Верба, в лучшем случае

Провалившаяся за грани сознания под воздействием Морфея или чего-то иного под подушкой, воссиявшего радужным гало, Маргарита миновала пространство мглы, где её тело горизонтально левитировало без движения пару мгновений.. Зазвучал фоном мантровый стук барабанов и тоненькое звучание керамических дуделок. Серебрянно-голубые нити, что выпустились из радужного треугольного камня чакр из-под подушки обвили тело рыжей ведуньи и создали ощущение колыбели, потрескивая, как горящая древесина, на слух. Девушку в одном чёрном кружевном нижнем белье с обилием родинок на теле окутали те волокна, превратившись в просвечивающую кожу ночную рубаху выше колен. Барыкина в кремовом одеянии с рукавами длиннее рук мягко легла на нечто шелестящее и щекочущее ухо, освобождаясь от пут, что полетели по полыни и траве иван-чая стрелой под гору к шуму бурлящей воды. Раскрыв до чего быстро, будто без сна, глаза, пару раз проморгав, Маргарита помнила перед собой только пыльный деревянный потолок гостиницы тётки Февралины. Там сверху на неё пялились мнимые карие глаза.. Спина ощутила вибрации родимой земли. Слабо простонавшая с отсутствием понимания того, где находится, разрыхлила мягкую холодную почву пальцами и сжала её в кулаке. Преподнеся его к лицу, странница в бессознании и пространстве узнала по запаху знакомый сырой плодородный чернозём, нахмурившись. - Чё случилось? Неужто эти бандюги вывезли меня из города, пока спала? - возмутилась она, не отличая сон от реальности по первой, хотя с этим у неё были проблемы и в жизни. Дереализация. Заросшее поле с осокой приклонялось воле ветра диких мест. Недолгая тишина обрывалась эхом парой ударов боя барабанов. Такой привычный нерушимый ничем лишним покой был потревожен ею. Гармония природы подняла восстание. - Моя глушь, я скучала - на удивление спокойно прошептала Барыкина, любуясь изученным вдоль и поперёк звёздным небом, и покачивающимися верхушками плакучих берёз справа от себя, растущих рядком по возвышающемуся холму, не подозревая о незримых процессах под кровавой Луной. Зашелестела листва. В роскошном ковре над собой зеленоглазая барышня, прикусывая губы, разглядывала светила, что были перевязаны тончайшей алмазной пряжею, рисуя созвездия как ломаные графики. Пролитый Млечный Путь растекался по смородиновым небесам протяжной лужицей тускло-серых чернил, как по сверкающей тёмной скатерти. Он цеплял на себя всё внимание зрительницы, которую Вселенная весьма поразила очень далёкой, непостижимой магией, и неземным очарованием ещё в детстве, когда они искали на манящей карте большой, и малый ковш вместе с дедушкой, выходящим как по расписанию прикурить на сколоченную вместе с ним зелёную лавку из досок у гаража перед тем, как лечь спать после трудового колхозного дня. Тогда они обнаружили некие воздушные объекты над аномальной территорией деревни, славящейся своими странностями и мистикой. Одними из них были метеорит и названные сияющие шаровые молнии, от которых убегала пугливая молодёжь, бродя после полуночи по кладбищу с никем не тронутой земляникой. Но глыба в огне действительно казалась сновидением, потому что никто не помнил, кроме Риты, над хвойными лесами в такую же умиротворенную ночь тот оранжевый шар чуть меньше спутника Земли с пятью осями вокруг. Стёртый булыжник из памяти стремительно падал слева направо над Гайдуками, когда подсвеченный золотой пигмент в серо-травянистых глазах девочки стал более насыщен. Ей показалось, что на неё зыркнуло с небес красно-золотое око из-под таких же солнечных ресниц. Что за шизофрения, сказал бы любой? Но здоровая Рита, будучи маленькой, точно это помнила, стоя на пригорке из песка рядом с дедушкой, который молча выдувал кольца дыма, словно не видел никакого инородного небесного тела. Через его серые обручи раскалённый уголек пролетел, как в цирке, освещая люпиновые поля по кривой траектории, готовясь врезаться где-то за дремучими чащами в болотистое вязкое озеро, образуя рядом заполнившийся водой кратер. С тех таинственных пор, космос стал Маргаритиной слабостью, сопровождающейся её предельным любопытством ко всем наукам, что связывала её с ним, а именно к физике, метафизике, астрономии и астрологии. Девушка в принципе думала, что там приглядывают за ней и предостерегают от нежелательных к осуществлению, порой слишком амбициозных идей. Ещё она надеялась, что однажды кто-то так же воспримет её, не заглядывая телескопом в душу, особенной не просто звёздочкой или планетой, а космической глубиной, которое бы хотелось каждый раз изучать и изучать. Ответственные изумрудные очи с миндальной каемкой, как Сатурн, всегда находили сверху немой отклик и поддержку в сложные времена, и иногда очень даже крупную подсказку, чтобы всё-таки провернуть хитрый план. - Тебя услышат. Просто заяви об этом и подними вверх глаза - учила мама, заплетая дочери напротив деревянного шкафа с зеркалом косы с естественным мышиным оттенком тонких, гладких, длинных волос по утру у низкого кривого оконца с видом на малиновые цветы шиповника. Тёмно-коричневый от влаги дом ещё не был отстроен и стоял на старинных брусках без фундамента. Тогда Рите было приблизительно четыре. А теперь девятнадцать лет. Отбрасывая грязную землю, часто грезившая и вспоминающая родовое гнездо по материнской линии Марго с писком приподнялась на локтях из-за ощущения, что по плечам, и ногам ползают жуки, но подъём оказался не простым. Тело будто не поспевало за желанием присесть и совершить какое-либо действие, оставляя за собой стоп-кадры. В конце концов изогнувшаяся колесом вперёд не была довольна мраком вокруг, охватив свои голые красноватые согнутые ноги, с которых скользнула вниз грубая ткань, оголяя бедро. Прильнув губами к левой чашечке с крупной родинкой, Барыкина видела свои стопы как при сиреневых сумерках сквозь пламенные волосы, преграждающие обзор. Запах сирени пробил заложенность носа. Как вдруг заморгавший фонарь слева через огненные пряди проявил поодаль деревянную баню и отсек с богадельной для агрономической деятельности бабушки. Свет в матовом плафоне на правом углу домика с трубой и маленьким окошком отрегулировался, и к нему тут же нахлынула волна мотыльков, вспорхнувших из травы друг за другом, откуда, переваливаясь на колени, выпрямилась Рита, наблюдая впоследствии за тем, как бледные крылатые в вальсе сгорали от огня, и валились вниз замертво. Оглядывая за спиной пустующий огород, что отдыхал от плотного взращивания, зеленоглазая тепло улыбнулась, проверяя всё ли цело и стоит на месте, зная на подкорке, что видит проекцию в настоящем времени.. От этой передавшейся по роду ясновидящей способности всегда шли мурашки, как и сегодня, по оголенной спине и рукам. Она прислушивалась к ней сердцем. Сюжеты иногда были вещими и зашифрованными, судя по суткам лунного календаря. За баней, кустами малины и за толстой берёзой-долгожительницей, свесившей свои космы к холмам и колосьям, Барыкина пыталась разглядеть в густом тумане другие хибарки, вот только бросила это дело, потому что бесполезно это было да и не надо. Справа послышался ещё один треск от ночных бабочек, обжигающихся о второй источник освещения. Тот был у гостевого деревянного летнего дома с зелёной крышей и лавочками под навесом. Рита пошла туда, вышагивая по протяжному в длину участку и собирая босыми пятками росу, не замечая как смятая ею осока поднималась вновь. Влажность витала в атмосфере. - Дышать трудно - положила ладонь с длинными розовыми овальными ногтями на тяжело вздымающуюся грудь Рита. Кристально-чистые капли омывали её гудящие ноги, не сцепливающиеся с почвой. Барыкина проходила вперёд отчего-то тяжело, оставляя за собою исчезающую тропку из трав и колосьев, что прятали её щиколотки и иногда, дотягиваясь, щекотали колени. Бросая волнительный взор на закрытый колодец и умывальник с автомобильным зеркалом слева, рыжая приблизилась к главной избе, где проживала ныне с семьёй на постоянной основе в тёплое время года вот уже двенадцатый год. И далеко не единственным серьёзным страхом по сей день оставалась у Марго не городская тьма, потому что Москва была хоть как-то освещена.. Девушка любила подсвеченную архитектуру Тверской в тёмные сутки. Однако мрак в деревне знаменовал свободу тем, кто только просыпался среди хвойного густого леса и возобновлял бесцельное брожение меж семисотлетних аллей. Дикие и таинственные сущности жили своей жизнью по строгим порядкам, порой выдавая себя только ломающимися ветками и внезапно проявляющимися во мху бесформенными не человеческими следами. Они не нарушали сон села, как и границы жителей, что никогда не уходили глубоко в нагроможденные леса, про которые складывали разные сказки. Походы были дозволены единицам, ворожеям и лесникам, которым являлся другой дед Риты, что был мужем тёти её родного дедушки - уроженца этой богатой, древней, материнской земли. Пока петух кукарекал на улице, дядя Ваня рассказывал с печки ей разные сказки, когда сама очень верующая тётя Нина за телесными шторками с маками в зелёном цветочном платочке в бардовом платье с заплатками и чётками с изображениями икон на худом запястье молча кашеварила, вслепую очищая картошку на кухне коротеньким ножом. Забавляющийся с реакции неродной внучки на его байки вихрастый рыжеватый дядька говорил, улыбаясь во весь верхний ряд зубов : - Зачитаю тебе сказ о гении, что отклика искал, чтобы отдать его на растерзанье добрым псам.. Был знойный вечер. Ветер-озорник носился по полям. Бродяга-гений шёл и унывал. О судьбе своей нелёгкой небу он кричал, мол где мой дар. Как вдруг гром. Загадочный старик. У дуба ветхого помог бедняге волхв. Указал гению путь, тыкнув пальцем ему в грудь. Итак, на долгие лета путник отправился искать в себе себя. - Чему же принадлежу я? - воспрашивал он, плутая в дебрях и наводя порядок в думах до тех пор, пока не забрёл за рубежи, страшные, неведомые чащи. И гений завопил : - Не пойду туда! Ни в коем случае! Там тень моя в аллеях мрачных, блуждая, ходит! Пред ней я ощущаю слабость, животный страх! Как вдруг мелкий одинокий светлячок из дебрей легко перелетел ту грань гению на зависть, и тот захотел так же воссиять. - Для огня нужны дрова! - воскликнул наивно путник. Бродяга собрал всё приобретённое за короткую жизнь и поджёг. Не принеся и искры, тряпьё, монеты, инструменты сгорели до тла. Дары слушателей музыки прямо на глазах безумца заполонили рубеж и принесли жаркое тепло. Человек возрадовался, но стал жутко задыхаться и перешёл за устрашающий его бугор. За ним оказались хвойный лес и низкая трава, которая подхватила пламя. Высоченным соснам оно было ни по чём. Огонь сжёг их болезни на коре и на корню. Испугавшийся гений за безопасность округи бросился в близлежащую реку меж канав. Выходя из воды на холм, мокрый путник потушил пылкий нрав. Пламя перешло в его грудь и живот, освещая ночное пространство вокруг. - Вот он, вот он дар! - подумал бедный гений, оставшись без никаких благ. Набрав кристальной воды во флягу, он вновь отправился в дорогу, в родное село. Прежде чем уйти странствовать, с детства мечтал человек показать местным как велик. Однако те не приняли его назад, посчитали нечистью и выдворили чудака за дубовые врата. Гений жалобно кричал : - Я поделюсь милым мерцаньем с вами! Взгляните ж, мой вид не исказился! - моля вернуться в знакомые края. Только подозвавший свистом старый знакомый его разубедил. - Телом может и такой, но не приданным, что внутри. Вот твоя цена за отклик, за твой редкостный талант. Пошли со мною на базар, поразвлекаешь народ там! Огорчённый гений за ним поплёлся, не веря, что так растратит дар. На долину сошёл туман. - Я ж хотел согреть огнём и подсветить их тёмный кров - промолвил гений и поник. Старик шаткий  разъяснил : - Ох, абсурдный гений, ты подсветил не их, а боль, страданье, страх! Вспомни благо, что принёс и кому лично. Сравни тех, кто был готов пламя принять и тех, кто обжигался! Гений подумал про высокие сосны и, решив спросить совета у них, сошёл с пути без старика, да встретил в перелесье нимфу, что грелась об остатки содрогающегося синего костра. Полюбив ту синевласую эльфийку, гений уговорил фею пойти с ним в град на торжество, где, как старче и предвещал, начал восхищать толпу игрой на новых гуслях и получил за это деньжат. Зависливые зеваки поедали горячие языки, исходящие от сцены, как на шведском столе, оценивая на вкус. Но всё им было мало, недостаточно. Выступающему гению стало не хватать сил разжигать топливо из-за ненасытных публик, и доблестная нимфа насильно забрала его в волшебный лес, где чудак пел во всю голосину, и танцевал для её деревьев мудрых целый век, так и оставшись признанным только ею, соснами, травой и кустами, молвящих об одном : - Мы твои зрители. Мы верные слушатели. Мы тебя выбрали и приняли в светлейший сад. А уйдёшь - не бывать лавр! Ты теперь один из нас! Мощные и вечно голодные корни стволов выжали все соки гения до последней искры из груди. Лишь в свой последний самый яркий миг, перед погасшей точкой, он горько жалея, процедил : - Был отклик, был всегда при мне! Я шёл по его зову, собственноручно проложив маршрут к успеху. Не должен был ослушаться его при встрече с мутным волхвом, ни нимфе жадной я служить! Разговаривал бы дальше с сердцем - плясал бы, пел заливистой я птицей, не был бы поглощён так лживо светским обществом дубрав, что оставят после моё исказившееся эхо в безымянной глуши и холмистый прах.. Так лес и жил ещё причём довольно долго, и продолжает жить. Питается он дарами жизней, зазывает в рощу их, где с того лохматого века непрерывно горит высокий бездымный костёр гения как знак, маяк того, чтоб его предшественник обошёл своды елей мимо.. Жаль дядя Ваня Викторов не успел многое рассказать из важного Рите об истории происхождения деревни, выбрав заранее себе место у толстой сосны, где сидела стая воронов на небольшом старинном кладбище с крутыми рвами, уйдя туда морозной зимой навсегда. Задумываясь о народной памяти, что тот хранил в себе, глядя на качающиеся в безветренную погоду верха сосен, посаженных его руками, Барыкина, разыскивающая информацию самостоятельно, заметила третий огонёк на таком же правом углу салатового, ухоженного, обитого сайдингом дома с зелёной крышей, и двумя железными трубами, напротив которого был гараж в том же стиле с косой крышей для скатки снега. Фонарь включился, хотя на переключатель можно было нажать исключительно изнутри терраски с двумя открывающимися окнами во двор, и одним панорамным, вечно запертым в цветник, что ближе к главной песчаной дороге заверсту благоухал. Холодный свет, исходящий от грушевидной лампочки, привлёк внимание девушки в тюли с открытой зоной декольте. Рита стояла в ямке у предательски торчавших кусков выпирающей из-под земли трубы от зарытого колодца прошлой семьи, что жила здесь почти сто лет, пока не решила переехать в соседние Стайки. Кто знал о том, что было зарыто в нём, брошено и почему? Ощутив нотки душистого аромата, Рита устремилась к нежно-розовым флоксам в красно-жёлтом ящике, который сколотила давным-давно своими детскими руками. - Любимые дедушкины цветы. Касаясь нежных лепестков большим и указательным пальцем, зеленоглазую переклинило, и её охватила ностальгия. Но если быть точнее, то ей захотелось просто слопать цветки как в пять лет, чтобы ощутить кислинку, и одновременно сладкий нектар. Да вот не задача.. Отвлёк рыжую вышедший из сосонника через дорогу белоснежный молодой кошак, блеща своими золотыми фарами со зрачками-лодочками специально для Марго, проголодавшейся после весёлых походов по Спасу с Пчёлкиным, с которым завязалось постёбывающее товарищество, несмотря на то, что друг друга сильно бесили. Барыкина даже не понимала чем, однако потом узнала это чувство, которое закипало в горле. Это было новое соревнование, борьба за то, чего пока она не знала. Светловолосый парень не отдалённо напоминал ей бунтарную, неудобную и слегка меркантильную себя со вполне схожими взглядами на жизнь. От этого суждения она решила понаблюдать за Виктором издалека, с трудом держа за узду прыть и запал столкновения с человеком с таким же крутым нравом. - Мя-я-яу! - сипло призвал к себе внимание девушки, которой было не до романов, кот. Переходя грациозно грубоватыми розовыми подушечками две колеи поворота за сетчатым забором и металлической зелёной калиткой, он, позёвывая, приблизился к рыжеволосой, оценившей его удивительную опрятность. Белый мурсак на ходу отряхивал конечности от сырости и мутного ручья, что тёк с горы. Восточный край, откуда пришёл обладатель длинного пушистого хвоста, был окутан пеленой из-за протекающей с той же стороны реки Ковылинки со спускающимся течением к водопаду.. Ковылинка осталась единственным напоминанием об исчезнувшей большой деревне Ковыльне, которая была центром всех церковных празднеств и колхозного объединения сёл до Великой Отечественной. Говорят, там было очень много  ведьм, практикующих деревенскую магию, и полумесяц из сияющих бирюзовым светом кельтских крестов вокруг толстенного дуба в тёмные времена такие, как Самайн, когда знаменовался приход душ предков и не только их.. Шумящий поток воды, помнящий обо всём и о всех её коснувшихся, испивших, доносился до Риты приглушенно. Барабаны утихали с каждым шагом вперёд, словно те отдалялись, убегали от неё. Барыкина стояла около высшей точки поселения, заброшенного тока, где раньше хранили сено, когда завлекающий мурчаньем усатый проводник побрёл по единственной щебенчатой дороге к росстыням, обходя посередине склона ручеёк природного ключа. Отворяя зелёную металлическую калитку на резинке от штанов, Марго, умиляясь с гостя, вышла к нему на дорогу с осторожным поглядыванием по сторонам. Девушка с малахитными глазами под завитыми ресничками не могла даже разглядеть самый опасный резкий  поворот во тьме справа, щурясь вдаль и переминаясь на камнях от боли. Тревожно она понимала, что путь, ведущий к возвышенности, к метафоричному будущему, как и уровень настоящего, представ Востоком деревни, что был скрыт, и неясен в тумане, закрылся не просто так. Он опустил непроглядный занавес конкретно для неё. Только дремучие ели опять слабо отрицательно кивали по ту сторону расплывчатой поляны, бывшего посева картошки. Великаны шептали, шурша иглами : - Тебе не сюда. Отрешенная местность была жива, пусть с виду казалась абсолютно увядшей и брошенной цивилизацией. Всё было живо всегда. Переводя взволнованный взгляд на кота-усача, Маргарита с затаённым дыханием рассчитывала риски, хмурив бровь. Отрезвившись, рыжеволосая спросила загадочного поводыря : - Для чего ты? Добр ли? Можно мне туда и нужно ли идти? Сменившее маршрут животное в паре метров от неё, прокружилось три раза и село, как гжельная статуэтка, довольной мордой к застывшей Барыкиной, слегка морщившейся от впивающихся в пятки камней, цветом как угли, пачкающих пятки.. Торчащие нити у розового фырчащего треугольничка заблестели, как проволки под лучами вышедшей из-за серых туч цитрусовой Луны. Кот молчаливо прикрыл солнечные глаза, развернулся и побрёл дальше в поглощающую его темноту, маня извивающимся худым хвостом. - Да.. значит? Хорошо. Пошли - расслабилась Рита, всё равно потирая нервно фаланги пальцев. Тяжко вздохнув прохладный воздух полной грудью, рыжая сделала шаг вперёд,  съёживаясь от колющих и даже режущих ощущений, переключаясь на них, таким образом угоманивая страх. Ей думалось, что то светлое пятно, которым являлась шерсть худого котяры, малозаметно излучало сияние, не бросая её одну в темени. Ступающая всё дальше и дальше Маргарита выбирала участки, где пробивался прозрачный ручей с текущим перламутровым светом. Шагая по нему, зеленоглазая перестала ощущать боль, как раньше. Она утихала, потому что всё ближе к росстыням грани разноцветных пород сглаживались, а на дороге образовывались лужи в проседающем и приплывающем с горы мягком песке. В них отражалась оранжевая Луна, расплывшись от её утопившейся в ней девичьей стопы. Проходя, рассекая воду чуть ли не на цыпочках, мимо скромного соседского дома бурых и бежевых тонов, мимо искусственного прудика под пихтой, мимо забора с запутавшимися меж собой вьюнками, и мимо пары самых громадных в округе более шестисотлетних хвой, Рита не поворачивалась к ним спиной по совету предков, не отводя восхищающиеся их ростом глаза. А потом случайно заглянула боковым зрением в окна с резной раммой через прячущие подоконник хижины кусты малины - живительной ягоды. Калина же, мертвая ягода, росла на нежилом поле с берёзками справа от Марго, запамятовавшей старые поверья, гласившие о том, как ёлки забирали в свои иглы на расстоянии десяти метров всё без разбора, не только негатив, от которого чистились и чистятся колючими ветвями в парилках до сих пор. Чистота пят, самого чувствительного участка тела безусловно была важна, но грязная ночная скиталица заметила, что неузнаваемые ею облики соседей, живущих на том маленьком участке домика, стояли к ней спиной с покрытой белыми платками головой. Они молились старинным, священным, расписанным золотом иконам, образам матери и сына, стоявшим по традиции на уголке кухни, на деревянной полочке с особым калужским узорчатым полотенцем. Внутренняя суматоха пропала с той самой секунды, когда образ священных предстал почти вплотную Барыкине нарочно. Ту обволок интуитивно щит и забота близких. Икона, будто сама преставилась к ней. Она ощутила даже некий укор с её стороны, однако добрые слова родных создали эфир в сантиметрах десяти от её кожи. Перед глазами мелькнули тысяча огоньков пламени восковых свечей в храме трёх куполов. Так сработала защита христианского эгрегора и намоленностей всех причастных к Рите предков, пусть купол данной религии ревновал её к другой вере.. Рыжая наконец сообразила, что видит далеко не простые чудные сны. Уже спешно под горку бегущая дальше, как по команде, и минувшая коридор из нависающих над её макушкой деревьев Маргарита с отдышкой стала свидетелем той же картины около следующего бледно-розового домика с красной крышей за двумя заборами для коз, кур, и индюков. Там образы старушки и старика тоже молились в угол, к которому стекалась оберегательная сила по брусьям стен хибарки, хотя в реалиях один из хозяинов был прикован к кровати болезнью вот как уже десять лет.. С этого Барыкина впала в ступор, но знакомые не вызывали испуга и жуткости. Они были её дальними родственниками, ведь в Гайдуках многие носили связанные меж собой многочисленными узами брака семь фамилий : Дуничевы, Викторовы, Козловы, Кузнецовы, Заранькины, Лепковы и Чепурные. Так же были приезжие неизвестно когда и почему семьи Гуторовых, и Колдубовых, занявших предпоследний кирпичный дом семейства  переехавших Кузнецовых.. Когда на росстынях мелькнули оранжевые брызги, померкнувшие за секунды три, Рита просекла, что приближается к кульминации, шагая босой по прилипающему к пяткам влажному песку вдоль поля с цветочными сорняками выше пояса, и чувствуя волну жара, обдавшего лицо и алеющие щеки.. Впереди полыхал к звёздам костёр-колодец. В его эпицентре горел хворост и чёрный мох, отдавая сгорающей сыростью. Какая-то скрюченная фигура сидела у огня на одном из разрубленных пополам стволах, выложенных около пламени замыкающимся кольцом. Удочка в форме волка, пение которой слышала Рита, лежала на боку на своеобразной лавочке справа от сгорбленного человека, а барабан слева. У кострища тёмно-русый мужчина лет сорока в телесной льняной рубахе в охотничьей охровой шубе с бурой кучерявой бородой и длинными усами сидел к крадущейся смятённой Маргарите затылком, не шелохнувшись. Он даже не дышал и пара его дыхания не было видать в отличие от Барыкиной с отдышкой, что смело подала голос, вежливо представляясь незнакомцу, не заходя на его территорию без приглашения, теребя подол длинной рубахи : - Здравствуйте, я Маргарита Владимировна Барыкина. А кто вы? Собеседник, пришедший в движение, как по команде, качнул головой, привстал с опорой на колено с кряхтением, словно ждал, когда незнакомка поприветствует его, и показал свои пухловатые наливные щеки, как после бани, и добрую ухмылку за свисающими вниз тёмными усами, отливающими из-за огня бронзой. Мужчина указал присесть рядом вместо дудочки в форме птички, начиная крутить ту в руках : - Будь как дома, пилигримка. Присаживайся. С чем пришла? Задирая ногу через брёвна как через барьер, и мысленно благодаря за некую дозволенность нахождения в радиусе тепла, Рита, поправляя кремовое платье, как тюль, присела поудобнее на нагретый брус и уставилась на языки пекла, что сразу приковали к себе её травянистые зеркала со становящимся всё более броским обручем около зрачка. - С чем? - поразмыслила девушка, сложа замерзшие руки на колени и осторожно следя за странным дядькой с весёлой усталостью, пытающимся придумать новую мелодию на своей свистульке в вечности. Мудрый слушатель, смотря, как и она, на источник мерцания, что рябил, вёл себя непринуждённо, а Барыкиной же сделалось неудобно. В голове шаром покати. - Подождите, на ум не приходит чёткая мысль. Я поняла, что Вы хотите от меня услышать запрос, но повторюсь. Кто вы таков? - Советчик я твой - вздохнул дядька, грея большие грубые руки об огонь и продолжая. - Ты можешь мне доверять и чувствовать себя в безопасности. Я помогаю многим потерявшимся в этих дебрях, кто сумел найти меня в них по костру. Вручаю им компас, чтобы вернуться в Малкут, либо продолжить путь дальше. И если ты забралась ко мне столь юной, то значит нуждаешься в карте побольше других. Право выбирать свой путь и его время дано только тебе. После празднества в материальном мире отвыкнув думать о своём предназначении, Барыкина помолчала-помолчала, потирая руки, и аж содрогнулась, узнав название низшей сефироты из десяти. Повернув голову к мужику средних лет, Рита спросила, прочистив горло в кулак : - А где я сейчас? - В порождающем Йесоде, Низжнем измерении Верховного мира - ответил протяжно советчик. Девушка округлила глаза и перевела их снова на костёр. - Интересно, это как долго гуляла она с Пчёлкиным и не спала, что вылетела в тонкие планы, известные как десять сефирот из каббалы? - подумала и хмыкнула, коснувшись покусанных губ кончиками пальцев, Маргарита, всё-таки задав запрос неземному мужику, запустив руку в пламенные волосы, как пляшущая стихия спереди : - Скажите, что мне нужно сделать, чтобы встать на вектор лучшего исхода данной жизни? Тот внемля вопрос, потёр бороду, опять прокряхтел и поджал губы в кривой улыбке : - Зачем тебе это? - Как? Чтобы прожить счастливо, в достатке, в любви и принести развитие в свою жизнь и мир конечно - перечислила, загибая пальцы левой руки, Барыкина, чувствуя от переменившегося настроения мужика, что сказала будто что-то не то. - Хорошо, я дам тебе возможность узнать то, что тебе правда нужно. Сыграй в мою игру. По вашему её "ходилками" зовут. Думаю, что воплощения тебе известны? Понимаешь ли, ты, что пройдя игру идеально, у тебя не будет смысла сыграть в неё повторно? - Знаю. Понимаю. Хотя бы приближенно, хочу приблизиться к этому вектору. Давайте сюда Лилу. - Хех, откуда ж ты такая.. умная? Про название игры ведаешь, про правила её и про баланс наверно тоже? - Да, с Гайдуков - произнесла ровно Маргарита, оглядывая росстынь. На той всё время она загадывала желания, даже некоторые, о которых после жалела, видимо не зря. Советчик, окинув бездонным тёмно-карим взором из-под нависающих бровей не по годам взрослую внешность девятнадцатилетней немного низкой девицы и приласкавшегося у её ног в песке белого кота, прокашлялся, встал и вынул из огненного колодца сложенный в трубочку ковёр, что по его щелчку в миг стал старинным игровым полем на песке. Гостья с нетерпением ждала ответа, истины, готовясь сорваться с места и бежать творить великие дела с энтузиазмом, ставя перед фактом, что они случатся, и неважно поддержал бы её идею кто-либо или нет. Двухметровый широкоплечий мужик в телогрейке, никуда не торопясь, всучил Барыкиной игровой кубик из бирюзово-коричневого оникса прямиком из кармана шубы. Время для проводника Лилы было вечным. Он обошёл костёр и произнёс, шаркая по песку, зачерпывая тот в лапти : - Мне нужно оставить тебя наедине с собой и кое-что проверить. Входи в игру цифрой шесть, если выпадут другие числа, меняй запрос. Уверен, он у тебя изменится. Игра отпустит тебя, когда придёшь к ячейке 68. Главное, обожди меня здесь и не выходи за пределы костра. То, что ты тут, Маргарита, не боишься меня, эту снежную мурзилку и всего этого леса, уже говорит о том, что ты особенная орлица, разве этих слов ты ещё не слышала, иль не приняла? - Приняла. Просто хочу понять, что мне делать - протараторила Рита, переместившись на горячий песок у огня на колени. Расправив перед костром игровое поле с Буддой и различными змеями, и стрелами, Барыкина крепко сжала кубик с вручную вырезанными из камня дырочками, как в домино, окрашенными в красный. Таинственный господин, чьего имени рыжая в кремовом полупрозрачном платье так и не узнала, известил о своём скором приходе, сорвав незаметно для отвлекшейся и очень занятой гостьи три незрелых цветка физалиса под сводом лип на перекрёстке у крутой дороги вниз к бурлящему течению вод, и иллюзорно растворился в пламени костра-колодца. - Действуй - не особо веря в быструю и лёгкую игру самоуверенной рыжеволосой девчонки, сказал мужик, махнув рукой. И волхв ушёл под мост к водопаду, где спускаясь по мху и плотине бобров, он похлюпал по участку без течения с низко стоящей коричневой водой с едва видным дном. Как зашёл хранитель очага под плиты на такой же обрушенный бетон, поток начал струиться, двигаться, пробиваясь словно через невидимую дамбу и лапти мужика. Ничто реке было не помеха, никакой булыжник. Остановившись перед падением среднего, более чистого течения в слияние двух рек : бегущей Ковылинки и замершей Сажинки, кудрявый кареглазый советчик, не промочив шубейку, взял оранжевые цветки под людским названием фонарики и кинул их, не оборачиваясь, назад в стоячую жидкость. Те самостоятельно, как живые, покатились к скрытому движению под мостом и упали в воронку чистейшей Ковылинки, и Саженки, теряя рыжую оболочку, и высвобождая алые ягоды, что утонули в закрученном вихре, который вдруг успокоился, и полноценно отразил кровавое суперлуние. Загадочный мужчина-отшельник вприщур взглянул на холм, где горело пламя, и начал ждать действий от гостьи, собираясь побыть зрителем её игры, её жизни в водном кинотеатре для суда.. - Выдвигать ли ей помощь от более мощных сил или же стоит повременить? Приставить ли ей вспомогающую сущность? Какой же сценарий у гостьи, раз она так ждёт от своего будущего нечто грандиозное? - озадачился мужик, перебирая волоски бороды в ожидании, когда портал слияния двух рек приоткроет занавес на пережитое Марго. В это время она же, не желая выходить за поле защиты, пригрелась к костру, выставив к теплу вечно холодные из-за перепадов внутреннего давления ладони, да и в принципе конечности. Видение напоминало сказку. Не хватало флейты и старинных инструментов, например кантеле, для мифической атмосферы. Загадочная и вызывающая мурашки мелодия в голове воплотилась цельно. За языками бездымного жгучего пламени с искрами от угольков возникла круглолицая девушка в русском-народном одеянии, потом рядом с ней ещё одна и ещё за спиной Риты. Барыкина возмутилась, что кто-то другой тоже зашёл на территорию, вот только поняла, что все были свои. Пришедшие из неоткуда служили подмогой. Девицы с чёрными бровями и бардовыми румянами в алых подпоясанных сарафанах на телесные льняные рубахи со славянской вышивкой завели вокруг Марго хоровод, запевая "Остара". Янтарные бусы потренькивали на пышных персях. Песенка, начавшаяся с полушепота, скрывала заговор на сохранность самого младшего в семье и его спокойную ночь. Венки одуванчиков и алых маков едва ли не слетали с русых макушек девушек, из которых вырастала одна длинная, толстая то чёрная, то медная, то светлая коса. Любое такое сплетение с разноцветными лентами нельзя было разрубить топором, как и связку сцепленных между собой нежных рук. Под высокие голоса, ни то ангельские, ни то русалочьи, что пробирали тело Маргариты, кружили на ветру брызги огня из костра-колодца. Издалека отозвались баритоном  малозаметные юноши. Те оказывается стояли за бревнами, что были выложенны кругом. Снизу вверх поднимая руки, они тоже водили хоровод, приближались к границе очага, но не смели через брёвна перепрыгнуть, потому что цепочка из крепко сложенных тел защищала девиц от недоброжелателей, нечистых сил из вне, которые касались широкоплечих спин мужчин, разрывая их рубахи и пытаясь выдернуть из карагоды.. Рыжая с мурашками по ногам от топота по земле, что отзывалась в ответ, сидела на согнутых коленях в центре плясок, но вдруг поднялась, отвлекаясь от хитроумной игры, и оглядела знакомые лица родных, и былых друзей, что больше с ней не были рядом. Подразделения на живых и мёртвых не было как в других снах, где близкие сидели за банкетным столом справа от неё, а усопшие слева. Далёкие от настоящего времени предки в сновидении  стояли позади всех, толпясь в комнате или коридоре, собирая новости живых. Однако в это единочасье вся огромная семья была в сборе. Девицы, появляющиеся, как призраки из тени, хлопали в ладоши, перебирали пальчиками по свистулькам и стучали в барабаны с натянутой кожей скота, отгоняя хохотами и распевками от мужчин, и от источника жара, словно из печи, всяких именуемых чертями заграничных сущностей. Кружившие голову Маргарите подружки разожгли в ней прежде интерес потанцевать. Барыкина согласилась, раздумывая над формулировкой запроса ещё раз по совету старца, врываясь в резвый хоровод. Бабье сословие, подбегая к пламени, что возносилось с ними до небес тёмного мира, видевших только мерцание звёзд, как на шабаше, отходило назад, расширяя площадь костра. Тогда же тени прикидывающихся зверьми сгорали и испарялись на песке под ногами топчущих тварей парней. Вновь рвущиеся к огню обладательницы ягодных губ и плавных движений приглушили шаткое пламя закручивающимся ветром, летящим за взмывающими рябиновыми сарафанами и голыми ножками девок. Щебетавшие птички, чьи едва тёплые ручки не выпускали из хоровода, неожиданно для Риты хлынули в ослабший огонь. Ладно перепрыгнуть, но девки вытанцовывали на раскалённых углях чуть ли не чечётку с широкой улыбкой, и Барыкина последовала их примеру, не чувствуя боли нисколько из-за открывшегося второго дыхания. Рыжеволосая, кружась юлой, не обратила внимание на мелькающих пропадающих девиц и юношей, что расчистили пространство для неё вокруг, к сожалению, задействовав почти всю силу костра, оставив одни угли и слабенькие волны синего огня. Поэтому в последние мгновения перед одиночеством в ночи Маргарита прекратила вальсировать и сошла с пепелища, наблюдая за тем, как те самые первые три девицы ей помахали на прощание рукой и рассеялись как дым.. Она осталась одна. Время игры стало ограниченным. Секунды до окончательного угасания костра и обрушения защиты от слоняющихся теней неумолимо пошли. Рита присела на корточки и бросила кубик на поле, заявив обдуманный и обновлённый запрос : - Что мне нужно сделать, чтобы встретить своего человека? Куб из оникса провертелся на расписной твёрдой коже с клетками и грань с шестью точками выпала, давая Барыкиной зелёный свет, когда шатену-отшельнику в телогрейке с кудрявой бородой водоворот явил её воспоминания, соответственно ходам..