Ягода

      У каждой мечты есть потенциал, чтобы сбыться. Каждая мечта может стать реальностью и этого стоит бояться.       Маленький Эдди плакал, когда его били, он плакал, когда горячая вода щипала синяки и ссадины и плакал, когда оставался один в темной комнате.       Ему нужно было «подумать над своим поведением» и «успокоиться», но он не мог. Он плакал и не хотел оставаться один.       Всё, чего Эдди хотел — больше никогда не быть одному. Спасительная мечта немного успокаивала его, когда он вытирал слезы о наволочку. И мечта сбылась. Но спасенным или хоть сколько-нибудь счастливым от этого Эдди не стал.       Мотор делает «щёлк» и плёнка с гудением реверса движется назад, коричневые пятна исчезают с неё, пропадают оттенки сепии и мир снова становится ярким. Мир пахнет, мир шумит, он живет. И Эдди живет внутри него.       Со времени «настоящего знакомства» прошло уже много лет, но кошмары не перестали сниться.       Вот он, совершенно очарованный, целует такого умного и кудрявого пуделя своих первых приемных родителей, а вот он, Джесси, скулит и воет при виде него. Эдди восторженно прижимает лоб к стенке аквариума в своей новой приемной семье, а через пару недель рыбки начинают пропадать. Он кормит красивую и пушистую серую кошку, обнимаясь с ней до тех пор, пока от шерстинок не начинает кашлять и чихать, и вот она, окоченевшая в нише под балконом. Эдди рыдает и просит родителей отвезти кошку к ветеринару и даже тащит свою копилку, но они только качают головами и гладят его по волосам. Тритона он нашел высохшим у себя под кроватью, а черепаху — холодной и безжизненной, перевернутой на спину у себя за учебным столом.       Их маленькие души преследовали его во снах с немым вопросом «за что?» стоящим в мертвых, но остававшихся добрыми глазах.       Прошло много лет, но каждый раз после этих снов он просыпался с мокрыми щеками и сильно бьющимся сердцем.       Но самый страшный из разов он затолкал так далеко в свою память, что тот снился ему очень редко. Именно после того раза он, наконец-то понял. То, чтобы было тревожной догадкой проросло, обрело мощные корни и толстый ствол, стало уверенностью. И на ветвях этого жуткого дерева выросли очень горькие плоды.       Солнце делает оборот и он видит себя.       Еще даже не шестеренка в механизме Готэма. Но уже многое успел. Был регулярной грушей для битья для отца и одноклассников. Побывал жертвой холодного равнодушия со стороны собственной матери и учителей. Однажды снискал удачу в лице старушки-соседки и дамы-соцработницы. Стал маленьким гостем центральной клиники Готэма. Сумел привязаться к доброй даме-соцработнице и в полной мере ощутить боль разлуки, резкую и неожиданную.       К своим десяти годам он успел быть битым своей судьбой много-много раз. А за одного битого — двух небитых дают.       Вот он, костлявый и тщедушный Эдди на пороге новой главы своей жизни. И чувство тревоги стало таким привычным, что приросло к нему, кажется, намертво.       Вот долгие медицинские осмотры и комиссии, которые должны дать заключение о нем, как о продукте: вес и рост, хронические заболевания, уровень интеллекта и яркость реакций.       А достаточно ли он умен, чтобы учиться в обычной школе? А достаточно ли здоров, чтобы выпускать его в люди? Достаточно ли хорош, чтобы выставить его на витрину в ожидании добрых чудаков, которым, быть может, понравится этот бракованный образец?       А он — точно бракованный, иначе бы засыпал дома, пока папа подтыкает ему одеяло, а мама целует в щеку.       Но такая картинка к нему не прикладывается, потому что он — явно так себе ребенок. Возможно и очень так себе человек.       Остаётся надеяться, что врачи пропустят, не заметят эти его сплошные слабые стороны и признают более-менее подающим надежды на более-менее нормальную жизнь.       Хотя бы сносную?       Он согласен на просто «не слишком ужасную».       Солнце делает оборот и весь мир движется в обратную сторону. Время тянется, как тягучий кисель и вокруг пахнет свежей травой, ягодой, но даже тут угадывается самый подлый из всех запахов: аромат надежды.       Тут, в этом не совсем настоящем лесу, за их приютом, он чувствует волнение: сегодня же его день рождения! Новый день такой новой жизни!       За пару месяцев он почти перестал видеть кошмары с участием своего отца. Он почти перестал видеть, как после отбоя в темноте лица других ребят трансформируются, ползут и меняются, как чёрные толстые змеи. Он почти перестал бояться.       — Эй, Эдди! Эдди! Я искал тебя! — Из-за сосенок выходит взъерошенный Рид, пряча одну руку за спиной. — Что у тебя там? — радостно спрашивает Эдди.       Он так надеется, что это — подарок!       Эдди не успел рассказать, когда у него день рождения, но Рид обещал залезть в бумаги директора и найти дату в его личном деле. Это был план Рида: доказать, что он готов на поступки ради дружбы. Можно подумать, что Эдди нужно было что-то доказывать. — Держи! — в его вечно грязных ладошках книжка, к ней приклеена маленькая розетка из блестящей ленты. Зелёная! Любимый цвет Эдди. — Джонатан Страуд, — тянет именинник, — «Амулет Самарканда»? — Да! Я полистал в книжном, тебе должно понравится! Там про очень умного мальчишку-сироту… — начал Рид, но осёкся, обеспокоенно уставившись на друга. — Всё в порядке. Я же не сирота, у меня есть родители, — Эдди пожал костлявыми плечами. — Ты — сирота при живых родителях. Это ещё хуже, — буркнул Рид.       Он сам не часто распространялся о своей семье, но если разговор заходил, то в словах сквозила ненависть и презрение.       Эдди миролюбиво поднял руки. — Давай не будем портить отличный день такими разговорами. Так а как ты достал книжку? У нас же нет денег. — Секрет фирмы, — улыбнулся Рид.       Он всегда так говорил, когда делал что-то не совсем по правилам.       Скорее, совсем не по правилам.

***

      — Эй, сопля, подвинься! — мощный мальчишка из старших ребят больно пихнул Эдди в стену.       Зазевавшийся Нэштон больно ударился локтем.       У стен в приюте было странное покрытие. По цвету и форме штукатурка напоминала засохший и очень колючий рыбный паштет. — Ты в порядке? — откуда-то выскочил Рид с перепуганным лицом. — Ой, да пустяки! — хмыкнул Эдди. — Просто царапина.       Он быстро привык, что «приехал не на курорт», как выражались ночные медицинские сестры. Получать подзатыльники и затрещины ему тоже было не привыкать, а в сравнении с его отцом это — было почти дружеское подтрунивание.       Но ему стоило внимательнее присмотреться к Риду, чье бледное лицо и плотно сжатые губы не предвещали ничего хорошего.       Рид промыл его локоть перекисью и прилепил пару пластырей, после чего Эдди и думать забыл про свою ссадину и радостно пересказывал другу события из «Амулета Самарканда».       Стиль повествования и огромные сноски от Бартимеуса произвели на него огромное впечатление. — Дашь почитать, как закончишь? — улыбнулся Рид. — Спрашиваешь! Конечно! Постараюсь тогда не разболтать концовку!       Прошла уже пара дней после ситуации с локтем, когда они топали по коридору и болтали на разные темы, как лицо Рида потемнело. Впереди нарисовалась мощная спина мальчика, который постоянно его пихал. Его звали Бутч — имя подходило ему просто идеально.       Кроме них в коридоре никого не было и Рид знаком показал Эдди, чтобы тот молчал.       Он тихо побежал за Бутчем, а так как был тощим и носил парусиновые кеды — двигался бесшумно, как пушинка.       Рид подскочил к Бутчу со спины, обвил ногами и зажал предплечьем мощную шею.             Спустя бесконечное, как показалось Эдди, количество секунд, грузное тело осело на пол.       Рид отскочил от Бутча и бросился к Эду. — Ты убил его? — только и смог выдавить из себя Эдди, чьё сердце, казалось, перестало биться. — Что? Конечно нет, — рассмеялся Рид, — просто пережал артерию и он отрубился, — победно взмахнув рукой Рид уставился на Эдди, — а ты чего такой бледный? — Я так испугался, — залепетал Эдди, валясь на пол. — Так испугался! — Друг мой, — важно выдал ему Рид, садясь рядом, — тебе не нужно бояться. Теперь ты не один и я всегда смогу тебя тебя защитить. — А если ты решишь, что надо и меня вырубить? — Эдди боялся задавать этот вопрос, но не узнать ответ было бы ещё страшнее. — Ты с ума сошёл? — ошарашенный Рид захлопал тёмными ресницами. Ты мой друг, да ты мне всё равно, что брат! Хотя… — он вдруг улыбнулся. — Знаешь, а ведь если ты растреплешь мне, чем закончится «Амулет», — он понизил голос до хриплого шепота, — тогда мне придется тебя убить! — Вот дурак, — засмеялся Эдди, пихая локтем довольного своей шуткой друга. — А когда Бутч придет в себя? — Не знаю, но предлагаю спрятаться и понаблюдать. — Т-ты как-то упоминал, что хочешь заниматься медициной... Это все будущие врачи такие жуткие?       Ридди только рассмеялся и они спрятались под лестницу, чтобы засечь время.       Бутч зашевелился примерно через шесть минут и встал, немного шатаясь. Он растерянно огляделся, отряхнулся и вяло пошел вперед.       Мальчишки под лестницей закрывали себе рты, чтобы не смеяться. Рид от торжества, а Эдди — от облегчения. Все-таки ему было не по себе, что Рид вот так взял и напал на человека. Пусть и такого противного, как Бутч.       — Я передумал быть врачом, — вдруг серьезно сказал Рид. — Буду патологоанатомом. Эдди вытаращился на друга. — Да не делай ты такое лицо! Я еще не уверен, может буду криминалистом. — А что, — улыбнулся Эдди, — у тебя самого, знаешь, очень криминальный склад ума, будешь распутывать самые сложные преступления! — Еще как буду! — самодовольно покивал Рид.       А ещё через пару дней к Эдди впервые пришла Жаба. Она появилась ночью и он списал это на обычный кошмар: он часто плохо спал, еще когда жил с родителями. Но в этот раз вместо отца была коричнево-зеленая, омерзительно огромная пупырчатая амфибия. Она забрала себе отцовский голос: «Слабак!» — говорила Жаба. «Какой же ты маленький и ничтожный слизняк, посмотри только на себя» — презрительно булькала она. «Не мальчишка, а посмешище!» — вопила Жаба и её склизкое тело колыхалось, выражая презрение.