Одиноким предоставляется...

Время летело в заботах и трудах, Гермиона даже не заметила, как впереди замаячили новогодние праздники. Хогвартс с энтузиазмом готовился к встрече Рождества. В коридорах появились летающие венки из остролиста, поющие гирлянды с колокольчиками и шарами, мерцающая мишура и множество других волшебных украшений; студенты совсем не желали думать об учёбе, а лишь обсуждали, кто и где проведёт предстоящий праздник. В этой суете Гермиона в который раз с замиранием сердца ловила себя на том, что, словно в детстве, окунается в ожидание рождественских чудес. Что совсем скоро они вместе с Гарри и Роном… Но она тут же обрывала себя. С Роном у них уже точно никогда и ничего не будет вместе, а Гарри и Джинни, судя по статье в «Пророке», собираются провести Рождество на тропическом пляже. «Ну и что? — утешала она себя. — Рождество в Хогвартсе тоже отличная перспектива. Не так уж плохо встретить праздник вместе с коллегами и теми студентами, кому посчастливиться остаться на каникулы в школе». * * * В Сочельник Гермионе показалось, что весь Хогвартс сошёл с ума. То, что творилось вокруг, совсем не было похоже на те уютные, спокойные праздничные ужины, которые помнились из детства. Она всего пару раз встречала Рождество в школе, но атмосфера праздника и волшебства запомнилась ей на всю жизнь. Нынешнее же торжество грозило уничтожить нервы взрослых обитателей Хогвартса по капле! Гермиона подозревала, что при Дамблдоре такой обстановки не могло случиться ни при каких обстоятельствах. Хотя, конечно, Рождество в этом году обещало стать незабывемым, ведь случилось неслыханное: Минерве Макгонагалл каким-то образом удалось уговорить директора пустить на празднование посторонних! Наверное, она знала о профессоре Снейпе что-то такое… неприличное, потому что иначе, чем шантажом, вырвать такое решение представлялось невозможным. Так что кроме преподавателей и некоторых студентов, которые не смогли уехать домой, на празднике будет присутствовать множество новых лиц, среди которых ожидались жених-кроликовод Помоны и августейший жених Авроры Синистры. Насчёт появления Трандуила Гермиона ещё могла понять мотивы директора: всё-таки это монарх волшебного государства, а кому нужен международный скандал? Но как на праздник пробрался бывший Пожиратель Долохов?! Пусть его и оправдали, но всё же он — довольно своеобразный волшебник со странным чувством юмора и нездоровым пристрастием к алкоголю! Ещё среди тех, кому повезло попасть в Хогвартс на Рождество, оказался избранник мадам Пинс. Гермиона помнила его письмо: какой-то маг из Франции по фамилии Маджере. Судя по стилю, которым было написано послание, он был иностранной копией Северуса Снейпа: такой же феноменальный хам и грубиян, обожающий зельеварение, а так же, цитируя письмо, «весьма сведущий в Тёмных искусствах и науке чарования». Гермиона уже совсем было собралась выбросить конверт с высокомерным и вычурным посланием, но обратила внимание на слова о пристрастии к книгам и чтению и решила показать этот опус мадам Пинс. На удивление, Ирма смогла найти общий язык с французским снобом, и между ними завязалась оживлённая переписка, которая закончилась приглашением на Рождественский праздник в Хогвартс. Гермиона тоскливо вздохнула. Она бы тоже пригласила на праздник кого-нибудь из своих друзей, но это было невозможно. Гарри и Джинни встречали Рождество в обществе Драко и Полумны где-то на Мадагаскаре — именно там обнаружилась колония неуловимых морщерогих кизляков. Поттеры звали Гермиону с собой, но быть одиночкой рядом с двумя влюблёнными парочками ей не хотелось. Даже на загадочном Мадагаскаре, где столько всего интересного. Пришлось довольствоваться обществом дорогих коллег, которых было не узнать. Зная, что приедут гости, все словно ополоумели. Особенно, разумеется, профессора женского пола: почтенные дамы хихикали, как пятикурсницы, постоянно шептались, обсуждали то, что собираются надеть, а так же — праздничное меню и танцы. И при этом совсем не стеснялись присутствия студентов, которые с опаской поглядывали на своих преподавательниц. Беллатриса после истории с фальшивыми приворотными ритуалами редко показывалась из библиотеки, в кои-то веки предпочитая быть незаметной. Преподаватели-мужчины же были в меньшинстве, поэтому старались пореже попадаться у дам на пути. Только Филлиус Флитвик сначала активно принимал участие в предпраздничном сумасшествии — он ожидал, что в Хогвартс приедет его подруга по переписке, которая тоже появилась не без помощи Гермионы. Богатая разведённая знатная дама из небольшого европейского королевства очень заинтересовалась профессором чар и историей его семьи, да и колдофото Филлиуса ей очень понравилось. Но в последний момент мадам Белоснежка, так звали новую подругу профессора Флитвика, написала, что приехать не сможет. И тот утратил интерес к празднеству. Лишь профессор Снейп всем своим видом излучал злобу и явное недовольство всем вокруг. При этом он с удвоенным усердием пытался исправить нескончаемые хозяйственные дыры в своём неспокойном школьном хозяйстве. А это означало еженедельные многочасовые педсоветы с яростными требованиями: «Залатать, починить, исправить что-либо к драккловой матери, чтобы не позориться, раз тащите в школу, хрен знает кого, подобно покойному Дамблдору!», а так же — многочисленные проверки проделанной работы, которую директор неизменно считал халатностью и требовал переделать. Даже Хагриду досталось — за то, что принёс не ёлку, а «облезлый павлиний хвост, лысый, как голова Волдеморта». В день праздника Гермиона решила подольше не выходить из своей комнаты, чтобы не слушать рычание профессора Снейпа, блеяние испуганного Филча или пугающее хихиканье профессоров Макгонагалл и Спраут, которые вместе с мадам Пинс обсуждали за обедом качество и восхитительную непристойность нижнего белья, купленного в Лондоне в выходные. Решив, что ни наряжаться, ни делать укладку буйной шевелюры она не будет, мисс Грейнджер уселась за написание конспектов уроков на следующий семестр. Этим можно было заниматься до самого начала праздничного вечера, а потом — провести время в Большом зале до полуночи и вернуться незаметно обратно в свою комнату. Но погрузиться в работу ей не дал странный шум. В соседней комнате жила профессор Синистра, которая не захотела возвращаться в покои на вершине Астрономической башни после происшествия с тапочками. Она не была шумной соседкой, но сейчас за стеной кто-то тоненько и жалобно выл. Вздохнув, Гермиона решительно отложила перо и пергамент. Она чувствовала вину перед Авророй — ведь это именно она втянула бедняжку в авантюру с брачными письмами и познакомила с привередливым эльфийским монархом, который разбил ей сердце. — Да чтоб весь мужской род провалился в тайную комнату под хвост василиску! — в сердцах пробормотала мисс Грейнджер и отправилась успокаивать профессора астрономии. Она деликатно постучала в дверь соседней комнаты, но ей никто не ответил. Зато рыдания теперь слышались очень отчетливо. Решившись, Гермиона сильно толкнула дверь, которая оказалась не заперта. «Ни заглушающих, ни запирающих! Совсем этот самовлюблённый августейший обжора женщину довёл!», — проворчала про себя мисс Грейнджер, заходя в комнату. В нерешительности застыв на пороге, она не сразу поняла, что за две странные особы сидят на диване в покоях профессора Синистры. Ярко накрашенные существа с прическами, напоминающими шубу Хагрида, если её ворс начесать и залить клеем, были похожи на нелепых клоунов, выпивших Дыбоволосное зелье. — Э-э-э, что здесь происходит? — несмело спросила Гермиона, с всё нарастающим ужасом узнавая в одной из «крашеных» Аврору Синистру, у которой от слёз уже размазалась вся косметика на лице, а чёрные дорожки туши на щеках, смешивающиеся с ярко-красными румянами, придавали ещё более жуткий вид. — Да, успокойся, Грейнджер! Всё путём! — бодро ухмыльнулась вторая «клоунесса», подмигнув Гермионе. — Мы просто сделали себе макияж по Диору! — Мадам Лестрейндж?! — выпалила Гермиона, узнав неугомонную Беллатрису. Та хищно оскалилась, обнажив белоснежные зубы, контрастирующие с ярко-алыми, щедро напомаженными губами, и прошипела: — Ещё раз меня так назовёшь, я тебя упакую в несколько подарочных коробочек и отправлю по пяти адресам, как письма счастья, чтобы твои останки вечно кочевали по свету. Решив, что с ненормальной психопаткой лучше не связываться, Гермиона вновь обратила внимание на плачущую Синистру и повторила вопрос: — Что-то ведь случилось? — Слу-у-училось! — икая, выдавила та между двумя всхлипами. — Трандуил не поздравил с Рождеством! — хихикнула Белла, ткнув Аврору локтем в бок. — А что ещё от этого нелюдя ждать? Да ещё и родственника придурка-Люциуса. Он тоже о своём дворце для вшей думает больше, чем о ком-либо или о чём-либо другом. Беллатриса потрепала Синистру по вздыбленной причёске, от чего волосяной ком у той на голове закачался, грозя отвалиться совсем. — И не поздравил! И не написал! И не надо! Даже не сообщил, приедет или нет! — взвыла Аврора с новой силой. — Пусть катится этот узурпатор! Маньяк желудочный! Только и мыслей, что пожрать, да помыть голову! Это он никогда не забудет! — Хватит! — резко прервала её Гермиона. — Тоже мне беда! Это не повод так себя уродовать! Мисс Грейнджер почувствовала, что напряжение последних дней даёт о себе знать. Забыв о том, что Аврора Синистра старше неё лет на пятнадцать, она схватила свою бывшую преподавательницу астрономии за руку и потащила в ванную комнату к умывальнику. — Ненавижу их всех! — вырвалось у Гермионы, пока она бесцеремонно отмывала лицо Синистры от косметики. — Надоели! Только вред от этих мужчин! Больше никаких писем! — А я его люблю! — Аврора вырвалась из цепкой хватки, бросилась ничком на диван и, уткнувшись лицом в подушку, зашлась в новым приступе рыданий. — Эй, — вдруг тихо произнесла Беллатриса, — правда, хватит уже. Гермиона вновь застыла, не в силах поверить в то, что видит. Выходит, что не только Амбридж может разговаривать по-человечески, но и садистка Белла?! — У тебя же семья есть, — продолжала увещевать Синистру Беллатриса, тихонько гладя ту по плечу. — Мама, кузины. Летом к ним в отпуск поедешь. Она судорожно вздохнула, вероятно, думая о чём-то своём. С лица её будто исчезла маска злобной насмешницы, которая вечно искажала черты бывшей Лестрейндж. Гермиона тоже тихо присела на диван с другой стороны от Синистры и обняла её, не сводя в то же время потрясённого взгляда с лица Беллатрисы, выражающего в эту минуту неприкрытую тоску и какую-то обречённость. — А Трандуил твой дурной тебе письмо обязательно напишет и объяснит, что там у него в королевстве приключилось, и почему он не смог быть с тобой сегодня, — продолжала тихо говорить Белла. — У тебя есть все шансы быть счастливой. Это не всем дано. Некоторые свои шансы давно упустили. Так что не плачь. Да и вообще, что мы тебе, подруги, что ли, так перед нами сырость разводить? Синистра вдруг прекратила реветь, точно её рыдания выключили. Она встрепенулась, села прямо и удивлённо поглядела сначала на Гермиону, потом на Беллатрису. — Подруги! — решительно и даже слегка обиженно воскликнула она. — Самые родненькие подруги! — Раз так, то давайте на праздник собираться! — с преувеличенной бодростью в голосе заявила Гермиона, опасаясь, что рыдания могут вернуться в любой момент. Беллатриса же молчала, с явным удивлением глядя на Синистру, а потом произнесла непривычно смущённо: — Ну, вот и хорошо... И Гермионе показалось, что во взгляде бывшей Пожирательницы блеснул огонёк надежды.