Мгновения, украденные у войны

      Его тело напоминало космос. Четыре дня в заточении вылились в бесчисленные созвездия подтёков, гематом, ссадин и синяков. Бадьяна в лазарете был дефицит, поэтому залечивались лишь внутренние повреждения. Всё, что могло зажить естественным путём, оставалось на теле. Поэтому он был почти что произведением искусства. «Звёздной ночью» Ван Гога.       Драко откинул голову на бортик ванны и закрыл глаза. Вода стремительно остывала, но у него не было ни желания, ни сил заботиться о температуре. Его организм, под завязку напичканный болеутоляющими, исцеляющими и укрепляющими зельями, находился в фазе активного восстановления. Но ему требовалось время.       Дверь тихо скрипнула, и Малфой, приподняв веки, повернул голову. Уставшая и бледная Грейнджер в старых джинсах и распахнутой клетчатой рубашке на белую майку замерла на пороге, прижавшись спиной к облупившейся деревянной поверхности. Он отвернулся. Крепче стиснул края ванны, игнорируя желание глубже уйти под воду. Веки снова сомкнулись.       Гермиона некоторое время продолжала мяться у дверей. Ни туда, ни сюда. С тех пор как он покинул стены лазарета, не сказав ни слова, Драко старательно избегал её. Не смотрел в глаза, почти не выходил из комнаты, а если и сталкивался с ней где-то, то сразу же исчезал, не позволяя ей завести разговора. Но Грейнджер не была бы собой, если бы не попыталась добраться до него тогда, когда у него было меньше всего шансов сбежать.       — Как ты себя чувствуешь?       От знакомого, хрипло-чувственного от усталости голоса руки покрылись гусиной кожей. А может быть, дело было в лишившейся тепла воде.       Малфой не ответил, даже не шевельнулся. Он не терял надежды, что если будет играть с ней в молчанку, то она уйдёт. Оставит его в покое.       Лёжа с закрытыми глазами, Драко не видел её, не слышал её дыхания и мог почти притвориться, что находится здесь один. Почти. Потому что этой ведьме обязательно нужно было всё испортить: сначала он услышал тихий вздох, а затем — приближающиеся шаги кроссовок по керамической плитке.       Она села на бортик ванны рядом с его рукой. Аромат целебных зелий, трав и полевых ромашек затопил лёгкие, когда он судорожно втянул кислород.       Спустя несколько мгновений мягкие подушечки пальцев коснулись внутренней стороны его предплечья. Скользнули по венам, ставшим ещё более выступающими на исхудавшем запястье, по изгибу локтя и выше — к покрытому беспорядочными желтовато-синеватыми мазками плечу. Лёгкую болезненность оттенили совершенно предательские мурашки.       Когда, очертив кончиком пальца его правую ключицу и обдав шлейфом нежности шею, она достигла уха Драко, он, безропотно приникая к её ладони, выдохнул:       — Уходи, Грейнджер. Я не хочу тебя видеть, — надломленные и болезненные, его слова на самом деле заключали в себе совсем другое. То, в чём он бы никогда на свете ей не признался: «Я не хочу, чтобы ты видела меня. Только не таким».