Сказочное невезение

      Натке сказочно не везло. Она всегда была не очень. О том, что другие лучше, Натка узнала ещё от матери. Она повторяла ей это так часто, что Натка сама в это поверила. Потом об этом стали говорить многочисленные подружки матери и учителя в школе. Одноклассницы, разумеется, тоже. И одевается она слишком просто, и учится так себе, и из интересов у неё одни нитки и пуговицы на уме. И вечно она говорит невпопад, как её такую невоспитанную только из дома выпустили!       В приключения Натка тоже не попадала. Никита за столько лет где только не побывал, даже другой мир пару раз спас от верной смерти, Илья в академики собирается, всерьёз наукой занялся, изучает там умное что-то. А Натка, ну… помогла пару раз сквознячке в своём же мире, разве это достижение? Так поступил бы любой.       Со сквознячеством вообще у неё не ладилось: отец на последние деньги отдал дочь учиться премудростям, но ничего более выдающегося, чем побитый рекорд по бесцельному сидению в библиотеке со взглядом в никуда, Натка не достигла. Она прилежно таскала в сумочке зеркало, в кармане платья, пошитого самостоятельно, какие-то леденцы в коробочке, на руке всегда красовалось колечко с маленьким кристаллом, подаренное мальчишками ей на день рождения, но ни разу за шестнадцать лет так и не перешагнула за край своего небольшого мира.       Каждый день проходил одинаково, будто выступление в плохом шапито. Кое-как открыть глаза, собраться в спешке на учёбу, стараться не клевать носом на первом занятии, махнуть рукой Даниэлю в перерыве. Затем поковырять обед за одним столом с мальчишками, а после занятий бежать в мастерскую.       С девчонками у неё как-то не сложилось — ещё в детстве наслушалась от них, какие они классные. В компании ей вопросов никогда не задавали и обращались только в крайнем случае. Какое-то время Натка пыталась стать информатором, собирать все новости Академии, но кому нужны сухие факты, когда Инка рассказывает сплетни в стократном объёме и со всеми подробностями? К Никите и Илье она прибилась случайно, произошло это незадолго до появления Маши, и вся эта история их ещё крепче сдружила. Они так и продолжили сидеть за тем столиком, и лишь пара царапин на ножке выдавала в нём богатую историю.       Мальчишки за столом разговаривали, перебивая друг друга: Илья втолковывал им про разработку нового закона, Никита хвастался последними успехами, а Натка просто слушала и кивала, одновременно представляя в голове объём работы, который ей предстоит сделать за сегодня. Рассказывать было особо нечего. Ну о чём она им поведает? О новых лентах с базара? Об объёме стирки, которую нужно успеть за выходные? О бесконечных спорах по поводу качества ткани для новой мантии?       Илья говорил как-то, что им интересно даже это, но Натка в ответ лишь грустно усмехалась: у него отвратительно получалось обманывать. Никита ободряюще сжимал Натке руку. Ей всегда потом хотелось вывернуться, спрятать руки в карманах или занять их чем-то полезным, и она складывала из фантиков и салфеток многочисленных лебедей и зайчиков. Не то чтобы ей были неприятны прикосновения, Никита ей даже нравился в какой-то степени, просто… она этого не заслуживала. Она была недостаточно хороша для того, чтобы к ней испытывали какие-то положительные чувства. Дружить с ними было хорошо, но сама мысль о том, что они делают это из жалости к ней, сводила с ума. Возможно, головой она понимала, что это лишь домыслы, но сердце стучало как бешеное. Внутренняя паника вообще стала компаньоном Натки во всех делах и замолкала лишь тогда, когда руки и голова были заняты делом. Ей очень нравилось шить, поэтому в любую свободную минутку она сбегала в мастерскую, устраивалась в своём уголке и кроила, шила, вязала до боли в пальцах.       Подмастерьем она устроилась в самом начале осени, когда на улице по погоде всё ещё лето, а по календарю уже учебное время. Получилось это, как она сказала мальчишкам, почти случайно, но на самом деле для этого Натка приложила все свои скромные силы. Натка набиралась смелости, чтобы вообще всерьёз рассмотреть такую возможность, целую неделю, затем неделю кружила вокруг да около, то не решаясь постучать в дверь, то боясь заговорить с владельцем лавки. Ему, видимо, скоро надоела такая назойливая компания, и он лично спросил у неё, чего она хочет. Услышав невнятное бормотание, он громко захохотал и протянул свою огромную руку миниатюрной Натке. Ей оставалось лишь пожать её и прийти на следующий день вовремя.       Она пришла почти за час до назначенного времени в своём парадном платье, отутюженном и накрахмаленном ещё с вечера, и взглядом отыскала лавочника. Тот оторвался от разговора с покупателем (Натке ещё долго было стыдно за это), на всю лавку представил её другим работникам, показал ей рабочее место и предоставил возможность интересной и нужной работы. Натке очень хотелось, чтобы её работа была нужна, так что она тотчас согласилась. Они договорились обо всём с владельцем — «Зови меня просто Вано, дочка» — лавки, о графике, об обязанностях… да и плата за месяц, как показалось Натке, была вполне достойной.       Правда матери всё равно ничего не понравилось. Зачем она вообще пошла работать, почему ей дома не сидится, почему такая грязная работа, почему не потребовала большего, ведь знает, что любая монетка не будет дома лишней, как она будет успевать учиться и так далее, и так далее, и так далее… Натка слушала эту тираду довольно долго и слушала бы ещё, если бы мать не отвлеклась на стук в дверь. Она проболтала с соседкой на пороге почти полчаса, и Натке пришлось снимать с плиты забытый рис. Уйти из дома, хлопнув дверью, было не лучшей идеей, поэтому Натка заперлась в своей комнате, чего делать было категорически нельзя, и упала на кровать, еле сдерживая слёзы. Ей больше всего на свете хотелось в этот момент пройти сквозь ткань миров, очутиться где-то не здесь, и она вглядывалась в зеркало, грела в ладонях колечко, молила Спираль, но ничего так и не произошло. Натка проплакала всю ночь, а затем запретила себе даже думать о сквознячестве. Не всем дано стать сквозь ткань миров проходящим странником.       Работа в мастерской стала спасением от навязчивых мыслей и грёз наяву, и иногда Натка предпочитала её прогулкам с Никитой и Ильёй после учёбы. Однако полностью отказываться от них было бы глупо: ей правда нравилась компания ребят. Илья, правда, последнее время вечно куда-то сбегал и придумывал глупые оправдания, и Натке ничего не оставалось, кроме как неловко придумывать темы для разговоров или ещё более неловко молчать. Никиту, казалось, это не заботило: он громко разговаривал, интересовался Наткиными делами, шутил и вечно норовил то убрать ей волосы с лица, то потянуть на какую-то другую тропинку за руку, и в целом вёл себя так же, как и всегда, просто был более… живым? Натке казалось нечестным, что все эти эмоции видела только она: в конце концов, Илья тоже их друг, и от этого обилия эмоций Натка терялась. Все становилось хуже и непонятнее, когда они на своём пути встречали кого-то знакомого: в эти моменты даже эмоциональный Никита переставал жестикулировать и замолкал. Ещё он почему-то краснел, совсем немного, но Натка видела, как он смущался. Ну конечно, с такой дурёхой, как она, гулять. Стыд-то какой. Как они вообще с ней, такой глупой и бесполезной, общаются? Может ей совсем стоит прекратить их тревожить…       Поговорить об этом она решилась лишь через какое-то время. Да и то не с Никитой. И не словами. Просто в какой-то момент муки размышлений стали настолько невыносимыми, что Натка прямо посреди занятия оторвала у тетради лист, трижды об этом пожалев: на звук обернулось несколько человек, и мелким убористым почерком написала послание. А затем сложила его в несколько раз и подтолкнула Илье. Тот очень удивился — такая настойчивость не была Натке свойственной, и потому раскрыл записку почти сразу же. Зашуршал пером в ответ, хмурясь и шумно дыша. Натка внутренне сжалась.       «Совсем с ума сошла?»       Блин. Чёрт. Ёжики малиновые. Она так и знала. Все её опасения были не напрасны. Зачем она вообще только рот открыла тогда… Они бы тогда и не подружились, и она бы их не смущала своим существованием, и тогда никому не было бы неприятно, и тогда, и тогда…       Что было бы «тогда» Натка додумать не успела — послышался звон колокола, оповещающий о перерыве. Она засунула тетрадь и карандаши в сумку и вылетела из зала прежде, чем её кто-нибудь смог бы окликнуть. Бегать у неё получалось хорошо.       Натка остановилась отдышаться рядом с любимыми кустами камелии. Помнится, ей даже удалось воссоздать пару таких цветов из плотной ткани, и теперь они красовались на шляпке какой-то богатой дамы. Теперь цветов на кустах не будет ещё долго. Листья постепенно желтели, краснели, рыжели, и Натке подумалось, как хорошо будет выглядеть пиджак, выполненный в таких ярких цветах. Карманы сделать красными, лацканы и оторочку на рукавах из жёлтого атласа…       — Блин, в боку колет… Натка, ты чего убежала?       И ведь не скажешь ничего в ответ. Илья весь запыхался, он никогда не любил спорт. Натке вдруг подумалось, что Никита пробежал бы это расстояние быстрее, но возмущался бы дольше. Хихикнула нервно, посмотрела на Илью и расплакалась. Ой, шишки-ёлки, какой позор. Натка утирала слёзы платком, смеялась и старалась не смотреть на озадаченного друга. Как глупо получилось…       — Может это, — Илья почесал макушку, — Может тебя чаем отпоить?       Натка затянула потуже резинку на волосах — хвост во время бега совсем растрепался, и открыла рот, чтобы ответить, но не нашла внутри никакого голоса. Сил хватило только на кивок, но и этого оказалось достаточно.       Многострадальный столик был не занят. Многие уже расходились, поэтому знакомых лиц Натка почти не встретила. Ну и славно, не хватало ещё, чтобы её видели такой заплаканной. Она села, вся сжавшись на стуле, чтобы занимать ещё меньше места, чем обычно, и стала тереть ладони друг о друга, будто пытаясь согреться. Илья сел рядом, поставил чашку на стол и успокаивающе положил ей руку на плечо. Натка поёжилась, и Илья, помедлив, руку убрал.       — Никто тебя не ненавидит.       — Но…       Все чувства в груди Натки всколыхнулись, переполняя грудную клетку до краёв, и Натка сделала глубокий вдох:       — Я не хочу, чтобы вы чувствовали, будто я для вас обуза, с которой надо иногда разговаривать, чтобы она совсем не разучилась разговаривать, и если вам, — она принялась крутить на пальце то самое колечко, — неприятно, то вы так и скажите, я правда пойму, если вы перестанете со мной общаться, и не надо заставлять себя придумывать оправдания, я бы на вашем месте тоже бы не общалась с такой, как я, — дыхание закончилось. Натка впервые позволила себе взглянуть на Илью, тот сидел с непроницаемым лицом, и Натка ойкнула. Кольцо соскочило с пальца и упало на пол, звонко отскочив от него пару раз.       Натка вздохнула и полезла под стол. Колечко, благо, остановилось ровно у резной ножки стола, не упав ни в какую щель в полу или не закатившись под другой, например, занятый стол. Натка подняла его, надела на палец и стала пятиться, чтобы вылезти из-под стола. И вместо того, чтобы сделать это нормально, как обычные люди, пребольно ударилась головой об стол.       Свистелки-шумелки, да что ж за день-то такой?!       В этот же момент все органы чувств будто стали работать в пару раз сильнее. Натка уловила запахи чего-то мясного, звук разговоров и стука вилок об тарелки усилился, а цвета стали в стократ ярче. Неужели она так сильно стукнулась? Натка почти придумала самоуничижительную шутку, чтобы перевести весь этот нелепый и неловкий разговор в несерьёзный, но, полностью высунувшись из-под стола, поняла, что обстановка изменилась. И мебель, и её расположение, даже люди… но хуже всего было то, что рядом не было Ильи. Натка похлопала себя по карманам: карамельки, пара новых пуговиц для мастерской, зеркало, которое она забыла убрать в сумку, и, разумеется, колечко с кристаллом на пальце.       Шуты и балаганы, да ну, серьёзно? Именно сейчас? Натка не знала, каких эмоций в ней сейчас больше: радости или паники. Всё происходило совершенно не по тому сценарию, который из раза в раз разворачивался у Натки в голове.       Не то чтобы она расстроилась, просто… это было так же нелепо, как и сама Натка. Она представила, в какой нелепой позе застряла там, у себя в мире, и ужаснулась. В юбке, на четвереньках, да ещё и под столом… врагу не пожелаешь.       — Девушка, ты заказывать будешь? — у хозяйки оказался очень громкий голос. — Если нет, не задерживай, у меня и так много дел.       Натка огляделась: занятых столиков было от силы штук пять, и покачала головой. В голове сами собой всплывали давно позабытые знания. Первый урок для юных сквозняков: найди безопасную пищу и питьё. Сделано. Урок номер два: найди жильё и возможность его оплачивать. Натка огляделась. Прищурилась: рядом со стойкой была вывеска с нарисованной кроватью. Слова были понятны и непонятны одновременно, будто кто-то писал на старом диалекте, а сами буквы были написаны слишком уж витиевато. Наверное, можно было бы списать это на стилизацию, но все вывески вокруг были такими же, даже меню — и то было с декоративными закорючками. В целом Натке казалось, что язык местных жителей не отличается от того, на котором говорила сама Натка. Вот только было непонятно, это её дар как сквозняка или миры слишком похожи. Да какая, собственно, разница?       Взвесив все «за» и «против», Натка решила, что заночевать здесь — наиболее выгодный вариант. На улице ночью уже холодно, это вам не июль и даже не август, найти кров у кого-то за столь короткое время, учитывая боязнь Натки разговаривать с незнакомыми людьми, не представлялось ей возможным, а на постоялом дворе в случае чего она сможет помочь с готовкой или уборкой, если не удастся до конца дня найти пару монет для оплаты комнаты.       С работой здесь всё обстояло довольно плохо, как Натка поняла, вчитываясь в информационную доску. Золотодобыча была явно не для тощей слабой девчонки, ровно как и валка леса. Извозчиком брали только взрослых и крепких парней, а чтобы стать кухаркой нужен был опыт и рекомендации. Ни того, ни другого у Натки не было. Зато были зоркие глаза, и поэтому под кучей прикреплённых объявлений она нашла уже пожелтевший от времени листок.       — Помощницу, значит, ищете…       Натка не смогла уснуть на новом месте, всю ночь проворочавшись в кровати, и потому встала с первыми лучами солнца. Заправила аккуратно кровать, умылась, посмотрела в зеркало, точнее, его подобие: оно всё было в чёрных пятнах и отражало как-то криво, и в целом выглядело так, будто оказалось здесь случайно, попав сюда из какой-то сказки. Ничего необычного зеркало не показало: в нём отражалась вполне себе обыкновенная Натка, разве что взгляд у неё был менее напуганным, чем обычно. Натка поправила складки на платье, убрала русые волосы в хвост и, удовлетворившись своим внешним видом, вышла из комнаты. Хозяйка гостевого дома, пышная румяная женщина в пёстром платье и фартуке, уже суетилась внизу и приветливо ей улыбнулась:       — Я погляжу, ты тоже ранняя пташка? Есть-пить будешь? Я же вижу по глазам, что ты голодная, как волк. Давай-давай, садись, потом вечером поможешь посуду помыть, так и быть, будем в расчёте.       Натка смущённо села за стол, на который хозяйка успела составить, казалось, всё продовольствие в мире, и взяла один оладушек.       — И кто ж вас таких тощих замуж-то возьмёт? — Посетовала хозяйка, но больше ничего не сказала, отвлёкшись на неизвестно каким образом забежавшую в помещение курицу. Та внимательно осматривала зал и взволнованно кудахтала. Натка хихикнула: ну да, у неё, должно быть, такие впечатления!       Поблагодарив хозяйку и сложив пару завёрнутых в бумагу оладушек в свою сумку, перекинутую через плечо, Натка вышла с постоялого двора. Путь казался неблизким, но дорога нигде не ветвилась, лишь делала повороты и, казалось, иногда водила кругами. Натке даже встретился указательный камень: направо был город, налево — мельница, а прямо — лес. Судя по объявлению, Натке нужно было идти прямо. Она представила себе тёмный неприветливый лес и поёжилась, но продолжила свой путь. Спустя некоторое время дорога стала менее протоптанной, а лиственные деревья стали сменяться хвойными, но лес всё так же шумел, даже не думая пугать гостью. Где-то пели птицы и стучали по стволам дятлы, по пути встречались незнакомые Натке ягоды и грибы, вдалеке шуршала река. А затем лес резко закончился, и Натка вышла в поле, засеянное то ли пшеницей, то ли рожью. А за полем высился небольшой замок, окружённый таким же небольшим рвом. Он был выполнен из светлого камня, с резными украшениями на башенках и выцветшими полотнами и в целом производил впечатление чего-то нездешнего. Натка, насмотревшись местных пейзажей, состоявших в основном из деревянных домиков с хозяйством поблизости, ожидала увидеть такой же домик. Впрочем, замок напоминал ей Белый Остров и не вызывал внутри никаких опасений, поэтому Натка перешла по миниатюрному мосту и робко постучала дверным молоточком.       Тяжёлую массивную дверь открыл сухонький старичок. Так, будто от него это не потребовало никаких усилий. Натка удивлённо посмотрела на него, но он лишь поманил её за собой, развернулся и шаркающей походкой пошёл к скамейке у замка. Натка не знала, будет ли лучше начать говорить, дождаться, пока заговорит старичок, или дождаться хозяина замка. Они начали почти одновременно:       — Так это ты отозвалась…       — Здравствуйте, я увидела объявление…       Старичок захохотал. Натка вжала голову в плечи. Отсмеявшись, он продолжил:       — Проходи, покажу тебе, что от тебя требуется. Вечером сходишь на постоялый двор, отработаешь ночлег, а затем возвращайся сюда. Не переживай, не обижу я тебя. Мне лишь нужна компания да помощь по дому.       Натка лишь успевала хватать ртом воздух и глядеть по сторонам: старичок довольно шустро провёл её по замку, показав и кухню, и зал, и двор, и даже её будущую комнатушку. Та почти не отличалась от комнаты в её родном мире, в которой Натка жила, делала домашние задания и шила своё первое платье. В Натке разгорелся давно было угасший азарт и ожидание чего-то… сказочного.       — А как вы узнали про…       — Отличаешься ты от них. Уж больно ты любопытная, девочка, а глаза так и сияют. К тому же так скоро согласилась на работу, доверившись незнакомому человеку… Местные так не делают. Есть, конечно, в ближайшей деревне несколько отчаянных девиц, которым всё приключений не хватает, но и те сбежали, не пробыв здесь даже недели. Не знаю уж, я им не понравился или что другое… Работёнка-то непыльная. А вот такие, как ты, ко мне захаживали. Да вот только давно не встречал я вашего брата. Как вас там величают? Ветрячки, ураганчики…       — Сквозняки? — подсказала Натка, внутренне радуясь. Натка даже всю свою робость растеряла. Старичок казался ей почти родным. Колдун или просто многое повидал за свою длинную жизнь?       — Ага, — по-простому отозвался тот. Казалось, что он ответил на незаданный вопрос. — Как тебя звать-то? Чай, необычное для здешних краёв имя носишь.       — Да если бы, — она невесело усмехнулась, спрятав руки в карманы, — самое обыкновенное. Натка я.       — Эх, ты. Зря, зря. — Старичок сел на скамейку во дворе, отчётливо скрипнув коленом. Его лысая голова блеснула в полуденном солнце. — Беги давай, Натка. Как возвратишься, просто скажи моё имя, дверь откроется сама. Провожать не буду.       Будто ветерок подтолкнул Натку, и она сама не заметила, как оказалась за стеной замка. Странно. Он ведь даже не представился. И она не подумала спросить… Балда.       Обратный путь занял совершенно точно меньше времени, чем утром. Дорога была прямой, не петляла и не водила кругами, а лес был самым обыкновенным. Хозяйка постоялого двора встретила радостно, вручила посуду и убежала разбираться с буянящим мужичком. Натирая щёткой таз, Натка размышляла. Как же ей вернуться, если она не знает его имени? В голову нарочно лезли совершенно не относящиеся к делу мысли. Про забытое на верёвке сушащееся бельё, про потерянный Никитой носок, о котором он сокрушался неделю… А затем Натка вспомнила про Илью, который очень уж громко тогда восхищался новым методом преподавания Истории Других Миров. Одна мысль приводила к другой, а та к третьей, и в конце концов Натка удовлетворённо кивнула самой себе. Не зря, всё-таки, сидела столько в библиотеке. Возвращалась к старичку она чуть ли не в припрыжку.       — Доброго вечера, Кощей Кощеич. Я вам тут пирог с рыбой принесла.       Дверь распахнулась.       Дни потекли с небывалой скоростью, и даже, казалось бы, простая работа по дому приносила Натке удовольствие. Она ухаживала за клубникой, которую так любил Кощей, готовила, стирала, помогала в приготовлении каких-то алхимических штуковин, а вечерами читала книги вслух, сидя вместе с Кощеем перед камином. Неловкости или зажатости как никогда и не бывало. Они обсуждали всё подряд, начиная с единственно верной версии возникновения пожара в Александрийской библиотеке и заканчивая лучшим сортом яблок.       Иногда Натке казалось, что Кощей её заколдовал: ну не могла она просто так взять и измениться. Она засыпала ночью легко, без всяких мучительных дум и навязчивых грёз, а днём, когда была свободна, шила очередную вещицу, не накручивая себя по пустякам. Единственное, что иногда тревожило Натку, так это то, что она до сих пор ещё не поняла, в чём именно заключалась её миссия. Она нутром чуяла, что связано это с добродушным старичком, но как именно — ещё предстояло выяснить.       Иногда к ним в замок на конях являлись добрые молодцы, настроенные, почему-то, очень воинственно и слегка грубовато. Они требовали денег, похищенную девушку и смерти злому злу. Натка в этот момент всегда хихикала: ехидный Кощей не был похож на сурового скелета из иномирных сказок, что они изучали в Академии. Впрочем, ей было в удовольствие прикинуться несчастной барышней в беде: она поднималась в башню, вздыхала томно и страдальчески вздымала руки. Получалось вроде неплохо. Пока ни один добрый молодец ещё не доходил до этапа «спасти девушку», все застревали на этапе «пройти лабиринт из коридоров» или «найти Кощееву смерть».       Почему-то именно он вызывал больше всего трудностей, хотя ничего сложного Натка и Кощей не придумывали: сундук стоял посреди двора под раскидистой яблоней, а все животные были искусно сделанными игрушками на шестерёнках, подаренные Кощею колдуном из другого мира, Ажурии, вроде. Иглы, разумеется, в яйце не было. Ну какой дурак будет так подставляться? Однажды Натка спросила у Кощея, в чём вообще смысл всего представления. Он прекратил полировать декоративный меч, который являлся частью их замысла, отложил его в сторону и серьёзно на неё посмотрел:       — Всех людей нужно подталкивать. К подвигу, к преодолению препятствий на своём пути, к победе над собой. Просто кому-то нужен внутренний, душевный толчок, кто-то без чужой помощи не сможет и шага ступить, а кому-то нужна только подсказка.       Представь, что это экзамен. Как у вас в Академии. Только вас нужно отвечать перед преподавателем и перед собой, а им, так уж сложилось, перед народом. Защитить от вселенского зла, помочь бабуле перейти болото, снять кота с крыши. Вся разница только в том, что вы знаете о том, что это экзамен, а они думают, что это всерьёз. Откуда ж ещё взяться сказкам?       Вопросов больше не возникало.       Натка зачем-то поставила перед собой цель: вернуться домой до наступления холодов. Уже были первые ночные заморозки, но дни были всё ещё тёплыми. Дни складывались в недели, недели потихоньку складывались в месяц, и темнеть начинало рано. В один из таких тихих вечеров Натка вдруг спросила:       — А Яга? У неё какая роль?       Кощей почему-то вздохнул.       — Моральная поддержка. И теоретическая подготовка. Только вот не общаемся мы уже лет пятьдесят. И столько же с молодцами не ладится. Поругались из-за какой-то чепухи. Напридумывала всякого себе.       — И неужели никто из вас не сделал первого шага к примирению? — Натка даже подалась вперёд от волнения и забыла про вязание.       — Докажешь ей что-либо, как же. Ты же, вон, не поверила ему.       — Кому?       — Другу своему. Как его там, Илья? Закрылась в своём мирке и перестала слушать.       Натка ахнула: этого она Кощею не рассказывала. Но ведь это…       — Но ведь это совсем другое!       Старик пожал плечами.       — Может и я не попытался её понять, а она не настояла. Да что уж поминать прошлое. Она наверняка не захочет иметь со мной дел. — И Кощей замолчал.       Натка возмущённо фыркнула, встала с кресла, сложила вязание и ушла в свою комнату. Почему её так задела эта история? Потому что он упомянул её друзей? Или что-то другое?       Следующим утром Натка поставила перед дремлющим в кресле Кощеем корзинку с вязанием и бесцеремонно разбудила его:       — Вот вам крючок, вот пряжа. Учиться никогда не поздно. И мириться тоже.       Шаг за шагом, вновь и вновь набирая петли и распуская их, она стала учить Кощея вязать. Рассказать кому — не поверят. Начали с простой цепочки, затем перешли на полотно, простые круги и квадраты. Следующие несколько вечеров они занимались вязанием вместо чтения. Разговаривать было сложнее, приходилось следить и за своим изделием, и за кособоким Кощея, но Натка вдруг призналась сама себе, что её этот процесс даже веселил. Она умела вязать, шить и рукоделить, и ей это нравилось. А ещё она была в этом хороша.       Когда Кощей усвоил основы, Натка положила перед ним схему.       — Вот. Жилет. Я сама начинала с такого же. Думаю, ей понравится. Ну, — Натка вдруг смутилась, ощущая, будто лезет не в своё дело, — Яге.       Кощей просто кивнул.       Жилет получился пёстрым, немного кривоватым, но выглядел весьма тёплым. Натка удовлетворительно кивала. Не только потому, что был связан очень плотными рядами. Кощей действительно старался. Не откладывая на потом, они собрались в дорогу. Избушка Яги по словам Кощея, вечно находилась не там, где должна была быть. Кощей объяснил это так: если верить, что избушка будет на болоте, то её там не будет. Поэтому они отправились в самое очевидное место: к ревущей реке ближе к горам.       До места они дошли ближе к вечеру. Избушка действительно оказалась там. Она была совсем маленькой, на два окна, и мочила свои утиные лапы в реке. А рядом, напевая, стирала простыню в реке какая-то женщина. Она вдруг щёлкнула пальцами, и Натка очутилась прямо у неё перед носом, промочив в холодной воде ноги.       — Ну здравствуй, девица-красавица. А ты кто ещё такая? Перевелись уже на земле богатыри, стали девчонок посылать?       Натка с вызовом посмотрела на Ягу. Та выглядела совсем не старой. Просто в возрасте. На голове у неё был тёплый платок, но одета она была совсем легко: рубашка да юбка в пол.       — Я, может, и не богатырша, но с трудностями справляться научилась. И ошибки свои исправлять тоже. И с друзьями разговаривать по душам. А вот он, — Натка кивнула на стоявшего поодаль и вдруг будто уменьшившегося в размерах Кощея, который будто нарочно избегал взгляда, — только учится.       Кощей вдруг появился рядом с ними. Натка застонала. Он умеет перемещаться, а они столько времени провели в дороге? Яга всплеснула руками, увидев старого друга, неодобрительно покачала головой и пригласила их в избушку. Греться.       Пока вода в котелке грелась, Натка внимательно рассматривала избушку. В ней было даже больше интересного, чем в Академии: какие-то сушёные ягоды, приспособления, которых не было даже у Кощея, баночки, скляночки, чьи-то кости, очень странный лук, растущий почему-то на потолке… Кощей сидел на бочке, не глядя на Ягу, а та демонстративно делала вид, что занята: перекладывала вещицы с места на место.       — Как дети какие-то, честное слово. — Натка всплеснула руками и вышла из избушки. Она вдруг почувствовала себя Даниэлем, разнимающим малышей на перерыве. Села на краешек крыльца, свесила ноги вниз и сказала, обращаясь к избушке:       — Цыпа, неужели они и в молодости так ругались?       Цыпа не ответила, но Натка почувствовала какой-то утверждающий шорох крыши. Натка вздохнула и посмотрела вдаль. Вокруг её окружал по-осеннему мрачный лес, закатное красное небо предвещало холодный ветер с утра, а рябь на воде выглядела как множество маленьких Спиралей. Начинало холодать. Яге точно потребуется жилетка. А затем Натка нашла где-то в глубине души Ощущение. Щекочущее, требовательное, но родное. Никита про него рассказывал, но лишь развёл руками, когда она попросила описать его. А если…       Натка залезла обратно на крыльцо и робко постучала.       — Заходи, заходи, — позвала её Яга, надевая жилетку поверх рубахи. — Чай уже готов. Хорошая ты девица, всё-таки. Не смотри ты так на меня, помирились мы с этим старым ворчуном, помирились. Да и я не лучше, такая же старая ворчунья, — она засмеялась, наливая Натке чай.       — Да я попрощаться, наверное. Здесь, конечно, хорошо, — расчувствовалась вдруг Натка, — но меня дома ждут.       — Вот оно как… С собой пирожков с капустой возьмёшь?       Натка неловко улыбнулась и кивнула. Она не знала, пройдут ли пирожки сквозь ткань миров, они, всё же, не были сквозняками, но ей было приятно это внимание. К тому же пирожки с капустой Яга пекла по рецепту Кощея, как он шепнул Натке, пока Яга ходила в кладовую за вареньем. Натка положила свёрток с пирожками в карман, а затем открыла дверь избушки, присевшей на ночную дрёму, и услышала вдалеке шум родного города, стук кружек и разговоры. Она обернулась на чаёвничающих старых друзей.       — Ну, до свидания, наверное?       — Пока-пока! Передавай привет Нескучному, — отозвался Кощей, откусывая баранку.       — Откуда вы его…       А затем Натка пребольно стукнулась головой об стол и зашипела, потирая рукой ушибленное место. Шуты и балаганы, сколько можно! Илья заглянул под стол и сочувствующе спросил:       — Ты как? Сейчас Никита тоже подойдёт, я ему записку отправил.       Натке захотелось смеяться. Громко, на весь зал. И она это сделала. А затем сунула руку в карман. Пирожки в пергаменте приятно грели руку. Она широко улыбнулась.       — Знаешь, на удивление хорошо. И завтра, и послезавтра, и послепослезавтра тоже всё будет хорошо. Меня… научили. Никита, сюда! — Натка громко крикнула, помахала рукой, — Мы здесь! Хотите пирожков? Вы знали, что Кощей выглядит совсем не так, как его описывают в книгах? А хотите, завтра пойдём гулять к морю? Вы бы знали, как я по вам соскучилась! Такое чувство, что сто лет вас не видела!       Никита переглянулся с Ильёй и непонимающе пожал плечами. Впрочем, какая разница? Их подруга Натка в любой ситуации оставалась их подругой Наткой, что бы там у неё в душе не творилось. Однако что же всё-таки произошло? Головой она, что ли, стукнулась?