Времена грёз 3 том

Из беспечного, безвременного сна, где даже молчание стало интимным и значащим, меня выдернул резкий и громкий стук в дверь. Мне пришлось встать с постели до того, как я разлепила глаза и успела осознать, что происходит. — Собираю стирку! Пять медяков за вещь, десять за белье, двадцать за обувь! — раздалось из коридора. Добравшись до выхода нестройной походкой, я оперлась о косяк и открыла дверь, встретившись взглядом с юнцом, вчерашним школьником на вид, с большой плетеной корзиной за плечами и связкой простых холщовых мешков на поясе. Достав один такой мешок, парень черкнул на нем карандашом слово «баш» и всучил мне в руки, деловито поставив руки в бока. — Верну одежду завтра утром. — Неужели нельзя было прийти позже? — Нельзя, мне еще работать, в отличие от некоторых, а мамке вам портки стирать. Давайте шустрее. Разочарованно покачав головой, я потерла горящие веки и прошла к ванной, собирая в мешок то, что следовало бы постирать после долгой дороги. Если бы не парень, свалившийся на меня как снег в середине июля, я бы даже не подумала кому-то передавать эту работу, но тон, не подразумевающий отказа, и растерянность после сна сработали прачнику на руку. Всего-то вышло на четвертак, пожалуй, сэкономленное время стоит того. Отдав парнишке вещи, я наскребла мелочи и оплатила стирку, уже мысленно надеясь вернуться в постель и доспать, но стоило двери на улицу хлопнуть, как из кухни на первом этаже пахнуло яичницей, кофе и жареным мясом. Желудок, не видавший еды со вчерашнего обеда, болезненно заныл, напоминая о себе. В этот раз за стойкой регистрации меня ждала не Чинта, а ее молодая копия с невероятно ясными, как летнее небо, глазами и оливкового цвета кожей, явно доставшейся от матери. Задумчиво перебирая в руках кончик толстой темной косы, девушка отрешённо смотрела на букет свежих розовых пионов перед собой и мыслями явно была бесконечно далека от постоялого двора и немногих гостей, сонно клевавших носом за столами. Улыбка, прятавшаяся в уголках губ, выдавала чувства с головой. — Доброе утро, прости, ты же Линни? Я правильно понимаю? Дочь мадам Джасинты. Встрепенувшись и только увидев меня у стойки, девушка словно стряхнула сон и, растерянно покивав, подтянула к себе книгу учета. — Да-да, а вы новенькая? Приехали ночью, но мама говорила, вы спуститесь позавтракать — Так и есть. — Можете занять место, я подогрею всё и принесу. Если не сложно, присмотрите за тем, чтобы никто не лез за стойку и не буянил, моя помощница что-то опаздывает. Упорхнув на кухню, разместившуюся за стенкой обеденного зала, Линни оставила меня наедине с тремя притихшими у окон незнакомцами. Один из них в опрятной домашней одежде осоловело разглядывал свою чашку кофе, будто она одним видом могла пробудить беднягу. Еще пара посетителей шепотом о чем-то яро спорили, попеременно тыча в раскрытый газетный лист на столешнице. Сев на всякий случай рядом, я мирно дождалась, пока девушка принесет небольшую чугунную сковородку, полную мяса и яиц, и, только принявшись за еду, смогла расслышать часть спора, едва не перешедшего на полную громкость. — Я говорю, эта схема была гениальна, ее не могли придумать случайно. Мы упустили если не гения, то талантливого специалиста. — Даже темные признали, что расчётов нет. — У них нет! А у создателя схемы есть! — Ни одного листочка. Только готовая работа. — Она спрятала их, забрала с собой! — Да ну глупости. — Уверен, стоит ей вернуться, как мир потрясет открытие за открытием! Заинтересованно вытянув голову, я скосила глаза на газету, надеясь увидеть предмет спора, но среди строчек мелких букв едва ли разобрала заголовки статей. На всем листе отчётливее всего выделялся лишь первый, самый важный заголовок: «Всемирная техническая выставка лорда Кельвина». Видимо, кто-то занял нишу мецената дарований, после того как Аластор Кейн оказался в опале. Закончив завтрак и вернувшись в свою комнату, я наскоро привела себя в порядок, не забыв перед зеркалом прикрыть поблескивающий обруч на шее. Вопросов о нем у постояльцев еще не было, но вероятно пока не попадется знающий человек, кто заметит печать короля на металле. В который раз огладив чуть неровную поверхность ошейника, я, как и прежде, не заметила ни замка, ни щели, словно ограничитель не предполагалось расстегивать. Хорошо бы узнать, вдруг в трущобах найдутся мастера по снятию таких украшений, но учитывая обстоятельства, искать незнакомцев будет себе дороже. Сколь многие могут воспользоваться возможностью напасть? Что сделает сам Авель, приди я к нему? Как объяснит? Будет оправдываться или сразу признается, для чего меня предполагалось использовать? Где-то в коридоре хлопнула дверь, издали послышались отголоски боя старых дребезжащих часов. Отставив раздумья, я забрала оставшиеся деньги, обмотала ладонь лоскутом ткани и вышла из номера, быстрым шагом преодолев расстояние до заднего выхода. Солнечное прохладное утро Санктума встретило меня запахом палой листвы и горящими углями дикого винограда, всё так же по-хозяйски раскинувшегося на большей части заборов и оград города. Дворик приютившего меня дома был почти полностью укрыт им, протягиваясь на специальных нитях от верхушек кирпичного периметра к крыше над лестницей. Пронзительно голубое небо, слепящее глаза, бескрайним морем растянулось над оцинкованными крышами. Со второго этажа открывался прекрасный вид на каменные джунгли трущоб, сейчас удивительно чисто и опрятно сияющих светлыми стенами на километры впереди до самого начала поблескивающей вдалеке Скай. Кажется, Чинта не соврала, сказав, что там кто-то хорошенько прибрался. Руины древних зданий при моем прошлом появлении были затянуты лишь грубыми досками и парусиной, в то время как сейчас это были настоящие, полноценные крыши, пускай и собранные не везде аккуратно и ровно. Это что нужно было сделать с людьми, чтобы они, спустя долгие годы запустения, вдруг решили всё изменить? Наказывали? Били палками? Не верю, что те безумцы, едва не напавшие на меня после прогулки по каналу, могли отставить привычки и по собственной воле заняться облагораживанием района. Поправив плащ на плечах, я спустилась вниз и выбралась через металлическую калитку на узкую улочку, каким-то чудом затесавшуюся между парой-тройкой зданий. Свернув в сторону главного входа, я с каждым шагом различала нарастающую музыку то ли шарманки, то ли заводной шкатулки, а вместе с ней отчетливый перестук металла по камню. Оказавшись у дороги, по которой приехала еще несколько часов назад к постоялому двору, я невольно двинулась навстречу странному, пугающему звуку, туда, где впереди уже начинали мельтешить люди, с каким-то особым восторгом поднимая головы и останавливаясь на тротуаре, разглядывая что-то за кронами деревьев. Высокие, двух-трех этажные дома с большими окнами в фигурную сетку из плавных линий, стены с прихотливо выступающим рисунком волн и растительных изгибов, словно подпирающих крышу, мраморные колонны крылец, подобные оголенной древесине, деревянные перила, ласково обрамляющие керамические ступеньки, росписи, мозаики, припрятанные под козырьками крыш, фигурные статуи дев, держащих на хрупких плечах фонари из тонкого стекла — всё это нежное богатство, поддерживающее единый стиль всего города и стыдливо прячущееся за оголенными ветвями падубов, вдруг встретило на пустынной дороге нечто. Похожее на чей-то дурной сон оно выглядело настолько чуждым этому месту, что, увидев громадину, я не смогла отвести взгляд, не понимая, как это создание очутилось здесь, будто специально, нахально отрицая общую гармонию. На четырех металлических скелетообразных ногах, медленно переступая по каменным плитам, на ходулях шел человек, хотя его фигура едва ли прослеживалась за темным ребристым каркасом и пугающим безразмерным одеянием. Лицо, прикрытое пустой костяной маской, качалось из стороны в сторону, как у диковинного животного, пока глаза в прорезях то и дело заглядывали в окна второго этажа. Я бы решила, что в Санктум добрался какой-то безумный театр или это чей-то хитроумный перформанс, но маленький помощник, семенивший рядом со «зверем», всучил мне листовку, где яркими буквами представлялась всё та же пресловутая выставка технологий. И ради нее они дали человеку пройтись по городу на четырех ногах, гремя железом? Сейчас люди смотрят с интересом, но готова поспорить, в первые разы был страшный скандал. Звонко щелкнув переключателем, шарманка на спине существа вновь заиграла, неведомые мне механизмы и подобные часовым шестеренки зашевелились при ходьбе, явно поддерживая завод музыкального инструмента и прерываясь только тогда, когда ходули замирали дольше, чем на минуту. Зацикленная ненавязчивая мелодия лилась стройным ритмом, притягивая внимание публики. Преодолев основную массу зевак, я двинулась в сторону моря, по наитию проложив себе путь к порту. Не слишком знакомый район, виденный мной едва ли не пару раз за всё время в Санктуме, преобразился, наполнившись новыми странными элементами, подобным тем, что рекламировались на ярмарке. Всего за десять лет, лишившись кристаллов от Кейна, жители придумали новый выход, используя необычные сооружения и самое главное металл, вплетая их в украшения на одежде, элементы шляпок и часть причесок. Уголки лацканов на пиджаках теперь у всех были фигурные, серебристые, пуговицы — латунные с гравировкой, носы туфель укрыты железом, на каблуках блестящие набойки, тонкие запястья девушек увиты золотыми обручами, сплошными или ажурными, а в комплекте к ним обязательно колье. Плотный обруч, как у меня, или филигрань, кружевами обрамляющая шею, как еще один корсет, опускаясь вытянутыми лепестками узора к груди, подобно застывшей паутине. Возможно мне даже не стоило волноваться за собственный ошейник, но печать на боку всё еще выдавала истинное назначение вещи. Щёлк-щёлк. Регулятор движения на переходе переключил цветную табличку и слегка с опозданием подсветил ее синее стекло. Рядом, словно вторя ему, на небольшой башенке возле местного отделения почты из-за крупного циферблата послышался перелив колокольчиков, возвестивших о новом часе. Продавец уличной еды в киоске легко перевернул мясо на раскаленной плите своей механической рукой. Среди оживленной улицы, ближе к торговому кварталу, особенно отчетливо слышалось тиканье, щелканье, клацанье, стук и лязганье приборов вокруг, словно весь город был единым механизмом с отлаженной и сложной работой. Проделка безумного часовщика, объединившего все шестеренки воедино. Это ощущение не отпустило меня даже в тот момент, когда среди каналов и проемов улиц показался столичный порт. Расширившись и принимая еще больше кораблей, чем я помнила, он заменил часть рабочей силы на хитрые краны для погрузки, самоходные поддоны на рельсах и прочие приспособления для быстрого обслуживания судов. Увеличившееся в два раза здание порта, собравшее на стоянке диковинные, небольшие автомобили всех мастей, встретило меня талонной очередью и парой автоматонов у касс, с удивительной четкостью выдающих нужные билеты по нажатию пары кнопок. Отполированные головы без лиц бездушно кивали, воспроизводя записанную кем-то вежливость и отмечая бумагу пальцем-штампом. Спросить о ближайшем корабле до Сомны было, мягко говоря, не у кого, при такой отлаженной работе технологий даже уборщицы в залах не было видно. Пришлось на свой страх и риск преодолеть фойе, выступив на пирс, и поискать взглядом самый мрачный и темный из пришвартованных кораблей. Попытка почти на авось, но, к удивлению, среди чистеньких и аккуратных пароходов нашлось старомодное по нынешним меркам судно черного цвета со странным, неприятным зеленым налетом на боках. Подобравшись ближе и приглядевшись внимательнее, я заметила снующих среди мачт рыбоподобных моряков — самая отличительная особенность корабля из Сомны. — Простите, а можно поговорить с капитаном? Задрав голову к палубе, я встала у борта, понадеявшись, что команда меня услышит. Один из ребят, звучно причмокнув толстыми губами, недовольно произнес: — Капитанша занята. — Тогда, может, вы скажете, когда отплываете? Переглянувшись с остальной командой, мужчина почесал влажный подбородок, гордо лежащий на груди, и равнодушно пожав плечами: — Сёдня, может завтра, или через неделю, кто знает. Как море скажет. — А нельзя ли поточнее узнать? — Нет. Посчитав разговор законченным, рыболюд ушел от края борта, переговариваясь с кем-то из своих. Разочарованно выдохнув, я с остатками надежды проследила за работой на палубе. Моряки не торопясь занимались своими делами, явно никуда не спеша и не собираясь уплывать в ближайшее время. Возможно, мне повезет заглянуть сюда позже и отыскать «капитаншу». Собираясь отступить к зданию порта, я успела отвернуться от моря, прежде чем соленый, промозглый ветер взметнул полы плаща и бросил волосы к лицу. Где-то на столбах и крышах складов надрывно закричали чайки, через пелену оглушавшего шума несколько долгих мгновений я слышала только их неприятные голоса. Волны с силой ударились о дорожку к кораблю, разбросав мириады брызг, сверкающих на солнце, словно единовременно взбунтовались и воздух, и вода, но всё закончилось так же неожиданно и быстро, как и начиналось. Откинув влажные локоны от глаз, я смогла разлепить веки и увидеть нового человека, встретившего меня мягкой полуулыбкой. — Если вы хотели приобрести билет на мой корабль, то стоило обратиться прежде всего в кассу. Скрестив руки на груди, женщина чуть наклонила голову, ожидая ответа и рассматривая так, словно я была неведомой зверушкой, пробравшейся на борт без спроса, в то время как она сама выглядела будто глава уважаемого пиратского судна. Бриджи из дорогой ткани, жилетка из коричневой кожи с золотыми заклепками, рубашка из слоновой кости трепетала на ветру, но владелице, в отличие от меня, холодно не было, какие-то неизвестные мне силы оберегали капитаншу, вместе с тем привнося в ее образ что-то неправильное, противоестественное. — Эм… да, пожалуй, но я не была уверена, что в Сомну ходит хоть кто-то. — Отчего же нет? — Меня долго не было в столице. Высокая, фигуристая, загорелая на солнце среди бескрайних вод, она оглядела меня с ног до головы, попутно словно препарируя до костей, как лягушку на жестяном подносе. И если в Чинте читалась аристократичная строгость и достоинство, то тут мне показался чистый, вольный нрав создания ретивого моря, обманчиво тихого лишь в эту конкретную секунду. Чуть прищурившись с усмешкой, капитанша кивнула, и только тогда я заметила, что ее глаза смотрели на меня невидяще. В отсветах солнечных лучей белое бельмо на каждом показалось совсем незаметным. Неужели пристальный взгляд мне лишь показался? — Охотно верю. Корабль уплывает через неделю, я и моя команда будем рады вас принять на борт за скромную сумму в двенадцать золотых. — Двенадцать? Мне говорили меньше. — Желающих в последнее время немало. Для некоторых целестинцев это уже стало частью кругосветного путешествия по окончанию учебы. Приосанившись, я постаралась ответить, как можно уверенней. — Я не целестинка, и мне поездка не для развлечения, наоборот, хочу вернуться домой. — И что же, ваша цель важнее чужих? Потерявшись с ответом, я смогла выдавить лишь короткое: — Нет. — Я так и думала. Двенадцать золотых, ровно через неделю. Отходим в десять утра, тогда как раз обещают отлив. Из рациона рыба и крупы, из удобств отдельная каюта с санузлом, — прошествовав мимо меня к трапу, капитанша остановилась у начала и дождалась, пока ее ладонь не подхватит один из матросов, аккуратно проводя на борт. — Мальчики, вы вычистили палубу? — Да, мэм. — Отлично-отлично, молодцы. Обратный путь до постоялого двора я потратила на то, чтобы оценить собственные финансы и возможности, задумавшись, из раза в раз искала в памяти возможности подработки, чтобы за неделю собрать настолько приличную сумму, но варианты никак не складывались. За поездку с Инпу мне достался золотой, от Анари еще серебряный. Смех, да и только. Конечно, рассказав о своей проблеме, я могу попробовать наскрести денег в долг, но просить их у того же Блэкки или не дай боже Моргана кажется кощунственным. «Привет, Грей! Знаю, когда мы виделись в последний раз, я пила как не в себя, забыла о тебе, а потом пропала на десять лет, но не мог бы ты одолжить мне пару монет, по старой дружбе?» С доски объявлений у двери Чинты, прямо по соседству с моей ориентировкой, повесили новую листовку, яркую, узорчатую, с зеленой рамкой, обрамляющей нежную девичью фигуру лепестками и бутонами орхидей. Классический для Санктума арт-нуво радовал красками и искусным исполнением. Невероятно прекрасная нимфа пела что-то на сцене, вытянув одну руку вперед, под ней на афише гордо красовалось: «Певунья Фьяметта снова дает концерт в Полуденном театре!» Если бы не имя, я бы подумала, что Уна решила взяться за пение, настолько похожими их изобразили. Интересно, куда ее занесла судьба на этот раз? Надеюсь, она хоть немного счастлива и ни в чем не нуждается, в конце концов у Кейна было огромное состояние, едва ли хотя бы в половину поредевшее после заключения под стражу. Вполне хватит, чтобы укрыться в какой-нибудь глуши на юге страны и жить степенно и тихо, хотя подозреваю, это не в характере обоих супругов, по этой же причине наверняка только Аластор смог бы помочь мне с ошейником. Отбросив навязчивое желание отыскать друзей, я лишний раз пробежалась взглядом по доске, проверив все более мелкие, слегка выгоревшие на солнце листки. К моему расстройству, в них то и дело кто-то что-то искал, продавал или покупал, отдавал даром или просил подарить. Видимо, для объявлений работы придется самой оббегать нужные места в городе, вспомнить расположение и карту в надежде на то, что где-то будет достойная оплата. Разочарованно вздохнув, я потянула дверь постоялого двора на себя. Из тихого в середине рабочего дня зала маняще пахнуло обедом и пчелиным воском. Глаза, привыкшие к яркому свету, с трудом различали силуэт в полумраке стойки. Завернув к лестнице, я стала подниматься, собираясь уйти в комнату, но на середине пролета расслышала обрывок разговора у стойки: — … Ты только подумай, какая мразь, этот подонок поймал Дебби после работы, ей идти до дома всего квартал, но он ждал! Ждал! Молю, Джасинта, найди мне исполнителя…