Слуга Смерти

      Мне с детства твердили, что нет ничего страшнее Смерти. Той самой костлявой в черном одеянии из праха собранных душ. Помню, как грубый прокуренный голос отца, вместо сказок о королевствах перед сном, рассказывал мне истории о ней, отчего я всю ночь не мог заснуть и вглядывался в каждую тень, видя в них очертания Смерти. Я, будучи семилетним ребенком, который только-только начал жить более менее осознанно, зарывался с головой в одеяло из овечьей шерсти и считал секунды до рассвета. В конечном итоге, напуганный ребенок засыпал под утро. Ну или же терял сознание от страха.       - Запомни, сынок, то, к чему прикоснется она, умрет в один миг, превратившись в пепел. Запомни это и не дай себя поймать.       Я запомнил. И я боялся.       Качающаяся ветка под окном одной лишь тенью сводила меня с ума. Я знал, что это ветка, но уж больно она походила на длинные человеческие пальцы, которые так и хотят вонзиться в шею ребенка и забрать его с собой во тьму.       Помню, как мне было страшно. Множество раз срывался на панический плач и звал маму, отчего ей приходилось жертвовать сном и успокаивать меня, доказывая, что все хорошо и носящая косу никогда меня не тронет. Я знал, что она врет. Поэтому верил.       Отец всегда сердился на подобные выходки. Он, будучи военным, стремился воспитать настоящего мужчину и не терпел слезы на щеках своего сына. С матерью они всегда расходились во мнениях, поэтому часто завтраки сопровождались дискуссиями, стоящими на границе с ссорой. В такие моменты мне всегда было стыдно за себя.       - Он еще ребенок, Джордан…. - помешивая сахар в своем любимом кофе, говорила мама, глядя на меня, жующего слегка пригорелый тост.       - Именно поэтому он должен как можно скорее выучить, что нельзя постоянно плакаться и звать мамочку, - я чувствовал его по-отцовски строгий взгляд на себе, но не решился поднять глаза. – Дети впитывают в себя все, как губки. Если не заниматься этим сейчас, то он всю жизнь будет как маменькин сыночек.       «Не буду, папа, не буду…».       - Ты сам запугал его своими страшилками, - ее голос был спокоен, но я слышал, как она нервничает. Он скоро будет бояться закрывать глаза.       - Я не пугал его, а готовил к жизни, - папа вздохнул. – Послушай, Бетт, доверься мне, прошу, я знаю, что делаю.       Минуты три за столом сидела тишина. Позже она одним глотком осушила кружку и ответила:       - Не заставляй меня разочароваться в твоих словах, - и ушла, оставляя меня с отцом.       Только сейчас я осмелился поднять глаза и посмотреть на него.       - Прости, папа, - промямлил мой неокрепший детский голос.       В то утро я понял, что должен быть сильным. Я больше не прятал голову под подушку, моля Смерть не забирать мою жизнь, больше не звал маму, обнимая себя руками, больше не плакал при отце. Мне было страшно, я боялся, но не позволял страху выйти в мир людской.       Тогда я еще даже не подозревал, что стану рабом в руках Смерти.