Grey side

      Восемнадцатилетний Том Реддл появился в лавке Боргина летом 1945 года.       Это был красивый, обаятельный юноша в недорогой, но добротной одежде, с ясным взглядом и располагающей улыбкой. Оглядев интерьер и выставленный в зале товар, он подошел к прилавку, за которым Мариус как раз оценивал недавно попавший к нему оберег, представился и вежливо поставил его в известность о том, что хочет здесь работать.       Именно поставил в известность. Будто он уже все для себя решил, и мнение хозяина магазина его не слишком интересовало.       Боргин, который видел этого мальчишку впервые, подобного тона не оценил. Но в отличие от отца, он никогда не спешил с выводами и не рубил с плеча. А потому, усмехнувшись себе под нос, предложил юноше высказать свои соображения о том самом обереге, лежавшем на прилавке.       Честно говоря, на внятный ответ Боргин не рассчитывал. Ну что, в самом деле, может знать вчерашний школьник о магии Вуду?       Однако мальчишка, представившийся Томом, удивил. В гробовом молчании осмотрев небольшую тряпичную куклу с вшитыми в нее дополнительными элементами сквозь увеличительное стекло и сделав над ней несколько пассов палочкой, он кивнул каким-то своим мыслям и поднял взгляд на Боргина.       — Оберег, заговоренный на исцеление от родового проклятия. Западная Африка, конец семнадцатого — начало восемнадцатого века. Сделан для ребенка, не старше пяти лет. Скорее всего, мальчика. За основу взята кость предка, не подверженного проклятию, а оно старое — минимум шесть поколений. Оберег должен был постепенно разрушать структуру проклятия, не затрагивая ауру. Действие было рассчитано на десять-пятнадцать лет. Но, очевидно, что-то пошло не так. Жаль ребенка.       Боргин ошарашенно моргнул и от неожиданности спросил:       — Почему жаль?       Том равнодушно пожал плечами.       — Если бы оберег выполнил свою функцию, он бы рассыпался в прах. А учитывая, что мы сейчас на него смотрим — варианта два. Либо носитель его потерял и умер от проклятия, либо просто умер по какой-то другой причине. Так когда я могу приступить к работе?       Разумеется, самоуверенного юношу Боргин нанял. Он пока еще не выжил из ума, чтобы разбрасываться такими кадрами. А Том чем дальше, тем больше поражал его своими познаниями в темных искусствах, простирающимися далеко за пределы школьной программы.       Более того. Он с фанатичным упорством продолжал изучать новое — буквально все, до чего мог дотянуться. Все свое время, когда он не был занят оценкой товара или работой с покупателями, Том проводил за чтением очередной книги или свитка, найденных в лавке или за ее пределами.       Но это было не единственным его полезным качеством. Помимо неудержимой жажды знаний, Том обладал фантастической способностью находить подход к любому человеку. Он буквально влюблял в себя каждого, с кем общался больше десяти минут. Разумеется, лишь в том случае, если это было ему выгодно.       Боргин, наблюдавший за ним ежедневно, очень быстро понял, что все это лишь игра. Том на двести процентов владел собой и был способен продемонстрировать любую эмоцию максимально искренне, на деле не испытывая ничего. И выдавал ровно те реакции, которые хотели видеть его собеседники.       Иногда Боргин диву давался, глядя, как он без малейших внешних усилий переключается с одного образа на другой, отыгрывая то мальчика-отличника, то прожженного дельца, то отъявленного ловеласа, в зависимости от того, кто оказывался перед ним.       И, разумеется, пользовался этими возможностями своего сотрудника по полной программе. В частности, посылая его к владельцам интересных вещиц, чтобы убедить их расстаться со своими сокровищами. И Тому это удавалось блестяще. Казалось, для него просто не существует невыполнимых задач.       Но несмотря на всю ту пользу, которую приносил Реддл, Боргин часто ловил себя на мысли, что лучше бы он никогда не появлялся в его лавке. Было в этом юноше что-то отталкивающее. Еле уловимое, на уровне интуиции. И заметное лишь при длительном общении. Своим хладнокровием и способностью вводить в заблуждение он напоминал змею, готовящуюся к броску.       Боргин был почти уверен, что Том, несмотря на юный возраст, может спокойно убить или пытать человека с той же неизменной улыбкой, если только это будет ему выгодно. И в тот день, когда в лавку пришли авроры, расследующие смерть старухи Смит, Боргин ни на секунду не усомнился, что Том мог приложить к этому руку.       Естественно, с аврорами он своими мыслями делиться не стал. Да и доказательств вины Тома у него не было. Но после той истории он начал относиться к своему работнику еще более настороженно.       К счастью, долго в этом напряжении ему жить не пришлось. Через пару месяцев Том, очевидно, решив закончить карьеру продавца, уволился без объяснения причин и больше в лавке не появлялся.       Уже гораздо позже, наткнувшись в одной из старых газет на заметку об аресте Морфина Гонта за убийство каких-то Реддлов в маггловской дыре под названием Литтл-Хэнглтон, Боргин вдруг вспомнил о странной нищенке, продавшей его отцу старинный медальон. Меропа Гонт тогда как раз была на сносях, и по срокам этот Том вполне мог быть ее сыном.       Впрочем, Боргина тогда все это уже не касалось. И он быстро выкинул все эти лишние факты из головы.

***

      Вернувшись в мастерскую и сняв с себя маскировочные чары, Салазар сварил себе кофе и некоторое время обдумывал все увиденное.       Определенно, визит к Боргину можно было считать не просто удачным, а супер-удачным. Во-первых, он получил массу любопытной информации к размышлению, во-вторых, освежил навыки легилименции, а в-третьих, очухавшийся Боргин признал, что обязан ему жизнью, а должники лишними никогда не бывают.       Что до личности Тома Реддла, то тут рассуждения хозяина лавки требовали подтверждения. Поэтому уже утром следующего дня Салазар отправился в лавку старьевщика и нашел там все сохранившиеся выпуски «Ежедневного Пророка» за сороковые.       В одном из летних номеров сорок третьего действительно нашлась заметка о заключении в Азкабан последнего представителя древнего рода Гонт. Но помимо этого в том же сорок третьем, но зимой, несколько статей на первых полосах было посвящено таинственным и пугающим событиям в школе Хогвартс.       Оказалось, в то время в Хогвартсе несколько учеников подверглись нападениям неизвестного темного существа и окаменели, а одна магглорожденная студентка четвертого курса и вовсе погибла при загадочных обстоятельствах.       Дошло до того, что школу всерьез собирались закрыть, но в последний момент, когда решение было уже почти принято, виновный внезапно был найден. Некий Р. Хагрид — один из учеников — был арестован за содержание в замке опасного существа, которое и убило девочку.       А вывел любителя экзотики на чистую воду староста пятого курса Т. Реддл, за что удостоился награды и благодарности от директора.       Самым любопытным здесь было то, что в первой статье упоминался отчет колдомедика, констатировавшего смерть девочки. Видимых повреждений нет, смерть мгновенная от остановки сердца. По описанию — типичная Авада. Или яд. Но если вспомнить о нескольких окаменевших…       Нет, не то чтобы Салазар всерьез предполагал, что детеныш василиска, когда-то оставленный им в замке по просьбе Годрика, потому что: «Ну, Зар, ну, пожалуйста, оставь его нам, а то как же детки на уроках Алхимии обойдутся без ценного яда и чешуи!» — мог все еще находиться там, никем незамеченный.       Ради Мерлина, десять веков! Гигантская, ядовитая, убивающая взглядом туша! Давным-давно запрещенная к выведению и содержанию, к тому же. Как такое можно не заметить? Они что подземелья за тысячу лет ни разу не осматривали?       Чушь!       С другой стороны… а если нет? Если просто, в порядке бреда, допустить такую возможность?       В памяти сама собой всплыла байка из старого издания «Истории Хогвартса» о Тайной Комнате и обитающем там Ужасе. Впрочем, все в той же книге рассказывалось и о прибавляющей знаний диадеме Ровены, что было чистой воды выдумкой. И все-таки совсем на пустом месте байки ведь не рождаются?       Очень быстро Салазар понял, что спать спокойно не сможет, пока не развеет — ну, или не подтвердит! — свои подозрения.       Однако, как быстро множатся планы. Еще недавно он собирался на экскурсию в Литтл-Хэнглтон, а теперь и Хогвартс на повестке дня. Правда, с ним все сложнее. Неизвестно, как там сейчас с системой безопасности, а стало быть начать придется с разведки. И лучше отложить все это до зимних каникул, когда хотя бы ученики разъедутся по домам.

***

      Литтл-Хэнглтон, который Боргин в своих мыслях окрестил «дырой», действительно не впечатлял. Крохотный городок в низине между двумя холмами. Пара десятков домов, паб, продуктовая лавка, церковь и кладбище.       Пройдясь по центральной — и единственной! — улице и оглядевшись, Салазар уверенно направился в паб с романтичным названием «Висельник».       Выяснить у скучающего в почти пустом заведении бармена, где раньше жили Реддлы, проблемы не составило. Гораздо сложнее оказалось вырваться из этого самого заведения. Очевидно, новые лица в городке появлялись крайне редко, а потому и сам бармен, и его жена — по совместительству повар и главная городская сплетница — немедленно возжелали поделиться с ним всеми местными байками от сотворения мира.       Нет, против информации о Гонтах и Реддлах Салазар вовсе не возражал, он, в общем-то, за этим сюда и прибыл. Но вот без подробностей сельской жизни в духе: «Это был тот самый год, когда жена викария обвинила лавочника в том, что он заглядывается на ее дочь, хотя всем известно было, что он неровно дышит к соседке, а та, в свою очередь строит глазки самому викарию!» или: «После той истории все только об этом и говорили, даже забыли про то, как внучка почтальона сбежала с каким-то заезжим франтом, а через год вернулась на сносях и вскоре родила сына, но так всю жизнь и страдала из-за него! Из-за франта, конечно, не сына, хотя он тоже тот еще чудак!» вполне обошелся бы.       И все же среди массы словесной шелухи и лирических отступлений Салазару удалось вычленить интересующую его историю, которая оказалась весьма занимательной.       Итак, зимой 1926 года жителей Литтл-Хэнглтона потрясла невероятная новость. Сын местных землевладельцев — богачей Реддлов — сбежал из дома с дочкой сектанта-маргинала Марволо Гонта, оставив родителям лишь короткую записку о своей неземной страсти и намерении жениться на «любимой Меропе».       Для тихого провинциального городка это было очень громкое событие. Обсуждали его долго и со вкусом. Тем более, что молодой Том Реддл был помолвлен с наследницей знатного рода, некой Сесилией, на которой должен был вот-вот жениться.       Нет, конечно, их брак был договорным, а сердцу, как говорится, не прикажешь. И все бы ничего, если бы влюбленный юноша сбежал с кем угодно, но только не с Меропой. Представить себе, что красавец Реддл вдруг ни с того, ни с сего страстно влюбился в нищую, необразованную, откровенно страшненькую девицу — было решительно невозможно!       И тем не менее, факт оставался фактом. Том и Меропа сбежали, а через пару месяцев юноша прислал потрясенным родителям открытку, где сообщал о своей свадьбе и о том, что они с Меропой ждут первенца.       Реддлы-старшие места себе не находили. Они были уверены, что их сыночка околдовали, опоили, обманули или заставили, что сам бы он так никогда не поступил, даже в полицию обращались, но, разумеется, все это было бесполезно.       А еще через полгода Том внезапно вернулся. Один. И тут же подтвердил все опасения родителей, заявив, что его приворожили черной магией, и что он не ведал, что творил, но теперь — слава богу! — очнулся, все осознал и слышать ничего не желает ни о злодейке-жене, ни о ее выродке.       Откровенно говоря, после его возвращения все в городке, затаив дыхание, ждали, что вот-вот явится Меропа с ребенком и, как законная супруга, заявит права на деньги Реддлов, и потирали руки в предвкушении грандиозного скандала. Однако Меропа не объявилась. Ни через месяц, ни через год, ни через десять лет.       Зато объявились ее отец и брат.       Вообще Гонтов, всех скопом, в Литтл-Хэнглтоне одновременно побаивались и презирали. Отшельник Марволо — мрачный, диковатый тип, в своем извечном черном балахоне — и его такие же дикие, нелюдимые дети жили в убогой лачуге на отшибе и с соседями почти не контактировали. Лишь изредка Марволо можно было увидеть в продуктовой лавке или на дороге к ней. А его сын и дочь, казалось, и вовсе жили затворниками.       С этой семейкой было связано много странных, неприятных историй. Например, лавочник после визитов Марволо частенько обнаруживал недостачу, но при этом отказать старику почему-то был не в состоянии. Или случай с женой пекаря, которая как-то оскорбила Гонта, столкнувшись с ним на улице, а после — буквально на следующий день! — заболела неизвестной болезнью и вскоре скончалась. А уж история с тремя здоровыми мужиками, которые решили однажды проучить Гонта, нагрянув в его лачугу среди ночи, но заблудились в роще и были найдены только спустя сутки, причем двое мертвыми, а один с поврежденным рассудком — это вообще за гранью добра и зла!       Впрочем, Гонтов — отца и сына — тогда, конечно, арестовали. Но Марволо вернулся уже через полгода еще более озлобленный, чем раньше. А уж когда узнал, что его дочка сбежала с Реддлом… В общем, мистическую грозу, обрушившуюся на город, повалившую деревья и оставившую несколько домов без кровли, в Литтл-Хэнглтоне помнили до сих пор. К счастью, вскоре после этого Марволо тихо умер в своей хижине, в полном одиночестве.       А еще через три года вернулся и ненормальный Морфин.       Какое-то время он просто влачил свое жалкое существование, почти не появляясь на улице и ни с кем не разговаривая. Да он и говорить-то толком, кажется, не умел! Вечно шипел что-то, будто гадюка. Даже на дверях Гонтовской хижины вместо украшений постоянно болтались дохлые змеи. Ну, можно вообще такое представить?       А потом как-то незаметно исчез. Когда точно это случилось, сказать было трудно. Вроде бы, в последний раз его видели весной сорок третьего. Но уже летом того же года всем стало не до ненормального Морфина, потому что одним ранним августовским утром всех троих Реддлов нашли в их собственном доме мертвыми.       Тела обнаружила горничная, по обыкновению пришедшая с утра на работу. И потом еще долго не могла прийти в себя, рассказывая всем о выражении нечеловеческого ужаса, застывшем на их лицах.       Как именно погибли Реддлы, так и осталось загадкой. Их не задушили, не зарезали, не отравили, просто у всех троих почти одновременно перестали биться сердца. Разумеется, такой вывод следствия никого не устроил. И жители городка, не сговариваясь, обвинили во всем садовника Реддлов хромого Фрэнка Брайса, не так давно нанявшегося на службу.       Ну, ясное дело, виноват тот, кто был в доме! Очевидно же!       Впрочем, полиция никаких доказательств виновности Брайса не нашла, а потому его почти сразу отпустили.       — А между тем, многие до сих пор уверены, что это он хозяев порешил! — округлив глаза, заговорчески шептала жена бармена. — Кому еще это было надо? А он так и остался при доме. За садом следит, заезжим арендаторам дом показывает, да мальчишек гоняет, когда они туда суются. Дом-то того… Проклятым считается! Ну, еще бы! Тройное убийство! Ясное дело, покоя там теперь не будет! А вы-то что, тоже дом тот снять хотите?       — Вроде того, — задумчиво хмыкнул Салазар. — А где, говорите, эти Гонты жили?

***

      Заброшенная лачуга выглядела настолько убого, насколько вообще можно было представить.       Потрескавшиеся от времени стены заросли мхом. Черепичная крыша в нескольких местах провалилась, в крошечных окнах были выбиты все стекла, а выщербленное крылечко утопало в зарослях крапивы.       Но на Салазара произвел впечатление вовсе не этот печальный вид. А тонкая, чуть заметная вязь магглооталкивающих чар вокруг. Он несколько раз обошел хижину по кругу, отслеживая границы незримого купола. Заклятие было явно свежее. И либо его наложили совсем недавно, либо…       Салазар опустил взгляд вниз и взмахнул палочкой, расчищая землю. Ну, так и есть. По периметру лачуги были закопаны плоские камни с высеченными на них рунами. В принципе, при таком раскладе, они могли остаться здесь еще со времен Марволо. Но если предположить, что они появились позже… Кому и зачем могло понадобиться защищать от посторонних глаз давно заброшенные, непригодные для жизни развалины?       Бросив, для верности, несколько проявляющих заклятий на сам дом и не обнаружив ничего криминального, Салазар вошёл внутрь.       Изнутри лачуга выглядела еще хуже, чем снаружи. Небольшая комната с черной от копоти печкой, рассохшимся деревянным столом и полусгнившим креслом. И две примыкающие к ней крошечные спальни. Каждый сантиметр пространства был покрыт толстым слоем пыли, углы облюбовали пауки, а на стенах вовсю цвела плесень. Мрак и тлен.       — Да-а, — тихо протянул Салазар, оценив интерьер. — Славный конец для древнего рода, ничего не скажешь.       Неожиданно ему стало не по себе. Нет, не душевно. Физически. Он хорошо знал это ощущение тяжести, легшей на плечи, сгустившегося воздуха и холода, пробегающего по коже. Так его организм всегда отзывался на близость опасных артефактов и объектов.       Какого черта? Он же проверял, не было здесь ничего!       На всякий случай Салазар повторил связку заклинаний обнаружения. Ни единого отклика. И тем не менее, неприятные ощущения усиливались с каждой минутой. Сделав несколько шагов по комнате, в попытке уловить источник, он вдруг услышал скрип, раздавшийся под ногой.       Под останками почти истлевшего от времени ковра обнаружился люк, ведущий, очевидно, в погреб. А, нет, не в погреб даже. Просто в тайник.       Салазар движением палочки распахнул люк и, осветив пространство под ней, извлек на свет простую деревянную шкатулку. Сомнений не было, темные эманации шли именно от нее.       — Все интереснее и интереснее, — пробормотал он себе под нос и, удерживая палочкой шкатулку в воздухе, взмахом свободной руки приподнял крышку.       Взгляд едва успел сфокусироваться на тускло блеснувшем золотом кольце, лежавшем внутри, как вдруг виски прострелило болью, а ментальные щиты буквально затрещали под мощным давлением извне.       Где-то на периферии сознания зашептали далекие, почти забытые голоса из прошлой жизни. И Салазар ощутил иррациональное желание снова увидеть всех этих людей. Родителей. Семью. Детей…       Стоп. Осознание, что на самом деле он этого никогда не хотел, отрезвило мгновенно. Усилием воли Салазар сосредоточился и одним жестким ментальным ударом вышиб агрессивную сущность из своего разума. Голоса тут же стихли, оставив после себя только ноющую головную боль. Напряжение схлынуло.       Только сейчас Салазар понял, что рука с палочкой, все еще удерживающая шкатулку в воздухе, мелко дрожит, а по лицу катится холодный пот.       — Что же ты такое? — с нарастающим азартным любопытством протянул Салазар, разглядывая кольцо с блестящим чёрным камнем.       Очень знакомым камнем.