***
Команда каких-то учёных утешала молодого Николу, но это не особо помогало. Они не могли понять причину его самокопания в себе, наряду с его наивностью, а Тесла, тем временем, думал совсем о другом: почему же человек не может понять смысл его действий? Откуда столько жестокости? И почему каждый раз я попадаюсь на эту удочку? Все интересовались, но Никола молчал, не в силах оправдать свою странную привязанность и открытость. И далеко не только к Эдисону. Он просто не умел долго злиться. В небольшой, полупустой и скромной комнате Биг-бена, в который через небольшое окошко просачивался нежный свет вечернего заката, Никола смотрел в зеркало, но казалось, отражение прожигает взглядом его самого не хуже, чем он сам. Что-то было не так. Он вглядывался все глубже, голубыми глазами пожирая себя заживо, в попытке найти ответ на вопрос. Худая ладошка с длинными пальцами, в чёрной кожаной перчатке, коснулась гладкой поверхности стекла, и это вызвало отторжение. Синхронно, и в ту же секунду, отражение сделало тоже самое. Борясь с желанием одернуть руку, он произнес, брезгуя от самого себя. «Усугбляет положение даже то, что мой самый близкий друг молчит, ровно до того момента, пока я не пророню свое слово первым. А ведь это он принимает решения. Тот, на кого я смотрю прямо сейчас.» - Пришла нестандартная мысль в его голову, после чего Никола, наконец, оторвал взгляд от себя, перестал изучать свою внешность, да и накрыл зеркало ситцем и направился в кабинет. На сегодня диалога с собой было достаточно. Такое ощущение, что он посмотрел себя со стороны, но не в привычном контексте. Он был так счастлив, изобретая то, что может помочь всему миру. Столько света дарила как его улыбка, так и его изобретение. Он сидел, как увлечённый ребенок, днями и ночами, в чистом, маленьком кабинете, с трепетом собирая детали воедино, попутно сверяясь с чертежами. Вся его голова гудела мыслью о том, как же подарить человечеству добро. Так, например, появился этот доработанный им передатчик волн Герца, для радиочастотного энергоснабжения, позволяющий передавать электричество на сотни тысяч километров. Он хотел, чтобы в каждом домике, в каждом уголке, что-то служило напоминанием о чем-то важном. Например, о его не пустом вкладе в науку. Но думало ли человечество также о нём? Истину найти сложно. Но ещё сложнее противостоять тысячи точно таких же истин. А Тесла выбрал иной путь, не противиться чужому - а просто принять, в надежде на такой же понимающий ответ. Он любил людей, и верил в них, сколько бы противоречий этому не вставало у него на пути. Именно поэтому, он не гнался за славой и деньгами, он хотел быть просто услышанным. «И, знаете...- «Никчёмный Никола!» - Громким, звонким эхом отдавалось по кабинетам. меня не беспокоит то, «Твои изображения ничего не стоят, абсолютно, ни гроша..» - говорил Томас, распихивая патенты по карманам, как конфеты, сминая их, как пустые, бездушные рисунки. что он украл мои идеи. «Как я уже и говорил. толку в твоих решениях никакого.»- он продолжал курить сигару, дымя, как паровоз, откинувшись со скрипом на спинку своего новенького стула. Но со старенькими идеями. Тесла кашлянул от табачного дыма, распространившегося до него по комнате. А мы точно союзники? Меня беспокоит то, «Этот мир жесток, смирись, плакса.»- говорил Томас, обманув молодого Николу в очередной раз, ткнув ему пальцем в грудь, прекрасно зная, что он не любит никаких прикосновений. что у него не было своих.» Но если человек каждый раз шёл на уступки...Не значит ли это, что он в какой-то степени доверяет? Если он идёт работать с тобой бок о бок, с энтузиазмом рассказывая тебе обо всех мельчайших деталях изобретения, игнорируя тот факт, что рискует лишиться всех своих идей в одно мгновение...Что же это? Вера в лучшее? «Малыш Николя решил, что я просто хочу смотреть на его бумажки?» Переобулся, и ударил по-больному. После кропотливой работы, "плохой" чертёж, который позже достанут из мусорки и тихонько спрячут, прилетел в лицо Тесле, который издал хараткерное "ой" прежде чем осознать, а после сорваться на крик. Это был первый раз, когда он не потерпел к себе такого наплевательского отношения. Яро жестикулируя и тыкая пальцем, сдерживая желание призвать разряд синего тока в свои руки, Никола уже безостановочно твердил о всем наболевшем. «Ты всегда меня недооцениваешь! Без меня ты ничто! Ты даже пользуешься моим изобретением прямо сейчас!» И конечно же...Дождь. Тоскливый, серый вечер. То самое воспоминание, изменившее всё. Выкинутый как животному чемоданчик с уже ненужными бумагами и парой вещей. Намокшая, но больше не уложенная прическа и боль на душе - это все, что осталось у него, вместе с обидой. Он крепко сжимает чемоданчик в руках, стоя на земле, уже в промокших до носков туфлях. Постепенно, холодок начинает пробегать по телу. Но Никола не уверен, точно ли это только от ливня. Смотрит в глаза человеку на высоких ступеньках. Томас хохочет. Ему то что? Бизнес - есть, деньги - есть. А то что кто-то там, на улице, без ничего, лишённый всего им же созданного, это абсолютно не его дело. И что, что мы работали вместе так долго? Ничего не знаю. «Пусть это послужит тебе уроком! В этой игре выживает сильнейший!» Так он... слаб? Это ли есть слабость? Он смотрел на него, как на последнюю надежду. Огонёк в его измотанной душе ещё не потух, что-то заставляло его стоять и продолжать пронзительно смотреть. Наверное, Тесла верил в человечность. Выгнать его в дождь, в холодную осень прямо так... Может, передумает? Начал намокать его пиджак, а под ним и белая рубашка. Стало ясно, что ждать попросту бессмысленно. Ко лбу прилипали пряди волос, а по лицу стекали холодные капли дождя. Как же хорошо, что слёзы не было видно. Ты действительно дал бы ему ещё один шанс, если бы он пришел и опять извинился? «Конечно.» - воодушевлённо произнес самому себе Никола, пока шёл один, по тёмной улице, оставшись нисчем. Погода полностью олицетворяла душевное состояние. Постепенно его фигура начала расстворяться в ночи, под звуки хлюпанья воды в ботинках.***
Но терпение не бесконечно, дорогой Никола. Что-то уже понемногу начало выходить из строя, и спустя много лет, ты, наконец, усвоил урок. Великий учёный опустился в кресло, и полушепотом сказал самому себе из прошлого: «Конечно...нет.»