***
Юнги влип взглядом в одну конкретную точку среди огромной концертной арены, игнорируя любую суету вокруг себя. Взгляд был тяжелым, прикрытым темной тканью панамы, и источал одно лишь сосредоточение. Они репетировали его выступление час с лишним: прогоняли хореографию, тестировали свет и звучание микрофонов, давали рекомендации по заполнению пространства сцены. Его выход замыкал концертную часть церемонии, потому времени еще было достаточно для того, чтобы выдохнуть, привести себя в порядок и настроиться на нужный лад. Но тело не слушалось: руки до странного дрожали, в мыслях был хаос, а сердце грохотало до того сильно, что приходилось делать большие глотки воздуха. Волнение. Самое настоящее, сковывающее все тело и мешающее спокойно мыслить, волнение окутало по самое темечко. Он слишком отвык от того, чтобы судорожно метаться из одного угла в другой в попытках найти тот самый настрой, с которым всегда выходил на сцену. Ритуал, сложенный годами, больше походил на четко-отработанные действия, которые он совершал каждый раз перед выходом. Принять ледяную ванную, прочесть один из рассказов Мураками, выпить стакан виски и поблагодарить себя за весь пройденный путь. Искренне, от всего сердца, отрицая любые сожаления. И, проделывая каждый из шагов, поправляя манжеты на пиджаке, он вдруг понял, что конкретно мешало настроиться на нужный лад. Зудящее под коркой чувство собственного обмана не давало отбросить ненужные мысли и сделать шаг вперед. - Ты сожалеешь, - внутренний голос звучал слишком громко. Юнги не мог спорить с ним. И как он ни пытался, заглушить его становилось все невозможнее. Он заведомо догадывался, в чем была причина. В ком была причина. Он уже какое-то время не вспоминал о Со Ён. После разговора с Хосоком он вообще закрыл в себе эту функцию. Приучил, что больше не думает о ней при всяком удобном случае, не читает старые записи в ее дневниках, которые он все-таки забрал себе и хранил теперь в верхнем ящике прикроватной тумбы. Он реже звонил Чимину, почти не слушал истории Чонгука о поездке в Чеджу в столовой, которыми тот взахлеб делился, забывая есть свою курицу с рисом. Ему бы очень хотелось перестать находить ее отголоски в своей музыке, проводить бессонные ночи в попытках написать что-то стоящее. Но получилось это сделать только на четвертый месяц после той встречи в парке. Тогда он последний раз набрал Чимина и узнал, что она скоро вернется в Сеул, чтобы записать здесь трек вместе с Чонгуком. - Не знаю, как им удалось уговорить ее сделать это, - Чимин замолчал, обдумывая, что скажет дальше. - Но думаю, все дело в Хи Су. Он бы не упустил этой возможности. Кажется, мужчина ожидал услышать любые новости, кроме этой. Она приедет в его студию, будет записывать несколькими этажами выше, и он даже не приложит к этому руку. Бессилие, тоска и разочарование в собственных поступках плотно накрыли все его сожаления огромной крышкой тупого упрямства и страха. Он спрятался, запретил себе узнавать, о том, как пройдет эта встреча и сразу заткнул любые попытки младшего предложить ему присоединиться к этой работе: - Не смей, - Юнги скучающе смотрел в окно, подперев плечом раму. - Ну хён, - тянул Гуки и продолжал пытливо глядеть ему в спину. - Вы так давно не виделись! Неужели, вам не интересно узнать, как у нее дела! Да и сама Со... - Даже не начинай со мной этого разговора, - так и отрезал, недобро зыркнув на него. И по одному этому взгляду мальчишка все сразу же понял, оторопело втянув шею и поборов внутренний импульс нарушить еще одну из выстроенных Мином границ. Последняя станет фатальной не только для него самого, но и для старшего, что и так держался из последних сил. И вот, по истечении еще одного года, он все еще не мог избавиться от навязчивого желания бросить все, набрать знакомый номер и услышать очередные гудки. Со сменила номер сразу же после своего отъезда — об этом Юнги оповещал механический голос из трубки всякий раз, когда он терял терпение и звонил ей. Чаще всего в ночи. Трезвый, но оторопелый от желания услышать знакомый, мягкий и кроткий голос на том конце провода. - Ты никогда не сможешь забыть о ней, - продолжало вторить нутро и давить на диафрагму. - Юнги, пора, - менеджер, стоящий за его спиной, настойчиво напоминал о себе. - Скоро начнется. Он столько времени провел в полном ощущении, что для счастливой спокойной жизни ему нужен только он сам. Старался нести эту мысль в массы, воспевая одиночное существования едва ли не в каждой своей песне. До сжимающихся под столом пальцев доказывал своему психологу, что давно справляется сам, отнекивался от надоедливого Джина, убеждая, что ему никто не нужен. В особенности она. От любви одни неприятности — стало уже не мантрой, а выбранным путем, которому он следовал всю жизнь. Да только в сухом остатке Юнги имел при себе пустые надежды и квартиру, в которой он закрывался каждую ночь в надежде избавиться от этих надоедливых мыслей. Включал единственный телевизор в гостиной, чтобы на фоне что-то звучало, чтобы не было так пусто от нахождения с самим собой. Включал на ноутбуке музыку, работал, скрючившись на диване, допивая свое безалкогольное пиво, и страшно ненавидел себя за обман. Внутренний голос продолжал насмехаться и истошно вопить, чтобы остановился. Но Юнги знал лучше самого себя, что назад дороги нет. Что его единственным спасением стала девушка, открывшая ему свое сердце и получившая отказ только лишь по той причине, что он не смог бы никогда дать ей то, что она изо дня в день щедро отдавала, не прося при этом ничего взамен. - Ты любишь ее... - Всегда любил.***
Со проталкивалась через танцующих людей только с одной целью — как можно скорее пробраться к бару и наконец-то выпить чего-то крепкого за этот вечер. Церемония изрядно потрепала нервы: ей все же пришлось выйти на сцену и исполнить песню, за которую она была номинирована на эту премию. Забирать награду было страшно-непривычным, еще более неожиданным стало то, что большинство артистов радовалось ее победе. Многие подходили и делали комплименты ее творчеству. И старые, и молодые исполнители хвалили ее, говорили, что горды новым поколением, на что Со только кивала и сдержанно улыбалась. Ей все это казалось нереальным, точно она провалилась в давно-желанный сон и теперь никак не могла проснуться. Тонула в этом счастье, но не чувствовала себя живой. Тело будто и вовсе не принадлежало ей, и даже увесистый микрофон с выгравированным именем ощущался в руках легкой побрякушкой, что ей отдали подержать на время. Она наконец-то опустилась на мягкую обивку высокого стула, отставив награду подальше, и попросила бармена подать ей негрони. На ней было платье из серебристых пайеток, широкий черный пиджак и черные изношенные вансы. Последний элемент гардероба сильно смущал Хи Су, но Со была непреклонна и просила не спорить с ней. Она нервно крутила в пальцах подвеску, продолжая разглядывать пришедших на афтепати гостей, среди которых заметила две знакомые макушки. Та что повыше, погуще — принадлежала Джину. Он, одетый в черный костюм тройку с расслабленной бабочкой, двигался медленно и уверенно, минуя остальных. Рядом с ним, глядя себе под ноги, шел его ассистент, молоденький Пак Джинсу, бывший сокурсник, с которым Со последний раз виделась еще в стенах университета. Похоже, что парень только вливался в музыкальную сферу, ведь еще год назад у Джина была ассистентка, старшая его на несколько лет. Джин заметил девушку, что-то проговорил кивающему Джинсу на ухо и двинулся ей навстречу. Со поднялась с места, когда он подошел ближе к ней, и поклонилась мужчине. - Поздравляю, Со Ён-а, - Ким опустился рядом с ней. - Ах это, - она лукавила, когда делала вид, что эта награда ничего не меняет в ее отношении к своему делу. На самом деле, ей было жутко страшно и боязно растерять все в один момент. Эта статуэтка точно не принадлежала ей. - Лукавишь, - мужчина ухмыльнулся и удобнее устроился на стуле. - Вижу по твоим трясущимся конечностям, что волнуешься ты до сих пор. - Меня так легко прочитать, Сокджин-ши? - Опять ты со своими формальностями, - легкая улыбка окрасила его губы. - И вовсе нет. Просто я хорошо вижу людей. - Прямо-таки всех? - Со изогнула бровь и мягко улыбнулась в ответ. - Тех, у кого душа открыта, - он загадочно ухмыльнулся и отвлекся на что-то за ее спиной. - Вас прочитать легко, для этого не нужно глубоко рыть. Достаточно только знать, как вы реагируете на внешние факторы или как у вас дрожат пальцы, когда все идет не по плану... - Говоришь о ком-то конкретном? - Со нахмурилась, она и сама пыталась прочитать мужчину, но у Сокджина вокруг будто был прочный фильтр, не пропускающий никого глубже органичных смол-токов. - Да нет, - он неопределенно повел плечами. - С чего бы мне? - а сам продолжал выискивать кого-то взглядом. Со Ён немного отвлеклась на сообщения Хи Су, уже покинувшего вечеринку, и вчитывалась в очередной to-do list, дела из которого предстояло сделать в течение следующей недели. Там были интервью у маленьких и крупных изданий, пару съемок для онлайн-журналов, несколько лайвов на открытых площадках города и одна важная встреча, пропустить которую никак было нельзя. Команда их лейбла хотела встретиться, чтобы обсудить дальнейший контракт и условия работы, влекущие за собой некоторые запреты для ее личной жизни. И Со слишком хорошо была уведомлена о них: теперь все ее связи, выходящие на публику, будут строго охраняться, посты в соцсетях — выходить по четко-спланированному графику, а любые хотелки обсуждаться узким кругом десятков менеджеров и продюсеров, которым лучше знать, как будет устроена ее «личная» жизнь на ближайший год. - Адово кольцо добралось и до меня, - проговорила больше себе под нос, но Джин тут же обратил на нее свое внимание. - Новые условия контракта? - он гаденько улыбнулся и поднялся, освобождая место рядом с ней. - Не думаю, что тебе нужны подробности, - только кивнула и вновь уткнулась в телефон, печатая очередное «Хорошо» для Хи Су. - Думал, что ты в курсе таких сюрпризов. - Не думала, что они всплывут так скоро, - с грустью хмыкнула Со. - Брось, - Джин встряхнул плечами. - Ты восходящая звезда. - Ты правда так считаешь? - Не думаю, что это вскружит тебе голову, Со Ён-и, - Джин обхватил ее за плечи и слегка сжал их. - Но думай трезво и думай только о себе. Мужчина еще раз кивнул, едва сжав ее плечи, и направился в сторону выхода. Она еще несколько раз прокручивала его последнюю фразу в своей голове на предмет, а точно ли стоит так докапываться до себя в этот вечер. После чего попросила у бармена пепельницу и закурила прямо там. Образ миловидной девчонки мог в легкую испортиться наличием никотиновой палочки во рту, но всем здесь, ровно также как и ей, было наплевать на маски, навязанные менеджерами и индустрией. Этот бар был единственным местом, где каждый мог вести себя как ему угодно и нести ту правду, на плечах с которой заходить домой было бы в разы легче. - Я смотрю, Хи Су не очень-то следит за своими артистами, - раздалось прямо над ее ухом знакомым бархатом. Со вздрогнула, натурально вздрогнула только от одной интонации в знакомом голосе. Юнги обошел ее и приземлился на соседний барный стул, на котором еще недавно сидел его хён. Белая футболка, широкие джинсы с разрезами на коленях, взъерошенные волосы были совсем такими же, как и несколько лет назад, когда она видела его каждый день. К сожалению, он совсем не изменился, и это било под дых сильнее, чем Со могла того ожидать. - Здравствуйте, сонбэним, - она покорно склонила голову, сильнее сжимая сигарету в пальцах. - Какой я тебе сонбэ, - его смех, рокочущий, глубокий, пробил грудную клетку насквозь. Со задержала дыхание. - Мы теперь наравне, Со Ён. Поздравляю с дебютом. Юнги, тот же самый Юнги, что пытливо разглядывал ее на пороге собственной квартиры в их последнюю встречу, смотрел будто в первый раз. Изучал новый цвет волос, пепельно-белый — инородный для ее внешнего вида. Короткие волосы, едва доходящие до скул, щеки, точно облитые глиттером, и глаза — все еще самые искренние. Кажется, единственное, что осталось от «его» прежней Со Ён. - Как же сильно ты изменилась, - он изучал ее, опускался взглядом и резко затормозил где-то снизу. Увидел старые кеды, ухмыльнулся сам себе и вновь обратил на нее взгляд. - Почти не узнать. - Вы раздосадованы или приятно удивлены? - Ты, - намеренно выделил он. - И да, я приятно удивлен. - Больше не «девчонка Юнги»? - она хитро улыбалась себе под нос. - К сожалению, - сейчас, ровно в этот самый момент, казалось, что не было этих несколько молчаливых лет; они будто не виделись всего пару дней. - Как поживаешь? - Довольно неплохо, - она потянулась к своей награде. - Как видишь. - А что скажешь обо мне? - Не меняешься с годами. Разве что... - он поднял на нее удивленный взгляд. - Хорошеешь. - Ерунду не говори, - он закатил глаза, нарочито, точно провоцируя ее. - Я всегда говорю, что у меня на душе и рвется с языка, - Со горделиво повела подбородком. - Не сомневаюсь, - булькнул так тихо, словно она сказала какое-то непотребство. Со расхохоталась. Так звонко и легко, что Юнги отпустил всякую оборону. Сложил оружия в сторону, открылся ей весь, и теперь смотрел так, точно был готов наконец говорить честно. - Здесь слишком громко, - он вторил ее мыслям. - Не хочешь пройтись? - Хочу, - лепетал ее внутренний голос и умолял согласиться с ним. Впервые и наконец-то согласиться во благо.***
Место, куда ее привел Юнги, показалось Со Ён знакомым. Она уже где-то видела эти расписанные граффити стены, яркие оранжевые мешки по углам большого пространства, устеленного зеленым ковром, имитирующим траву. К дальней стене крепились баскетбольные кольца, по центру находился огромный экран и такие же раскиданные мешки, на которых собрались парни и девушки возраста Юнги и младше. Вокруг было до удивительного тихо, и каждый был занят своим делом: кто-то играл в приставку у широкой плазмы, кто-то вел тихие беседы или играл в настольные игры, группа парней отрабатывала броски, собравшись кучкой у колец. Мужчина повел ее к барной стойке и предложил занять место, пока приветствовал знакомых и что-то активно наговаривал одному из них. - Со Ён-а? - девушка обернулась, увидев позади себя худенького высокого парня в черном худи. - Здравствуйте, - она неловко поднялась с места и поклонилась незнакомцу. - Мы с вами знакомы? - Нет-нет, - он скромно покачал головой, и его щеки залились едва заметным румянцем.- Я старый знакомый Юнги-ши, а еще ваш поклонник. Со стушевалась, потупив взгляд. Это был первый человек, который вот так просто подошел к ней и сообщил о том, что он любит ее творчество. - Простите, если смутил вас. Я увидел, что вы пришли сюда с Юнги-ши и хотел выразить вам свою симпатию, - завидев еще более удивленный взгляд девушки, он поспешил исправиться. - То есть...Я имел в виду, симпатию к вашему творчеству. - Не ожидала встретить здесь кого-то, кто уже слышал мою музыку, - Со благодарно склонила голову и предложила ему присесть рядом. - Как вас зовут? - Чхве Ван, - парень спрятал руки в передние карманы худи и устроился на соседнем стуле. - Я давно знаком с Юнги-ши, больше пяти лет. Мы болеем за одну команду. - Очень приятно, Ван-а, - она обернулась и встретилась глазами с наблюдавшим за ними Юнги. - Заядлые баскетболисты? - Были когда-то, - паренек кивнул своему товарищу. - Сейчас Юнги-ши весь в музыке. - Вы знали, что у него дома есть собрание «Слэм-данк'а» из тридцати одного тома? - Ван удивленно изогнул бровь. - В нескольких изданиях. Баскетбол всегда занимал отдельное место в его сердце. - Когда-то мы вместе смотрели его и здесь, - парень неловко перемялся с ноги на ногу. - Это было давно. - Юнги пересматривает его каждый год, - Со согласно кивнула. - Он знает все серии наизусть. - Вы смотрели его? - Да, - она вся зарделась. Юнги стоял неподалеку, подперев голову рукой и облокотившись на барную стойку. - Каждый год, - проведенный вместе, - так и осталось на кончике языка. - Вы, наверное, сильно привязаны друг к другу, - Ван потупил взгляд. Было видно, что ему было неловко от попытки нарушить личные границы девушки. - Когда-то были, - Со погрустнела. - Простите, - он принялся кланяться. - Не хотел вас огорчать. - Все в порядке, Ван-а. На некоторые вещи мы не можем повлиять. - Надеюсь, на эту вы все же сможете повлиять, - он широко улыбнулся и кивнул ей на прощание, завидев, как Юнги приближается к ним. - Успехов в музыке, Со Ён-а. Он остановился напротив, сложив руки в карманы, и склонил голову. Разглядывал ее, пытался отыскать в этой красивой, яркой девчонке свою Со, но каждый раз спотыкался о пытливый взгляд, направленный куда-то вглубь. Со Ён смотрела так, точно знала каждый его следующий шаг и был готова в любой момент дать отпор. Это не нравилось Юнги, но наблюдать за ней хотелось до того, что он позволил себе еще какое-то время сохранить молчание и сесть рядом, жестом попросив бармена принести им что-то из барной карты. - Как жизнь, сонбэ? - По-всякому, крошка Со, - он подыгрывал ей. - Я ведь все еще могу так называть тебя? - Если нравится, - но ей не хотелось играть. Взгляд у Со Ён был серьезным, даже несмотря на легкое опьянение, затянувшее ее сюда вместе с ним. - Вам идет эта стрижка. Мужчина будто специально разворошил свежую челку, запустив пальцы дальше, к затылку. Он вновь вернулся к старому имиджу, оставив естественный цвет волос и короткую стрижку. Возвращаться к истокам было непросто, особенно учитывая тот факт, что в ней теперь не доставало одного важного элемента, восседавшего конкретно сейчас перед ним. - Тебе необязательно придерживаться со мной формального тона, - он двигает стакан с виски ближе и наклоняется так, чтобы заглянуть ей в глаза. - Как ты? - Я не знаю, - она наконец-то выдыхает и смотрит на него загнанно. - Должна быть очень счастлива, но... - Ты ничего не должна, Со, - обрывает грубее, чем бы ему хотелось. - Счастье нельзя вынудить, оно ощущается само по себе. - Но я так много работала, чтобы получить эту статуэтку, - она кривится от того, как сильно виски обжигает горло. - Ни за что не поверю, что ты работала ради статуэтки, - прыскает и залпом выпивает содержимое. - Копай глубже. - Как вам...Как тебе мое выступление? - Глубже, Со Ён-и, - он просит обновить себе напиток. - Я знаю, что ты можешь. И на каком-то иррациональном уровне, еще на заводских настройках она подчинялась и вторила ему своим взглядом. Не противилась, внимала и тянулась ближе. Юнги был готов разорваться на атомы от одной ее доверчивой близости. - Я могу сделать это лучше, - Со была на пределе. На том рваном конце эмоций, потяни за который, и на мужчину бы обрушился шквал накопленной за все эти годы истерики. - Ты уже сделала это, - но Юнги был непреклонен. - Тебя беспокоит другое. - Похвали меня. Мгновенно возникшая тишина разрезает пространство между ними. Вот он, тот самый нерв, оголенный, обнажающий искалеченную психику и уязвимую душу Лим Со Ён, разглядеть который ему наконец-то позволили. Со прикрыла рот ладонями и нырнула в них лицом, свернулась в калачик и задрожала перед ним. Было страшно даже пошевелиться, но мужчина понимал, что ей стоило больших усилий сознаться в этом. Девчонка никогда не просила вслух о чем-то таком: стеснялась, боялась показаться неуместной, быть пристыженной. Юнги собрал в кулак всю волю, чтобы сейчас же не наброситься на нее, не разорвать в попытках подчинить себе и присвоить полностью. Он и так держался из последних сил. - Ты..., - голос его был охрипшим, а слова едва проталкивались через горло. - Самое честное и совершенное создание человечества, Со Ён. Она подтянулась и уставилась на него неверующе. Хлопала глазами, поджимала губы и сдерживала слезы. Казалось, даже не дышала, пока слушала его. Было так страшно, что грохот ее разошедшегося сердца прорывался через гул собравшихся здесь гостей. Юнги слышал каждое его биение, отсчитывал ритм и складывал в голове слова в предложения. Нужно было сделать все аккуратно. Не спугнуть, не ранить, не оттолкнуть больше, чем он уже. - Ты такая нежная, Со, - он подвинулся ближе и расположил руку позади нее, точно закрывая собою ото всех. - Такая сильная, трудолюбивая. Я восхищаюсь тобой и горжусь, что воспитывал тебя, был рядом. Я считаю, что ты превзошла меня в своем возрасте. И сегодня была там, на сцене, совершенной. - Юнги... - Совершенной, Со, - он двигался ближе и ближе. Его лоб почти касался ее, кисти обвивали с двух сторон и едва прижимали ее к себе. - Так близко, - первый всхлип вырвался из нее и был пойман им. Юнги совсем не ожидал, что сможет позволить себе нечто больше вежливого тона и искренней улыбки рядом с ней, но он мазнул по ее губам неуверенным поцелуем и замер у кончика ее носа. - Прости. - Сделай так еще раз, - тон у нее был серьезным. Ее глаза замерли на его нижней губе, а пальцы аккуратно улеглись к нему на колени, едва сжимая их. - Ты уверена? - Абсолютно.***
О том, что языком любви Юнги выбирал моральную поддержку и заботу о своих слушателях Со знала давно. Но когда он пропел об этом шестнадцать раз, едва сдерживая собственные слезы, что-то внутри нее надломилось. Смотреть на него, с гитарой наперевес, со взмокшими волосами и дрожащей нижней губой становилось едва возможным. Ей хотелось выть, драть на себе кожу и лезть под столик, за которым она, Намджун и Хи Су сидели в окружении еще нескольких музыкантов. Боковым зрением Со улавливала внимательные взгляды старших, и хотя внешне выглядела совершенно невозмутимой, внутри она едва сдерживалась. Пальцы сжимали края платья с той стороны, где остальным не было видно. Она почти не моргала и не сводила глаз со цены. И одна мысль, что сквозила через сердце и перепрыгивала прямо в голову, говорила ей о том, что Юнги совсем не изменился. Нет, она вопила вместе с Со Ён и рвалась наружу. К мужчине, его боли и тем внешне едва заметным переменам: он прошел ровно тот же путь, что и она, с разницей лишь в том, что у него он случился дважды. И второй раз оказался куда более болезненым. - Со, - Намджун нагнулся, чтобы шепнуть ей на ухо. - Хочешь, уйдем отсюда? - Нет, - она бы хотела, чтобы это прозвучало без того слышимого надрыва, но скрывать эмоции при нем получалось откровенно плохо. - Не нужно. Я в порядке. - Вижу, твое «в порядке», - цокнул, и все же его рука опустилась к ней на бедро, чуть сжимая оголенную кожу. - Только ты и видишь, - Со не спорила. Знала, что спрятать истинные эмоции от мужчины у нее все равно не получится и в тайне надеялась, что только он заметил их. - И слава Богу, - в подтверждении ее догадок вторил Джун. - Выпей, - он подтолкнул ей стакан с водой, но ее рука ухватилась за граненный бокал, наполненный виски. Она залпом опрокинула его, ни капли не сжимаясь. Что внутри, что снаружи. - Взяла ты от него, конечно, самое лучшее. Кто же так пьет, Со Ён-и? - Помолчи хоть минуту. Намджун на ее недовольные шипения только кривил улыбку и сильнее стискивал пальцы на бедре. Упрямая, сколько бы времени ни прошло, сидит и не показывает никому то, что плещется с излишком внутри — не хочет выглядеть слабой ни перед кем. В особенности, перед тем, кого знает сызмальства. Вокруг начиналась суета: Хи Су возбужденно обсуждал со знакомым продюсером дебют своей подчиненной, телефон Намджуна обрывался от звонков Сокджина, с которым тот стал ближе в последние несколько недель. К их столику стало подходить все больше людей, чтобы лично познакомиться с Со Ён и поприветствовать ее сонбэнимов. Все это время Со не могла оторвать глаз от сцены: следила за тем, как меняется схема света, как Юнги меняет инструменты, как с каждой новой песней его голос звучит более хриплым и грубым. Она была готова прожечь в нем дыру, если бы не взявшийся из ниоткуда Чонгук, которому все же удалось найти их после ее выступления. - Со! - гаркнул над ухом и сжал в крепких объятиях со спины. - Наконец-то! Думал, не найду тебя. - Где ваш столик? - она усиленно закрутила головой, и единственное, что могло оторвать ее от созерцания мужчиной был еще один, встречи с которым она предпочла бы избежать. - Его здесь нет, - Чонгук опустился на корточки и ласково улыбнулся ей, сжимая в своих горячих ладонях ее дрожащие пальцы. - Не волнуйся так. - Я не волную... - Знаю я, - усмехнулся и щелкнул по носу. Еще один, как же. - Волнуешься, что зубы стучат друг о друга. - Хочешь остаться или уйдем отсюда? Со молчала, то и дело возвращая свое внимание к сцене, и парень знал наверняка, что теперь, как бы он ни пытался отвлечь ее и расположить к себе, вышло бы это у него паршиво. Юнги — единственный элемент в этом зале, ставший сейчас значимым, справился с этой задачей отличником. Она не могла бороться с эмоциями, как бы не натягивала на себя маску безразличия, и Чонгук был вторым человеком, заглянуть под которую удалось. Пазухи заполнило горечью от мысли, что сколько бы времени ни прошло, только одному человеку Со была готова отдать всю себя. Чонгук смахнул это наваждение, стиснул зубы и попытался принять беспечное выражение лица. - Садись сюда, - подал голос Джун и подвинул к ним еще один стул, позади себя и Со. - И как ему это удается? - тихо и беззлобно процедил младший, принимая из рук Кима наполненный виски стакан. - Понятия не имею, - голос у хёна звучал расстроенным. Неужели, не только ему, Чонгуку, не посчастливилось этим вечером разочароваться в собственных намерениях? - Не дрейфь, - макне вдруг стал серьезным, крепко ухватившись за плечо Намджуна. Ему хотелось поддержать старшего, как если бы кто-то мог сделать похожее для него самого. - Что бы там не случилось сегодня, она примет верное решение. Намджун и не сомневался. Знал, что она справится, превозможет любое влечение, и все же наблюдал за тем, как едва заметные дорожки слез высыхали на щеках его подчиненной. Ему ничего не оставалось: только смотреть и видеть, как та, кого любил столь сильно, собственноручно выкручивает последние гайки былой любви, выстраивая вокруг себя высоченные преграды, перепрыгнуть которые удастся не каждому. Ни ему, ни Юнги. Ведь тот путь, что ей пришлось выбрать, не предполагал другого решения. И все же, только одна мантра, озвученная в этом зале сегодня ни единожды, заставляла веритьв лучшее и в то, что: Все будет хорошо, все будет хорошо, все будет хорошо, все будет хорошо, все будет хорошо, все будет хорошо, все будет хорошо, все будет хорошо, все будет хорошо, все будет хорошо, все будет хорошо, все будет хорошо, все будет хорошо, все будет хорошо, все будет хорошо, все будет хорошо.***
Первым, что отрезвило ее на мгновение, стал звук упавшего в ноги клатча, который Юнги спихнул в сторону, крепче вдавливая свою ладонь в ее поясницу. Он прижимался к ней, скользя губами ниже, к шее, оставляя на ней влажные следы от своих поцелуев. Щеки Со Ён горели, дыхание учащалось с каждым вздохом, она едва сдерживала себя в попытках не распластаться под ним. Они каким-то особенным вихрем ворвались в его квартиру, где девушка была не единожды, но наощупь, с закрытыми глазами пространство ощущалось иначе. Со хваталась руками за его плечи, удерживала на них свой вес и стыдливо стонала прямо ему в рот. - Со, крошка, - с придыханием вторил Юнги. Прерывисто дыша, Со Ён не ощущала ни страха, ни сомнений. Только его руки, гладившие ее талию, опускавшиеся ниже к бедрам. Они были везде. Со крошевом рассыпалась по холодному полу, куда ее поставили и толкнули дальше в гостиную. Он обнимал девчонку со спины и целовал в шею, у линии роста волос — самое уязвимое место вынудило ту крутануться на пятках и вновь припасть к его губам, вцепившись со всей силы у линии роста волос. Пальцы растягивали мягкие пряди, пока губы безостановочно двигались и ловили едва сдерживаемые стоны. Было удивительно комфортно и до ужаса приятно оказаться в его объятиях — таких, какими он ни разу не касался ее. Она так долго и до хлипкого отчаяния хотела оказаться в этих обстоятельствах, что совершенно не знала, куда себя деть. Трясло от одной мысли, что этот мужчина, тот самый мужчина, которого она любила все эти годы, наконец-то целует ее, трогает как любимую женщину, женщину, которую он хочет сам. Она подцепила пальцами его футболку и потянула наверх, сбросив ткань под ноги. Юнги, стиснув покрепче, потянул ее к дивану и упал вниз, усаживая к себе на бедра. Если бы у Со было впереди еще девять жизней, то она непременно бы остановила их, чтобы как минимум три из них провести за созерцанием его такого: взлохмаченного, возбужденного и слегка нетерпеливого. Он то и дело бегал взглядом по ее лицу, жал к себе, невесомо тянулся губами ближе и заставлял сердце щемиться. Грудь пробивало лихими волнами, сжимавшими сердечную мышцу до такой степени, что боли уже не чувствовалось. - Какая же ты нежная, - он точно молился, блуждая руками по открытым участкам кожи, гладя бедра и кусая ее плечи. Юнги, если бы не был атеистом, точно воздвигнул храм в ее честь и приходил туда молиться каждый день. Еще никогда он не ощущал нечто незыблемое, хрупкое и вот-вот готовое исчезнуть в своих руках. Он скучал по ней, скулил, шлялся побитым псом, неприкаянный, отчаявшийся. И только сейчас, в этом самом гребанном моменте, ощутил долгожданный покой. Дом — вот чем все время была для него Со Ён. Домом, которого он лишился. Нигде и ни с кем не ощущал себя также к месту, правильно и удобно, как с ней. Удобства были для него непривычными, он добровольно отказывался от них в угоду своим целям. И все же, он никогда бы не смог отречься от этих теплых и родных рук, сколько бы не старался доказать себе, что сможет дальше сам. Он внезапно заламывает ей руки, заводит их за спину и смотрит загнанным зверем, которого заточили в клетке. Со не сразу реагирует на него, а только в тот момент, когда слышит его голос. - Я так сильно хочу тебя, - она куксится, потому что не хочет, устала говорить с ним. Все эти годы они только и делали, что говорили, и сейчас необходимых слов у нее нет. Только жажда и страсть. - Так возьми уже наконец, раз хочешь, - она вся вздыбленная над ним. Глаза бегают по его лицу, надутым венкам на шее. Он не узнает ее, такую новую и незнакомую ему. И эту Со Ён хочется еще сильнее. Навсегда. Короткое платье так сильно задралось, что при желании он мог провести костяшками пальцев по оголенной коже над линией нижнего белья. Но Юнги точно специально оттягивал, не собирался приступать слишком быстро, ведь каждая секунда, проведенная подле нее, умножалась на года, что будут идти теперь слишком долго. В ее отсутствии. Со тянула пальцами его майку наверх, губами касалась косых мышц пресса, цепляла зубами ключицы, шею и щеки. Она вся растворялась в нем, в этом моменте, в желании обуздать. Ей не было дела до лирики и интимности, она уже давно для себя все решила и не желала упускать ни секунды. Он тормозит ее у резинки своих боксеров, что призывно торчит из-за линии брюк, и тянет к себе, наверх. Из толщи собственных желаний, из топкой неги, что она сама себе сделала, слепила из его касаний, стонов и тихого мычания. - Иди ко мне, - Юнги переваливается вместе с ней на диван, помогает себе, раздвигая коленом ее бедра, и ложится аккурат меж них. Спиралью внутри закручивается желание, Со Ён жмется к его бедру, трется о него, пальцами ползет к плечам и наконец стягивает с него майку. Мужчина позволяет ей стянуть с себя вещь, после чего нависает и жмется губами к шее, ключицам, покусывает выпирающие косточки, пока рука ползет под юбку, сдвигает ткань трусов и проникает пальцами в долгожданную мягкость и теплоту. Б-о-о-о-же, как в ней хорошо, - думает Юнги и толкается вперед, внимая хлипким стонам. Она сужается на его пальцах, и он ничего не может с собой поделать, когда думает о том, как хорошо было бы поскорее самому оказаться в ней. Юнги всегда знал, что хочет заняться с ней сексом. Честно признаться, эта мысль впервые выстрелила в его голове на их первый совместный Новый год после переезда Со Ён. Она приехала к нему и решила остаться на праздники. Город замело, а быть одной дома в такую погоду казалось верхом преступления, учитывая, что Чимин предательски сбежал в Барселону с очередной пассией. Со Ён сидела в кресле с кружкой горячего вина и книжкой. Волосы были влажные после душа, она была в его домашних штанах и спортивном бра. Юнги поймал себя на мысли, что это были лишь плотские желания, которые он наконец-то позволил себе выпустить спустя два года заточения в собственной темнице. Со Ён же, случайно оказавшаяся рядом единственная девушка, была тут вовсе не при чем. Он хотел ее не вопреки своим ценностям и устоям, а лишь потому что от нее приятно пахло, ее грудь часто вздымалась, а кончики волос притягательно липли то к щекам, то к губам. Юнги почувствовал настоящее желание, осознанное и взращенное ее постоянным присутствием и поддержкой, лишь спустя несколько лет. Это произошло тогда в студии, когда она показывала свой характер и защищала собственную музыку. Ее протест, принципы и желание придушить любого, кто посмеет изменить ее проект, тлеющее на дне сапфировых глаз, пробудили в нем то давно-забытое, что он жаждал почувствовать уже много лет. Хотелось схватить, вжать бедрами в стол и зацеловать любые доводы, почему нельзя с ней было так. Можно, нужно, необходимо показать, что он готов дать ее все, о чем попросит, уложит перед ногами, закатает любого, кто посмеет не согласиться, но все на что он тогда был способен: «Звучишь сыро и безалаберно». Кретин. Он ведь знал, как важна для нее обратная связь. Знал и растоптал тогда все в клочья, потому что испугался их двоих. Сколотись у них действительно тандем, он бы растворился в ней, разъелся бы по клочкам, точно в белизне. Потому что делать неполноценно он не умел, а делать недостаточно для любимого человека — увы, никак не мог. - Любимая, - она замирает под ним, широко раскрывая глаза. - Что? - вторит еле слышно, почти не раскрывая губ. Блять. Он сказал это вслух? Юнги наклоняется к ней, целует жестче, крепче, пальцы толкаются в нее ритмичнее. Он жмется к ее рту, к ее телу, вздымается над ней, сам уже готовый кончить от одного ее вида. С распахнутыми губами, которыми она едва успевает схватить немного воздуха в перерывах между его поцелуями, с закатившимися глазами и руками, опрокинутыми за локотник дивана. Со ухватилась пальцами за мягкую обивку до побелевших костяшек. Если он не остановится, она кончит прямо так, под ним, со сдвинутыми в сторону трусами и грохочущим в горле сердцем. - Давай, любимая, - нет. Ей все же не послышалось. Он действительно ее так назвал. Юнги, если и было что терять, так это последний шанс быть искренним с ней. Он действительно любил ее все эти годы да только жалко поджимал хвост, когда она говорила с ним честно и прямо, не боясь быть отвергнутой. Пора и ему отразить всю глубину и степень искренности своих чувств к ней. Она явно заслуживает больше его рядового «можешь лучше», что на языке Мин Юнги всегда было: я ценю и люблю тебя. - Постарайся кончить для меня, - говорил как в бульварных романах с ней, но у него так захлестывало крышу, что слова лезли без разбора. Она сжимает бедра так сильно, что почти сдавливает его запястье. Виском утыкается в подушку, жалобно хнычет и елозит под ним, будто просит еще немного ласки. - Со, - он тянется губами к ее глазам, сцеловывает капли пота со лба, льнет к раскрытому рту. - Хочу сделать тебе приятно, - Со Ён говорит уверенно и твердо, но мужчина только смеется. В противовес этому серьезному заявлению на лицее у нее усталость приятная, сонливая, еще немного — и шкодливая. Но ему так не хочется ее тревожить, наоборот — продлить созерцания этого момента. - Ты уже делаешь, - ныряет носом под волосы, тычется в шею и обдает край уха горячим воздухом: - Тем, что рядом со мной. Даришь себя, свое тело, свои стоны… Он едва ли не давится воздухом, чувствуя ее руку, под своими боксерами. Со смотрит испытывающее, когда проходится вдоль все длины и слегка сжимает головку. - Блять, - получается почти рык, но он давит в зародыше. Привстает на руках и помогает ей стянуть с себя брюки вместе с бельем. Пользуясь случаем, она выныривает, усаживает его, надавливая на плечи, чтобы откинулся на спинку дивана, и устраивается на полу между ног. - Со, ты не обяза…гхм…Блять, - но не успевает договорить, чувствуя губы, язык, горячее, вязкое и до безобразия мокрое пространство ее рта. Она старалась, Юнги готов был поклясться, что еще никогда и никто не делал ему минет до этого самого момента. Хотя и претенденток, и опыта получил за эти годы сполна. Не то, чтобы часто позволял кому-либо такую форму близости, но пару случаев с заядлым постоянством на его век пришлось. Со ощущалась мягко, движения ее были плавными, она старалась усилить темп и глубину, чтобы взять как можно больше. Рука сама тянулась к ее затылку, он чуть надавил и помог себе бедрами, усиливая толчки. Со вжалась пальцами в обивку дивана, но виду, что ей тяжело принимать его всего, не показала. Только на мгновение остановилась, подняв голову и кольнув таким чувственным взглядом, что он не сдержался и сам толкнулся ей в рот без раздумий. Хлюпающие звуки смешались с его стонами. Юнги слегка поднял ее за подбородок к себе, чтобы неотрывно смотреть в глаза, и ощущал себя на пике собственных возможностей. Еще немного, потерпи еще чуть-чуть, продли это мгновение, увековечь его, родная. Он сдерживался, не отводил взгляда, съедал полностью — забирал все, что положено ему было. Но не здесь, не в этой жизни. В своих грезах он повторял бы такой досуг с Со Ён минимум два раза в день: брал бы ее на кухне с утра, когда она спускалась на запах жаренных блинчиков, усаживал бы на столешницу, выцеловывал каждый дюйм ее тела, а по вечерам — забирался бы с ней в ванную и нежился там, пока кожа не стягивалась бы на пальцах. Оргазм подступал волнами. Первая захлестнула так, что он, не видя ничего вокруг, ухватился за ее запястье, подобрал под бедрами и усадил сверху, входя до самого конца. Пальцы, сами по себе, опустились на вновь взмокшие складочки и растирали влагу. Ему до отчаяния хотелось, чтобы ей было приятно, чтобы она достигла пика вместе с ним. Он надавливал, щипал, интенсивно растирал клитор и касался губами шеи. Вид ее сверху пригвождал к месту. Хотелось застыть, чтобы разглядеть каждую ее эмоцию; взмах ресниц, то, как открывается и закрывается рот в попытках схватить больше воздуха. Но остановиться не было возможным: он поддерживал ее и усиливал прыжки, запрокинув голову на подголовник, чтобы окончательно растерять все терпение, взмыть кверху и зафиксироваться в самой верхней точке. Той, где под веками рисовались размашистые цветные круги, где она сжималась прямо на нем и уткнулась мокрым лбом в его грудь. Липкую, горячую и содрогающуюся от частых вздохов. Блаженство, помноженное на несколько десятков тысяч импульсов, в каждом из которых рождается новое чувство. И оно гораздо масштабнее, глубже и значительнее, чем все, что он испытывал до этого. В нем Юнги больше не мог смотреть на нее как на девушку, которую он знал около пяти лет. Теперь Лим Со Ён — пазл, без которого ничего не сложится. Ничего, что бы могло заставить его поверить в то, что счастье возможно без ее вкрадчивого голоса и ласковой улыбки, обращенных исключительно к нему.***
Обожженными о яркий огонек фильтра пальцами Со набирала выученный наизусть номер. Звонок лучшему другу, единственному, с кем хотелось разделить произошедшее, должен был вытащить ее из пущи сомнений, поставить на место и хорошенько встряхнуть за плечи. Три последовательных гудка и Чимин поднимает трубку. Его оторопелый хриплый голос спасает, поочередно опускает плечи одно за другим, посылает импульсы телу вытянуть шею и выпрямиться. Ночь прохладная, остужает кожу и упорядочивает мысли, а такое необходимое и заботливо хрипящее в трубке «все в порядке?» наконец-то успокаивает. Со Ён спустилась сюда сразу после того, как поняла, что не сможет заснуть в кровати Юнги. И хотя они долго сидели вместе после на том же диване, пили виски, разговаривали о жизни и совершенно не строили никаких планов на совместное будущее, чувство неопределенности не покидало ее. Она точно чувствовала, что это стало пройденным этапом, что завтра они больше не будут вместе: не проведут еще один замечательный и теплый от любви друг к другу день, не запланируют то, как будут совмещать работу и личную жизнь, а только разойдутся. С благодарностью и мнимым чувством привязанности, которое только по привычке тяжело было отлепить от себя, а по факту — еще на музыкальной премии, слушая и внимая исполнению Юнги, Со все для себя поняла и приняла. Больше то чувство, что казалось сильным и ослепляющим, не приносило удовлетворения, а только напоминало о себе редкими мурашками по коже. Она не видела себя с ним, а в его агатовых глазах наблюдала лишь зыбучие пески времени. Она прикрыла глаза и задержала дыхание перед тем, как выпалила слишком сбивчиво в трубку: - Мы переспали, Чим. - Знал, что этим все кончится, - хмыкнул. На том конце провода послышался шорох. - И как? - Что как? - Как все прошло? - Не знаю… - Не лучшее резюме, Со Ён-и, - тот только цыкнул в трубку. - Я не уверена, что мы поступили правильно, - она действительно не понимала: сожалеет об этом или радуется, что закрыла долгожданный гештальт. - Боже, Со, - она буквально увидела, как Чимин потер переносицу на том конце трубки. - Здесь не может быть правильного или неправильного. И вообще, ты же всегда этого хотела! В чем дело? - Я…, - запнулась. Действительно хотела, но стыдилась, почему-то слишком сильно стыдилась того, что вернулась в прежнюю точку. Так ей казалось. - Мне кажется, что я стыжусь, - слова подбирала аккуратно, потому что знала, что Чимин уже был готов рвать и метать. - Я прошла такой сложный путь благодаря тебе, Тэхёну, Чонгуку. Да даже Сокджин-ши. Теряла веру, пыталась достичь уверенности в себе, а теперь…Теперь кажется, что стерла все в труху. - Я с тобой не согласен, Со. Ты боишься, что переспав с ним, потеряла уверенность в себе? Но как? Думаешь, кто-то из нас, узнав об этом, станет тебя осуждать? - Я не уверена… - Вот и правильно, Со Ён-и, - назидательно, но мягко вторил ей. - Пойми одну вещь: основная идея непоколебимой уверенности в себе заключается в том, что тебе похуй на то, что другие думают о тебе. - Но мне не может быть все равно на то, что вы подумаете, - и хотя знала, что Чимин прав. - Может и должно быть, крошка Со. Пауза. Глубокий вдох. Выдох. Он прав. Но только почему-то не может согласиться, точно внутри нее тянет в другую сторону. Набраться смелости, вернуться в спальню, доспать ночь и поговорить с ним. Или разбудить его, мягко проведя рукой вдоль волос, коснуться щек, прижаться губами к переносице. Чтобы наблюдать за заспанным выражением лица — одним из любимых у Юнги. - Поговори с ним, - Чимин точно читал ее мысли. - Он заслуживает твоей честности. - Я как раз думала об этом, - усмехнулась, прикусив подушечку большого пальца. - Тебе понравилось? - Чимин! - А ты думала, я не буду спрашивать о вашем сексе? - друг расхохотался в трубку с такой громкостью, что пришлось отвести телефон в сторону. - Я не хочу обсуждать это сейчас, - Со только фыркнула. - Л-а-а-а-дно, - усмехнулся и прошелестел таким противным голоском, точно против шерстки начал гладить. - Но когда вернешься к жизни, мы обязательно поговорим об этом. А сейчас иди. - Спасибо, Чим. - Он все поймет. Я уверен, Со.***
Утро наступало лениво, освещая рудыми лучами светлый паркет в спальне Юнги, колыша прохладным ветром плотные шторы, гуляя по комнате тихим, заливистым пением птиц. Со никак не могла найти сна, мечась с одной стороны подушки на другую, все обдумывала, с чего лучше начать разговор и стоит ли это делать вовсе. Что она ему скажет? «Спасибо за секс, мне пора вкатываться в свою новую жизнь, где тебе давно нет места». Или: «Ты, Юнги, сколько бы времени ни прошло, выкручиваешь по гайке моего самообладания и заставляешь любить тебя в разы сильнее. Но эти чувства деструктивны, как ты и сам рядом со мной». А может: «Спасибо тебе за все, Юнги. Я всегда тебя буду любить, и не уверена, что смогу полюбить кого-то сильнее». Ни один из вариантов не казался правильным. Но кажется, для Со Ён все, что связано с Юнги, не имело верного исхода. И так было с самого начала, с того самого момента, стоило ему криво улыбнуться ей при первой встрече и вынудить сердце сделать кульбит. Она застыла на своей стороне кровати, рассматривая его узкую, частично-укрытую тонким одеялом, спину и то, как медленно размеренно она двигалась в такт его дыханию. Ей хотелось бы застыть в этом мгновении на совсем, чтобы автор, пишущий эту историю под конец рабочего дня, поставил три звездочки по центру своего блокнота, спрятал его далеко в тумбочку и отправился на прогулку по вечернему городу. Чтобы их судьбы выбрали тот путь, который удовлетворил потребности каждого. Чтобы история закончилась на этом раннем, теплом утре в Сеуле, когда они оба были предельно счастливы просто существовать. Но Со Ён, хоть и верила в теорию In Yun, знала, что завтра случится новый день. Случится ее долгая длинная дорога, случатся встречи, новые люди, новая музыка — случится новая жизнь. В которой больше не было места старым, задвинутым в угол души, чувствам. А потом легонько потрепала за плечо Юнги, вынудив того перевернуться на спину и сквозь полудрему взглянуть на нее так, чтобы оставить заключительный рубец на сердце и перевернуть последнюю страницу их совместной книги.***
- Отпускаешь? - Юнги, прислонившись к косяку двери, гладил ее ладонь, чуть сжимая пальцы. - Ты же знаешь мой ответ, - он обвел ее ленивым взглядом и подался вперед. Так, чтобы оказаться над самым ее ухом и заговорщически в него прошептать: - Я бы никуда тебя не отпускал. Привязал бы к себе и таскал всюду. Но, увы, - завидев ее содрогающиеся плечи, он отпустил руку и выровнялся, оказавшись за порогом, в квартире. - Ты вольна быть сама по себе. Да и решение давно принято. - Ты прав, - Со Ён уставилась на носки их ног, внезапно оказавшихся разделенными дверью. Точно так, как и должно было произойти. - Мне пора. - Со, - коснувшись локтя, он затолкал ее обратно и обрушился крепкими объятиями, носом уткнувшись в макушку. - Я знаю, что уже ничего не вернуть, и держать тебя здесь — ужасно неправильно, эгоистично. Но я еще никогда не испытывал счастья от того, что отпускаю от себя столь важного человека. Возможно, все дело в том, как сильно ты выросла, изменилась, а может — в том, что мы не разлучаемся навсегда. Ведь, кто знает, - она подняла на него взгляд и сердце его сжалось. Влажные, почти кристально-прозрачные глаза смотрели на него в ожидании. Будто, она все еще была способна верить в то, что все можно изменить, а решение, принятое ими уже слишком давно, ничего не стоило. - Давай встретимся в следующих жизнях? - внезапно произнесла она и опередила его, сжав края бланковой футболки в пальцах. - Думаю, одну тысячу наберем? - он изогнул бровь и шутливо посмотрел на нее. Кажется, Хосок успел рассказать и ему об этой красивой легенде. - Хотелось бы верить, что все три, - Со поднялась на мыски и поцеловала его в краешек губ. - Я чувствую каждую тысячу, проведенную рядом. - Оставайся собой, Со Ён-и, - он сжал ее плечи. - О большем просить не смею. Со Ён в тот вечер еще долго стояла у его подъезда и смотрела в два горящих окна кухни и гостиной. Она уходила отсюда сотни раз, и расстроенной, и в смятении, и злющей как черт, но что-то в этот раз мешало двинуться с места. Прощание, именно оно пригвождало к плитке под ногами, вынуждало смотреть куда-то в одну точку без возможности принять волевое решение и уйти насовсем. Даже тогда, после того, как она призналась ему в чувствах, что были растоптаны в пух и прах, ей было в разы проще отрезать тугие нити. Но сейчас в груди зияла такая пустота, что ни слезам, ни тихой истерике — ничему не было выхода. Со Ён столько раз представляла, как это должно случиться, как горько она могла бы плакать, сидя под его окнами. Как заливисто бы всхлипывала в трубку Чимину — единственному, с кем ей хотелось бы разделить эту боль. Но внутри было полнейшее ничто. Сквозящее, дробящее внутренности в стекла, а почву под ногами — тот фундамент, что возводился последний год — в труху. Слова, брошенные им в растерянности и желании оставить за собой последнее слово, накрыли девчонку с головой, стоило ей перешагнуть порог лифта. - Если вдруг однажды потеряешь ориентиры, возвращайся ко мне, - но она не успела ничего ответить. Железный короб захлопнулся и схлопнул одну конкретную вселенную, разделившую две параллельные жизни на несколько тысяч возможных путей. «Возвращайся ко мне», - застряло где-то в горле и вытолкнуло непрошеные слезы с новой силой.***
O Come to the Altar — Elevation Worship
Блаженство. То самое чувство, что сочилось сквозь кожу, растекалось теплом по телу, оседая легкостью в груди. Со Ён беззвучно плакала, держа свободную ладонь Тэхёна. Его теплые пальцы так приятно обволакивали руку, грели своими мягкими и теплыми касаниями, изредка сжимая ладонь. Точно: смотри, я здесь, я буду рядом, пока не отпустишь руку и не скажешь, что в порядке. Они устроились в дальних рядах церкви, наблюдая за концертом воскресной школы. Парень давно звал ее вместе с собой, навещая здешнего пастора раз в неделю. Нашел в том родственную душу и наставника. Сон Тхэ Хван оказался поклонником его творчества и завязал с художником разговор на одной из экспозиций, где тот выставлялся. Работы Тэхёна попали куда-то дальше солнечного сплетения и вынудили задержаться в их зоне чуть дольше отметки, в которой определяешь, что все остальное — посмотреть для галочки. Так и завязали дружбу. Тэхёна пригласили на одну из служб, где он внимал речи пастора, наблюдал за остальными служителями церкви, прихожанами и рисовал у себя в блокноте небольшие эпизоды. Больше всего сердце замирало и трепетало от тех моментов, когда в конце служб они распевались и исполняли госпел. Солнечный свет, как и в этот день, заливал светлое просторное пространство церкви, сочился сквозь витражные окна, размазываясь по прихожанам цветными красками его лучей. И завязывал в сердце Тэхёна небольшой узелок, разрастающийся до огромного желания разделить с кем-то эти чувства. Отдать их безвозмездно, определить где-то под грудью, чтобы развязывались точно таким же клубком по всему телу. И дарили счастье, легкость, беспрекословную веру в лучшее и безусловную любовь. Ко всему живому, а в особенности — к самому себе. О Со Ён парень подумал в самую первую очередь. Она как раз вновь приехала в Чеджу, чтобы выдохнуть перед небольшим туром в Японию и навестить друга. Эмоциональное состояние, приравнянное Тэхёном к отметке «еще чуть-чуть, и рванет» незамедлительно требовало разрядки, а эмоциональный багаж — своевременной рассортировки по полочкам внутреннего шкафа. Да, она по-обыкновению ни на что не жаловалась, только просила побыть у него немного, посмотреть на новые работы, погулять с ней у моря и бесконечно много разговаривать. Обо всем, но ни о чем конкретном сразу: о еде, об искусстве, кино, о новых идеях для ее музыкальных клипов. Но никак не о том, что действительно было важным: о грустных глазах, о влажных дорожках, что она якобы незаметно стирала по утрам перед тем, как войти на кухню; о тоске, что кричаще-громко тащилась за ней всюду, куда бы ни шла. Тэхён знал, что нельзя давить, что ей нужно дать время, пространство. А еще верил в то, что эта музыка, осветит мрачный, потухший без внутреннего света алтарь где-то в самом центре ее солнечного сплетения. Столько дорог, о которых она уже успела стереть ноги, было пройдено, столько боли вымучено. Даже каждая из новых песен, написанная после ее «всемирного потопа», хоть и не нарочно, была переполнена сожалениями о персональном катаклизме, что изничтожил почти все живое, трепещущее в ее сердце к старому, забытому, некогда или навсегда любимому. Своим мощным потоком раздробил фундамент многовековых тектонических плит, пробравшись к самой сердцевине ее внутренней силы, и разрушил во имя возрождения нового, отчаянного и до громкого смелого. Потому все это время просто держал за руку, напевал строчки госпела и успокаивал. Своим присутствием, поддержкой и любовью. И Со Ён отпускала, с каждой новой строчкой, изменением мелодии, новым куплетом по кусочку маленькой жизни, расцарапанной по ее карте каждым из своих страхов. Сомнения, что мешали двигаться, преграды, что росли от одного «такая — ты никому не нужна», предрассудки и ложные установки. Она вторила хору, вторила стенам из дорого камня, вторила солнцу, сочившемуся из окна, легкому ветерку, вере. Той, которая рождалась, восстанавливалась из пепла и дарила новые крылья. Ответвления пути, по которому можно было строить еще один прочный фундамент, что вынесет невзгоды, вырастит в своих стенах другую Лим Со Ён. И одинокую, и грустную, и радостную: разную, меняющуюся изо дня в день девчонку, готовую ко всему. Брать ответственность теперь было не так страшно, когда рядом люди, способные дать ей все, что попросит. Дарящие светлые чувства, заботу и покой. Здесь, в окружении истинного добра, светлых мыслей она обретала себя. Забирала от каждого в зале по частички радости жизни, перипетий дорог, судеб, историй. Тот отрезок, измеряемый годами, историями, опытом больше не казался мрачным и несправедливым. И она брала, принимала, благодарила и наконец-то была готова. - Приходи же, к алтарю, - пела уже громко, искренне, взмывая руками к небу. К личному божеству, способному исцелить, вознаградить, подарить любовь. К себе, единственной, кто всегда будет рядом.***
- Волнуешься, хён? - Чимин заправил пудровую прядь за ухо и внимательно взглянул на Джуна. - Да, - тот честно выпалил и желваки на его точенном лице усиленно запрыгали. - Брось, - Пак поддел его плечо кулаком. - Вы столько лет знаете друг друга. Я думаю, она согласится. - Любит-то она Юнги, - Намджун весь сжался и поддел лбом стекло. - Любит-то любит, - запыхтел младший. - Но выбирать не станет. - С чего взял? - Тоже давно ее знаю. Они замолчали, разглядывая за окном как прихожане покидали церковь, сменяя друг друга. Новые люди заходили туда и скрывались за массивными деревянными дверьми. Никто из этих двоих не мог представить, что этот день заведет их сюда, в место, где царила вера, незнакомая каждому. Намджун был глубоко погружен в изучение буддизма, Чимин же не придерживался каких-либо взглядов касательно вероисповедания. С детства привык верить только в себя и в силу связей, что старательно укреплял каждый новый год. - И как их только туда занесло? - Чимин зачаровано разглядывал арочные своды над окнами церкви и тонкий шпиль, взмывший высоко и утонувший в синеве неба. - Тэхён привел ее сюда, - мужчина задумчиво почесал подбородок. - Она как-то обмолвилась о том, что он ходит в какую-то церковь, наблюдает за людьми, рисует их исподтишка, чтобы не смутить. - Не знал бы, что говорим именно о нем, счел бы его сумасшедшим, - Чимин только фыркнул. - В этом его особенность, - мужчина мягко улыбнулся и схватился за ручку двери. - Тебе ли не знать? - Пора? - Пак изогнул губы в ласковой улыбке. - Да. - Ни о чем не жалей, - младший схватился за его плечо и крепко сжал. - Чтобы там ни произошло. Намджун только кивнул ему и вышел из машины, подставляя спрятанное за темными стеклами очков лицо палящим лучам полуденного солнца. Внутри, на уровне грудной клетки, грохотала самая настоящая буря. Он слишком давно не нервничал так, чтобы зубы сводило, а сердце бешено трепыхалось в коробе, мечтая вырваться и рухнуть к пяткам. Спрятав руки в карманы брюк, он весь подтянулся и уверенно зашагал к ступеням, меря каждым шагом прошедшую жизнь. Ту, в которой Со ласково улыбалась ему и мягко касалась рук; ту, в которой они были счастливыми и влюбленными; ту, в которой она повзрослела без него и изменилась до неузнаваемости, каким-то чудным образом сохранив маленькую Лим Со Ён, которую ему довелось однажды знать. Намджун знал, что своим намерением раздробит их фундамент, разрушит, чтобы потратить еще несколько десятков лет на его восстановление. Но что-то, все еще трепыхавшееся внутри, не давало ему права остановиться и прекратить свой ход. Раскрыть дверь, вежливо поклонившись прихожанам у входа, и там же застыть, поймав на себе ее блаженный, все еще ласковый и какой-то слишком неземной взгляд. - Намджун-и, - она завороженно разглядывала его, точно не верила, что это он. Стоит, обрамленный золотом светила, во всем белом, с короткой стрижкой ежик. И только ямочки на щеках, которыми он награждал ее присутствие рядом с собой, заземляли и заставляли уверовать. - Здравствуй, Со Ён, - он подступился ближе, аккуратно беря ее за запястье, и соединил их лбы в приветствии. Как делал это всегда. - Ты пришел сюда, - обведя пространство позади себя рукой, Со несмело заглянула ему в глаза. - За мной?.. - Из-за тебя, - чмокнул в макушку, обнимая за плечи, чтобы уткнулась носом в грудь. - Практически изменяю своей вере сейчас. Намджун усмехнулся. Легкость, поселившаяся в груди, на мгновение стерла все сомнения, страхи, причины отступить назад и забыть обо всех намерениях. То ли ангельский свет, льющийся на их головы, то ли госпел, который продолжал звучать все время с того момента, как он вошел, но Намджун уверовал. В одну простую истину: единственное, что укрепляло ее и дарило веру в существование высших сил, была сама Со Ён. Радостно прижавшаяся к нему, дарившая тепло и свет. Любовь и отчаяние. Страхи и смелость. Выбор и свободу.***