Детские фантазии
19 сентября 2023 г. в 20:46
Примечания:
Желаю всем ощутить эту историю по полной, даже если потом вы не сможете отойти от этого. Да, именно так.
Привет! Я мальчик! Просто мальчик! Хотя почему-то мне постоянно кажется, что все считают меня странным, но кто эти «все» я тоже не знаю, я знаю в своей жизни только маму, папу, дядю в очках и парочку милых девушек в одинаковой форме. Они такие красивые! Я не раз им это говорил, только почему-то в ответ они лишь грустно улыбаются… Может я что-то не то говорю? Но ведь мой папа часто маме говорил, какая она красивая! Правда, не уверен, когда именно, но я помню, что папа говорил! Часто-часто!
Сейчас на меня светят. О, опять прожектора включили! До сих пор не понимаю, откуда я знаю такие слова, вроде дети в моем возрасте только машинками интересуются… А может я гений? Но я тоже хочу себе машинку… Ничего не понимаю!
Передо мной сидит дядя. Я его уже очень долгое время знаю! Хотя… я вообще не знаю, какое сейчас время, надо спросить:
— А который час?
Дядя поправляет очки. Ах, да, забыл сказать! Дядя носит очки, такие большие, как у дедушек. Правда, у меня дедушки никогда не было… Или был? А может был, но родители скрыли? А зачем? Эх, а сейчас ведь и не узнаешь правду.
— Сейчас? Хм, пятнадцать тридцать.
— Почему вы всегда приходите в это время?
Действительно! Только сейчас пришла эта мысль!
— Ты уже спрашивал.
Странно… Никак не припомню такого. А дядя еще сидит и улыбается! Грустно только. Дядя вообще грустно улыбается всегда, я хочу его развеселить, но не знаю как.
— Да? Не помню, если честно.
— Просто в это время всегда начинаются наши разговоры.
— А, вспомнил, точно! Хорошо.
Странно, мне казалось я помню все. Вообще у меня очень хорошая память! Я знаю, что дети в моем возрасте мало, что помнят, мне мама так говорила, но я помню все! И не понимаю, почему другие дети так не умеют? Может я действительно необычный ребёнок? Или у меня суперпамять! А может мне нужно спасти мир?
— Эй!
Ой, отвлекся!
— Да?
— Ты задумался о чём-то?
— Да так…
Ну не стану же я выдавать свою суперспособность!
— Может, хочешь поделиться? Мне будет интересно послушать.
Почему он всегда так улыбается странно?
— У вас улыбка грустная такая.
— Да? Тебе так кажется?
— Конечно! Я не разу не видел, чтобы вы смеялись!
— Да, ты прав… Как думаешь, что мне поможет рассмеяться?
— Вспоминайте детские истории, меня это всегда веселит!
Ой, почему-то хочется смеяться. Громко-громко! Чтобы все услышали и смеялись вместе со мной. Ой, аж бока болят! Они всегда болят, когда я смеюсь. Может если я за них ухвачусь, станет проще?
Только дядя в очках не улыбается все ещё. У меня страшный смех? Или слишком громкий? Или наоборот — тихий? Может смеяться громче? Вот говорил же! Не умею я веселить!
— Почему ты плачешь? Тебя что-то тревожит?
— Я не плачу, вы чего! Я смеюсь!
Я не понимаю, правда, вслух я сказал это или нет. Может повторить?
Ой, и правда! Губы мокрые и соленые. Никогда не понимал, почему все дети смеются как смеются, а у меня всегда слезы, когда я смеюсь. Может я ненормальный? Или наоборот! Я точно вукдернгт! Ой, нет!
Вункрь…
Вундре…
Вун…
Вукед…
Дркид…
.
— Успокойтесь, пожалуйста! Я понимаю, что вам тяжело это вспоминать… Давайте поменяем тему?
— Нет-нет! Все хорошо, просто мне все ещё больно вспоминать маму. Знаете, она такая сильная женщина была!
— Да?
— Да-Да! Я еще маленький был, когда родители в аварию попали, мама осталась жива, а папа попал в больницу. Тяжелое состояние у него было… Да…
— А вы тогда где были?
— Я? Да дома, где ж еще? Я уже был достаточно самостоятелен, чтобы самому два часика побыть.
— А как случилась авария?
— Фура влетела, проехалась вместе с ними еще метров двести точно. Еще и бензобак загорелся. Удивляюсь, как они сразу там не погибли, чудо какое-то… Хотя… Чудом это не назовешь… Взамен столько испытаний навалилось…
.
Я шел по улице после школы. Кажется я тогда думал о папе с мамой, когда заметил, что ко мне навстречу идет бабушка. Старенькая такая, дряхленькая. Как в сказках. Она подошла и спросила который час, я ответил «пятнадцать тридцать», кажется. А она за это дала конфетку, поблагодарила и ушла. Я тогда ещё удивился таким душевным словам. Ну сказал время и сказал, к чему такие благодарности? Но приятно было, да. Конфету я принял с радостью и тут же съел.
Я помню, что возвращался домой полным сил и очень радостным. Меня впервые так благодарили, и я обрадовался. Я пришел домой к маме и начал громко рассказывать обо всем. О бабушке, о конфете, о том, какая конфета была вкусная, как все вокруг хорошо.
Мама улыбнулась. Я тогда запнулся, а потом вообще раскрыл рот от удивления, когда мама улыбнулась еще шире. Она у меня не улыбалась с тех пор, как папа в аварию попал и лежал в коме.
Да, мой отец лежал в коме, не знаю сколько точно, но очень долго. Года три — четыре, где-то так. Врачи уже неоднократно говорили, что нет смысла ждать и он не очнётся.
Помню, прихожу домой, а мама сидит на диване. Она не услышала, как я вошел, хотя я не пытался вести себя тихо. Обычно она всегда поворачивалась, а тут и не дёрнулась даже. Я аккуратно подошел узнать, чем она занимается. А она… Она… Листала телефон, палец еще так дрожал… Она листала ленту магазина с гробами. Отцу. Я тогда спросил громко, от злости: «Ты совсем?! Ты отца похоронить хочешь?!». Мама вскрикнула от неожиданности, обернулась на меня, схватившись за сердце. А после долго смотрела, пока я снова не спросил: «Зачем?». Тихо так, но истерично, будто сейчас голос потеряю. А мама заревела, вскочила с дивана, ко мне подбежала и крепко меня обняла. Очень сильно прижала руками. Больно было. Но я плакал тогда тоже, так что меня это не очень волновало. . А мама вообще навзрыд. Очень громко. Она дрожала так сильно, как вспомню — по спине мурашки… И мы так и стояли, плакали и душили друг друга в желании защитить.
Но вернёмся. В тот раз мама улыбнулась, так широко и ясно, как никогда. Мы вместе смеялись с ситуации про бабушку.Я не понимал почему, но мне было смешно. И маме.
А потом, когда успокоились, мама предложила вместе приготовить пиццу. Это была моя мечта… Я очень хотел приготовить всей семьёй пиццу. Я, мама и папа. Я тогда маме сказал, что хочу всей семьей, не хочу без папы, но та успокоила, сказав, что не в последний раз готовим. Помню, мне это вселило надежду. Мы тогда такую вкусную пиццу приготовили, как мне казалось. Она мне чувствовалась настолько вкусной, что аж искорки плясали перед глазами. Они в тот день постоянно плясали, на самом деле.
Один кусок мы доесть не смогли и когда я встал, чтобы его убрать, маме позвонили. Из больницы. У меня тогда сердце словно замерло, а мамин взгляд стал потерянным и тяжелым. Как обычно. Я тогда решил, что сказка рушится, но продолжал улыбаться.Мы ждали худшего, но на том конце провода раздался радостный голос медсестры. Она сказала, что отец очнулся. Папа! Папа, который лежал три года в коме, может даже больше!
Мама тогда расплакалась от счастья, а я громко смеялся, будто не веря в происходящее. Мы тут же собрались и сели в машину, прихватив с собой тот самый кусочек пиццы. Теперь уже для папы.
Ох, как же мы были счастливы тогда! Мы ехали в машине и слушали мои любимые песни, которые обычно я стеснялся попросить мать включить. Но к моему удивлению, мама тогда подпевала тоже, хотя ни разу при мне такого не слушала.
А дальше мы приехали, встретили папу и долго, очень долго обнимались. И плакали. И смеялись. Громко, чтобы весь мир нас слышал. И действительно, все вокруг улыбались с нами, как я потом заметил. Все.
Я был счастлив.
Спустя неделю мы забрали отца. Каждое утро я вставал с улыбкой и шел к родителям в спальню, где мы просто обнимались, смеялись и плакали. Каждое утро. Жизнь, как в Раю была. Да это и был Рай для меня тогда.
Еще, когда папа вернулся домой, мы с ним каждый день в прятки играли. Я всегда прятался в одном и том же месте. В ящике с грязным бельем. И папа всегда находил меня.
.
— А потом я очнулся в больнице, под капельницей. В синяках.
— Ч-что?
— Тогда рядом мама сидела, и просто пялила в пол, будто спала. Вполне возможно, что она спала с открытыми глазами…
— Я не понимаю…
— Мама тогда встрепенулась, услышав мой вздох, подскочила, чтобы обнять и разрыдалась. Ее руки сжимали мои бедра, гладили их, будто успокаивали, пока на простынку падали слезы. Она сама себя успокаивала на самом деле. Ее глаза были полны любви и печали. И они были тяжёлыми. Как обычно.
— В-вы? То есть?
— Я тогда спросил, что случилось, почему она плачет? Неужели меня папа не смог найти, ведь я спрятался в том же месте, что и всегда. Мать на меня странно посмотрела, продолжая заливаться слезами. У нее было такое уставшее красное лицо. Такое… Страшно вспоминать, будто в ее жизни отняли все, что только можно. Но так и было на самом деле. Я потом узнал.
— Все, что было до этого, вы придумали?
— Я три дня лежал в отключке в диспансере. Правда из всего того, что я рассказал, лишь в том, что мне дали конфету. Это был какой-то мощный наркотик.
— О Господи…
— Не знаю, зачем этой бабке это понадобилось, но да. В общем, я ничего не понимал, не осознавал, я даже, кажется, продолжал улыбаться. Я снова спросил маму, где отец, почему он не ищет меня. И тогда я заметил в глазах мамы тень осознания. Она поняла, что происходит и спросила, что я помню. И я рассказал. Про бабушку, про время, про конфеты, а затем про то, как радостный пришел домой, как мы смеялись, а вокруг плясали искорки, как сделали самую вкусную в мире пиццу, а потом нам позвонили и сказали, что папа жив. Я рассказал, как мы слушали музыку в машине, а в моих руках лежал кусочек пиццы для отца, как мы спустя время забрали его из белых стен и вернулись домой. Рассказал, как играли в прятки…
— А… А ваша мать?
— Я удивился, когда заметил смешанный взгляд матери. Она смотрела на меня печально и тревожно, но одновременно… с интересом. Ей нравилось, что я говорил, ей хотелось это представлять. В особо счастливые моменты она хмурилась как-то по-злому. Мама потом призналась мне, что испытывала зависть.
— Она испытывала зависть?! Неужели она не понимала вашего состояния?
— Конечно понимала! Моя мама испытывала ужаса побольше меня. Как она потом призналась мне, намного позже, я вырос уже, что в тот момент хотела попробовать эти конфеты. Как вспомню… Я тогда опустошенный два дня ходил от этого признания.
— Мне страшно представить, что вы испытывали.
— После аварии мама очень ослабла. Вернее она ослабла из-за состояния отца. Ах да, кстати, про отца…
— Что?
— Мать после моего рассказа сообщила, что отца больше нет. Ни врачи не справились, ни он сам. Тогда-то я и осознал, что происходит. Вернее, осознал я еще раньше, когда заметил, что мама вообще не понимает, о чем я говорю. Но когда она сказала про папу… Я начал смеяться, но стремительно мои нервные смешки переросли в рыдания. Тогда-то все искорки и пропали. Мама на меня с таким опустошенным взглядом смотрела…
— А что с ней сейчас?
— С матерью? Она пережила депрессию, которая, как мне кажется, развилась еще во время комы отца, но пика достигла после смерти. После новости о смерти. Мама меня никогда не била, не наказывала, но она постоянно мне говорила, что хочет к отцу, и какой я неблагодарный, злой, несправедливый, что не отпускаю ее к нему. Ох, сколько грязи я выслушивал, но терпел. Она любила и не хотела такого говорить, я знаю, и думаю, она тоже это осознавала, но диагноз есть диагноз и он прогрессировал.
— Она сама поняла, что надо решать проблему?
— Нет, я понял. Как-то раз у мамы началась истерика. С пустого места. Она кричала ужасные вещи про самовыпил, про желание стать ближе к отцу… И так очень долго. Беспрерывно. В какой-то момент я не выдержал и позвонил в скорую, мама тогда кричала на меня, говорила, что я порчу ей жизнь. Но ни разу руку не подняла, хотя будто и хотела. Мама не пускала врача, орала. У нее случилась паническая атака. Но мать все-таки смогли увезти. Прокапали, назначили лечение. Три дня она просто спала с маленькими пробуждениями, а потом я ее еще неделю не видел, пока мне не позвонили и не сказали, что она нуждается во мне. Было страшно.
— А н-на вас сильно отразилась смерть отца?
-При маме я старался быть сильным. Но без нее у меня было больше шансов выйти в окно. Я не выдерживал. Стыдно вспоминать, но моментами я хотел уйти из дома, что больше не слышать ее страданий. К моему счастью, мне ни разу не приходило в голову с ней что-нибудь сделать. И ей мне. Мы друг друга поддерживали, насколько было возможно и одновременно ранили еще сильнее. Истязали друг другу души, так сказать.
— Как вы могли ранить мать, если при ней внешне оставались спокойным?
— Мама дурой не была, видела изувеченные руки и бедра, замечала осколки на полу от разбитых кружек, обращала внимание на поломанную мебель. Как только я не видел ее в поле зрения, я терял самообладание. Меня будто подменивали. Я уверен, она каждую ночь слышала мои крики в подушку. Мы оба жили в кошмаре.
— А после того, как вас отравили, было желание вернуться к наркотикам?
— Еще какое, меня из диспансера не выпускали месяца два-три. У меня такая ломка была первое время. Я постоянно твердил, что хочу тех вкусных конфет от бабушки. Думаю, это было связано с воспоминаниям о той «счастливую жизни». Потом стало проще. Но желание у меня и после реабилитации не уходило. Больше скажу, с такой жизнью, как у нас с мамой, я не раз в даркнет пытался зайти. Моментами желание было настолько сильным, что жутко вспоминать, но что-то останавливало. И пусть часто хотелось очутиться в том Раю, какое же счастье, что я там так и не побывал во второй раз.
— Мама справилась с депрессией?
— Частично. Но честно, жить стало проще. Мы хотя бы стали выходить на длительные прогулки, как нормальные люди. Разговаривать друг с другом.
— А мама пила?
— После смерти папы она вообще к алкоголю не притрагивалась. Боялась. Я уверен, что хотелось, но она справилась. Она вообще много чего преодолела и пережила. Она сильная женщина, правда. Просто этого другим не понять. Даже мне.
— Да…
— Она умерла два года назад, но это было ожидаемо. Мама стала очень быстро терять память. Меня и отца она помнила, к счастью, но остальных могла спустя час забыть. Потом ей стало тяжело ходить, и в какой-то момент она вообще двигаться перестала, еще ослепла рано.
— Вы ни на минуту ее оставить не могли?
— Мог, она жила в больнице, скажем так. Ну или в доме престарелых, если проще. Но я ее не оставлял надолго. Сначала приезжал каждый день и проводил часов по шесть, успевая как-то при этом работать. Потом, когда пошла какая-то карьера, конечно, стал приезжать реже, бывало не приезжал день-два, но не больше. Мы с мамой нуждались друг в друге, в разговорах, в воспоминаниях по отцу. Мама постоянно просила ей напоминать моменты из жизни с папой, чтобы она не забыла его. Но я не боялся этого. Я не сомневался, что она будет помнить отца до последнего вздоха. Так и вышло.
— Вы с ней были, когда она умерала?
-Приехал, когда она уже в бессознательном состоянии была. Так что точно не могу сказать. Физически да, в остальном мне кажется, она меня уже частично покинула на тот момент.
— Я даже не знаю, что еще добавить. Мне очень жаль.
— Я не жалею ни о чем. Это тяжёлый, но опыт. Сейчас, получив множество шрамов и уроков, я наконец-то могу отдохнуть и подышать полной грудью. Все будет хорошо.
«Все будет хорошо».
" Все будет «…
«Будет»…
«Будет»…
«Все»…
«Хорошо»…
.
Я смеюсь, но почему-то опять слезы идут по щекам, да и не смешно вовсе.
Интервью подошло концу. Прожектора отключили? Ой, их кажется и не включали.
Дядя в очках, на меня смотрит странно так. До сих пор не пойму, почему у меня интервью берет один и тот же человек, в одно и то же время. Какое время только? Надо узнать который час.
— К-к-оторый ч-ч-ас?
Странный голос, я его не контролирую. Я вообще во время интервью не успеваю за голосом и словами. Они сами как-то из меня…
— Шестнадцать тридцать.
Необычно, кажется должно быть поменьше, ну ладно. Все ошибаются, не буду приставать.
Надо бы встать.
Интересно, почему у меня интервью берут. Разве я настолько популярный? Но я никогда не снимал роликов! Ну ладно, я маленький, вырасту — пойму. А то что-то нет настроения общаться.
— Спасибо за историю. Я приду еще вечером.
«Почитаете сказку?»
Не понимаю, спросил я это вслух или нет, ну ладно. Я часто путаюсь в мыслях и в том, что говорю. Я вообще постоянно говорю не то, о чем думаю. Будто голос живет своей жизнью.
Почему-то все тело дрожит. И дряхлое такое…
Вообще очень странно ощущать себя в этом теле. Я ребёнок, а тело как у взрослого пьяницы. Борода так колется. И волосы на голове запутаны. А раньше я был кудрявым и красивым.
Вообще за мной ухаживают, хотя как мне кажется, я и сам в силах это делать, я же все-таки не младенец! Просто у меня ножниц нет. Так бы я и сам справился! Да-да! Сам!
Ноги странные, будто не выдерживают тяжести тела…
Я точно гений, раз знаю такие слова.
Интервью, кстати, всегда тоже одинаковое. Вот не понимаю! Почему всем так интересны мои родители! Как будто мне нравится каждый раз рассказывать одну и ту же историю про конфету! Хоть бы что-то новое спросили. Правда я больше историй не помню… Но у меня хорошая память! Правда-правда!
Может просто родители не успели передать какую-то информацию? А может это секретный допрос? Хм.
Что-то слабо себя чувствую. Надо бы прилечь. Ах, какой пол гладкий! И белый такой. Мой нос в нем отражается, ух ты!
Ха-ха-ха!
О! Фотография моих родителей! Она все еще со мной. Я словно родился вместе с ней. Так странно, я помню родителей, помню, как мне дали вкусные конфеты, а как тут оказался — не помню…
А моя мама действительно красивая была! И папа мой герой. Жаль, что пиццу мы в итоге без него приготовили… Но зато мама всегда со мной рядом была! Всегда!
О, а какие стены белые! Так смешно! Ха-ха-ха.
Ха-ха-ха!
Ха-ха-ха!
Ха-ха-ха!
Ха-ха-ха!
Ха-ха-ха!
.
Смех, быстро превратился в рыдания. Мужчина содрогаясь лежал на полу.
Рядом лежала фотография родителей, умерших в автокатастрофе. Завтра они снова будут наблюдать, как у их сына берут новое такое же интервью.
А в документе дядя в очках, который всегда молчит во время этих самых интервью, рядом с диагнозом «Шизофрения» опять напишет «Стабильное состояние».
Примечания:
Не знаю, насколько это хорошо, насколько это плохо, но я сама в полнейшем ужасе и одновременно приятном удивлении от того, что смогла написать "это". Для меня это сильно, какой бы уровень по итогу не вышел. Надеюсь, вы смогли пропустить через себя хотя бы каплю текста. Если это так, дайте знать, мне это капец, как важно!
Всем спасибо, живите счастливо.