Иназума пришла в себя от нестерпимого холода. Она лежала на тонком одеяле, а её вытянутая рука, по ощущениям, покоилась на снегу.
«Что...» — революционерка открыла глаза и тут же зажмурилась от ударившего в них белого света.
Её одиночная камера находилась посреди какого-то заснеженного поля. С трудом осознавая ситуацию, Иназума встала на ноги и подошла к решетке. Ее ступни тут же погрузились в снежный покров.
Привычной одежды на ней, конечно же, уже не было, а полосатая тюремная роба и тонкие тапочки были надеты явно для смеху и не могли спасти от холода.
Пытаясь согреться, Иназума растерла ушибленные конечности. Дозорные не погнушились избиением при задержании и даже не посмотрели на то, что на тот момент она была в женском обличии. Она положила пальцы на висок и ощутила засохшую кровь: её сшибли с ног, чтобы надеть наручники.
Иназума в унынии лязгнула цепью наручников из кайросеки. Никакой возможности использовать способность Дьявольского Фрукта. Она затаила дыхание и стала прислушиваться к местности, но ни единого звука не доносилось до её камеры, кроме плача завывающего ледяного ветра.
Девушка почувствовала, как в горлу подкатывает ненавистный ком, и упрямо хлюпнула носом. Нельзя расклеиваться. Нужно выбраться из этой клетки. Нужно найти Иву-сама.
Последняя мысль как лезвием полоснула Иназуму, и она опустилась на колени.
Иванкова наверняка казнили как одного из командиров Революционной армии. А её решили «помиловать», бросив сюда, в эту ледяную пустыню.
Горячие слезы больно обожгли её обмороженные щеки.
— Ива-сама! — издала девушка отчаянный вопль откуда-то из глубины груди. Он эхом разнесся по округе, чем дал Иназуме примерно представить масштабы этой территории.
«Мне нужно срочно выбираться отсюда!»
Она попыталась распилить цепь трением о решетку, но тщетно. Как бы Иназума ни напрягала свои ум и тело, проклятые наручники не давали ей создать пару ножниц.
Вдруг она услышала топот и тихое рычание. Здесь есть кто-то ещё, кроме неё?..
Осознав, кто издавал эти звуки, Иназума в страхе притихла. Прямо к её камере приближалась небольшая стая волков — судя по виду, очень голодных.
Один из них, явно вожак, распахнул пасть и бросился на решетку. Заключенная вовремя успела отскочить в дальний угол, где находилась её лежанка.
— А ну пошли отсюда! — Иназума сняла тапок и стала замахиваться им, будто это могло хоть как-то отпугнуть непрошеных гостей.
«Даже если я и смогу покинуть эту клетку, то точно рискую накормить собой этих тварей», — судорожно промчалось в её голове.
Тут раздался выстрел, и звери бросились врассыпную. К девушке приблизился надзиратель, одетый в непроницаемую шинель до пола, что также скрывала половину его лица. Он принес котелок, миску, ложку и кружку с водой.
Иназуме абсолютно не хотелось есть, но она всё равно приняла пищу из рук тюремщика: нужно было поддерживать силы.
— Где я? — из всех крутящихся в её голове вопросов только и смогла произнести она.
— В Импел Дауне, тюрьме с самым высоким уровнем охраны, чтобы такие отбросы, как ты, даже и помыслить не могли о возможном побеге. Ты находишься на уровне пять, и здесь ты проведешь остаток своей жалкой жизни... если выживешь.
— Где Эмпорио Иванков? — словно игнорируя всё сказанное ранее, спросила Иназума.
Надзиратель ответил ей молчаливым безразличным взглядом и исчез так же стремительно, как и появился, оставив еду и воду прямо на снегу. Изо всех сил стараясь не думать об уровне охраны Импел Дауна и пожизненном заключении, Иназума приблизилась к посуде и взяла миску в руки. К её огромному разочарованию, похлебка оказалась сильно остывшей, практически ледяной. Вода в кружке же давно превратилась в кусок льда, пока стражник нес её до камеры.
Революционерка не стала ждать той же участи для похлебки и, взяв ложку, села на одеяло и принялась есть. Еда оказалась питательной ровно настолько, чтобы не дать заключенному умереть от голода. Съеденная похлебка ощущалась внутри как льдина, и Иназума начала трястись. Она свернулась в одеяло и стала дышать на руки, чтобы хоть как-то согреть окоченевшие от миски пальцы. Кружку она взяла с собой в импровизированный кокон, чтобы дать льду хоть немного растаять: вода ей точно не помешает.
Её не покидала мысль о том, что надзиратель никак не ответил на вопрос об Иве-сама. Могло ли это значить, что королева окам жив и тоже находится где-то в Импел Дауне? С другой стороны, надзиратель вряд ли мог знать наверняка, казнен Иванков или нет.
Нужно было во что бы то ни стало выведать как можно больше информации, да хоть у того же надсмотрщика, что принес ей еду. Наверняка он появится снова, и ещё не раз.
Оставаясь с головой завернутой в одеяло, Иназума свернулась калачиком на мерзлой земле. Всё её тело по-прежнему пронизывала мелкая дрожь. До девушки доносился отдаленный вой волков и свист метели. Такой климат был для неё совершенно чужим.
Неизвестно, сколько революционерка пролежала в таком положении. Оказалось, что здесь совсем не видно смены суток — это превращало Импел Даун в круглосуточный ад.
Тюремщик так и не появился вновь. Может, ещё рано для кормежки? Или же здесь кормят всего раз в день?..
Проваливающуюся в сон Иназуму разбудил скрежет жезла о прутья.
— Еда, — бросил надзиратель. — А ты, я погляжу, совсем окоченела тут.
Девушка не ответила, лишь повернулась к нему и посмотрела на принесенную еду — тарелку с каким-то месивом и куском хлеба.
— Благодарю, — выпрямившись и собрав в кулак остатки достоинства, произнесла она.
Тюремщик бросил на нее долгий и пристальный взгляд, словно хотел что-то сказать, но передумал, после развернулся на каблуках и ушел.
Иназума поставила тарелку на колени и поковыряла ложкой содержимое. Что бы это ни было — по крайней мере, оно ещё не успело превратиться в лед. Не разбирая вкуса и стараясь заедать еду хлебом, девушка опустошила тарелку.
Было странным, что она совсем не слышала других заключенных. Её камера находилась слишком далеко от остальных? Если они вообще есть...
Иназума решила спросить об этом на следующий «день» (по крайней мере, так она ощущала примерную смену суток), а пока вновь завернулась в одеяло и постаралась погрузиться в сон.
Ей приснился горячий суп с лапшой, который подавали в штабе Революционной армии. Девушка едва не захлебнулась слюной.
Чьи-то приближающиеся шаги вырвали её из согревающего сновидения.
— Эй, ты! Революционерка! — Это был голос тюремщика. — Вот, возьми.
Он просунул сквозь прутья свернутое одеяло.
— Зачем вы это делаете? — недоверчиво проговорила полусонная Иназума, но одеяло всё-таки приняла: того, что у неё было, катастрофически не хватало.
— Жаль тебя стало. Сгинешь ведь тут. — Надзиратель оглядел покрытую снегом местность.
Девушка молча смотрела на него, закутываясь ещё в одно одеяло.
— Ты ведь не должна была попасть сюда, ведь так? — вдруг продолжил сотрудник тюрьмы и прищурился.
— О чем это вы?
— На плакатах же изображен твой брат? И это он должен сейчас быть за этой решеткой.
— Угу, а зовут моего брата так же, как меня, — съязвила Иназума. Морские дозорные уже спрашивали её о каком-то мифическом «брате» на допросе и, решив, что девушка попросту не хочет раскалываться и выдавать его местонахождение, избили её.
Видя, что надзиратель не уходит, словно ожидая от неё чего-то, она раздраженно фыркнула и, свернувшись калачиком, легла лицом к стене.
— Оставьте меня. Я хочу спать.
Тяжелые шаги удалились, и Иназума, которой теперь стало заметно теплее, принялась досматривать сны.
Пробуждение стоило девушке огромных усилий. Во всем теле ощущалась невероятная слабость, подобная той, что бывает при болезни. Видимо, кайросеки в сплаве, из которого выкованы наручники, оказывал такой эффект — а возможно, из точно такого же камня были сделаны и прутья решетки.
На полу камеры она обнаружила тарелку с едой и кружку: на этот раз надзиратель почему-то не стал её будить. Подойдя ближе, Иназума обнаружила, что в кружке была не вода. Вдохнув запах содержимого и сделав глоток, она обнаружила почти заледеневший, но крепкий чай.
Это было хоть что-то. Еда же была по-прежнему пресно-невнятной, и Иназума поспешно опустошила тарелку, не разбирая вкуса.
Кто знает, может, сегодня был особый день недели или какой-то праздник, когда заключенным даже в таких чудовищных условиях полагался чай вместо воды. Незнание внутреннего распорядка Импел Дауна убивало не хуже мороза.
Она даже пожалела, что тюремщик не разбудил её. Может, тогда бы чай ещё не успел остыть полностью, а ей бы представился шанс поговорить. Остается только дожидаться следующего приема пищи.
Девушка ни минуты не прекращала думать о своем командире. В ней продолжала жить надежда, что Иванков жив и сможет помочь ей выбраться отсюда.
— Ничего не бойся, сахарок. Я приду за собой. Жди и не теряй веры в Эмпорио Иванкова. — Так звучали последние слова, что успел проронить один из командиров Революционной армии, когда на них с Иназумой набросили сети из кайросеки и разлучили.
Иназума стала размышлять, о чем ей стоит попытаться поговорить с тюремщиком и как вообще нужно начать этот разговор. На вопросы об Иванкове и остальных она вряд ли дождется ответа, но стоит разузнать хотя бы об этой тюрьме и об этаже номер пять. Приличия ради, раз уж Иназума обречена провести здесь остаток жизни.
Безумно хотелось чего-нибудь горячего или согревающего, хотя бы крошечного огонька. Но развести его было нечем, разве что...
Задумчиво посмотрев на черенок ложки, девушка принялась скрести им о железные прутья.
— И чем это ты тут занимаешься? — услышала она насмешливый голос над головой.
Иназума раздраженно подняла взгляд на тюремщика.
— Этот холод невыносим.
Надзиратель хмыкнул.
— Знаю. — Он плотнее закутался в свою суровую шинель. — Температура здесь чудовищная. Хороший хозяин собаку из дома не выпустит. — Довольный собой, мужчина хрипло рассмеялся.
— А вы можете рассказать мне о местном распорядке, об этом этаже и о тюрьме в целом? — видя расположение духа собеседника, рискнула завести разговор Иназума.
— Как я и говорил, ты находишься на этаже пять под названием "Ледяной ад", — начал тюремщик. — Начальника тюрьмы зовут Магеллан, и любое его слово здесь — закон. О побеге даже думать бессмысленно... Что ещё? Ах, да. Кормежка дважды в день. Не Баратье, конечно, но ещё никто из заключенных не жаловался...
— А чай?
— Чай? — словно не понял слова, переспросил надзиратель, и вдруг его губы растянулись в улыбке. — Да. Иногда чай.
Он сделал паузу, не сводя глаз с обмороженного лица Иназумы.
— Хочешь ещё чаю? Горячего, превосходного чаю. Горячий обед у камина, а может, даже горячую ванну...
От его слов девушка вновь задрожала, настолько контрастные с местностью картины рисовал тюремщик.
— А там — кто знает? — быть может, я смогу что-то выяснить о твоих приятелях и об этом Иванкове... ну так что?
Иназума понимала, к чему он клонит, но другого выхода в своем положении не видела.
— И что мне нужно сделать? — Она недоверчиво смотрела на мужчину.
— Просто иди за мной, — едва не облизываясь от предвкушения, поспешно ответил надзиратель. Он звякнул ключом и открыл дверь камеры, приговаривая: — Всё это есть в моем пункте охраны... Ты хорошенькая, у тебя есть все шансы улучшить свое пребывание в этой тюрьме...
Девушка пошла за ним в том виде, в каком тюремщик застал её в камере: завернутой в одеяло. Где-то вдали то и дело показывались силуэты волков, но приблизиться к человеку с оружием они не рисковали.
А Иназума тем временем старалась как можно лучше запомнить местность. Вскоре показались и другие камеры с обмороженными заключенными, но Иванкова среди них не было видно.
И вот они подошли к пункту охраны. Как истинный джентльмен, тюремщик любезно пригласил гостью внутрь и плотно закрыл дверь.
В небольшой комнате действительно оказалось довольно тепло, и Иназума сбросила с себя одеяло.
— Подожди, сейчас поставлю чайник... скоро должны принести обед для персонала, я поделюсь своей порцией с тобой. А пока отогревайся.
Стало тихо, лишь иногда хозяин помещения гремел посудой и откуда-то снаружи едва слышно доносился свист ветра.
— Так вы знаете, что с Иванковым? — подала голос Иназума. Теплый запах догорающих поленьев в камине сводил её с ума.
— Скажем так... — Тюремщик, всё это время стоявший к девушке спиной, резко развернулся. — Это имя мне знакомо. А вот и обед! — Он впустил внутрь работника кухни с двумя котелками: для сотрудников Импел Дауна и для заключенных.
— Что заключенная делает в вашей комнате отдыха? — с подозрением покосился на Иназуму вошедший, положив порцию еды и оставив второй котелок на полу.
— Э-э-э... она... она на допросе. Я должен выяснить у неё кое-что, — нашелся тюремщик, отирая пот.
— Вы не имеете права проводить допросы. Я сообщу куда следует, — с этими словами работник кухни резко зашагал к выходу, но надзиратель остановил его.
— Ты же не настучишь на меня? — Он что-то шепнул молодому человеку, кивая на Иназуму. На лице кухонного работника заиграла сальная улыбка, он молча кивнул и удалился.
Вспомнив про обед, тюремщик поставил порцию ароматного дымящегося рагу перед Иназумой на стол.
— Я не голоден. Можешь съесть. После поговорим.
Девушка покосилась на угол комнаты, откуда на неё с потолка смотрел небольшой Ден Ден Муши. Ни в одном другом месте на этом этаже их не было из-за чудовищного холода.
— Чего же ты ждешь?
И Иназума взяла ложку и принялась есть, от спешки обжигая себе язык. Горячее рагу приятно согрело её изнутри и впервые за несколько дней помогло по-настоящему насытиться.
Тем временем тюремщик заварил чаю и пододвинул Иназуме чашку с дымящимся напитком.
— Может, пересядем ближе к камину, чтобы ты согрелась полностью? — предложил мужчина, и революционерка, пожав плечами, кивнула. Они сели на диванчик перед камином, и Иназума сделала глоток.
— Так что с Иванковым? — вернулась к разговору она.
Девушка не заметила, как её собеседник немного пододвинулся к ней.
— Он здесь. На этом же этаже. Только вряд ли тебе как-то поможет эта информация, — усмехнулся надзиратель. — Вряд ли тебе хоть кто-то или что-то теперь поможет... кроме меня.
Слова о том, что Эмпорио Иванков жив и, мало того, тоже находится в Импел Дауне, заставили Иназуму заметно воспрянуть духом. Она даже не обратила внимания на последнее сказанное тюремщиком.
— Теплая постель и горячая пища, — продолжил мужчина, пододвинувшись к Иназуме ещё ближе. — Ты получишь всё это, если станешь моей наложницей... Ты молода и хороша собой, зачем тебе проводить остаток своих дней в этой мерзлоте? Ты этого не заслуживаешь. — Он опрокинул революционерку на спину. — Я договорюсь с тем юношей, чтобы он оставлял нам двойную порцию — он в доле, я пообещал ему делиться с ним тобой...
— Я нужна Иванкову, — упрямо ответила Иназума, уворачиваясь от его лица. Её тело начал сковывать ужас, но она изо всех сил старалась не показывать слабость.
— Забудь про Иванкова... он уже обречен. Как и твой брат. Наверняка Морской Дозор уже схватил его и везет сюда. Кто знает, быть может, вы однажды встретитесь с ним, ха-ха-ха! Тебе сейчас о себе надо думать, ведь ничего, кроме твоего шикарного тела, у тебя больше нет. — Тюремщик положил грубую ладонь на грудь Иназумы, и та дернулась. — Ты знаешь, что ты — мой любимый типаж? — Он провел рукой по бедру, заползая под ткань.
Питательный горячий обед, отсутствие решеток из кайросеки и мысли о командире сделали свое дело, и Иназума ощутила прилив сил. Конечно, её руки по-прежнему сковывали наручники, но ноги были свободны, и она изо всей силы лягнула тюремщика по подбородку. Того скрутила боль, и он со стоном и руганью отпрянул от девушки. Воспользовавшись моментом, она рванула к выходу и выскочила на улицу.
В какую сторону бежать? Где мог сейчас быть Иванков? Решив, что, раз она не видела его в «своем» крыле, стоит метнуться в противоположную сторону, что Иназума и сделала.
Вдали раздавались крики и топот ног.
— Вздумала удрать?!
Территорию вечной мерзлоты пронзил резкий звук выстрела, и Иназума упала в снег.
Очнулась она от того, что на неё вылили ведро ледяной воды. Она снова сидела в комнате тюремщика, но теперь — привязанная к стулу.
— Я предоставил тебе шанс улучшить свое жалкое положение, — прорычал обиженный надзиратель. К его подбородку был приложен лед. — А ты не оценила этого...
В его руке появился нож. Иназума едва заметно сглотнула.
— Этим ножом я могу прямо сейчас разрезать веревки. Ты примешь горячую ванну, согреешься, и я прощу тебя и обласкаю так, как тебе и не снилось в самых сокровенных снах. Ну так что?
В ответ девушка лишь бросила на него полный дерзости взгляд. И что он может ей сделать, в самом деле?
— Пошел ты, старый похотливый черт, — с вызовом улыбнулась она.
— Что ты сказала?..
— Пошел ты, говорю. Старый. Похотливый. Черт! — расставляя паузы и повышая голос, выпалила Иназума.
Тюремщик отвел взгляд и цокнул языком.
— Жаль. Очень жаль, Иназума, — он впервые назвал её по имени. — Иназума... — задумчиво повторил он, словно пробуя имя на вкус, — а почему тебя вообще так зовут?
Революционерка молчала, лишь краем глаза продолжая смотреть на поблескивающее в свете огня лезвие ножа.
Неожиданно мужчина взял её за волосы и дернул вниз, насильно подняв голову последней.
— А сейчас станет понятно, почему, — с этими словами он небрежно провел ножом по лицу Иназумы, оставляя характерный порез в виде молнии.
Девушка закричала и встрепенулась, но веревки не дали ей вскочить.
— Это на случай, если я вдруг забуду, как тебя зовут. — Тюремщик бросил окровавленный нож в пустое ведро из-под воды, и Иназума потеряла сознание.
* * *
Всё её тело невыносимо болело, но лицо — будто жгло огнем. Облитая водой и продрогшая до костей, Иназума лежала в углу своей камеры на скомканном одеяле. Второе осталось у тюремщика, и тот его ей, естественно, не вернул.
Едва найдя в себе силы, девушка села и провела ладонью по лицу. Кровь. Несмотря на адский холод, кровь никак не останавливалась. В глазах начало сильно мутнеть.
«Я должна найти Иву-сама», — продолжала упрямо думать Иназума. Смочив палец в собственной крови, она начала зарисовывать на снегу примерную схему этажа, основываясь на том, что ей уже довелось увидеть.
В конце концов, пальцы девушки начали синеть, и она бросила эту затею, закутавшись в плохонькое одеяло. Сейчас бы ещё тарелку того рагу и чаю... нет. При одной только мысли о тюремщике к горлу начинала подкатывать тошнота.
Кровопотеря забирала у неё то, что не смог забрать кайросеки, и в конце концов Иназума легла на бок, поджав ноги к груди. Её зубы стучали.
Может, идея стать наложницей грубого воняющего тюремщика была не такой уж и плохой. Девушка немедленно отогнала от себя и эту мысль.
— Простите, Ива-сама... я, пожалуй, немного посплю, — проговорила в пустоту Иназума и закрыла глаза.
Начавшаяся метель скрыла несколько силуэтов, что подбирались к неподвижной фигуре, завернутой в одеяло.
— Она здесь! — шепнул чей-то голос. — Инструмент!
Пришельцы долго ковырялись в замке, пока тот не упал в снег.
— Жива? — спросил один из них.
— Не знаю. — Голос Иванкова звучал раздраженно и тревожно. — Я потерял слишком много времени.
Он опустился на колени перед Иназумой и растер её медленно холодеющее тело. Девушка не шевельнулась.
— Мне очень жаль, Ива-сама, — произнес один из его спутников.
— У неё лицо в крови! Что с ней сделали? — Командир Революционной армии взял подчиненную на руки. — Не важно, быстро возвращаемся в убежище! Смотрите в оба и остерегайтесь волков.
Вооруженные ньюкама окружили Иванкова, пока тот нес Иназуму.
— Сердце очень замедлилось, но всё же бьется. В ней ещё теплится жизнь. Я ещё могу ей помочь.
Они зашли в какой-то тоннель, и один из присутствующих зажег свет. Кто-то поковырялся отмычкой в замке на наручниках, и те со звоном приземлились на пол.
— Теплую ванну, быстро!
Королева окам положил девушку на кровать. Половина её лица и одежда были испачканы кровью, в ней же были и её руки. Вместе с помощниками Иванков осмотрел пострадавшую на предмет других травм.
Её, всё еще без сознания, не без труда освободили от тюремной робы (та попросту примерзла к телу Иназумы) и поместили в ванну. Иванков умыл её лицо и обнаружил на нем характерный шрам в форме молнии, пересекающий глаз.
— Кто это с ней сделал? — с ужасом спросил один из присутствующих.
— Ну уж точно не волки, — сухо отозвался Иванков.
После ванны девушку закутали в одеяла и положили у камина. Рану обработали антисептиком и наложили повязку.
— Ты справишься сама, Иназума. Я тебя знаю, ты настоящий боец, — не отходя от неё ни на шаг, приговаривал командир Революционной армии. — Тебе не нужны мои стимулирующие гормоны.
И действительно, спустя какое-то время Иназума тихо застонала и приоткрыла глаза.
— Ива-сама?
— Я. Отдыхай, малышка, ты в безопасности. Только скажи, если тебе что-то понадобится. Может, поесть, попить?
— ...выпить, — прохрипела девушка.
В её руку практически моментально вложили бокал вина, и революционерка принялась пить его небольшими глотками.
— Как вы меня нашли? Как вы вообще выбрались? И где мы?
— Ну я же обещал тебе, что приду. А уж как... то очень долгая история. Как твой глаз?
— Вроде ничего, — Иназума сняла повязку и поморгала — правда, не без труда: ощущения ещё были очень болезненными. — Совсем всё плохо, да?
Ей принесли зеркало, и девушка, взглянув в него, фыркнула.
— Молния, значит. Нездоровое же у него чувство юмора... Мы смогли покинуть Импел Даун?
Иванков помрачнел.
— Увы, мы всё еще внутри. Но здесь мы и другие, кто давно отчаялся, в безопасности. Я назову это место Ньюкама Ленд, и я сделаю всё, что в моих силах, чтобы вы, сладульки, считали это место своим домом и ни в чем не нуждались.
Он указал на изголовье, где висела традиционная двухцветная одежда Иназумы — в ней же она была арестована.
— Я добыл твою одежду. Подумал, что она точно будет помоднее тюремной робы, — окама подмигнул.
* * *
Тюремщик, с котелком совершавший обход заключенных, увидел нависшую позади высокую тень и замер. Решив, что забыл закрыть чью-то камеру, и один из заключенных выбрался, он схватился за оружие.
— Слишком медленно. — Нечто, похожее на гигантские ножницы, выбило оружие из рук надзирателя и повалило его на снег.
Развернувшись, он увидел перед собой мужскую фигуру в двухцветном пальто.
— А ты ещё кто?..
— Её брат, — произнес Иназума, и белоснежную территорию этажа номер пять окрасил алый цвет.
