Пять

      — Помнишь, как мы были здесь впервые?       По лицу мужчины скользнула легкая тень досады.       — Ты говорил, что я ничего для тебя не значу, что ты просто берешь что хочешь…       — Ты отлично знаешь, почему я это говорил, — хриплым голосом произнес Синк, не отрывая взгляда от фонтана.       — Что привязанности делают нас слабее и уязвимее…       — С точки зрения теории вероятности, милая, мои шансы выжить были куда выше до того, как я связался с тобой. То, что я не сдох на улицах Арк-Драйдена, да и ты, в общем-то, тоже, — не более чем стечение обстоятельств.       — Счастливое стечение.       — Скажи это Янису, — губы Игнаса растянулись в злорадной ухмылке.       Габи с ласковым укором посмотрела на мужа.       — А еще ты говорил, что любви не существует, и если я в нее верю, то глупее, чем ты считал…       Бывший командир отряда специального назначения закатил глаза так далеко, что янтарной радужки не стало видно совсем:       — Минута ностальгии закончилась или будет еще? — признания в собственных ошибках все еще давались ему с трудом, не смотря на годы счастливого брака с девушкой, принимавшей его безоговорочно и безусловно, — на, лучше желание загадай, а не фигню всякую вспоминай, — Игнас достал из кармана монетку, вложил в ладонь жены и направился к выходу.       Габи сжала кусочек металла в руке, задумалась на секунду и незаметно кинула на пол. У нее были свои приметы.       — К Матею сегодня без меня, заберу тебя вечером, — сказал мужчина, когда они вышли из ледяной пещеры, функционирующей теперь круглый год.       Как член нового Совета и Командир военизированного подразделения, отвечающего за безопасность объединенного несколько лет назад города, они проверяли, все ли готово к одному из городских праздников. Габи лишь молча вздохнула и взяла мужа под руку в знак согласия.       Игнас никогда не пытался ограничить ее общение с друзьями, но его самого затащить на общий сбор было тем еще квестом. Обе стороны давно прошли стадию взаимного недоверия, и после восстания, в котором Синк и компания бились плечом к плечу, тема выбора Габи больше не поднималась. Но близких отношений у них так и не вышло. Слишком мало общих интересов, помимо любви к одной несносной блондинке. Чаще всего на совместных ужинах Игнас либо сидел в дальнем углу со стаканом джина, либо, если собирались у них, уходил на задний двор жарить мясо, дабы с чистой совестью избежать ненужных ему разговоров. Игнас был рад, что Габи окружена людьми, на которых не только можно положиться, но и с которыми ей весело и легко, но сам так и не нашел в себе потребности в близкой дружбе. Единственными людьми, с кем он мог и хотел быть полностью открытым, были Габи и их четырехлетняя дочка.       — Надо к твоим заскочить, Бажена своего крысеныша… Как там его… Роберта забыла, сказал ей, что завезу.       — Это кролик, и его зовут Роджер, — улыбнулась девушка. Роджер был любимой игрушкой девочки, которую когда-то сам Синк, счастливый и ошалевший от осознания своей новой роли, вместе с цветами для жены и тещи принес в больницу, в которой его дочь только что появилась на свет.       Однако после воспоминаний Габи Игнас злился. То ли на себя прежнего, то ли на где не надо хорошую память жены, но признавать свою осведомленность о представителях плюшевой фауны ему категорически не хотелось.       — Кролик, крыса, хоть слонопотам, главное без него малышка не уснет, и Дита хрен заберет ее на выходные в следующий раз.       Конечно, Дита бы забрала. Она вообще души не чаяла во внучке, и старалась помогать молодым родителям, как только удавалось разгрузить расписание в больнице.       С Игнасом они держались подчеркнуто вежливо и на «Вы». Первое время женщина была в полном ужасе от выбора Габи и откровенно боялась будущего зятя, но со временем, видя его трепетное отношение к дочери, а потом и к внучке, приняла ситуацию, и сейчас относилась к нему если не с симпатией, то с уважением. Игнас же в свою очередь понимал чувства женщины и не навязывался в любимые сыновья, тем не менее ненавязчиво помогая и закрывая какие-то мелкие бытовые вопросы, которые невольно возникали в доме, в котором больше не было крепкой мужской руки.       С Анджеем было проще. Во время мятежа мальчик был еще слишком мал, чтобы трезво оценивать всю роль командира отряда особого назначения в системе, но запомнил, как тот отказался стрелять в него, тем самым нарушив прямой приказ, и как закрыл собой сестру, когда ситуация вышла из-под контроля.       Игнас никогда не имел особого опыта общения с подростками, и не то, чтобы сильно хотел его приобрести, но считал себя пусть и не виновным, но отчасти ответственным за то, что мальчик остался без отца, и старался в силу своего понимания участвовать в жизни юного шурина. Так, заметив пару раз на мальчике синяки, которые сложно было списать на случайные падения или попадания мячом в игре, он взял за правило время от времени забирать парнишку после уроков на совместные тренировки со своими бойцами, не забывая провозглашать об этом таким голосом, чтобы это слышал не только сам Анджей, но и некоторые одноклассники, минуту назад провожавшие того опасными взглядами.       Ни на какие тренировки Игнас мальчика, конечно, не водил, слишком далек тот был от всего, что связано с проявлением физической силы, но несколько приемов на крайний случай они все-таки освоили, и Игнас в целом был если не доволен, то спокоен за подрастающее поколение. Вернее его часть.       Вторая, и главная, ввергала сурового и повидавшего некоторое дерьмо железного командира в гремучую смесь ужаса, восторга, любви, нежности и отчаяния с первых секунд своей жизни, когда он первым взял ее на руки. Пока Габи была беременна, Игнас еще держался на остатках былой уверенности в себе и способности решить любые проблемы любимой женщины, от ее спасения из рук психопата до добычи среди ночи соленого ананаса из закромов Алькасарских поставшиков. Но маленький комочек, так удивительно похожий на него самого, в момент лишил его остатков былых чувств и знаний о самом себе и обрушил на него лавину эмоций такой силы, что в какой-то момент Игнас всерьез задумался, не сошел ли он с ума. Он не просто любил продолжение их с Габи любви, он до безумия боялся сделать что-то нет так, неосознанно причинить ей вред или не оправдать ее ожиданий, которые, по его твердому убеждению, уже несомненно были в ее младенческой головке. И даже когда дочка, заливавшаяся плачем на маминых или бабушкиных руках, моментально успокаивалась, стоило ему прижать ее к своей широкой груди, ему все равно казалось, что он делает недостаточно и может стараться лучше.       Первое время Габи с умилением наблюдала, как взрослый брутальный мужчина, которого она сама когда-то боялась до потери пульса, вскакивает по первому писку малышки, и на полном серьезе рассуждает о вреде сосок, пользе развивающих игрушек — знать бы еще, где он умудрялся всего этого понабраться — и раз за разом повышает количество кофеина в ежедневном рационе, но в какой-то момент решила, что пора вмешаться.       Теплым весенним днем, пока папа был на работе, Бажена произнесла свое первое слово, решив не отвечать на сакраментальный вопрос, кого она больше любит, и выдав нечто похожее на «мапа». Габи, разумеется, первым делом сообщила об этом вернувшемуся со службы мужу. Игнас был в восторге, и весь вечер они провели, развлекая малышку и друг друга просьбами то повторить это слово, то сказать что-нибудь еще. Ночью, когда обе его девочки, как он думал, крепко спали, Игнас вышел на крыльцо, и сев на ступеньки, задумался о том, что сегодня пропустил первое слово своего ребенка, и насколько плохим папой его это делает. Пока он размышлял о более эффективном совмещении ролей отца семейства и командира военизированной группы, отвечающей за безопасность всего объединенного города, ему на плечо легла теплая мягкая рука.       — Переживаешь, что все пропустил? — Габи легко поцеловала мужа в щеку и села рядом.       — Так заметно?       — Я знаю, что у тебя в голове, даже если не подаёшь виду.       — Проницательная девочка, — улыбнулся Игнас той теплой и спокойной улыбкой, которую Габи впервые увидела, столкнувшись с ним под лестницей здания Совета, после главной битвы в их жизни, когда они оба наконец позволили себе всерьез поверить в совместное будущее.       — Тебе не нужно быть с ней безупречным, — девушка положила руку на колено Игнаса и успокаивающе погладила, — тебе даже не нужно быть рядом всегда. Просто когда будешь — будь собой. Лучшее, что мы можем сделать для своих детей, помимо того, чтобы безусловно любить и верить в них, — это примирить их с неидеальностью, нашей, их самих, жизни вообще, — Габи замолчала, давая Игнасу возможность переварить сказанное, — представляешь, что было бы, считай я своего папу идеалом и ищи потом для себя исключительно принца на белом коне? — голос Габи стал чуть ниже, а рука незаметно переместилась с колена мужчины на его бедро.       — Хочешь сказать, я не тяну на принца? — Игнас с развязной ухмылкой приподнял бровь.       — Принцы скучны и слишком правильны. Мне всегда больше нравились рыцари, идущие против системы… — рука поднялась еще чуть выше, накрыв ширинку его брюк. Игнас глубоко вздохнул.       — Только вот ты плохо себя ведешь для Прекрасной дамы. Придется наказать… — он резко поднялся, подхватил взвизгнувшую Габи на плечо и решительно направился в дом, — а потом еще наказать. И возможно еще…       После веселого вечера у Матея и Деи, в компании остальных друзей, Габи отсыпалась по полной. Большую часть времени она посвящала работе в новом Совете и семейным делам, друзья тоже не сидели без дела, получив наконец возможность выбрать занятия по душе, поэтому возможности собраться всем вместе выдавались редко, и ребята старались использовать их на максимум.       Ближе к полудню Габи, сонно потягиваясь, вышла из спальни, обошла дом и, не найдя никого, вышла на веранду. Игнас что-то мастерил, стоя спиной к ней.       — Утро, — угрюмо бурунула девушка, обнимая мужа за талию и прижимаясь щекой к его спине.       — Везет Совету на пьющих членов. Один вино, как воду пил, другой — коньяк глушил, на чем решила специализироваться ты? — Игнас отложил отвертку и повернулся, заглядывая в лицо жене.       — На коктейлях… — жалобно протянула Габи.       — Неосмотрительная девочка. Сколько тебя учить не смешивать что ни попадя? — ехидно, но беззлобно ухмыльнулся Игнас, — иди, там на кухне кофе и омлет, еще должны быть горячими. — Он поцеловал Габи в макушку, развернул ее в сторону двери и слегка шлепнул по попе, придавая ускорение.       Спустя час, после душа, крепкого кофе и вкусного завтрака Габи окончательно пришла в себя и решила выяснить, что на этот раз творит ее муж.       Перед рождением Бажены Игнас справедливо решил, что коллекция оружия — не самое лучшее домашнее хобби, и перенес ее к себе на военную базу, любуясь и ухаживая за ней в редкие перерывы между работой и тренировками. Зато в процессе сбора детской кроватки, перемежающегося отборными ругательствами на мастеров, криво сделавших несколько деталей, Игнас решил, что вместо попыток исправить чужие недоделки, он мог бы попробовать сделать что-то свое. В итоге медленно, но верно, часть стульев, комод и пара тумбочек в их спальне были заменены на плоды его нового увлечения.       В отличие от оружия, инструменты стали для Игнаса не только способом своеобразной медитации, но и возможностью открыть что-то новое в себе. Каким бы красивым и быстрым ни было оружие, как бы искренне он ни считал, что оно опасно лишь в руках не тех людей, оно все равно оставалось тем, что разрушает. Плотничество же давало возможность созидания, создания уюта своими руками, и живое дерево дарило совершенно иную энергию и успокаивало совершенно иначе, нежели холодный металл.       Габи запрыгнула на перила веранды и подставила нос теплым лучам, якобы загорая, а на самом деле любуясь своим мужчиной. Игнас, в одних штанах с низкой посадкой, потный от физической работы под палящим полуденным солнцем, небритый и насупленный от стараний, выглядел совершенно охерительно и вызывал у нее такие мысли, что щеки невольно залило румянцем.       — Ну как, оклемалась? — Игнас с улыбкой отложил пилу и вытер полотенцем лоб.       Габи завороженно провожала взглядом капельку пота, которая упала мужчине на грудь, скользнула ниже, потом еще ниже и вдоль аккуратной дорожки коротких черных волос чуть ниже пупка, исчезла в поясе брюк.       — А? — сфокусироваться на вопросе получилось не сразу, — а, да. Душ и твой кофе сотворили чудо. Что делаешь?       — Стулья. Решил, что пора обновить столовую. Что скажешь? — Игнас кивнул в сторону парочки почти готовых экземпляров.       — Неплохо, мне нравится, — девушка ненадолго задумалась, — правда, напоминают что-то…       — Что-то что?       — Кажется, похожий стул был в подвале, в котором ты меня впервые допрашивал.       Игнас сразу помрачнел и бросил полотенце на стол.       — Ясно, — глухо произнес он, взял лежавшую на перилах рядом с Габи майку и, резко спрыгнув с веранды в сад, свистнул псу, — Эдвин, гулять, — рявкнул Игнас и направился к выходу со двора.       — Игнас, я не…       — Ничего не трогай, потом уберу, — не оборачиваясь, Игнас скрылся за деревьями вместе с похрюкивающим от радости псом.       Синк никогда не считал себя идеальным и уж тем более не строил из себя образец морали. Но он всегда действовал в рамках закона и ни разу, тем более с Габи, не преступил черту, за которой перестал бы себя уважать. Как человек, до определенного возраста живший по собственному четкому плану и системе координат, он был не особо склонен к самокопанию, по крайней мере, когда дело не касалось дочки, и там, где кто-то более рефлексирующий бы свалился в чувство вины и грусти за прошлые не слишком благородные поступки, Игнас снова злился.       Они с Габи толком не обсуждали их взаимоотношения на этапе так называемого знакомства. Сначала было не до того. Пережив битву с армией Яниса и попытку анархистов захватить власть, они с головой окунулись в построение нового уклада. Габи стала главой Объединенного города, а Игнас, используя прежний опыт, отвечал за безопасность и налаживание отношений с другими городами в части обмена информацией и способами защиты. В редкие свободные часы, которые они умудрялись урвать в сумасшедшем потоке дел, им было не до разговоров. По крайней мере, не до разговоров о том, что ничего не значило теперь, когда они были по одну сторону, вместе, учились открыто говорить о своих чувствах и точно знали, что они взаимны.       Вскоре стало понятно, что Габи беременна, и пришлось снова срочно что-то придумывать. Создавать Совет, искать более подходящий для семьи дом, решать тысячу и одну проблему, среди которых точно не было вопроса о психологическом давлении в их первые пару встреч. Хотя в моменты, когда Игнас ругался на нее из-за очередной бессонной ночи на работе или строил при ней ее охрану, она невольно вспоминала того, старого, Игнаса, которого она так боялась и к которому ее так парадоксально тянуло с их встречи в темном переулке. Нового она про себя в шутку называла Шреком, благодаря сходству «луковичного» нутра мужа с доапокалиптическим киновеликаном. Игнас действительно оказался глубоким и чутким мужчиной, который благодаря ее ласке и терпению раз за разом снимал с себя части брони, создававшие ему когда-то образ неуязвимого и холодного солдата. Если бы когда-то Габи сказали, что этот человек, не удостоивший ее при первой встрече даже словом, будет каждое утро готовить ей завтрак, зная, что ранний подъем для нее пытка, читать по ролям сказки их дочке и сильно, но нежно прижимать ее к себе во сне, она бы рассмеялась в голос.       Но Синк умел удивлять. И теперь его злило, а на самом деле и ранило, что Габи второй день подряд припоминала ему буквальные пару раз, когда он был с ней груб за пределами их спальни. Быстрым шагом он пересек несколько улиц, отделявших их дом от парка, и врубил спринтера так резко, что Эдвину, отвлекшимуся на несколько секунд на бабочку, пришлось переключиться на турбо-режим, дабы догнать хозяина.       После возвращения домой поговорить не удалось, Синка срочно вызвали на базу. Подчиненные четко знали, что беспокоить командира, когда тот с семьей, можно лишь в случае надвигающегося Армагеддона, однако военным из соседнего города, с которым у бывшего Арк-Драйдена и Алькасара были партнерские отношения, срочно понадобилась информация, которой обладал лишь Игнас, поэтому на свой страх и риск один из его солдат все-таки появился на пороге их дома и попросил начальника прибыть на место.       И снова Игнас злился. Его бесил Юрай, заместитель и правая рука, который не смог решить вопрос самостоятельно, бесил коллега из другого города, которому в воскресенье срочно всрались секретные данные, бесила Габи со своими нахрен не упавшими ремарками, но больше всего его бесил он сам. Годы работы дознавателем сделали его в том числе и отличным психологом, и он понимал, что его жена, максимально далекая от «бабских» пиления, манипуляций и обид, вряд ли решила просто уколоть его или ни с того ни с сего повспоминать сомнительные моменты их прошлого, но понять, что этим она хотела сказать, он не мог. Чувство, что он что-то упускает, свербило в него в голове и раздражало.       Домой получилось вернуться только к вечеру. Габи к этому моменту как раз заканчивала ужин и накрывала на стол. Игнас, почуяв еще на крыльце аромат хорошо прожаренного мяса, сразу повеселел и решил, что, забудь он что-то важное, Габи в конце концов скажет сама, а нет — то и хрен с ним.       — Смотрю, кто-то постарался? — Синк показал взглядом на красиво сервированный стол, входя в столовую.       — Я соскучилась, — Габи, одетая в красивое платье, подошла к мужу и поцеловала, — откроешь бутылочку вина?       Игнас нехотя оторвался от губ жены и решил на всякий случай закинуть удочку, — у нас какой-то повод?       — Нужен повод для вкусного ужина с любимым мужчиной? — игриво спросила девушка.       Игнас ухмыльнулся и от греха подальше перевел разговор на другую тему. Они обсуждали возможность расширения полномочий Юрая, который пару лет назад перешёл к нему на повышение, дабы немного разгрузить самого Игнаса и позволить ему сконцентрироваться на других вопросах, грядущий выбор школы для Бажены — предстояло решить в какую сторону стоит делать уклон, Габи рассказала, что Бастиан предложил пристроить Анджея к себе в лабораторию на каникулы в качестве практиканта — парень, давно интересовавшийся роботами, от такой возможности пришел в полный восторг. Как-то незаметно разговор перешёл на домашние дела. Утреннюю тему они не поднимали, пока Игнас не сказал, что хочет заменить стол.       — Заменить стол? — Габи удивленно приподняла бровь, — уверен? Это последнее, что осталось от твоего старого дома. Не будешь скучать? Тон, в котором явно читался двойной подтекст, Игнасу категорически не понравился, но он, глубоко вздохнув, как можно спокойнее спросил, — скучать по чему? По холостяцкой жизни в пустом доме?       — По жизни, в которой не было проблем, кроме работы. По свободе. По тому, как трахать кого захочешь, не опасаясь чужих глаз…       — Кого захочу? Кого захочу, Габи?! — ее слова стали последней каплей, переполнившей чашу его терпения, — ты знаешь меня столько лет, но в твоих глазах я до сих пор чудовище, допрашивавшее тебя в подвале и якобы использовавшее, как одну из… Скольки? Сколько по-твоему у меня было таких, как ты? Таких, ради которых я готов сдохнуть, только чтобы дать им лишние пару минут жизни?       — Игнас…       — Закрыла рот, — рявкнул он, со всей силы ударив кулаком по столу. Они вообще редко ссорились, а уж до откровенной грубости он не опускался ни разу. Но сейчас что-то пошло не так, — будешь открывать его для другого, и когда я скажу, — Синк был в ужасе от того, что нес, но остановиться уже не мог. А еще шестым чувством ощущал, что, кажется, красную линию все-таки не перешёл: Габи хоть и замолчала, но испуганной или оскорбленной точно не выглядела, скорее наоборот, — соскучилась по старому Синку? Тогда ты его получишь.       Мужчина вскочил, в два шага преодолел расстояние между ними и, схватив Габи за горло, заставил ее встать:       — Решила испытать мое терпение? — рука на ее шее сжалась настолько, чтобы слегка затруднить дыхание, но не причинить серьезный дискомфорт. Другая же оказалась под подолом ее платья и прошлась по бедру девушки, сжав его, — сама напросилась.       Габи попыталась что-то произнести, но Игнас накрыл ее рот грубым поцелуем.       Терзая и покусывая ее губы, прижимая к себе, он сделал шаг назад и, не прерывая поцелуй, одним движением смел со стола скатерть вместе с посудой. Звон разбивающегося стекла разлетелся по комнате, но, кажется, они его даже не услышали.       Развернув девушку спиной к себе, он толкнул ее лицом к столу, быстрыми движениями освобождая от платья. Следом к ногам упало ее белье. Габи вздрогнула, когда одна его рука скользнула меж ее бедер, а вторая, стянув волосы на затылке потянула на себя. Игнас прошелся языком по ее шее, от уха до ключицы и ощутимо укусил нежную кожу плеча, тут же накрыв это место поцелуем.       До Габи Игнаса сложно было назвать чувственным любовником. Он был техничен, знал, как доставить женщинам удовольствие, но не то, чтобы сильно старался разбираться в их глубинных желаниях. Но в этом и не было особой необходимости, поскольку его связи редко затягивались надолго. С Габи же все было иначе. С ней он не только учился быть нежным, он чутко прислушивался к каждому ее порыву, внимательно изучал каждую реакцию ее тела на его движения и слова, улавливал малейшие изменения настроения. Габи же наоборот открывалась тому, что до него не могла себе даже представить, доверяла ему себя целиком и полностью, зная, что он никогда не причинит ей вреда и боли, по крайней мере, сверх той, что приносит удовольствие.       Поэтому когда руки Игнаса на несколько мгновений отпустили ее, и послышался звук растегивающейся молнии, они понимала, особой нежности ждать не стоит. И это заводило еще больше.       Придерживая одной рукой Габи за талию, а другой оставив звонкий шлепок на ее бедре, одним движением он вошел в нее. Габи тихо вскикнула, и ее ноги слегка задрожали. Игнас надавил на ее лопатки, укладывая на стол, и начал двигаться. Жестко, отрывисто, глубоко. Руки блуждали по ее телу, гладя, массируя, сжимая и тут же лаская. Этот контраст грубости и заботы сводил с ума. Габи цеплялась пальцами за край стола, стонала, двигалась под ним, стараясь быть еще ближе, еще теснее. Он наклонился к ней, накрыл ее своим телом, крепко прижав к себе, и хрипло прошептал на ухо:       — Давай.       И она, приглушенно вскрикнув, сжалась и задрожала в его объятиях. Игнас дал ей несколько мгновений, приподнялся и продолжил движения, ускоряясь, и, вскоре, издав утробный рык, замер. Тяжело дыша, он опустился на локти и прижался лбом к спине девушки.       Через какое-то время Габи попыталась высвободиться из объятий мужчины.       — Не шевелись, пол в осколках, — хрипло произнес Синк. — сейчас.       Надев брюки, он аккуратно взял девушку на руки, перенес в соседнюю гостиную на диван и рухнул рядом, уставившись в потолок.       Габи, спустя пару минут лицезрения одной и той же точки на том же потолке, задумчиво протянула:       — Кажется, стол стоит оставить…       Игнас хмыкнул и все-таки задал терзавший его вопрос:       — Габи, какого хрена?       Девушка помолчала, потом оторвала взгляд от деревянной балки и, улыбаясь, перевела его на мужа.       — Пять.       — Что пять?       — Я знаю тебя не «столько», а пять лет. Сегодня ровно.       Игнас растерянно уставился на Габи.       — Бля…