Fell in love with the Hunter

За окном неожиданно пошел дождь. Обычно, такие явления для этого места не типичны. Здесь всегда царит стабильная солнечная, я бы сказала, мертвая погода. За закрытым окном ты знал точный ритм напевов птиц: когда песнь сменялась, где были триоли, а где паузы. Полностью и наизусть. Ты жил в некой карманной вселенной, при том такой одинаковой. Каждый твой день был будним, к вечеру ты возвращался к себе в комнату почти что в прямом смысле этого слова трупом и падал на кровать, слушая всё то же постоянное пение птиц за окном. Ничего не менялось. Разве что некоторые принципы выживания. Помимо стандартной игры, как я её называю, здесь добавлялись и новые их виды. Что уж говорить про участников игр. Охотников становиться большей, а выживших вдвойне. Люди, что так наивно и в то же время так смело верят какому-то письму с обещанием приза. Знали бы они с самого начала, что их ожидает, верно передумали бы. Наизусть выученные кода с годами отскакивают от пальцев, только вот почему-то от этого время расшифровывания не уменьшается. Ты попадаешь в каждодневную рутину кругов ада, что на деле бесконечны. Думаете, ад заключается лишь в том, что вокруг тебя серый и картонный мир, а на протяжении каждого своего дня ты обязан декодировать машинки? Не просто так я говорила об охотниках. Те, кто заставляют твоё сердце с каждым разом биться всё сильнее, а ноги предательски дрожать. Их тьма, но ты можешь назвать имя каждого. Те, кто беспощадно раз за разом сбивают тебя с ног и убивают твоих товарищей. Можно сказать что убивают. На деле мы тут куклы и боли чувствовать не должны, но почему же тогда те прутья на кресле так жгут кожу? Как только твои ноги отрываются от земли, тело обмякает в его руках, а в глазах мутнеет при виде кресла. Кто бы ни говорил что это не больно - это действительно больно. Ты просто привыкаешь к этой боли со временем. И казалось бы, сколько уже лет прошло, как мы тут? Достаточно. Только вот отчего-то бывает ты закрываешь дверь своей комнаты после очередного матча, а перед глазами всплывает картины тех дрожащих рук, что просят тебя о помощи. Нам не каждый раз удается сбежать, и не всегда и всем нам. Иногда ты вынужден жертвовать собой ради команды. Я стала уважать спасателей. Их работа отчаянно подставлять свою спину. Грустнее всего мне становиться за Марту. Она каждый матч так трепетно переживает за каждого товарища. Она не была самым сильными из них и её способности были ограничены одной лишь несчастной ракетницей, но она была самой ответственной из них. Ей было принципиально обязательно сделать всё возможное для успешного побега с игрового поля. Это было морально трудно, но все мы со временем становимся как камни. Постепенно, реагируя на происходящее более холодно и рассудительно. Меня больше не пугает тонкое лезвие, что проноситься со скоростью над моей головой, не пугают шаги, кашель, стуки. Единственное, при виде камеры на игровом поле моё сердце бьется быстрее нежели при иных обстоятельствах. Я не знаю, было ли то самовнушением или же особенность конкретного охотника. Я как-то даже пыталась спрашивать у других товарищей об этом, но так, издалека. Их ответ был отрицательным. Я гадала и не могла понять свою реакцию. Быть может, я действительно боюсь его немного больше остальных. Как не крути, но мои три запасные жизни спасают против него только в конкретных ситуациях. В иных - я просто бесполезна. Главное ему не находить меня первым. Но к сожалению, даже сегодня этого не случилось. При первом же снимке я решила забежать в монохромный мир дабы понять его местоположение и сообщить товарищам. К моей удаче он бродил прямо около моей фотографической копии. Я спряталась за стеной, так как другого выхода уже не было. Его шаг всё ближе, а в моей груди всё теснее. Как только он стал у моей копии, я будто начала задыхаться. Сердце билось безумно быстро. Я не могла справиться со своим состоянием, как не понимала ни причины этому. Я крепко сжимала ладонью себе рот, но от этого становилось еще хуже. Я откровенно теряла сознание за той стеной. Моя копия была посажена на стул, а значит после обратного отсчета камеры я и сама могу сидеть на таком стуле, только уже не черно-белом. Произошла вспышка, ноги отказываются двигаться, а сердце постепенно успокаивалось. На секунду я задумалась, по какой причине оно стало успокаиваться? Неужели он меня действительно не заметил? Я всё это время была прямо у него за спиной, тихо задыхаясь от внезапного порыва неизвестной мне панической атаки. В тот раз получилось встать с колен самостоятельно. С тех пор за весь матч он мне на глаза не попадался, а сердце моё было спокойно. Шел нетипичный для этой местности дождь. Мою комнату освещал лишь лик полнолуния. Я осторожно заперла дверь и спиной спустилась по ней на деревянный пол. Мои глаза закрылись. Очередной день позади. Быть может, эти круги ада не бесконечны? Говорят, что ничто в мире не бесконечно. Но что если это и есть ад? Вот такой он на самом деле. Каждодневное выживание, растерзание в лапах охотников вместо кипящего котла. А вдруг я действительно умерла? Мы здесь явно все не без грешка. Быть может сейчас мы получаем по заслугам? Справедливость восторжествовала? Возможно, наши близкие сейчас спят спокойно? Моя сестра... Кажется, нервы опять сдают. Слезы начинают литься ручьем, а грудь начинает задыхаться абсолютно так же, как и этим утром. Мои пальцы хватаются за волосы, как бы отдёргивая и пытаясь привести в чувство. И это действительно помогает. Я просто научилась принимать происходящее. Ничего нельзя вернуть, мало что можно исправить. Когда-нибудь, я верю, это всё должно закончиться. Тело начинает знобить, пальцы почти невесомо смахивают слезы, а голова бессильно опирается о дверь сзади. Небольшой вдох и выдох. Дрожь в теле постепенно растворяется, плавно привыкая к влажным пятнам на чёрном платье. Создалось такое ощущение, будто распахнулся балкон. Я вдруг почувствовала прохладный ветер. Давным-давно забытое чувство. Он обычно доносил смех детей и шум груженых повозок, приятно играл с осенней листвой, подшучивая и принося тебе на крыльцо несколько таких, красил твои щёки в зимнюю стужу и радовал запахом цветов из сада. Как вчера помню этот приятный сладкий аромат. Так удивительно получается иногда, что ты можешь почувствовать то, что достанет твой разум из архива памяти. Как сейчас вспоминаю соседского мальчишку, что обожал носить Вере цветы. Однажды я вышла на порог нашего дома вместо неё. Его глаза так искренне и радостно горели, когда его руки протягивали в мою сторону небольшой букет гиацинд. Он раздобыл эти цветы почти что в самом начале весны, чем могли похвастаться немногие популярные цветочные ларьки. Климат в то время был еще достаточно прохладным для них, а этот озорной парнишка напрочь отказывался делиться истиной об местонахождении. На все мои вопросы он отвечал: “Из моего теплого сердца, что ты согрела своей красотой”. И даже когда эти цветы протягивали мне в руки, и все эти эмоции и слова были в мою сторону, мне было безумно завидно Вере, ведь всё это предназначалось ей. Я невольно открыла глаза, глядя в потолок. В комнате стало слегка светлее. Балкон действительно открылся, тревожа беспокойным ветром тюль. Но за тем тюлем виднелся темный силуэт. Рассмотреть мне его на удивление было достаточно трудно. Он стоял у края балкона, но не так далеко от меня. Его рука потянулась в мою сторону. Это заставило меня невольно вскочить на ноги и охнуть. По правилам, ничего за пределами игрового поля нам навредить не может, но даже существование этого закона не давало мне спокойствия. Мои ноги вновь задрожали. В руке незнакомца можно было разглядеть появившуюся из ниоткуда розу. Его пальцы стали крутить стебель то в одну сторону, то в другую. Наблюдая утонченное и худые пальцы с длинными ногтями я могла предположить, что моим таинственным незнакомцем является Джозеф, один из охотников. Сердце на миг забыло что такое ритм и невпопад быстро застучало. - Mon Dieu , месье Дезольнье! Отчего вы так меня пугаете среди ночи? Да и что вы здесь вообще делаете? Охотникам ведь запрещено встречаться с выжившими за пределами игрового поля. Не говорю уже про ваши манеры. Вторгаться к девушке на балкон еще и в такое позднее время, как не стыдно! - Je suis desole , мадам Наир, не намеревался вас напугать, - мужчина поклонился, показывая своё лицо под лунным светом и поднял свои лазурные глаза на моё платье. - я всего лишь хотел пожелать вам доброй ночи. Его шаги были медленными и уверенными. Он плавно двигался в мою сторону, будто опасаясь моего бегства. Я стала тогда осознавать, что состояние, что настигло меня сегодняшним утром возвращалось. Мой подбородок поднялся вверх в попытках ухватиться за воздух, а пальцы ног поднимались на носочки, якобы тянувшись выше. - Ну же, чего вы, - его голос звучал очень нежно и умиротворенно. Тонкие пальцы коснулись моей руки и поднесли её к чужим губам. Я невольно замерла. - Вам не стоит меня бояться настолько сильно, - лазурь глаз говорившего устремилась в мои пугливые глаза. Они будто выпускали антидот, волшебным образом успокаивая мою внезапную тревогу. Наблюдая за изменением в моём поведении, фотограф довольно улыбнулся. Он уже более смело придвинулся ближе, запуская одну руку в мои волосы. Охотник был настолько близко ко мне, что я слышала его леденящее дыхание кожу. Но только этот холод согревал, в отличие от того, каким он был на игровой арене. Его пальцы сплетаясь с моими, пока губы наклонились близко к уху. - Завтра у нас с вами совместный матч, мадам Наир. Ожидаю вашего появления. Он ушел так же резко, как и появился. Его пальцы вмиг отсоединились от моих, оставляя в руке розу, а силуэт сумел скрыться ранее, чем я смогла открыть глаза. Только его запах напоминал о его недавнем присутствии. Будь у меня нужные материалы, я бы без раздумий воссоздала этот аромат. Так, лично для себя. Быть может, после того как я выбралась бы отсюда, я бы хранила этот флакон в старинном комоде с моей коллекцией. Как-то раз, одиноким вечером вдыхая запах и вспоминая ситуацию, произошедшую в картонном мире карманного измерения этой игры. Быть может. В ту ночь я была ни в одном глазу. Каждая моя попытка уснуть увенчивалась провалом, как только голова начинала рисовать картины возможного происходящего на завтрашнем матче. К чему он вообще сегодня пришел? Пожелать доброй ночи? Но ведь ранее он этого не делал, да и мы не были близки. К чему тогда было это всё? Мог ли таится за всей этой странной ситуацией какой-либо подвох? А может, он и чувствовал что-то ко мне? А быть может, это просто попытки настроить дружеские отношения? Но для чего товарищество между охотниками и их жертвами вообще нужно? Вряд ли в этой игре ему будет дозволено щадить кого-то. Кажется, за этим может последовать наказание. Правила игры не ясны до конца, но ослушаться их до этого времени не было и мысли. Столько различных вопросов летало в моей голове той ночью, и ни одна мысль не могла задержать на более чем одну минуту. Не дав какого-либо заключения одной, я сразу переключалась на другую. Будто изначально я верила в то, что ни у одной из них нет какой-либо доли правды. По итогу, мне к какому-то моменту все-таки удалось уснуть, но приблизительно на часок второй. Мой организм поднял меня в ранние пять утра, будучи встревоженным сегодняшним событием. Быть может, оно волновало меня так потому, что оно выбивалось из этой повседневной рутины? Я не могла себе отдать отчет. Единственное, что оставалось, так это ждать матча. На красной церкви атмосфера была обыденно жутко лединящей. Камеры сфотографировали нас в самом начале игры, и уже через какие-то несколько секунд первый выживший был найден в фотографическом мире. На миг, я задумалась о том, не было ли произошедшее прошлым вечером результатом моей лихорадки? Быть может, я слишком перенервничала, да перенервничала настолько, что захворала, и той ночью ко мне на балкон пришел воображаемый Джозеф Дезольнье. Не умираю ли я медленно в таком случае? Я могу ощущать боль в игре, могу ли я таким же образом здесь заболеть, будучи простой куклой? А вдруг вся моя проблема и состояние, это влюбленность? В этот момент мои ноги сами понесли меня в сторону ближайшей фотокамеры. Я бездумно, позабыв о своих обязанностях как выжившего, покинула машинку и помчалась в сторону горящего снимка. Мои губы проронили робко имя охотника, против которого мы сегодня боролись. Шаг ускорялся с каждым сантиметром приближения камеры, а дыхание учащалось. “Джозеф” - вновь слетело с моих губ. Но как только я должна была попасть в черно-белое измерение, меня что-то остановило. Я столкнулась о фигуру, что вышла на меня. Чьи-то руки схватили мои запястья, удерживая нас обоих на весу. В облике помешавшего мне человека, я признала охотника. Его вид был не таким, как тем вечером: лицо его было будто разбитая маска, глаза были наполнены густыми чернилами, трещины шли от век и вдоль к смазанным губам и его волосы... Они почему-то были сильно растрепаны. Бантик, что обычно держал их в ухоженном хвосте почти слетел. - Джозеф! Я устала метаться в догадках о происходящем. Я абсолютно не поняла мотив вашего вечернего визита, но он смог помочь мне осознать для себя одну вещь.[BR][BR]Вглядываясь в его лицо на моих глазах проступили слёзы. Я не могла разобрать его эмоций, не могла понять его мысли и не догадывалась о его чувствах. Но ничего из этого меня не держало. - Мадам Наир, отчего вы плачете? - Я не хочу больше игнорировать те моменты, когда моё сердце рядом с вами бьется быстрее, нежели с другими охотниками. Я не могу больше не понимать почему мне становиться трудно дышать в вашем присутствии и не хочу больше думать о том, что у меня жар или же панические атаки. Я люблю вас, Джозеф. Мужская фигура выглядела всё такой же безэмоциональной и беспристрастной к происходящему. В воздухе повисла тишина. Отсутствие какой-либо реакции заставило меня дрогнуть, но при этом я продолжала улыбаться. В этот момент мне как-то стало всё равно на то, что последует за моими действиями. Я осторожно притянулась и всматриваясь в чернильные глаза, коснулась тех фарфоровых губ. Мои глаза закрылись. Мне захотелось остаться в этом ощущении. Я будто приобрела в нём дом. Умиротворение для души, хоть и его самая малая доля, что мне удалось найти для себя среди этих кругов вечного ада. На миг мне стало настолько страшно, будто я в настоящее время целовала смерть. Это чувство длилось до тех пор, пока его руки не прижали меня к себе в плотную и не ответили на поцелуй. Его пальцы заблудились в моих волосах, а дыхание, что отрывками опаляло мои губы, стало тяжелым. - Мадам Наир...

***

Спустя неопределенное время на письменном столе журналиста лежал конверт. Он содержал в себе информацию о расследовании, что она вела в поместье Олетус. На бумаге по строкам бежали предложения, что говорили о том, что какая-либо информация об участии Джозефа Дезолье в игре отсутствует. Все сведения о нем будто растворилась, исчезли из этого мира. Также, в паре абзацев ниже шлось о том, что тело Веры Наир нашли. Из примечательного было только то, что на лице у девушки была улыбка, а в её руке была мертвая роза. Хоть на мгновенье, они были счастливы.