Эта прекрасная несчастная жизнь

Рождественские каникулы обычно связывают с елкой, подарками, гирляндой, семейным уютом. Не то, чтобы у Спенсера было это и раньше, все-таки мама с проблемами намекает на весьма необычное существование. И не то, чтобы это было ему нужно – двенадцать лет, не маленький (да и никогда не был маленьким в общепринятом смысле этого слова). Благодаря своей эйдетической памяти он прекрасно помнил все-все праздники, помнил и о том, что чаще всего у его мамы случался один из ее эпизодов, и он снова начинала все подозревать: правительство, пришельцев, монстров, в общем, всех тех, кому до их маленькой семьи Рид на самом деле дела-то и не было. Самый главный монстр уже давно жил у них, жил в теле Дианы Рид, поднимая свою уродливую голову все чаще и чаще. Спенсер еще в пять лет прочитал мамин диагноз на баночках с лекарством, пока женщины в порыве ярости их не выбросила, а потом уточнил в словаре, как всегда привык это делать с незнакомыми словами – шизофрения. Слово страшно перекатывалось на языке, мешалось там. Казалось, будто шипит небольшая, но жутко ядовитая змея: шииииззззооооофффрррееенннниииияя. Эта рептилия могла пролезть и в его тело. Наследственное заболевание, возможно, к 25 годам таблетки он будет выкидывать вместе с мамой. Только уже свои. Эта змеюка неизменно оживала в Рождество. Папа говорил, что яркие огни и чужие эмоции провоцируют маму, поэтому чаще всего, пока отец еще жил с ними, они запирались всей семьей в доме на все праздники, стараясь не оставить ни щелочки в доме и своих душах, чтобы ничто не смогло подпитать страшную тварь. Это не помогало, никогда не помогало. Но они упрямо продолжали. В девять лет отец решил, что больше не может. И впервые Спенсер остался на Рождество один на один с проблемой. Даже гению трудно контролировать взрослого человека в шизоидном приступе, особенно, если этот гений меньше и легче в два раза. Но он снова старался. Как отец, за отца, за себя, за маму. Это Рождество стало худшим – маму чуть не увезли в психиатрическую клинику, а его – в приемную семью. Наверное, это все же и было чудо – должно же хоть раз в жизни в сочельник произойти то, что принято считать милостью Божией. Хотя в Бога Спенсер не верил уже давно…. Они справились. Но с той поры у Спенсера появилась новая обязанность – он тайком подсыпал маме ее таблетки. Если, конечно, успевал спрятать их до того, как она спустит их в унитаз. Глубоко внутри плескался стыд – подсыпать кому-то лекарства, пусть даже и нужные было отнюдь не нормально. Но что и когда в его жизни было нормальным? Он тоже старался. И старался, и старался, и старался. Жизнь растянулась бесконечной пережеванной жвачкой. Казалось, он состарился, не успев подрасти, заперт навсегда в этом душном теле, стылом неуютном доме, окруженный безусловно любящей безумной матерью. Может, поэтому, он ухватился за возможность закончить школу экстерном и поступить в колледж. Может, поэтому, он подделал подпись матери – не в первый раз, но никогда раньше не делал он это для себя – все было для ее выживания. Может поэтому из всех колледжей выбрал самый дальний от дома. Он сбежал от мамы так же, как отец, сбежал, чувствуя, что задыхается, погибает рядом с ней, искренне надеясь, что она все же не пропадет. Может поэтому он не поехал домой на Рождественские каникулы. Все его однокурсники праздновали сейчас дома, собирались на семейные ужины. А у него не было даже елки. Ее заменила неровно составленная гора книг, учебников и научных статей. Он стоял у окна своей комнаты в общежитии, слишком маленький и хрупкий для этого мира, с непомерной тяжестью для тощего, почти уже тринадцатилетнего тела, смотрел на огоньки горда вдалеке и яркие звезды на небе – это было его своеобразной гирляндой. И никогда в жизни он так не мечтал о нормальном детстве, не обремененном ничем, кроме выбора, что, например, попросить у родителей в подарок. Вместе с тем, никогда в жизни он не чувствовал столько свободы и столько свежего воздуха. Никогда в жизни он не хотел больше испытывать чувство, что его душит-душит-душит. Не поэтому ли он сейчас так плакал, остужая голову и сердце у настежь открытого окна?