Пепел Монархии

      День, когда яркое солнце заслонили гигантские тени, и с неба упали ложные ангелы — она запомнила хорошо. Тогда ничто не могло укрыться от ее острого взора, пусть многое стало постижимым лишь позже, когда Кирена узнала, что видеть можно не только глазами.       День, когда кровь несогласных, прежде живших в мире и благословении Бога, честно проводивших свою жизнь в труде и молитвах, окропила песок — Кирена рыдала. Оплакивала то, чего еще не знала, но то, что чувствовала всей душой. Обещание, что через семь дней она всё узнает — горькая, жестокая насмешка ложного ангела в синих доспехах.       Кровь и оплавленный песок, пепел и горечь на губах. Бескрайние просторы богобоязненной праведной земли пали в геенне огненной, низвергнувшейся с небес, оттуда же, откуда пали безжалостные воины в синем. Яркие вспышки, уничтожающие золотые храмы, скромные дома, зеленые равнины и веру в Бога. Апокалипсис, сошедший на не знающую горя планету, отбирающий надежду и путь, что прежде был ясно виден. Ад, сжигающий души даже самых праведных и благочестивых, самых истово верущих, одинаково с грешниками.       Острые камни и грубые руки мародеров. Страдания кажутся нескончаемыми, как и вечная тьма, застилающая теперь взгляд. Голод и жажда, отчаяние и боль. Но боль тела ничто рядом с болью, изорванной подлостью и предательством, души.       Сильные касания огромных стальных пальцев. Неожиданно бережно кто-то поднимает её умирающее тело. Совсем рядом — жаркое хриплое дыхание, и низкий раскатистый гул:       — Я Аргел Тал, и мой доспех — серый.       — Что ты хочешь от мертвой, Аргел Тал?..       — Мы тоже умерли в тот день.       Она привыкла к гладким прохладным стенам, что ощущала кончиками пальцев и к фильтрованному воздуху небесного корабля. К новой жизни, пока не имеющей известного пути. Но она здесь. Маленькая смертная, окруженная могущественными, почти непобедимыми воинами, закованными в серые доспехи, испещренные символами веры и молитвы. Она привыкла к их гулким шагам и раскатистым голосам. Привыкла к тихим шагам прислужников за спиной. Но долго еще привыкала к неверящим, полным сомнения, голосам за спиной:       — Смертная на корабле Несущих Слово.       — Неслыханно…       — Но Отец приходил к ней…       — Кто знает, что ждет нас в нашем походе за истиной, может и смертная пригодится нам.       Он приходит чаще других и трогательно заботится о ее благополучии. Слишком человечный для тех, чей путь будут устилать тысячи мертвецов.       — Мы летим, Кирена, в бескрайнем просторе космоса, пронзая имматериум. Мы ищем истину.       — Что есть истина, Аргел Тал?       Она не видит его лица, но знает как брови сурово хмурятся. Его терзают сомнения. Тонкая рука осторожно касается, осязает, изучает. Разглаживает складку жестких губ, очерчивает упрямый подбородок.       — Мы хотим найти настоящих богов.       — Что есть боги? Если мы верим во что-то — это разве не Бог?       — Мы верили в ложного бога! Он предал нас! Обманул! Он уничтожил Монархию и унизил нас!       — Мы страдаем за веру, Аргел Тал. Мы станем сильнее.       — Станем сильнее. — он кивает и прикасается губами к ладони.       Страдания за веру. Поиск истины и справедливости. В чем праведность и в чем ложь? Как и почему в сердце цветет жестокое предательство и подлость? За что небесные воины в синем отобрали у жителей Хура их дом, попрали их веру и уничтожили Святой Город? Неужели недостаточно было веры, поклонения, праведности и почитания? Или же — это все им было не нужно, а лишь кровь и пепел были для них самой желанной данью?       — Благословенная Леди.       — Аргел Тал.       — Отец отправляет нас навстречу неизведанному. Ему обещали, что там мы познаем истину. Что нам откроются тайны, неведомые никому, даже Ложному Богу.       — Ты боишься того, что можешь узнать?       — Я боюсь не вернуться к тебе…       — Я буду ждать, Аргел Тал. — Невесомое касание губ к крохотной ладони и тяжелые шаги удаляются, оставляя ее вновь в обществе жужжащих сервиторов и верных слуг.       Время в имматериуме невозможно сосчитать, невозможно ощутить. В детстве Кирена слышала, что оно тянется медленно лишь для лентяев и грешников. Но сердце и душа имеют свое мерило времени — времени, что течет в одиночестве, под хриплый голос чтеца, или тихие песни служанок.       Когда закрыты глаза — открыто сердце. Сердце чувствует тревогу, что мечется в коридорах могучего космического корабля. Ощущает неуверенность и страх, поселившиеся в душах воинов в сером. И даже их Примарх полон тяжелых дум.       — Ты — наше искупление, Благословенная Леди.       — Мы все ищем его, мой господин. Мы все.       Иногда Он приходит и просто молчит. Сидит рядом, возвышаясь скалой над крохотной смертной. Он ждет. И все вокруг тоже ждут. Ждет и Кирена.       Неуверенные, спотыкающиеся шаги, задушенный писк выбегающей служанки. давящая аура тьмы и боли.       — Кирена. Я скучал… — это его и не его голос одновременно. Хриплый рык тяжело раненного зверя.       — Аргел Тал. Ты вернулся. — Чуткие руки тянутся, желая осязать, увериться в истинности услышанного, понять что случилось.       — Мы — Аргел Тал. И мы здесь.       Он падает на колени. Тяжелая голова едва не ударяется о пол, но она успевает подхватить, приложив все своим жалкие силенки, что бы уложить к себе на колени. Шлем не снимается. На плечах, где прежде был лишь рельеф выбитых рун и священные письмена, проступают шипы. Зрячие пальцы скользят дальше, в поисках огромной ладони, но находят когти. Из широкой спины пробиваются крылья — кожистые, шипастые, чужие.       — Но ты всё еще здесь. Тише, воин в сером, всё будет хорошо.       — Мы здесь. Больно, Кирена. Больно. Эти крылья и когти теперь мои?.. Наши, Аргел Тал. — Два голоса звучат в одном теле. И боль. Страшная и беспросветная боль терзает его.       Остается только гладить меняющийся под пальцами шлем, касаясь то жестких, привычно гладких, волос, то костяных выростов и металла. Судороги пробегают по огромному телу, распластанному у ног хрупкой смертной.       — Эта смертная утешает нас своей жалостью... Питает. Поддерживает. Занятно…       — Что ты нашел там, Аргел Тал? Что дали тебе черные звезды?       — Кошмар. Боль. Тьму. Силу. И... Его. Раум теперь навсегда со мной.       — Потом ты расскажешь мне, а теперь — отдыхай.       Осторожные и ласковые касания тонких пальцев к броне, что на время стала кожей, дарят так желанное облегчение. Тихий голос напевает одну из легенд Хура, а за иллюминатором каюты — бескрайний варп, полный пугающих тайн и скрытого ужасающего могущества Нерожденных и Темных Богов…