Времена грёз 3 том

Утекая, как остатки питьевой воды, сквозь пальцы, время набрало свой ход. Получив неутомимую лошадь в свои руки, мы сделали путь к границе заметно быстрее, но вместе с тем всё острее ощущали необходимость остановиться где-то в городе, чтобы пополнить запасы и элементарно поискать теплой одежды. Чутко поглядывая в окна день ото дня, Натани, взяв ответственность за дорогу на себя, сверялся со старой, потертой картой, проверяя, осталось ли хоть что-то из отмеченного на ней десятки, а то и сотни лет назад. Бережная длань картографа когда-то нанесла на бумагу и множество мелких деревень, и придорожные ночлеги, и отдаленные от основного торгового пути поселения, и редкие аптекарские сады среди вековых деревьев, но пока, куда бы я не зашла, куда бы мы не заглянули на остановках, нас встречали пустые глазницы домов, разрушенные и заросшие неизвестной миру серой мерзостью, похожей на лианы и тернии. То, что можно было назвать когда-то живым, давно обратилось в прах, пыль несметаемую ветром, или завывало где-то в отдалении, у холмов, где зоркий глаз мог подметить останки древних витиеватых корней плотоядного древа. Иногда казалось, что мы в одночасье остались одни на всем свете, и больше некого было встречать, не на что надеяться, и всё последующее путешествие нас не сведет с людьми или эльфами до самого аббатства и его крепких стен. Последнее, к слову, тоже было отмечено на картах, но такой отдаленной точкой, что почти не верилось в существование этого места. Десятки поселений остались пустыми позади, с чего бы вдруг монахам оказаться там, где они должны быть? — Софи, а напомни… напомни, пожалуйста, то… про слово… — Verbum meum volat sicut avis. Свесившись ко мне с края постели, мальчишка зажмурился от напряжения в попытке запомнить уже несколько раз произнесённые вслух слова, заставляющие некрос срываться с кончиков пальцев и обретать форму маленькой посыльной птахи. В последнее время он так привык к нашему соседству, что без зазрения совести мог разбудить меня среди ночи, если вдруг слышал, как мне снятся кошмары, и я начинаю плакать во сне. Иногда, в особенно тяжелые моменты, когда эмоции захватывали меня с головой, мальчишка тихо спускался рядом и прижимался к боку, ожидая, пока моё дыхание выровняется и всхлипы утихнут. Каждый раз после такого я показывала Натани новый фокус или заклинание, в полуночной темноте мы тихо шептались, заучивая основы магии. — Ver-bum… Это точно нужно записать. — Не спеши, доедем до города и купим тебе блокнот, обучение пойдет легче. — Но тренироваться нужно уже сейчас, пока ты тут. Софи, может, ты останешься с нами в аббатстве? — Натани… Бледное в лунном свете лицо исказилось в печальной, просящей гримасе. — Ну пожалуйста, хотя бы на год-другой. — Я не могу, милый, как бы мне не хотелось остаться, меня ждет путь к моему другу, мне нужно знать, жив ли он. — А как проверишь, вернешься к нам в Келлс? — Может быть, но это будет не скоро. О том, что меня ждало, если Элей погибнет к моему приезду, я старалась не думать. Без него и Ньярла будто не было больше достаточных «якорей» в этом мире. Я так долго разбиралась с чужой жизнью и проблемами, так переживала за других, что свои желания в конце концов исчезли. Прошло десять лет, достаточный срок, чтобы обо мне забыли и оставили позади. Даже Уне и Моргану не пригодится такая калека, хотя у меня и смелости не хватит показаться им теперь. Изъеденная, с ошейником, забытая без магии. Теплая юркая ладонь вдруг дотронулась до моих влажных щек. От смущения перехватило дыхание. — Софи, ты снова плачешь? — Нет, милый, нет, всё хорошо. — Я уверен, с твоим другом всё в порядке. — Правда? — Конечно. Зуб даю. Последнее прозвучало так удивительно серьезно и твердо, что я не смогла сдержать улыбку. — Ну раз целый зуб. Тогда верю. Медленные, еще блеклые лучи восходящего солнца скользнули по стенам разбрасывая причудливые тени от кривых придорожных деревьев. Новый день постепенно вступал в свои права, сон окончательно слетел с моих тяжелевших от слез век. Хотелось бы думать, что сегодня будет чуточку лучше, чем вчера, но пейзаж за окном во время всего пути сменялся неохотно. Я видела, что мы покинули самые зараженные земли у сердца Каро, но природа, измененная гнилью причудливым и неприятным образом, неустанно сопровождала нас, протягивая над торговой тропой длинные серые ветви, светящиеся каким-то жутковатым светом в темноте. Засыпая прошлой ночью, я наблюдала эти болезненные цвета на улице и сейчас готова была увидеть их снова, но в окружающем меня пространстве что-то пошло не так, что-то вдруг изменилось, неуловимо, но отчетливо. В попытках уловить перемены я напрягала и зрение, и слух, и даже обоняние, пока встревоженное сознание не уцепилось за сущую мелочь. — Натани. — М? — Ты слышишь это? Резко сев в своей импровизированной постели, я замерла, стараясь уловить каждый шорох колес, каждый скрип доски, каждый перезвон склянок на полках, каждый звук, доносившийся вне дома: в том числе тот самый, прерывистый и отдаленный, возвещавший о землях, еще не сгубленных серым мором. — Птицы! Совсем позабыв о сне матери и подскочив на ноги в мгновение ока, Натани бросился к окну, смело распахивая створки и высунувшись едва не по пояс. Рука не поднялась его одернуть, вместо этого я жестом успокоила разбуженную Анари, растрепанную и едва ли отдохнувшую после ночной работы. Каждый раз, когда нервное напряжение не давало уснуть, она часами корпела над одеждой, найденной в редких заброшенных поселениях, пока разум, сдаваясь слабости тела, не позволял сомкнуть глаза. — Что-то случилось? — Мы услышали щебет на улице, всё хорошо. — Щебет? — Видимо, где-то рядом есть звери. — О-о-о… Сонно потирая веки, эльфийка с трудом села в кровати, облокотившись на стену и подслеповато щурясь от света, всё больше заливавшего домик. — Анари, ляг, поспи еще немного, тебе нужно отдыхать. Посмотри на эти синяки под глазами. — Мелочи, я всё равно больше не усну, а дел, как всегда, будет много, вдруг получится найти немного кхм… кх… дичи… Похлопав себя по груди, эльфийка откашлялась, прикрыв рот ладонью. Хрупкая, безумно маленькая под грузом свалившихся на нее бед. Хоть насильно пои ее снотворным, чтобы она могла восполнить силы. — Анари… — Всё в порядке. Правда. — Что-то не заметно. — Мам, я сейчас вернусь! Не дав сказать и слова против, Натани вдруг отскочил от окна и, наспех натянув уличные ботинки, выбежал из дома прямо в пижаме. Растерянно замерев, мы почувствовали, как дом остановился, лошадь встала, видимо, дожидаясь возвращения хозяина, а мальчишка увидел нечто, заставившее его на всех порах броситься наружу. — Боги, у меня сердце сейчас из груди выпрыгнет, Софи… — Уже иду, не беспокойся. Подхватив сапоги, я на ходу обулась и шаркая разношенными, примятыми пятками по полу, выглянула на улицу, замерев на узком крыльце дома. Кристально чистый воздух, звенящий от прохлады и влаги, кольнул нос и забрался в легкие, отдаваясь в груди непривычной, почти забытой, бодрящей искрой, побуждающей как в детстве пробежать по траве и, раскинув руки, попытаться объять весь мир. Прекрасно понимаю тебя, Натани. Подобные моменты нужно ценить, особенно, когда стылый мертвый лес наконец-то сменился жизнью: полями и холмами яркой с зеленой травой, едва тронутой инеем первых заморозков. — Софи! Голос мальчишки послышался совсем рядом, его рыжая макушка мелькнула у валуна чуть поодаль от дороги. Последовав за ним, я с удивлением заметила на земле первые огненные всполохи, алые росчерки ядовито ярких пятен мака, и постепенно, как только незаметная тропа показалась полностью за обломком гор, мне предстало целое поле, усаженное багровыми, как кровь, цветами, прихотливо тянувшимися к рассветному солнцу. Смело забравшись в самую гущу, Натани сорвал несколько стебельков, с горящим взглядом оглядывая раскинувшееся богатство, высаженное здесь кем-то будто бы только для него одного. Замерев неподалеку, я с толикой укора посмотрела на расшалившегося мальчишку. — Как писаный был Демушка. Краса взята у солнышка, У снегу белизна, У маку губы алые, Бровь черная у соболя, У соболя сибирского, У сокола глаза. — Маме хватит десяти? Может быть больше? Пятнадцать? А может вообще всё украсить цветами? Весь дом! — Возможно они растут здесь не просто так, возможно даже есть хозяин. Не проще ли привести сюда Анари и показать всё как есть? Помотав головой, с какой-то отчаянной серьезностью и упрямством мальчишка стиснул букет сильнее, не собираясь его отпускать. — Но мы же уедем скоро. — Иногда приятные воспоминания дороже засушенных цветов. Насупившись так, словно я решила отобрать у ребенка последнюю игрушку, Натани отвернулся, явно собираясь продолжить своё занятие, и вдруг застыл, заметно побледнев. Спустя мгновение перед нами на край поляны неожиданно вышел незнакомец, высокий молодой эльф, светленький, как и большинство земляков, с глазами ясными, как летнее небо. Он совсем не выглядел опасно или угрожающе, в движениях читалась почти неуловимая плавность движений и отстраненность, присущая некоторым мягким и понимающим наставникам, но мальчишка всё равно сорвался ко мне, немало перепугавшись, и привычно юркнул за спину. Что-то мне подсказывало, полукровка не очень ладил с родичами. — Простите, если потревожили, в пути мы давно не видели живых цветов, мальчик хотел порадовать мать. — Эти маки были высажены как память о почивших близких. Не для того, чтобы их топтали прохожие. — Прошу прощения, он не со зла. Лицо эльфа изобразило что-то между печалью и усталостью, кажется, мои слова не помогли сгладить вину. Что ж, я тоже никогда не блистала умением находить общий язык с остроухими, один только Морохир чего стоил. — Софи, у вас всё в порядке? Всё еще слегка помятая после сна, зябко кутаясь в выцветший кардиган, Анари вышла к нам на поляну, мимоходом погладив сына по голове и растерянно остановив взгляд на цветах. Маковое поле, будто здороваясь с девушкой, дрогнуло алыми лепестками под дуновением ветра. В затянувшемся молчании эльфийка не сразу заметила незнакомца, на какое-то время вовсе словно отрешившись от происходящего и лишь любуясь представшей картиной. — Как… красиво. Давно я такого не видела. — Вам правда нравится? — Ой… Почти бесшумно подобравшись к нам с другого края поля, эльф проигнорировал нас с Натани, обращая всё внимание на Анари и с особенной теплотой во взгляде вдруг коротко поклонившись ей, как желанной гостье. — Редко встретишь путников на наших дорогах. — Простите за наше вероломство. — Нет, что вы, это всё пустяки, цветы нужны, чтобы радовать глаз и утешать сердце. Подскажите, вам стало легче, глядя на них? — Да, конечно. — Значит всё не зря. Добросердечно улыбнувшись, мужчина хотел добавить еще что-то, но его прервал шум на тропе, облегающей маленькое красное море по краю, из зарослей падуба к нам вышел еще десяток эльфов, с интересом и удивлением тут же обратив свой взор на Анари. Кажется, нам сразу стоило догадаться, что тут может скрываться целое поселение впереди. — Простите их любопытство, как я говорил, гостей у нас не бывает, вы явились как праздник среди долгих тягостных дней. — Что вы, какой уж тут праздник. Мы с сыном и моей… подругой потеряли было надежду увидеть кого-то до пересечения границы с Целестией. — Прекрасно понимаю, полагаю все, кто мог, уже сбежали из наших земель, только мы вот задержались и уже не знаем, стоит ли идти куда-то. Если желаете, можете остановиться близ стен. — У вас есть что-то на продажу? Может быть, вам нужны услуги швеи? Могу помочь подлатать что-то взамен на часть припасов. — Простите, мне так неловко, но всё, что мы выращиваем, только для своих, мы стараемся экономить, но… если вы останетесь здесь, клянусь, мы предоставим всё нужное бесплатно, всё, что попросите. Внутренне похолодев, я вновь повернулась к въезду в поселение. Десяток мужчин разного возраста с нескрываемым любопытством наблюдали за нами. Ни одной девушки. Зато есть маковое поле, посаженное в память о погибших. Что-то здесь нечисто. Дернув за рукав рубашки, Натани дождался, пока я обращу на него внимание. Он выглядел немало удивленным, явно не понимая подвоха ситуации, но чувствуя, что происходит нечто неправильное. Успокаивающе погладив его по голове, я тихонько попросила мальчишку подождать нас у дома. Поморщившись, но не решившись спорить, он последний раз посмотрел на мать и убежал по тропе. Могу ли я уже ударить этого эльфа или еще рано? Когда там это делают приличные люди? Боги, Анари, да откажи ты ему уже. Острые ушки эльфийки покраснели, как маков цвет, совсем слившись с волосами. Неловко отводя взгляд, она пробормотала чуть слышно. — Я… Я подумаю над этим… Вновь поклонившись, эльф подхватил руку Анари и мягко поцеловал кончики пальцев. В его взгляде читалась нескрываемая надежда, от которой мне на миг стало так тошно, что желчь подступила к горлу. Он правда думает, что это так просто? О чем вообще думает Анари? Как только незнакомец вернулся к товарищам, я подхватила эльфийку под локоть и повела к дому, пока эта сумасшедшая процессия не додумалась принять иные меры для уговоров. — Анари, ты рехнулась? Какое подумаю? Отсюда нужно бежать прямо сейчас. — У нас почти ничего не осталось, Софи, между благополучием сына и собой я всегда выберу первое. Ничего страшного, если мы ненадолго задержимся. Невольно скрипнув зубами, я постаралась глубоко вдохнуть и медленно выдохнуть, отодвинуть раздражение на второй план. Не знаю, сколько именно припасов у нас осталось, возможно, до нового города мы действительно не доберемся, и в этом точно будет моя вина. Едва ли девушка рассчитывала, что у нее появится еще один голодный рот. Я могу попробовать выйти на охоту, но получится ли найти что-то весомое, очень большой вопрос. Любой эльфийской охотник с луком будет куда успешнее меня с копьем, а при таком раскладе в интересах жителей не дать мне получить источник пищи иным путем кроме предложенного. Повернувшись к Анари, я заметила, как смущение на ее лице уступает место усталости. Отчасти я даже понимаю, почему ее не страшит мысль о том, чтобы вверить свою жизнь в чужие руки. Сколько лет она выживает в этих краях одна и старается поставить сына на ноги? — И часто ты так подрабатываешь? — Ни разу! Со времён поездки в Кадат. Тогда я с сестрой была в театре, и у меня была всего парочка клиентов, пока не появился Каин. Ну конечно, главный благодетель всех красавиц Сомны. — Прости, наверное, это так странно, обсуждать подобное с его дочерью. — Я ему не дочь, меня взяли в семью номинально, но это не важно, считай просто дальняя родственница. Утянув Анари к дому, я пропустила ее вперед на крыльцо и открыла входную дверь, давая пройти внутрь. Натани встретил нас, нетерпеливо поглядывая на лица. Он ждал каких-то объяснений, может, хотя бы краткого уточнения произошедшего, букет из маков занял место на кухонном столе в старой щербатой кружке. Сейчас бы позавтракать хотя бы молочной кашей, но в горло ни один кусок не полезет, зная, через что придется пройти эльфийке в надежде получить новые припасы. — Я ухожу поговорить с старейшиной. Натани, проследи, чтобы твоя мама и шагу за порог не делала, под твою личную ответственность. Если ее не будет к моему приходу, ты мне больше не друг. — Х-хорошо. Отчаянно побледнев и снова стиснув в руках край жилета, мальчишка посмотрел на мать, запоздало поняв, что выбрал главной в доме не ее. Анари, растерявшись от такой дерзости, на мгновение потеряла дар речи. Я услышала ее голос, уже забрав кофту и перешагивая дверной порог. Отчаянные времена требуют отчаянных решений. — Софи! Не смей! — Увидимся вечером! Не скучайте.