямился увереннее. — Я тоже. Где ваша гора? — Ну ты не торопись так сразу, — буркнул барс, в смысле Данила, в смысле Холод, потому что только этому чуду света могло достаться шаманское имя настолько фамильное; он тоже приблизился, оттесняя тигра плечом; Бай не возражал. — Они тебя нехило так потрепали. Как хорошо, что у вас есть я! Идея стоять и ждать Локи органически не нравилась, но и поделать он толком ничего не мог — как только тигр отлип от его бока, он сразу же потерял равновесие и едва устоял. Барс красноречиво вздёрнул брови, до смешного повторив мимику своего человека, сверкнул совершенно нечеловеческим и тем более не звериным небесно-голубым взглядом и склонился к раненой лапе, обдавая её ледяным дыханием. Оно осело инеем, скрывая кожу и плоть, и мгновение спустя тот стаял, оставив вместо себя короткую, седую, практически белую шерсть. Локи недовольно и удивлённо заворчал — куда годится, коричнево-серому волку белые лапы-то! — но Холод и не думал останавливаться, а дышал всё громче, добавляя то ворчание, то глубинное кошачье клокотание, похожее на волшебный заговор. Да им оно и было, наверное. Тигр наблюдал за процедурой с плохо скрываемой гордостью, Локи же переключился на скан окружения, с досадой подумав, что на радостях от возвращения волчьей шкуры на время потерял фокус внимания, как щенок какой-то, и смещённое восприятие вытолкнуло камские рефлексы и банальную человеческую смекалку. Что ему стоило стечь в землю туманом или полыхнуть огнём, когда эти твари его облепили? Нет же, надо было, дураку, огрызаться зубами да отмахиваться лапами. Хоть про силу голоса своего вспомнил, и то хлеб… — Какой-то ты странный волк, — пробормотал Холод под конец. — Я тащу поток по стандартной схеме, а оно ваще не туда течёт. Что ты такое вообще? — А он не волк, — Бай откровенно веселился, наблюдая за тем, как Локи крутится и пытается разглядеть себя со всех сторон. Целебный иней расчертил на его драгоценной шкуре белые подпалины, на всех лапах и животе, чуть-чуть досталось и хвосту, и морде. — Он волкособ. — Да? — барс нахмурился, покачал головой, будто утрясая мысль. — А почему так? А зачем? Локи вздохнул, но смиренно проглотил зародившуюся внутри сентенцию про молочного котёнка — и сам тот ещё щенок, как показала охота, и этот котёнок его только что заново наполнил силой да залатал — посему ответил почти без издёвки в голосе: — Волк — санитар и страж леса, пёс — защитник и страж людей. Я и то, и то, неразделимо и всегда. Так понятно? По морде барса было понятно, что он готов задавать ещё вопросы, но тигр оперативно пресёк любую возможность, прильнув к нему сбоку, обвив хвостом хвост и боднув лбом в шею. — Теперь куда? Холод задумался, пригнулся, принюхался к земле. — Туда, — и кивнул в ту же сторону, куда до стычки с не-птицами держал путь сам Локи. — А тебе? — Бай попытался боднуть Локи, но тот предусмотрительно отстранился от кошачьих нежностей и коротко махнул хвостом. — Значит, дальше вместе. Локи сорвался в бег, не дожидаясь команды или особого приглашения. Путь звал, рассерженный на них за промедление, тропа сужалась, и деревья обступали со всех сторон, поднимая корни, подгоняя вперёд и выше. Лес гремел и хрипел, меняясь с каждым шагом, с каждым новым рывком: мелькали яркие цвета и размытые рожи, изогнутые тела животных и образы, которым не было аналогов в среднем мире. Холод и Бай следовали за ним, отставая на полкорпуса, и скорее ощущались, чем были видимы, но всё равно дарили смутное чувство поддержки. Волк внутри радовался тому, что ведёт охоту во главе своей стаи, пусть она и состояла нынче из каких-то неимоверно больших кошек. Они пересекли реку, почти не замедляя бег — вода сама замерла стеклом под их лапами, не пуская к ним диковинных, чуть светящихся рыб и красивых белых дев в старинных платьях. За рекой лес опустел и слегка растаял, но Локи чуял, что гнетущего чужого присутствия стало только больше. Они приближались. Вой, что раздался впереди, прошил его от ушей до кончика хвоста. Это не было криком о помощи кого-то из своих, так не звучали даже земные живые волки — значит, приближающаяся свора снова состояла из чудовищ, что защищали эти места и запрещали чужеземцам проникать вглубь. Тигр с барсом тоже заметно напряглись, Локи ощутил их бессловесную перекличку энергиями, а потом — как они изменили ритм бега, совпадая друг с другом окончательно и наращивая в каждом следующем шаге что-то вроде волны по пространству. Локи успел подумать, не чревато ли пытаться влиять на облик чужой территории, но почти сразу волна прошла по нему, и он понял. Это была не агрессия вовне: они закручивали вихрь вокруг себя и волка, который замыкался сам на себя и возвращался обратно, как только они ступали следующий шаг. Пространство раздвигалось и надувался пузырь, но сразу же смыкалось за ними снова; не было никакой разницы, проходили они по миру в своём зверином облике или защищали себя вихрем. Локи бы похвалил их за красоту работы, если бы в следующий момент вихрь не коснулся первого монстра и не впустил его в себя, прямо волку в пасть. Сшибка! Безупречная гармония сферы распалась, и поток тёмных, неузнаваемо диких тел хлынул на них троих. Локи нырнул в него с головой, судорожно вспоминая всё, чему его учили духи, старшие камы и любимый тренер по борьбе нунчаками. Он грыз и рвал, рычал и палил огнём, отбивался лапами и даже хвостом. Позади него не менее самоотверженно сражались кошачьи: краем глаза он отметил, как тигр придавил лапами огромного не-лося, а барс вцепился кому-то в горло, но потом азарт собственного сражения увлёк его окончательно. В этот раз всё закончилось быстрее, но куда более внушительно. Тела павших монстров и не думали истлевать, лишь потеряли форму; Локи с энтузиазмом вгрызся в плоть, которая была уже куда вкуснее, и носом рыл потроха — будет ли что-то, кроме мяса и крови? В первой туше не оказалось ничего интересного; во второй, которая напоминала мелкого мамонта, он нашёл кусок чёрного обсидиана, в третьей — ракушку, в следующих двух по несколько разноцветных икринок, раскусив которые, он обжёг себе язык ядом, но зато почувствовал новый прилив сил. Тигр привлёк его внимание коротким свистом. Не задаваясь вопросом, умеют ли свистеть живые тигры, Локи развернулся к нему — Бай стоял над трупом не-лося и шатал огромные ветвистые рога, пока Холод пытался отгрызть их у основания. Локи чуть глаза не закатил — вот же, точно котята, дичь разделывать не умеют! — но приблизился, чтобы помочь. — Надо не так, — он пихнул барса носом, чтобы тот не мешался, и попытался подлезть к основанию головы со стороны щёк. Тигр сообразил, в чём соль, и тоже спрыгнул, чтобы не мешать. Даже навалился с правильной стороны, чтобы сдвинуть огромную обезображенную голову. Холод повторил его движение, и дело пошло на лад — Локи добрался до нужной впадинки и вгрызся туда зубами, разрушая хрупкие кости и прокладывая себе путь к тому, что было у твари вместо мозга. Мелькнула шальная мысль окончательно вдеться в череп и забрать себе, но волк внутри предупредительно щёлкнул зубами: новый тотем он так не обретёт. Не та охота, не та добыча, да и зачем нам тотем лося, брат? Рогов захотелось? Так что Локи нашарил то, что искал, и аккуратно вытянул приз для терпеливых — маленькую зелёную змейку, которая сначала повисла, притворившись мёртвой, но потом проснулась и попробовала куснуть его за нос. Благо, подоспел барс, перехватив её за основание головы. Локи тут же выпустил её из пасти и оглянулся на тигра. — Забирайте. — Поделим по-братски? — Бай однозначно ценил волчьи мемы, потому что не преминул добавить. — Брат. — Нет. Ваша добыча. — Тебе не нужнее? Локи прищурился, окидывая волшебную сущность взглядом. Змея притихла в своих трепыханиях, но продолжила по-змеиному на него пырить, время от времени высовывая три раздвоенных языка. Покачал головой. — Это вам. Тигр очень по-человечески пожал плечами, скользнул ближе, примеряясь, и, точным движением прокусив змее голову, резко дёрнул. Змея разошлась надвое вдоль себя, как будто была застёгнута на молнию; обе половинки большие коты всосали в себя с таким видом, будто делают глупому волку великое одолжение, но сразу после у них блаженно расплылись морды. Локи не выдержал: — Что, вкусно? — Ага… — Холод медленно моргнул и прищурился; на языке кошачьих гримас это означало широкую довольную улыбку. Бай повторил его движение и обвил себя хвостом. Локи заметил, что теперь он стал совсем-совсем рыжим, даже красноватым у спины. Столько крови впитал из тварей, либо же пролил сам? Уточнить, впрочем, не получилось: — Лекарство от яда отличается дозой, — назиданием в тигрином голосе можно было расписать где-то три агитационных плаката и парочку книг по этике. — Кстати! Мы, кажется, пришли. На этот раз Локи с барсом развернулись одновременно, но тот отреагировал первым. — Слона-то я и не приметил… Гора возвышалась над ними так неотвратимо и давяще, что впору было сжаться в точку, развернуться и убежать. Локи вспомнил, как впервые увидел её вживую: выступающую, щербатую, похожую на здания эпохи конструктивизма. Вдохнул, проверяя и убеждаясь — да, тот самый запах, тот самый вход. — Здесь мы прощаемся. — Походу, так, — барс обогнул его по кругу, проверяя, всё ли в порядке, и тигр повторил это движение, но Локи лишь недовольно встряхнулся. — Удачи тебе, что ли. — И тебе, — Локи повернул голову чуть выше и правее, разглядывая, куда отходит нечеловеческая, почти отвесная тропа. — Смотри, не свались. А ты куда пойдёшь? — это было уже Баю. Тот оглянулся по сторонам, невзначай махнув хвостом туда-сюда: — Я буду ждать вас здесь и охранять подступы, чтобы вам не помешали. Дожую кости, зачищу место, может, оставлю пару заметок или наберу сувениров… о, кстати о сувенирах! Совсем забыл! — тигриная пасть распахнулась во всю ширь, и Бай ничтоже сумняшеся сунул лапу себе в рот; пошарил там, достал иссиня-чёрное воронье перо и протянул его Локи. — Это тебе от старого знакомого. Делай, что должен. Локи недоверчиво принюхался, но разобрал в запахе нотки первого тотема сибирского шамана и стоящего за ним птичьего бога, потому принял дар без промедления. Перо скользнуло ему за ухо, и он подумал, что в человечьем облике оно бы красиво дополнило то орлиное, что дала ему рыжая шаманка. Воспоминание говорило о том, что сознание прояснялось. Это значило, что к цели он близок, как никогда, но и времени ему выделено совсем мало. Барс уже карабкался по скале, зависая на незаметных выступах, лишь разок обернулся и махнул им хвостом; Локи тоже не стал медлить, а глубоко вздохнул и двинулся к её основанию. Врата царства мёртвых были сомкнуты и нерушимы, лишь одна трещина прошла по монолитному древнему камню. Локи склонился к ней, приникая лбом и ушами, молясь, прося и требуя, чтобы ход открылся, шепча, скуля и речитативом повторяя заговоры, что призваны разбудить горы и убедить скалы. Он почувствовал, что камень сминается под его напором, крошится, как песчаник, и сделал первый шаг.

***

Белый тигр по имени Бай медленно моргнул. Только что его спутники были оба видны ему, и вот уже не разглядеть ни одного. Он плавно опустился на землю, растекаясь по её поверхности в расслабленной позе, и отдал мысленный приказ. Цепочка, что держала энергию крови вдоль его хребта, распалась. Поток силы, чистый, обогащённый и дополненный его собственной, хлынул в сухую землю. Золотистые потоки стекали по шкуре, оставляя её снова белой, и впитывались каждой былинкой, каждым корнем и каждым камнем этого священного места. Он возвращал собранное и благодарил мир от всего сердца, добавляя в свою безграничную любовь ко всему сущему лишь одну просьбу.