Сокровенные чувства

      Спустя неделю допросов и сбора информации Хасан так и не смог найти убийцу фаворитки шехзаде. У него не было ни одной зацепки — гаремные рабыни и простые слуги, будто сговорившись, твердили одно и то же, уверяя хранителя покоев в том, что им ничего не известно. Никто из опрошенных не выглядел странно или подозрительно, поэтому в конечном итоге, придя к наследнику с «отчетом», Хасан не смог предоставить ему ничего толкового, лишь высказав догадку о том, что Гюленай могла пасть жертвой обыкновенной ревности кого-то из других наложниц. Смерив мужчину разочарованным взглядом, Мустафа покачал головой и приказал ему выйти, желая остаться наедине со своими мыслями. С позволения Махидевран Султан хранитель покоев отправил письмо в столицу, сообщив супруге падишаха о произошедшем в надежде, что ее порадует эта весть. Весь дворец Манисы пребывал в страхе, опасаясь «таинственного отравителя», а калфам и евнухам приходилось прилагать большие усилия, чтобы успокоить встревоженных девушек. Однако дни летели, и вскоре смятение улеглось — случаев внезапной смерти больше не было, поэтому разговоры об убийце постепенно прекратились, и гаремные служащие наконец смогли вздохнуть с облегчением. Настоящая виновница «торжества» праздновала победу над соперницей, однако виду не подавала — когда Фидан с тоской сообщила о внезапной гибели Гюленай, Фатьма Хатун театрально всплеснула руками и сделала расстроенное лицо, надеясь, что окружающие ее девушки, которые тут же начали активно перешептываться, не заметили ее легкой усмешки.       В течение двух месяцев Махидевран старалась покидать дворец под разными предлогами, но с каждым разом делать это незамеченно было все сложнее: Фидан постоянно задавала госпоже неудобные вопросы, интересуясь, куда она уходит, не взяв с собой даже самых преданных слуг, но султанша не планировала рассказывать правду, поэтому лишь отмахивалась от калфы, придумывая все новые и новые причины. Хасану это давалось труднее — шехзаде постоянно нуждался в присутствии соратника и только изредка отпускал хранителя покоев «по делам», и, едва удавалась свободная минута, мужчина спешил на встречу с Махидевран Султан. Их любовь росла и крепла с каждым днем, а встречи учащались — небольшой, но довольно уютный дом стал обителью для их запретных чувств, превратившись в настоящее убежище, в котором госпожа и слуга могли побыть наедине друг с другом. В один из вечеров мужчина случайно встретился взглядом с султаншей, и, не говоря ни слова, Махидевран дала понять, что желает увидеться. Тогда в ее голове созрел план — послать сыну наложницу, дабы чем-то его занять и спокойно покинуть дворец под покровом ночи. На протяжении нескольких дней Фатьма все старалась осторожно уговорить султаншу отправить ее к шехзаде, и через некоторое время Махидевран начала задумываться об этом: в преданности этой рабыни у госпожи сомнений не возникало, ибо девушка была готова на все, что угодно, лишь бы заслужить доверие и благосклонность членов правящей семьи. Поначалу Махидевран решила дать Фатьме шанс, решив, что к сыну лучше послать преданную служанку, которая будет выполнять любые приказы своей госпожи, но затем изменила свое мнение на этот счет — за относительно недолгое время султанша изучила непростой характер рабыни и вычислила ее амбиции. Фатьма была далеко не глупой, и ее порой даже слишком тщеславный характер отбивал у Махидевран всякое желание покровительствовать девушке. В качестве служанки она была хороша, однако, как казалось госпоже, в случае становления фавориткой или матерью наследника Фатьма возомнила бы себя чуть ли не валиде, поэтому Махидевран решила повременить и понаблюдать за дальнейшим поведением рабыни.       Послав к сыну одну из его фавориток, султанша в спешке покинула дворец. Хасан задержался у покоев шехзаде, проводив взглядом наложницу, которая, скромно опустив голову, шагала к дверям спальни наследника. Дав пару указаний страже, мужчина убедился в том, что за ним никто не следит, после чего быстрым шагом направился восвояси. Они с госпожой предусмотрительно уходили из дворца в разное время, дабы не вызвать подозрений. Махидевран придумала хорошую легенду и придерживалась ее в течение нескольких недель — султанша говорила Фидан, что ходит к старой гадалке, которая живет в скромном доме неподалеку. Согласно этой выдумке, пророчица просила госпожу приходить к ней только в одиночестве, без сопровождения свиты. Легенда звучала достаточно правдиво — Фидан было известно, как сильно мать наследника переживала за будущее своего отпрыска, поэтому ее походы к гадалке не казались служанке чем-то необычным. В конце концов калфа перестала задавать госпоже неудобные вопросы, и поэтому Махидевран начала покидать дворец со спокойной душой. Их с Хасаном встречи не всегда заканчивались физической близостью — иногда султанша и хранитель покоев просто сидели у камина, разговаривая обо всем на свете. Этих бесед Махидевран зачастую не хватало, и только рядом с Хасаном она могла расслабиться и высказать все, что накопилось в душе за несколько дней. В основном ее переживания были связаны, конечно же, с сыном — несмотря на то, что проблем с ведением дел в санджаке у Мустафы не возникало, госпожа волновалась за его будущее. Хюррем, которая обычно привыкла действовать, медлила. Она словно выжидала, пока бдительность старшего наследника и его матери будет ослаблена, чтобы нанести очередной удар. Получив от Хасана письмо, в котором говорилось о неожиданной смерти одной из наложниц шехзаде, Хасеки не придала значения этому происшествию. Она посчитала, что вероятное убийство фаворитки не сильно расстроило Мустафу, но тем не менее, Хюррем осознавала, что в произошедшем, возможно, обвинят ее, и султанше в какой-то мере это даже льстило.       Присев напротив небольшого камина, в котором тихо потрескивал огонь, хранитель покоев предложил Махидевран расположиться рядом. В крепких объятиях любимого мужчины госпожа наконец смогла забыться и, безмятежно прикрыв глаза, почувствовала, как ее начинает клонить в сон. Хасан уже не впервые видел султаншу в таком расслабленном состоянии, и женщина казалась ему еще обворожительнее, когда распускала волосы, снимала громоздкие драгоценности и облачалась лишь в легкий халат из шелковой ткани, накидывая его на обнаженное тело. Из украшений Махидевран оставляла лишь браслет с рубиновыми камнями, когда-то подаренный ей Хасаном. — Я теперь вообще его не снимаю, — нарушила тишину госпожа, заметив, что хранитель покоев не сводит глаз с драгоценного изделия на ее тонком запястье, — Даже на ночь. Перед сном любуюсь, — на лице Махидевран появилась смущенная улыбка, и женщина подняла взгляд на Хасана, — Никогда не думала, что украшение может так много для меня значить, — задумчиво произнесла султанша. Она не солгала. Вот уже более десяти лет Махидевран специально не носила подарки некогда любимого Сулеймана, так и не сумев простить его. Падишах отвернулся от своей «весенней розы», предал их любовь, забыл те счастливые мгновения, которые им пришлось пережить. Его сердце заняла другая женщина, и султан, словно чувствуя вину перед бывшей любимицей, старался «задабривать» ее драгоценностями, даже не осознавая, что этим приносит Махидевран еще бóльшую душевную боль. — Когда мы будем вдали друг от друга, Вы всегда сможете смотреть на этот браслет, представляя, что я рядом, — тихо ответил Хасан, дотронувшись до волос госпожи. Затем улыбка медленно сползла с его лица, а взгляд сделался холодным и отстраненным, словно мужчина собирался сказать что-то очень важное, — Хочу, чтобы Вы знали, — хранитель покоев сделал паузу, задумавшись на пару секунд, — Я никогда Вас не оставлю. Что бы ни случилось, — услышав эти слова, Махидевран сразу поняла, что они надолго останутся в ее памяти — настолько необходимо султанше было знать, что Хасан готов на все, лишь бы не расставаться с ней. Такого внимания мать старшего наследника не получала на протяжении всей своей жизни. Будучи наложницей падишаха, Махидевран только и делала, что проявляла послушание и была бесконечно предана возлюбленному и его семье, не получая ничего из этого взамен. Свою боль и обиду госпожа носила в себе, но иногда все же позволяла эмоциям взять верх и плакала навзрыд, заперевшись в своих покоях. Больше всего на свете ей хотелось любви, ласки, заботы. Хотелось ощущать себя слабой и беззащитной, не думать о постоянной скрытой угрозе в лице соперницы, возвышающейся с каждым днем, иметь возможность опереться на чье-то крепкое плечо и, если нужно, выплакаться, уткнувшись в него лицом. Махидевран с усмешкой подмечала, что человек, в первый день встречи показавшийся ей подозрительным, стал источником той поддержки, которой султанше не хватало на протяжении нескольких лет.       Хасан покинул дом, как только Махидевран уснула, и вернулся во дворец еще до рассвета. Возле спальни шехзаде он столкнулся с Фидан, которая была явно чем-то обеспокоена. Коротко поклонившись хранителю покоев, служанка быстрым шагом пошагала в сторону гарема, что-то бормоча себе под нос. Мужчина предположил, что калфа переживает за свою госпожу, которая до сих пор не вернулась. Он проводил девушку равнодушным взглядом, после чего, невозмутимо пожав плечами, направился в свою комнату. Там Хасан планировал немного вздремнуть, однако предпочел не расстилать постель и расположился на тахте, решив, что сможет поспать сидя. Очень скоро мужчина почувствовал, как его веки тяжелеют, однако стоило Хасану закрыть глаза и попытаться уснуть, в его голову начинали лезть различные навязчивые мысли, которые, конечно же, были лишь о Махидевран Султан. Хранитель покоев мечтал хотя бы раз поспать с ней в обнимку и был уверен, что султанша желает того же, но это им все никак не удавалось — во дворец нужно было возвращаться по отдельности, и первым, как правило, домик покидал Хасан, поскольку отсутствовать «на рабочем месте» в течение ночи он не мог. Махидевран приходила под утро, однако иногда задерживалась до полудня, если долго не могла уснуть, после чего сталкивалась с испуганной Фидан, которая каждый раз волновалась за госпожу все больше. Служанку, очевидно, настораживали ночные визиты султанши к гадалке, и больше всего калфа не понимала, зачем Махидевран остается в доме провидицы на ночь, но задавать матери наследника вопросы не собиралась.       Утром Хасан проснулся от громкого стука в дверь. Судя по настойчивости стоящего за порогом, находился он там достаточно долго, ожидая, пока хранитель покоев соизволит проснуться. Похлопав ладонью по заспанному лицу и немного приведя себя в чувства, Хасан направился к двери. Перед ним предстал ага, который занимался передачей посланий от Хюррем Султан. В руках у слуги была небольшая записка, свернутая в трубочку, и ага, поклонившись, передал послание Хасану, который тут же удивленно выгнул бровь — обычно они встречались на «нейтральной территории», накануне подавая друг другу особый сигнал. Видеться во дворце было опасно — конечно, и шехзаде, и султанша знали о том, что Хасан только притворяется сторонником Хюррем, однако договоренность с агой у хранителя покоев оставалась прежней. Забрав письмо у слуги, который тут же раскланялся и ушел прочь, мужчина уселся за стол и принялся читать послание.       Мустафа был несказанно рад — султан собирался в очередной поход, и на этот раз решил вызвать старшего сына в столицу, дабы провозгласить его регентом на время своего отсутствия. Для шехзаде это был отличный шанс проявить себя, продемонстрировав лидерские качества и готовность к борьбе с трудностями, поэтому он тут же приступил ко сборам, отдав приказ снаряжать карету для поездки в Стамбул. Когда Махидевран вернулась во дворец и решила зайти к сыну, то была приятно удивлена новостью, которую ей сообщил Мустафа, ведь назначение наследника регентом султаната означало, в первую очередь, доверие со стороны падишаха. Желая поделиться столь неожиданной вестью с хранителем покоев, шехзаде приказал позвать Хасана, однако тот пришел сам и, как оказалось, уже знал о решении султана, поскольку как раз получил письмо от его жены. В своем послании Хасеки выражала беспокойство касаемо скорого приезда конкурента своих сыновей в столицу и упоминала какую-то наложницу, от которой планировала избавиться, как только подвернется подходящая возможность. Также султанша сообщала, что с нетерпением ждет встречи со своим, как ей казалось, сторонником, чтобы обсудить с ним дальнейшие действия в отношении врагов. Хасана настораживало ее бездействие — по словам Гюля Аги, госпожа постоянно находилась в напряженном состоянии и была готова «к бою», поэтому в ее голове не переставали роиться мысли о том, как одержать победу в той или иной ситуации. Однако дни шли, а Хюррем будто и не собиралась действовать против шехзаде Мустафы. Порой Хасану казалось, что султанша будто не хочет посвящать его в свои планы, якобы в чем-то подозревая. Помимо собственных догадок хранителя покоев, масла в огонь подливали наследник и его матушка, утверждая, что Хасеки точно что-то задумала.       Спустя пару дней, когда экипаж был снаряжен, а вещи собраны, шехзаде вместе со своей свитой отправился в Стамбул. Хасан ехал с Мустафой в одной карете, и почти всю дорогу наследник молчал, опустив глаза и задумчиво глядя на свои руки. Говорить им было не о чем, даже несмотря на то, что за последние несколько месяцев произошло поистине многое. Судя по всему, «обнажать душу» перед хранителем покоев Мустафе почему-то не хотелось. Не выдержав столь долгого молчания, Хасан решился нарушить тишину. — Вас что-то беспокоит, шехзаде? — осторожно поинтересовался он. Голос мужчины был тихим и даже каким-то слабым, поэтому наследник тут же встрепенулся и, недоуменно нахмурившись, посмотрел на соратника, — Я вижу, что не все в порядке, — уже увереннее произнес Хасан, надеясь, что Мустафа не проигнорирует его попытку сблизиться. — Меня беспокоит матушка, — как-то нехотя ответил шехзаде, отводя взгляд в сторону. Хранитель покоев тут же напрягся и с тревогой посмотрел на своего собеседника, нетерпеливо ерзая на месте, — Она в последнее время странно себя ведет, — Мустафа тяжело вздохнул и сделал паузу, словно раздумывая, стоит рассказывать Хасану подробности или нет, — С ее лица не сходит улыбка. Ходит так, словно на крыльях порхает, — после этих слов Хасан почувствовал, как уголки его губ начинают ползти вверх, и постарался сделать максимально серьезное лицо, чтобы не вызвать подозрений у шехзаде, — Не могу вспомнить, когда в последний раз видел матушку такой… — наследник вновь сделал паузу, пытаясь подобрать подходящее слово, — Счастливой. — Она просто радуется за Вас, — с теплой улыбкой произнес Хасан. Его сердце дрогнуло и забилось быстрее от последнего сказанного наследником слова. Хранитель покоев, несомненно, гордился собой и, можно сказать, был на седьмом небе от счастья, — Повелитель сделал Вас регентом. Это отличная возможность… — мужчина осекся и замолчал, увидев реакцию шехзаде, который лишь покачал головой в ответ, будто сомневаясь в услышанном. Мустафу действительно удивляло то, как преобразилось поведение Махидевран за последние несколько месяцев. Конечно, наследника радовали такие изменения, ведь почти все детство шехзаде видел лишь слезы своей матери — улыбалась султанша изредка, потому что причин для радости у нее было совсем немного. Несмотря на то, что неожиданное улучшение настроения Махидевран казалось наследнику подозрительным, Мустафа решил не выяснять причину таких изменений, предположив, что нахождение в Манисе оказало на госпожу положительное воздействие.       По приезде в столицу Махидевран услышала неприятное известие — Хатидже, вопреки всему, была намерена развестись с мужем, лишив его поста и всех прежних титулов, и ее решение вызывало у Хюррем ликование. Гюльфем безнадежно покачала головой, стоило матери старшего наследника поинтересоваться, можно ли обойтись без развода — судя по всему, Хатидже была настроена серьезно. Такое оскорбление она стерпеть не могла и не собиралась мириться с предательством супруга, даже несмотря на предложение брата обдумать это решение. Сулейман, к удивлению султанши, отнесся к новости об измене достаточно равнодушно и оставил судьбу Ибрагима на усмотрение сестры. Днями напролет Хатидже сидела в своих покоях. Она не плакала и не стенала — разумом госпожи завладел гнев, слепая ярость, желание уничтожить тех, кто посмел принести ей столь сильную душевную боль. Встретившись с султаншей, Махидевран поняла, что разговор предстоит непростой и очень неприятный. Несмотря на свое незавидное положение, Хатидже постаралась изобразить бодрость и приветливость, как только Махидевран вошла в комнату. Мать наследника сочувствующе глянула на госпожу и, тяжело вздохнув, присела рядом с ней. Гюльфем предпочла остаться за порогом — накануне она случайно затронула в разговоре тему измены великого визиря, после чего они с султаншей сильно повздорили. В течение нескольких минут Махидевран сидела молча, не решаясь заговорить с Хатидже, но затем осторожно произнесла: — Что Вы решили насчет Ибрагима Паши, госпожа? — мать наследника сделала вид, что не знает об окончательном вердикте султанши относительно великого визиря. Хатидже смерила собеседницу холодным взглядом, заставив ту виновато опустить голову, — Прошу прощения. Я лезу не в свое дело, — поспешила исправиться Махидевран, дабы не разгневать и без того раздраженную Хатидже. — Я намерена с ним развестись, — отрезала госпожа, словно не желая ворошить столь болезненную для нее тему, — А Нигяр прикажу казнить, как только она родит ребенка, — мать шехзаде настороженно взглянула на собеседницу, нахмурив темные брови. Слышать подобные фразы от нежной, доброй и сдержанной госпожи было непривычно и даже пугающе, особенно учитывая, как хладнокровно Хатидже произнесла эти слова. Тем не менее, Махидевран постаралась не показывать свое смущение и сделать максимально понимающее выражение лица, а султанша тем временем продолжила: — Повелитель дал мне время подумать над тем, что с ними будет. И вот мое окончательное решение. — Не примите за дерзость, госпожа, — тихо молвила Махидевран, подсаживаясь ближе к собеседнице, — Но я считаю, что Вам нужно еще подумать… — она не успела договорить, тут же встретившись с пронзительным взглядом султанши, которая, судя по недоумению, отразившемуся на ее лице, была поражена подобным советом, — Ибрагим Паша имеет большие заслуги перед государством, — поспешила объясниться Махидевран, — Повелитель не захочет от него отказываться. К тому же, Вам необязательно разводиться — ваш муж уже понес наказание, потеряв такую женщину, как Вы, госпожа, — с надеждой в голосе проговорила она, скрывая внутреннее ликование от того, как изменилось выражение лица Хатидже — на смену гневу и обиде пришла озадаченность, будто госпожа действительно задумалась над предложением матери наследника, — Если Вы разведетесь с пашой, от этого никому лучше не будет… Особенно Вам, госпожа. Сами понимаете, — Махидевран сделала паузу, тяжело вздыхая, — Хюррем это будет только на руку, — от этих слов в глазах Хатидже вновь вспыхнул гнев, однако она промолчала и не стала начинать скандал, видимо, устав от них за последние несколько недель, — Она и без этого спит и видит, как бы избавиться от паши, и вот, сейчас ей предоставляется удобный случай. Если Вы не измените свое решение, это станет очередной победой Хюррем. — Почему все крутится вокруг нее? — с горькой усмешкой произнесла Хатидже, поднимаясь с места, — Сколько лет я уже это слышу… — задумчиво протянула она, отпивая глоток воды из стакана, а затем с характерным стуком поставила его на столик, — Все наши проблемы из-за проклятой Хюррем, — было толком не ясно, говорила ли госпожа всерьез, либо же насмехалась над своей собеседницей, — Она от всех нас планирует избавиться. И рано или поздно это случится. — Если мы будем бездействовать и сидеть, сложа руки, — поправила ее Махидевран, — Сейчас от Вашего решения зависит многое, госпожа. Не только судьба Ибрагима Паши, — мать наследника тоже встала и подошла к Хатидже, стараясь заглянуть ей в лицо, — Он допустил чудовищную ошибку, такому поступку нет оправдания. Но не разводитесь с пашой, подумайте еще. Прошу Вас, — Махидевран действительно понимала всю серьезность ситуации и опасалась, что султанша все же разойдется с мужем, поэтому старалась приводить наиболее уместные и убедительные аргументы, — На кону судьба всей династии, — возможно, сказав это, мать шехзаде сильно преувеличила значимость происходящего, но на Хатидже, судя по всему, это подействовало — на долю секунды взгляд госпожи переменился, а горькая усмешка пропала с ее лица. Махидевран поняла, что добилась желаемого, поэтому слабо улыбнулась, ободряюще погладив султаншу по плечу. Хатидже не ответила, лишь неоднозначно покачала головой и жестом отослала Махидевран прочь, демонстрируя свое нежелание общаться на эту неприятную тему. Мать шехзаде не стала оспаривать приказ госпожи, поэтому, смиренно склонив голову, покинула ее комнату.       У дверей покоев ее ждала Гюльфем — увидев султаншу, она поклонилась и тут же начала засыпать собеседницу вопросами. Махидевран отвечала односложно, устало потирая пальцами переносицу — долгая дорога ее утомила, а разговор с Хатидже оставил после себя неприятный осадок. Гюльфем взволнованно посмотрела на мать шехзаде, задумчиво нахмурив брови. Судя по всему, самочувствие султанши оставляло желать лучшего, поэтому Гюльфем решила лишний раз не тревожить ее. Коротко поклонившись, женщина направилась прочь, поскольку в тот момент у них обеих отсутствовало всякое желание что-либо обсуждать. Махидевран неспешной походкой вернулась в свои покои, надеясь, что ей удастся полноценно отдохнуть впервые за несколько дней, однако все попытки расслабиться оказались тщетными — стоило султанше опуститься на тахту и прикрыть глаза, в дверь громко постучали. Получив разрешение войти, на пороге оказалась Фидан. — Госпожа, Хасан Ага желает с Вами увидеться, — учтиво склонив голову, проговорила служанка, — Он ожидает в саду, — Махидевран почувствовала, что усталость как рукой сняло. Выражение ее лица тут же изменилось, а взгляд потеплел — конечно, это не укрылось от зорких глаз калфы, — Госпожа? — несмело произнесла Фидан, когда султанша резко поднялась с места, — Я как раз хотела с Вами поговорить, — укутавшись в меховую накидку, Махидевран уже собралась было покинуть спальню, но, услышав слова служанки, остановилась у дверей и вопросительно посмотрела на калфу, — Простите за дерзость, госпожа, но Вам не стоит так часто видеться с Хасаном Агой, — Фидан осторожно подняла взгляд, — Это небезопасно, Вы же знаете. К тому же… — Что в этом такого? — раздраженно спросила Махидевран, не дав калфе договорить. Глаза служанки испуганно забегали, — Я не понимаю, — уже спокойнее произнесла женщина, отходя от дверей и медленно опускаясь обратно на тахту. Что-то ей подсказывало, что у Фидан были некие подозрения относительно султанши и хранителя покоев. Какое-то время калфа молчала, видимо, подбирая нужные слова, но все же решилась высказать своей госпоже все, что посчитала нужным. — В гареме ходят слухи, — начала Фидан и тут же заметила, как похолодел взгляд матери наследника. Такая реакция напугала служанку и даже ввела ее в ступор, поэтому она резко замолчала, ожидая ответа от султанши. Махидевран не стала перебивать ее, не стала устраивать скандал и ругать свою прислужницу, все же решив дождаться от нее каких-либо подробностей, — Разумеется, я их пресекаю. Однако, Вы сами понимаете, рабынь сложно угомонить, — султанша пристально глядела на Фидан, и в ее глазах читалось непонимание. Слухи не могли взяться на пустом месте, — Кто-то начал распространять сплетни, — словно прочитав мысли госпожи, произнесла калфа, — А потом и другие девушки подхватили… Но не волнуйтесь, по возвращении в санджак я постараюсь это уладить, — решительно проговорила Фидан и тяжело вздохнула, — Послушайте, госпожа, — служанка подошла к Махидевран и перешла на полушепот, — Я хочу знать лишь одно. Скажите, прошу Вас… Эти слухи — ложь, верно? — султанша почувствовала, как внутри нее начинает клокотать ярость, и Фидан, заметив это, поспешила исправиться: — Я ни в чем Вас не обвиняю, не подумайте. Но ведь… — Как ты смеешь даже думать о подобном?! — громко воскликнула Махидевран и резко поднялась с места, заставив хатун съежиться. Госпожа поняла, что их может кто-то услышать, поэтому тут же сбавила тон и начала говорить тише: — Ты забываешься, Фидан, перед тобой султанша! То, с кем я вижусь, не должно тебя волновать! — она шумно выдохнула и постаралась успокоиться, но получалось плохо. В глазах внезапно потемнела, а голова пошла кругом — Махидевран приложила ладонь ко лбу и протянула руку к прислуге, дабы опереться на ее плечо. Фидан осторожно обхватила госпожу за талию и помогла ей сесть, а мать шехзаде зажмурилась, почувствовав, как силы начинают покидать ее. Женщина хотела что-то молвить, но вместо членораздельной речи из ее рта вырвался лишь сдавленный стон — голову сдавило тугой болью, а руки онемели. Фидан взволнованно прокричала что-то стражникам, стоявшим за дверью, видимо, приказывая им позвать лекаря, но Махидевран не удалось разобрать ни слова — шум в ушах перекрывал все звуки, и султанша увидела лишь размытые силуэты подбегающих к ней слуг, прежде чем провалиться в беспамятство.       Хасан ждал свою возлюбленную в саду уже около часа и просто не находил себе места — обычно ему стоило попросить кого-то из служанок позвать госпожу или же отправить ей весть, и Махидевран тут же являлась, как правило, с лучезарной улыбкой на лице. За несколько месяцев никто так и не уличил их в чем-то запретном, но скрываться все же приходилось — проявлять чувства султанша и хранитель покоев могли только в тайном домике в Манисе, но, ввиду отъезда повелителя и назначения шехзаде регентом султаната, им пришлось ехать в столицу, дабы остаться там на неопределенный срок, и Хасан надеялся, что эти тайные встречи не прекратятся. Махидевран задерживалась, и мужчина начал нервничать, предполагая, что произошло что-то неладное — у него всегда была некая «чуйка» на неприятности, и в этот раз внутренний голос Хасана твердил ему, что не все спокойно. Наконец на горизонте замаячила женская фигура в платье малинового цвета. Хранитель покоев выпрямился, легко улыбнувшись, и стал ждать, пока госпожа подойдет ближе, но через пару секунд улыбка медленно сошла с его лица, как только Хасан увидел на голове женщины пламенно-рыжие волосы.       Хюррем Султан решила прогуляться в саду и подышать свежим воздухом, поэтому, взяв с собой старших детей — Мехмеда и Михримах — покинула свою комнату и направилась на улицу. Заметив растерянного Хасана, госпожа настороженно сощурилась и, покачивая бедрами, подошла к нему. Эта встреча была незапланированной, но Хасеки как раз хотела побеседовать с соратником, поэтому даже обрадовалась столь удачному стечению обстоятельств. Дети молча следовали за матерью, изредка поглядывая в сторону друг друга и заговорщически улыбаясь. Хасан уже видел их ранее и подметил, что шехзаде и юная госпожа заметно выросли всего за несколько месяцев. Поклонившись, мужчина выпрямил спину и выжидающе посмотрел на Хасеки, заранее настроившись на серьезный разговор. — Мехмед, Михримах, — с легкой улыбкой произнесла султанша, обращаясь к сыну и дочери, — Поиграйте в другом месте. Я хочу побеседовать с Хасаном Агой, — с этими словами она дала знак служанкам следовать за детьми, а затем, дождавшись, пока они скроются из виду, тихим голосом поинтересовалась: — У тебя есть новости? — в ответ хранитель покоев лишь отрицательно покачал головой, демонстрируя, что рассказать ему нечего. Хюррем с досадой поджала губы и отвела взгляд, — Шехзаде Мустафа станет регентом на время отсутствия нашего Повелителя, — отстраненно проговорила она. — В письме Вы упомянули некую наложницу, госпожа, — произнес Хасан, будто пропустив слова Хасеки мимо ушей, — Что это за девушка? Похоже, Вы серьезно обеспокоены насчет нее, — мужчина попытался перевести разговор в другое русло, дабы побыстрее закончить диалог со своей рыжеволосой собеседницей — он боялся, что в любой момент в саду может появиться Махидевран Султан, и у супруги повелителя возникнет пара вопросов к ним обоим, — Если Вам нужна моя помощь, то знайте, что я… — хранитель покоев не успел договорить. Хюррем остановила его одним жестом покачала головой, демонстрируя, что вмешательство Хасана в это дело не требуется. — Не нужно, — ответила она, съеживаясь от внезапного порыва ледяного ветра — лето выдалось на удивление прохладным, — Я сама с этим разберусь. Очень скоро этой девушки не будет, — уголки губ султанши дернулись вверх, но Хасеки удержалась от победной ухмылки, решив, что пока наложница жива и здорова, торжествовать не стоит, — Кстати, чуть не забыла, — она повернула голову к своему союзнику, — Позже я познакомлю тебя с одним человеком. Его зовут Рустем. Он исполняет обязанности конюшего. Как и ты когда-то. Кроме того, Рустема Агу мне порекомендовал Искендер Челеби. Я доверилась его выбору. И неспроста, — Хюррем хитро улыбнулась, — Уже второй раз Искендер Челеби знакомит меня с преданным и исполнительным человеком, — султанша сделала паузу и вздохнула, после чего продолжила: — Рустему предстоит выполнять мои поручения здесь, в столице, поэтому ты можешь не беспокоиться. Всегда будь рядом с шехзаде Мустафой, не отходи от него ни на шаг. И про Махидевран Султан не забывай, — добавила Хасеки, вызвав у Хасана еле заметную усмешку, — Мало ли, что она удумает в отсутствие Повелителя, — наконец, поручив мужчине ничего не предпринимать и ждать последующих указаний, Хюррем отправилась прочь, подозвав детей. Мехмед и Михримах весело смеялись и что-то тараторили, следуя за матерью, а хранитель покоев старшего наследника остался стоять на своем месте, глядя в спины удалявшихся членов султанской семьи.       Махидевран с трудом смогла открыть глаза, морщась от навязчивой головной боли. С того момента, как она потеряла сознание, прошло относительно немного времени, но Фидан, стоящая у постели госпожи, была заметно взволнована. Стоило матери шехзаде приподняться, поставив локти на мягкие подушки, служанка поспешила уложить султаншу обратно, однако та небрежно отмахнулась от калфы, поправляя мятую ткань наряда. Переместившись с кровати на тахту, Махидевран вопросительно посмотрела на Фидан, ожидая от нее каких-либо объяснений произошедшему. — Я позвала лекаршу, госпожа. Она Вас осмотрела, — осторожно начала хатун, предусмотрительно понизив тон, — Ничего конкретного не было сказано, — брови Махидевран устремились вверх, — Я попросила, чтобы этот визит повитуха сохранила в тайне. Ни к чему другим знать, — госпожа тяжело вздохнула, тем самым требуя от калфы говорить быстрее, поэтому Фидан не стала долго подбирать слова и продолжила: — Вы очень напряжены, раздражительны, — перечисляла она, — Постоянно хотите спать, очень быстро устаете. У Вас головокружение и тошнота. Судя по всему… — служанка сжала губы и прикрыла глаза, словно не желая верить в происходящее, — Вы беременны, госпожа.