Гарри Поттер и внутренний голос

Квиррелл снял комнату в «Трёх мётлах». Я не мог встретиться с опекуном в Хогсимиде, потому что для посещения студентами деревни существовало расписание, но он явился в Хогвартс сам. По правилам, встреча должна быть одобрена администрацией школы. Дадли-эльф доложил мне, что Квиррелла видели входящим в директорский кабинет. «Отлично», — решил я и занял наблюдательную позицию в холле возле статуи горгульи, примчавшись сразу после уроков. Минуты текли, уже настало время ужина, а Квиррелл всё не возвращался. Я не пошёл на ужин, твёрдо решив дождаться своего. Что, если Дамблдор продержит его до отбоя и мы не увидимся сегодня? Было скучно. Холл в Хогвартсе редко пустел совершенно, как теперь, всё же сюда сходилось несколько лестниц и коридоров, кто-нибудь обязательно да проходил, а в нишах высоких узких окон-бойниц зачастую устраивались с книгой, поджидая приятелей. Здесь традиционно назначали встречи друзьям, подкарауливали недругов. Сегодня холл выглядел неживым и пугающе-безмолвным. В тишине наконец раздались неуверенные шаги. Я встрепенулся, но это оказалась всего лишь декан Макгонагалл. Едва увидав меня, она замешкалась, я же решительно встал у входа, намереваясь пройти к директору вместе с ней. — Гарри, — озадаченно протянула она, — почему ты не на ужине? Ступай, ещё успеешь. — Не голоден, мэм. Я поднимусь с вами. — Нет. Тебя не звали, и разговор тебя не касается. Она ушла, а я стоял как дурак. Не звали меня! Не касается! Знает же, что приехал мой опекун! «Дадли! Можешь перенести меня в кабинет к директору? Ну или хотя бы внутрь башни?» «Хозяин... Эльф не может. Туда, в башню, никак. Домовикам запрещено появляться у директора без его приказа». «Мантия!» — сверкнула вдруг мысль. Я поспешно схватился за свой мешочек. Дамблдлр сам не так давно напомнил мне о подарке на первое школьное Рождество. — Акцио мантия-невидимка! — шелковистый комочек ткнулся в ладонь. Надеть сейчас или позже? Шаги! На этот раз — уверенные, быстрые, лёгкие. На раздумья не осталось времени: мантия скрыла меня полностью, с головой, но сквозь ткань я видел всё абсолютно отчетливо. К горгулье поспешно приближался Снейп. Дрожа от напряжения, я тихо двинулся навстречу. Не споткнуться бы ненароком! Снейп подозрительно завертел головой — вот интуиция у человека! — но пароль всё же пробормотал. Горгулья отпрыгнула, Снейп ворвался внутрь, я проворно шмыгнул следом, так что длинная профессорская мантия коснулась моих колен. Затаив дыхание, замер, чтобы ни один звук не донёсся до уха бдительного зельевара. Дождался, пока далеко наверху стихнут быстрые шаги, и стал осторожно подниматься сам. Вот и верхняя площадка, тяжёлая деревянная дверь. В каком положении я окажусь, если меня обнаружат? Придётся рискнуть. Я подкрался к двери и потянул за ручку. Когда Снейп входил, я не слышал скрипа, надеюсь, и мне повезёт. Дверь подалась совершенно бесшумно. Крошечной щели оказалось достаточно, чтобы я услышал жалобный, полузадушенный стон. Что они там с ним делают, гады? — Альбус, — раздался холодный голос Снейпа, — достаточно. Мы же не хотим, чтоб он повторил участь Лонгботтомов? — Но я должен узнать! — Возможно, стоило просто спросить? — А он, конечно, рассказал бы. Иногда я сомневаюсь, что ты педагог, Северус. Такая наивность. Звук сдвигаемой мебели. Шелест ткани. — Смотреть на меня! Легилименс максима! Стон, вскрик боли. Снова стон — длинный, громкий, отчаянный. Я сжал кулаки. — Силенцио! — рявкнул директор. Несколько минут слышались лишь шаги, шелест ткани, чье-то тяжёлое дыхание и изредка — сдержанные всхлипы. Затем глухой звук падения. — Минерва, приведите его в чувство. Северус, воды. — Энервейт, — фальцет декана. — Агваменти, — баритон Снейпа. — Альбус, — снова голос Макгонагалл, — внизу его ждёт Гарри. — Я его не видел, — возразил Снейп. — Я велела ему уйти, потому что он собрался пропустить ужин. Наверняка уже вернулся. — Мальчишка удивительно дисциплинирован, Альбус, не находите? А вы всё время ждёте, что он нарушит какое-либо из правил. И всякий раз ошибаетесь. — Северус, не разочаровывай меня. Твой Поттер нарушит всё на свете, если ему будет выгодно. Лучше похлопай нашего гостя по щекам. — Зачем? — Чтоб глаза открыл. Обливиэйт, Квиринус! Пауза. — Где, вы сказали, его ждёт Поттер? Теперь пусть получает своего опекуна. Северус, что там у вас при себе из зелий? Дайте нашему гостю укрепляющего. Звук открывающейся пробки, этакий чпок... — Квиринус, мальчик мой, как ты себя чувствуешь? — Спа... Спасибо. Слабость... — Выпейте это зелье. Тебе сразу станет легче. — А... Что это за место? Вы тут живёте? — Почти. Это Минерва, это Северус. Я Альбус. — Альбус... А кто я? Не знаю, насколько обширный участок памяти выдрали у моего опекуна, но делать мне тут уже было нечего. Я осторожно спустился и только выбравшись обнаружил, что щёки мокры от злых слёз. Возможно, Квиррелл и не вспомнит теперь, что у него есть подопечный... — Том? Дамблдор стер Квирреллу память. «Что? С чего вдруг?» — Он применил легилименцию, максимально сильную. А после наложил Обливиэйт. Квиррел даже своего имени не помнит. «Я сам виноват. Дурацкая сентиментальность. Ну что ж... Впредь такого не повторится». — Чего не повторится? В чём виноват? Не ты же его пытал и лишил памяти! «Вот именно. Попробуй его дождаться, посмотри, поговори, возможно, тебя он не забыл». Я ждал. Наконец статуя горгульи отъехала, показались Снейп и Макгонагалл. Квиррелла с ними не было. Я шагнул вперед... Снейп стрельнул на меня глазами. Макгонагал отвела взгляд. — Где мой опекун? — Опекун? Мистер Квиррелл? Почему ты спрашиваешь? — ненатурально удивилась Макгонагалл. Снейп поморщился. — Я видел, как он входил сюда! — соврал я. — Уверяю тебя, Гарри, Квиррелла в Хогвартсе нет. Они ушли, и я остался в холле один. — Дадли! — позвал я. — Дадли! — Я здесь! — Мне срочно нужно в Хогсмид, в трактир «Две метлы»! Квиррел остановился там, он мне писал. Я просто не знаю, где ещё искать... Мир кувыркнулся. Мы очутились позади трактира, у задней двери. Она была не заперта, я скользнул внутрь: из общего зала доносились голоса и смех. Я растерянно заметался в коридоре и полез на второй этаж, где находились комнаты постояльцев. Одна из дверей оказалась распахнутой. Перед нею топталась расстроенная хозяйка трактира, а внутри обнаружились двое магов в жёлтых мантиях колдомедиков и Квиррелл. «Позови его! — подсказал Том. — Магия между вами, она поможет!» — Мистер Квиррелл? — решительно влез в комнату я. Тот не обернулся, пока я не тронул его за рукав. — Добрый вечер, молодой человек. Я протянул руку, и Квиррелл неожиданно и совсем по-маггловски пожал мне ладонь, тревожно взглянул в глаза, вздрогнул, отпрянул... И, вымученно улыбнувшись, прошёл мимо. Шёл он как-то странно, будто не человек вовсе, а кукла, механически переставляющая ноги. Я ошалело смотрел ему в спину. Медики показывали ему дорогу. «Ничего он не помнит», — выдал Том. Колдомедики между тем выясняли у мадам Розмерты, где у неё комната с транспортным камином. — Подождите! — отмер я. — Остановитесь! Куда вы его? — Что тебе за дело, парень? — Он мой опекун! — Соболезную. В Мунго, — ответил мне один из лекарей. — Тогда ладно, — чувствуя, как напряжение отпускает и губы начинают дрожать, сказал я. — Счета будут оплачены. Присылайте их в Гринготтс на имя Гарри Поттера. * * * После случая с Квирреллом Том будто от спячки очнулся. «Гарри, ты должен сообщить Малфою, что мой разум находится у тебя в голове». — Зачем? «У него связи, деньги, он сильный маг. Он может помочь мне с новым телом». — Я подумаю. Ага, Малфой решит, что я больной. Прощай тогда светлое магическое будущее! «Он не будет так думать. Не бойся. Ты же хочешь от меня избавиться?» — Я же сказал: подумаю. «О чём? Ты не задачку решаешь». — Тебе вроде у меня нравилось? «Представь, что ты очнулся в теле пятилетнего малыша. Он учится говорить, есть вилкой, одеваться. Тычет пальчиком во всё, что видит. Все его интересы и круг общения соответствующие. Хорошо тебе будет?» — Ты мне врал! Я для тебя обуза! «Нет. Для своего возраста ты достаточно интересен. Но мне, пойми, невыносимо скучно. Я просто был вежлив. Скажи обо мне Малфою». — Подождёшь, — упёрся я. Однако невозможно было представить, насколько мстительным может оказаться сидящий внутри меня человек. Казалось, он отдохнул в моем теле и теперь, набравшись сил, рвался на волю, ментально стуча изнутри по черепушке, точно вылупляющийся птенец в скорлупу. Формально он меня слушался. Пока — слушался. Приказывал я «тише», и он действительно замолкал ненадолго, чтобы с усердием браться за меня снова. Я знал, что сумею заставить его заткнуться Силенцио, но применять жёсткие меры не хотелось. Не виноват человек, что попал к мелкому пацану. У Квиррелла ему по-любому было интереснее. Я в принципе был не против дать Тому шанс свалить от меня, но в психушку не хотелось категорически. Будем с Квирреллом в соседних палатах, ага. Так что всё, что пока я мог, — хранить свою Большую Тайну и не давать ей воли. Последним аргументом, если что, будет боль. Том не выносил боли, и мне придётся испытать её самому, чтобы наказать Тома. Он совершенно не умел терпеть. А время шло себе потихоньку. Где шарился Блэк, я не имел ни малейшего понятия. «Пророк» вдруг перестал писать о нем, переключившись на какой-то скандал в Министерстве магии, но мне было лень читать об этом. Бояться того, с кем незнаком, не получалось. Я снова взялся за свой французский журнал, а ещё частенько встречал в библиотеке сестричек Гринграсс, охотно беседовал с обеими, с удовольствием отмечая, как они привыкают к факультету и школе в целом. — Так странно учиться не со Слизерином, — признался я. — Новые лица, и вообще… — Не нравится? — немедленно отозвались они. — Все говорят, наш факультет занудный и скучный. Учеба там в приоритете. Хотя нас всё устраивает. — Что вы, — поспешил успокоить девочек я. — Грифы и змеи вечно цапались, а теперь на уроках покой и тишина. Жаль барсуков, слизеринцы теперь их достают. Астория несогласно качнула пышными локонами. — Я слышала, пуффендуйцы не жалуются. Для них расовые игры неинтересны, как говорится, был бы человек хороший. Среди них полно чистокровных магов, а зажиточных семей даже побольше, чем на Слизерине. Поэтому дразнить змейкам там почти некого, тем более что Пуффендуй абсолютно лоялен к маглорождённым и полукровкам. — Лоялен? Равнодушен, хотели вы сказать? — Для них почти одно и то же. Они, возможно, и не особенно эмоциональны, зато трудолюбивы. Даже в Шармбатоне такие студенты — редкость. Для них почти не существует понятия престижности работы. Любой труд ценен и почётен. Отсюда и легендарное благосостояние пуффендуйцев. Неважно, получил ли наследство или нет, ценят они лишь заработанное своими руками. — Откуда такая уверенность? Я недоумевал. Деньги, как часто говаривал дядя Вернон, не пахнут. — А как же понятия «новые деньги», «старые деньги»? В смысле, наследуемые ценности? Гид в Букингемском дворце что-то твердил о противостоянии нуворишей и древних родов… Астория и Дафна грустно переглянулись. — Любое, самое крупное состояние быстро иссякнет, если его не пополнять. Если ты слышишь об очень богатых старинных семьях, будь уверен: они прикладывают немало усилий, чтобы их счета не иссякали. Ну или от их сокровищ давно остались одни воспоминания… Я прикинул. Из очень богатых я знал разве что Малфоев и Блэков, да и то не имел представления, насколько. — Не поверю, что Малфои трудятся не покладая рук, — смущенно пробормотал я. — Зря не веришь, — гордо отвечала Астория. — Они, разумеется, сами землю не копают, не сеют и не жнут, но их плантации требуют постоянного присмотра. Родители, договариваясь о нашем браке, вписали в договор особый пункт, что первые несколько лет после свадьбы мы проведем на Мадагаскаре. Драко будет учиться вести дела. Похоже, они с Малфойчиком помирились. Ну и славненько. — Но Блэки… — не сдавался я. Астория пожала плечами. Дафна махнула рукой. — Основа их состояния добыта пиратством. И тут ты прав, я не знаю, как они его восполняют. Я неожиданно осознал, что наш разговор принял несколько не принятое в обществе направление, и напрягся. — Не стоит нервничать, — верно истолковали моё молчание сестры. — Высшей аристократии свойственно сплетничать и лезть в чужие дела. Они так развлекаются. Я не нашёл ничего лучше, как предложить девочкам чай с пирожными, что и было с радостью одобрено. — Эльф! — воскликнул я, добавив про себя: «Дадли». * * * Возможно, если б я был чуть поздоровее и лучше подготовлен, с первого курса обвешался бы приятелями, тратил на учёбу час-два и гонял бы в квиддич, нарушал правила и таскал с кухни сладости после отбоя. Но вместо этого я трясся, боясь отчисления и возвращения к Дурслям. Этот животный ужас, несмотря на относительно спокойную обстановку на Тисовой улице, не удавалось ни забыть, ни изжить, я рос подозрительным и недоверчивым. «Теперь ты меня поймёшь, — очнулся мой персональный кошмар. — Что люди, что маги, по сути, мерзкие твари. Ими движут животные инстинкты, заложенные природой, поэтому людьми так легко управлять и так просто предвидеть всё, что они скажут и сделают». — Что, предвидеть прямо всё? — вяло отозвался я. Вступать в спор не хотелось, но оставлять последнее слово за собственным подселенцем не хотелось тоже. «А ещё люди лицемерят. Мир лжив, Гарри, и лишь тот, кто сможет проникнуть в чужие мысли, знает правду. Я когда-то славно умел это делать. Удивительно, что ты до сих пор не осознал всей пользы нашего невольного союза и не использовал его к своей выгоде». — Я как раз хотел. Еще почти год назад. Хотел научиться читать мысли, а ты забил на это. А за проживание нужно платить! «Почему ты попал на Гриффиндор? Торгуешься, как слизеринец». — Так уж вышло. И вот ещё что. Не может быть, чтобы людьми двигали только животные инстинкты. Тогда они оставались бы животными! Есть что-то ещё... «Например?» — Ну не знаю... Защита своих детей, например. «У животных этот инстинкт тоже отлично развит. Не у всех, конечно. А люди зачастую предают и бросают собственных детей. Так что пример неудачный». Он ненадолго замолк, а потом попросил: «Сосредоточься и попробуй увидеть, что я тебе покажу. Только сперва сядь где-нибудь подальше от народа, со стороны ты будешь выглядеть странно». Оставалось нырнуть в ближайшую оконную нишу, грубокую и тёмную, подобрать ноги и удобно устроить подбородок на коленях. — Я готов. Сначала ничего не происходило. Я спокойно ждал, что такого особенного покажет мне Том. Почему-то подумалось о соседской собаке, которая родила щенят и лишь озабоченно взглядывала на хозяина, крепкого парнишку, деловито щупавшего пищащие пушистые комочки. А затем он на её глазах продал двух. Их, жалобно взвизгивающих, небрежно запихнули в спортивную сумку, а собака лишь проводила детей тоскливым взглядом. И медленно бродила по лужайке, обнюхивая траву и углы, когда парень утопил остальных. «Такое бывает. Но иначе бывает тоже». Я уселся поудобнее и честно попытался сосредоточиться. И увидел. Том показывал мне один образ за другим. Вот крохотная пёстрая птаха пытается отвлечь от гнезда змею, то кидаясь навстречу, то прикидываясь раненой. Вот стая юрких чёрных птичек гурьбой нападает на крючконосого хищника и гонит его прочь. Изящная антилопа с длинными острыми рогами отгоняет тигра от самки с детёнышем. Малыш смешной, с длинными ломкими ножками, а его мать испуганно раздувает ноздри и теснит его к зарослям. Тощая волчица протягивает изголодавшимся волчатам израненные лапы, они впиваются в плоть острыми зубками, а она бессильно обмякает и лишь вздрагивает, позволяя пожирать себя заживо... Меня замутило. — Т-ты путешествовал? — голос дрожал. Пришлось, гулко сглотнув, разинуть рот и сделать несколько быстрых вдохов. — Тигры, антилопы... В Англии они не водятся. «Это не мои воспоминания. Я их позаимствовал для, так сказать, демонстрации. Надеюсь, я не зря старался и был убедителен?» — Ну да, согласен. А люди способны на такое? Я вдруг увидел симпатичный особнячок, каменные стены которого смутно белели в густых сумерках. В окнах призывно горел свет. Вдруг нестерпимо захотелось приблизиться и заглянуть внутрь, хоть исподволь, одним глазком... Тут должно быть очень уютно. Наверняка горит камин, роняя блики на белёные стены. Стол (непременно круглый!) покрыт узорчатой скатертью... В глазах защипало. И вот я типа внутри. Всё именно так — и стены, и камин, и скатерть... Дух захватило от умиления, как здорово тут и красиво. А передо мной вдруг оказалась молодая рыжая женщина, тонкая, хрупкая, она шла прямо на меня, и бледное лицо её менялось с каждым шагом. Тревога. Страх. Отчаяние. Решимость. Упрямство. — Не тронь его! — крикнула она и раскинула руки, точно закрывая собой что-то. — Убей лучше меня, но не трогай сына! Я лихорадочно окинул взглядом комнату. За её спиной, оказывается, стояла детская кроватка, а в ней кривил рот черноволосый карапуз, явно намереваясь зареветь. — Уйди с дороги, женщина, и сохранишь жизнь, — ответил шипящий голос. — Нет! Оставь моего ребёнка! В тот же миг нестерпимо полыхнуло зелёным. Я очнулся, недоумённый и встревоженный, в амбразуре окна и не сразу сообразил, где нахожусь и что со мной. Выровнять дыхание и успокоиться удалось не сразу. — Это было так... Том? Эта женщина. Она осталась бы в живых, отдав ребёнка? «Очевидно, да», — помедлив, ответил Том. Тоже, наверное, переживал. — Не знаешь, кто она? «Я не планировал показывать это. Оно как-то само всплыло. Похоже, у тебя способности к легилименции. Ты вроде хотел читать чужие мысли? Не передумал? Научить?» — Да, конечно. Я вот о чем подумал... Не уверен, что смог бы умереть за другого. «Теперь ты знаешь, что люди бывают самоотверженными и буквально готовыми отдать жизнь за жизнь. Глупо, по-моему».