«Их звездный час»

Направляясь обратно в Лондон, Анна прокручивала в голове свой разговор с профессором Флори. Он оказался видным мужчиной средних лет, высоким, без единого следа расхлябанности, присущей некоторым ученым, и с необычным акцентом, напоминавшим австралийский. Своим прямым, открытым взглядом больших, проницательных глаз за круглыми стеклышками очков он напомнил ей отца, а привычка поджимать тонкие губы навела на мысль о строгости и дисциплине. Профессор принял ее в кабинете, до такой степени заваленном бумагами, склянками и книгами, что ему даже пришлось убирать их со стула, который он собирался предложить Анне. Первым, на что тогда упал её взгляд во всём этом бардаке — её распечатанное письмо поверх папок, лежащих на столе. Сейчас, в машине, всё еще не до конца осознавая, во что встряла, Анна отгоняла сомнения, осаждающие её все больше по мере удаления от Оксфорда… — Как так вышло, что доктор Стрэттон заинтересовался нашей работой? — спросил он первым делом, присев на край столешницы и сунув руки в карманы пиджака. Анна решила сделать вид, что не заметила упоминания о докторе Стрэттоне. — Профессор Флори, я работаю с одним из ваших бывших студентов, Вестергардом Хансом. Он рассказывал, над чем вы сейчас трудитесь… — Вестергард? Да-да, помню его. Очень амбициозный молодой человек, — перебил её профессор. — Так зачем доктору Стрэттону пенициллин? — Это не для него, он нужен мне. Вы же читали мое письмо, — сказала Анна, указав кивком на развернутый конверт на столе и потихоньку начиная терять терпение. Припоминая своё тогдашнее раздражение словами профессора, она грустно улыбнулась этому. Взвалила бы она на себя подобную ответственность, если бы с самого начала осознавала колоссальный объем предстоящей работы? — Мисс Ренделл, при всём уважении… Я думал, вы пишете по поручению вашего начальства… — Во-первых, не «мисс», а «доктор». Доктор Ренделл. Профессор Флори вздохнул, спина его, до того прямая как струна, едва заметно ссутулилась. Анне тогда показалось, будто он по какой-то причине избегает разговора начистоту. Сейчас она понимала, что так и было. — Прошу прощения за свою бестактность. Конечно же, доктор Ренделл. Кстати, пока не забыл, разрешите спросить, вы случайно не родственница Уильяма Ренделла? — Я его дочь. Профессор Флори, не примите за дерзость, но у меня не так много времени. Я буду вам очень признательна, если вы сможете дать мне ответ уже сегодня. — Не совсем уверен, могу ли я. Мне нужно посоветоваться с доктором Чейном — он мой компаньон в этом проекте… — Профессор Флори, я работаю в военном госпитале. Только за последний месяц мы провели без малого сорок ампутаций. Я думаю, половина из них была бы не обязательна, будь у нас что-то, что помогало бы воспрепятствовать развитию инфекций. Я уже молчу о гриппе, тифе и прочих им подобных. Он снова тяжело вздохнул, словно ему было трудно решиться на что-то. — Прошу вас, доктор Ренделл, не принимайте меня за злодея, который из глупой ревности или амбиций скрывает от человечества спасительный препарат. Да, профессор Флеминг открыл его еще в двадцатых, но работы по очищению и стабилизации заняли так много времени и сил! Признаться, мы еще не совсем готовы… Еще не все испытания проведены. Сердце Анны упало, но она запретила себе предаваться отчаянию. — Дело только в испытаниях? В таком случае, я готова взять на себя ответственность за применение препарата в условиях обычной больницы и обещаю присылать вам максимально подробные отчеты о ходе лечения. Вам же нужны не только лабораторные исследования, но и полевые? Могу вас уверить, моей квалификации хватит для этой работы. Профессор Флори снял очки и устало потер переносицу. — Вы знали, что я сотрудничал с вашим отцом? — спросил он, посмотрев Анне в глаза. — Нет. — Вы очень напоминаете мне его. Я это понял, как только вы вошли, — произнес он задумчиво и, после длительной паузы, продолжил: — Думаю, я могу на вас положиться. Я дам вам один из экспериментальных образцов, но вы должны пообещать мне, что будете составлять почасовые отчеты о действии препарата. Кроме того… Он принялся перебирать папки на столе. — А, вот они. Это список вопросов, ответы на которые нам нужны, — произнес профессор, протягивая Анне несколько листов, сшитых в тетрадь. Она приняла из его рук список, еще не до конца осознавая сумасшествия своей идеи, начавшей воплощаться в жизнь. Сейчас, крепко вцепившись в руль и не замечая стрелки спидометра, близкой к тому, чтобы начать заваливаться вправо, Анна могла думать только о пакете из коричневой бумаги, лежащем в её сумке, в который профессор Флори бережно упаковал пузырек с несколькими унциями драгоценного порошка и о своем скудном сне, которого в ближайшие недели станет еще меньше.

***

Бросив машину прямо напротив парадного входа в госпиталь и взбегая по ступенькам, Анна услышала вдалеке заунывный вой сирен воздушной тревоги. По-хорошему, они все должны были сразу отправляться в подвал, но ей, привыкшей за последний год к этому сигналу, казавшемуся столь жуткими поначалу, всё чаще приходилось игнорировать его. Да и тяжелых пациентов просто не было возможности постоянно таскать туда-сюда, поэтому она была не единственным медиком, самоотверженно остававшимся наверху. Прижимая к груди сумку, в которой лежал пузырек с пенициллином, она целеустремленно зашагала к мужскому отделению. В широком, гулком коридоре, наполненном людской суетой и запахом медикаментов, Анна столкнулась с высоким мужчиной в военной форме, лицо которого показалось ей знакомым. Прежде чем наткнуться на нее, он ловко лавировал среди посетителей и работников госпиталя, поспешно прокладывая себе путь к выходу. — Доктор Ренделл, я хотел поговорить с вами, но сейчас вынужден бежать — все пилоты должны быть в воздухе во время налета. «Точно, это же вчерашний летчик, друг того пациента» Она отметила про себя, что сегодня он выглядит куда сдержанней, чем вчера. Только в сосредоточенном взгляде холодно-серых глаз остался лихорадочный блеск. Кроме того, в их предыдущую встречу она совершенно не обратила внимания на необычный акцент, отчетливо слышимый в его английском. Впрочем, ей сейчас было недосуг думать о его происхождении. — Вы приходили проведать… — с досады на себя за то, что память отказывалась удерживать имена, Анна запнулась. — Да, Кристофа. Но мы не виделись. Он спал. Анна озадачено нахмурилась. Пора было бы этому Кристофу прийти в себя — почти сутки прошли после операции. — Он поправится? — спросил он с надеждой в голосе, неожиданно серьезно и проникновенно. Самый частый и самый сложный вопрос. Она втянула воздух сквозь сжатые зубы и едва не подавилась уверенным, но нечестным «Разумеется, да!», которое так часто произносили её коллеги. — Я постараюсь сделать для этого всё, что в моих силах, — ответила Анна, ни на секунду не спрятав взгляда. Это она могла пообещать с чистой совестью. — Спасибо, доктор! — выкрикнул он, уже срываясь на бег. Вместо того, чтобы терять время, смотря ему вслед, Анна побежала в палату, ощутив прилив сил и упрямой надежды. Её поразила звенящая тишина, воцарившаяся в просторном помещении, стоило умолкнуть сигналу воздушной тревоги. Очевидно, большинство пациентов, шедших на поправку, покинули небезопасные наземные этажи госпиталя. Только несколько кроватей оказались заняты тяжелыми. Стук её каблуков отозвался гулкой луной в золотистом от солнечных лучей и пыли, застывшем воздухе. Её сердце, казалось, стучало столь же громко — она не могла понять почему он никак не приходит в себя. «На что я обрекла его?..» Но стоило Анне подойти к его постели, как она с облегчением выдохнула. Он смотрел в потолок широко открытыми глазами. — Как вы себя чувствуете? — Вы отрезали её? — сорвался вопрос с его сухих, потрескавшихся губ. От голоса его, сиплого и едва слышного, у Анны мурашки пробежали вдоль позвоночника. В его глазах, больших и воспаленных, она увидела такое отчаяние, что на секунду представила, как ей сейчас нелегко было бы оправдаться, сделай она ту ампутацию. — Нет. — Нет? Только сейчас он повернул голову в её направлении, только сейчас посмотрел прямо ей в глаза. Сквозь тихое отчаяние в выразительном взгляде его карих глаз Анна увидела удивление и несмелую надежду. Этот взгляд словно припечатал её к месту, стронул в ней что-то настолько глубокое и давно заснувшее, что все заготовленные слова вылетели из головы. Она не знала, сколько времени они смотрели друг на друга, пока он не моргнул длинно, будто в замедленной съемке, освобождая её из-под этого невольного гипноза. Анна прочистила горло, заставляя себя собраться с мыслями. — Я видел свою ногу, я думал, без ампутации никак. — Скажете спасибо своему другу. — Свен? Он был здесь? — Да. Только что убежал, когда сирены завыли. Но я пришла поговорить о вашем лечении, — произнесла Анна, надеясь, что её голос не выдает её волнения. — Я проводила вчерашнюю операцию. Вопреки всеобщему мнению, я взяла на себя ответственность… Я хочу сказать… Кристоф попытался приподняться на локтях, поморщившись от слабости и боли, и с возросшим интересом приготовился слушать её. Анна прочистила горло ещё раз. Почему-то язык, на который она прежде не имела оснований жаловаться, совершенно отказывался ей служить. — Я хочу, чтобы вы осознали серьезность вашего положения, — продолжила она, всё больше нервничая и чувствуя себя словно на экзамене. — У нас есть возможность предоставить вам экспериментальное лечение. Оно основано на работе ученых из Оксфорда. — В противном случае — гангрена, а правильно понимаю? — Вероятность очень высока, — согласно кивнула Анна. — Что от меня требуется? — Ваше согласие. — В таком случае, вы его имеете. Он медленно и осторожно опустился обратно на подушку, закрыл глаза, тяжело и часто дыша — его широкая грудная клетка вздымалась и опускалась в такт с шумными выдохами. На лбу выступили капельки пота. Похоже, этот небольшой разговор забрал все его силы. — Мне нужно приготовить раствор для инъекции, но я скоро вернусь, — произнесла Анна негромко. Дождавшись его кивка, она развернулась и, стараясь не так громко стучать каблуками, направилась в манипуляционную. Только закрыв за собой дверь, Анна смогла перевести дыхание. Она даже вынуждена была опереться о стену — ноги дрожали от слабости и отказывались держать её. Она совершенно не понимала, что с ней происходит.