Небо в рубинах

Нож-бабочка порхает в правой руке, стальным пером рассекает воздух. Роман смотрит на собственные пальцы слишком рассеянно, не заботясь о том, что раны на них при такой игре с колющим оружием почти неизбежны. Он злится. И тупая боль напоминанием о прошлом пульсирует в висках. И почему он снова наткнулся на нее? Избегал же. И избегал довольно успешно. Пятифанов давно живет своей жизнью и больше не лезет на запретную территорию, но сука-судьба все равно подсовывает ему Морозову. Так или иначе. И мужчина злится закономерно. Ему хочется крушить все вокруг, ломать. Роману жизненно необходимо выплеснуть паленые эмоции куда-то вовне, не копя их в грудине, чтобы его отпустило, чтобы прежние чувства, не утратившие былой пылкости и огня, исчезли. Он не знает, как справиться. Дерьмо. Он бесится и резко встает с кресла. Мужчина подходит к окну, едва прищуривается от дневного слепящего света. Ему режет глаза. Он сует в рот сигарету, сжимает фильтр зубами и остается так стоять, не прикуривает. Пальцы заняты, в пальцах звенит металл. Нож неустанно раскладывается и складывается. А в голове бьется затертый до дыр вопрос. Почему он такой? С той самой школы после пятого класса в его мозгах всегда сидела Полина. Она расположилась там вольготно, словно королева на троне, и по сей день не собирается никуда деваться. Виновата, конечно, не Морозова. Все дело в нем. В его характере и типе личности, в установленных ценностях, вшитых в ДНК. Просто кому-то дано, кому-то нет. Для кого-то дар любить одного человека всю жизнь, для кого-то — проклятие. Роман зачем-то окунается в собственное прошлое, словно в лесное болото. Когда-то давно ему сулили решетку по гроб жизни, бега, тюремный жаргон и наколки. Со школьной парты вбивали в башку, что он человек низшего сорта. Как его отец. Такой же. Ничем не лучше. А Рома не хотел, скалился, кулаками отстаивал свое будущее, отмывался от пятен и злых наговоров. И у него получилось. Зэком Пятифан не стал, руки в чужой крови не замарал, воровством не баловался. Просто тогда, когда стукнуло пятнадцать Роман поверил в себя, в то, что сможет стать человеком с большой буквы. И сегодня его зовут депутатом. Личный водитель, дом на Рублевке, крутая хата с видом на Спасскую башню, отпуска на Лазурном побережье. Все в полном шоколаде. В абажуре, так сказать. Мужчина при бабле, в приподнятом настроении, с удобными друзьями и красивыми телками. Ему завидуют, с ним хотят быть знакомыми, иметь хоть какие-то связи. У Пятифана жизнь расписана на годы вперед, все четко по полкам, даже в мелочах. И живет он на широкую ногу. Только Полину Рома в свои сорок с гаком так и не может забыть. У них были, конечно, мутки после школы, но потом все полетело к чертям. А он хотел большего, стремился к этому. Прожить с ней всю жизнь, жениться, детей завести. Но не срослось. Эта дура все думала и вздыхала об Антоне, а когда тот вернулся с родителями в Москву, то вообще с катушек слетела. Рыдала ночами напролет, что она тухнет в четырех стенах, что все, кто смог, уже давно перебрались в столицу, давила на Романа, наседала. А ему тогда и в деревне было хорошо, он жил свою спокойную правильную жизнь и не прыгал выше собственного роста. Но в конечном итоге Пятифанов поддался. Ради нее, Полины. Он продал все, что мог из ценного барахла и рванул с ней в Москву. Ему казалось, что вот-вот все наладится: их отношения выйдут на новый уровень, Полина поймет, что он тот самый, кто ей нужен, в ком она поистине нуждается. Поначалу так и было. Волей и удачей они оба поступили в неплохой университет, стали студентами, часто перебивались с хлеба на воду, на были счастливы и довольны новой жизнью. Только вот Роман заблуждался. Хорошо было лишь ему одному. Полина же притаилась. Фальшивила, имитировала. А, может, ей просто было удобно с ним. Комфортно, не более. И вскоре она просто ушла. Без претензий, без истерик, без прощального слова. Все-таки нашла Антона, перебралась к нему. Видимо, новыми красками заиграла школьная симпатия, любовь-морковь. У них-то она была взаимной, не то, что с ним, с Ромкой. Это сейчас он это понимает. А тогда от ярости, ревности и бешенства едва не убил обоих. Вовремя остановился. Хрен знает, почему. Просто успокоился и решил для себя, что Полина еще пожалеет. Поймет, от кого отказалась, мать ее за ногу. Да, вот так. Юношеский максимализм зашкаливал, но двигал его дальше. И Ромка двигался. Уверенно, как поезд-экспресс. И многие высоты ему покорялись. Пятифану до высшей цели оставалось всего-ничего. И этим утром Роман многих стоит. Он стоит в просторном кабинете огромного особняка в престижном селе, откладывает нож-бабочку — привет из шальной и лихой юности — в выдвижной ящик и тянется к кофе, с бодрящей дозой коньяка и лимона. Он достает айфон, лениво листает указательным пальцем ленту социальной сети и морщится. Фотки, фотки, видео. Все модели, на которых Рома подписан, выкладывают почти что непозволительную эротику. Или это он так считает. В нынешнее время девицы не заморачиваются о моральном облике, всё гоняются кто за чем. Кто-то за трендами, кто-то за толстым кошельком, кто-то за большим членом, кто-то за тем и тем сразу. Он бы сказал — вот раньше такого не было. Только слукавит. Ему кажется, так было всегда, с условием лишь, что выставлять напоказ приватную жизнь было негде. Рома хмыкает и возвращается на знакомый аккаунт. Ее, Полины, конечно. Она глядит на него с дисплея, улыбаясь во все тридцать два, счастливая, довольная, и демонстрирует на пальце простенькое тонкое кольцо без камней. Надпись к посту гласит, что она и ее супруг отмечают двадцатилетний юбилей брачного союза. А, ясно. Да неужели? Поздравляю, блять. Верхняя губа Пятифана дергается с презрением. Полина типа показывает, как ей хорошо, как она любима и желанна? Бред. Это же наебка чистой воды. Роме известно, что Антон пишет картины за гроши, выставляется в какой-то замшелой галерейке и не лезет из собственной шкуры, чтобы попасть в Третьяковку. Деньги, дорогие машины и рестораны — не в его характере. Так и торчит на окраине столицы, все в той же разваливающейся хрущевке, доставшейся от родителей. И Полина с ним тоже торчит там. Прозябает. Так ей и надо. Зато любовь. Зато брак. Правда же? Этим кичится похоже. Паскудное чувство поднимается со дна души. Ромка передергивает плечами. Столько лет прошло с того дня, как он видел Полину вживую, лицом к лицу, а она все еще ему небезразлична. Да почему? Мужики же по природе полигамны. Так, где его эта сраная полигамия? Почему крышу напрочь сносит только от нее? Надоело, право слово. Следует наконец со всем этим дерьмом, что гадит его отлаженную жизнь, разобраться. И Пятифанов разберется. Прямо сегодня. Он дожидается вечера, занимаясь обычными делами. Пару раз ему звонят по работе, и он тратит время на телефонные разговоры, потом на бассейн, легкий ужин и марафет. Рома выходит во двор, когда стрелки часов показывают восемь. Застолье в честь двадцатилетия со дня свадьбы Полины и Антона в самом разгаре. — Добрый вечер, Роман Викторович, — водитель Алексей, как всегда, учтиво открывает перед ним дверь навороченного кроссовера, отливающего на солнце черным глянцем. Пятифан отвечает благодарной улыбкой и кивком, прыгает на заднее сиденье и называет адрес. Ехать придется в какие-то дебри под Москвой. Ничего, Алексей разберется. Он те края хорошо знает, сведущий. Ресторан, а точнее, кафе с летней верандой располагается на неудобной для парковки узкой улице. Алексею приходится повилять, прижаться к кривой обочине, чтобы высадить Рому. Он оглядывается, когда дорогие ботинки мирового бренда ступают на оплеванный асфальт. Да, так себе райончик. И заведение явно не мишленовское. На два с плюсом. Он, конечно, не брезгливый. Из детства пошло. Ромка запросто может отобедать и в самой паршивой столовке с прилепленными под столами жвачками и багровыми пятнами на белых скатертях. Плевать. Если только оглядываться на его статус, то из-за него он не может позволить себе второсортные забегаловки. А так ему определенно фиолетово. Но Полина ж другая. Утонченная, изящная, возвышенная. Это ее мечта? Это та жизнь, к которой она стремилась, сбежав от Пятифана? Наверное, стоит спросить. Вопрос-то со звездочкой, как из школьных учеников по математике. — Оставляй меня, — Роман отпускает водителя. — Я позвоню, если что. Или сам доберусь. — Есть, шеф. Мужчина усмехается, головой качает. Шеф. Ну, сто раз же просил его так не называть. Привыкнуть к собственному депутатству, к тому, что ты выше других и имеешь намуштрованных подчиненных, зачастую почти невозможно. Или это только для него так. Для Ромы. Он шагает в кафе размашисто, толкает дверь пятерней, бросает на охранника беглый взгляд и проходит внутрь. В зале, полной разномастной публики, грубоватый женский голос пьяно тянет императрицу. Его глаза сканируют пространство, задымленное, вязкое, душное. Роман двигается дальше, встает прямо перед сдвинутыми столиками на человек пятнадцать. Закуска, водка, шампанское. Всё как у всех. Большинство гостей трясет телесами на танцполе, другие сбиваются в компанию по двое или трое, рюмки поднимают, что-то объясняют на ухо друг другу, стараясь перекричать музыку и донести столь важную, весомую мысль из отравленного паленой водкой серого вещества. И тут он видит Антона. Светлые волосы всклокочены, очки набекрень, глаза, кажется, сбиты в кучу. Он сидит за столом и смотрит перед собой. В одну неопределенную точку. В никуда. В слюни пьяный, думает Пятифан и направляет взгляд на барную стойку. По грациозной позе, лебединой шее и тонким рукам нетрудно узнать Полину. Рома слегка улыбается. Столько лет минуло, а она почти не изменилась. Таких, как Полина, называют породистыми аристократками. И неважно, что одета она в дешевое тряпье, без изыска и лоска. Мужчина на всякий случай машет раскрытой ладонью перед глазами Антона, но тот никак не реагирует на жест. Ладно, похрен. Петров в своем мире угара. Пальцы Ромы расстегивают верхнюю пуговицу и слегка приглаживают короткие волосы. Так, чтобы выглядеть соответственно. Он подходит к Полине и садится на соседний барный стул, руки перед собой кладет на столешницу. По-мужски ухоженные, сильные. Чуть постукивающие по полироли ногтями. Внимание привлекает мгновенно. Полина голову клонит, сначала мимолетно глядит, а потом тихо ойкает и поворачивается всем телом. — Ромка! — и голос звонкий, мелодичный, словно колокольчики на ветру. Как будто даже прежний. — Он самый, — Пятифанов вежливо улыбается. Он правда рад ее видеть. Он ее искал. — Ты чего здесь делаешь? Вопрос банальный. Что он здесь забыл, да? Праздник же не его. И в гостях он явно не числится. Мужчина жмет плечом, делает знак бармену обслужить его по красоте. — К тебе пришел. Вот так. Сразу и в лоб. Не к вам. Не к тебе и Антону. А просто к тебе. Полина сразу нижнюю губу закусывает, тушуется, давит улыбку, и на щеках появляются очаровательные ямочки. Рома едва удерживается, чтобы не провести по ним пальцем. Он скучал. И хоть на лице Полины прибавилось морщин, хуже она выглядеть не стала. Да, тряпье на ней с местных рынков или распродаж, обувь оттуда же, бижутерия и косметика из китайских подворотен. Но она все еще та самая Полина Морозова, которую он любил. Может, только глаза потухли. И губы реже улыбаются. Это даже забавно, если честно. Они сидят бок о бок, так близко и просто смотрят друг другу в глаза, смеясь и испытывая юношескую неловкость, будто двадцати лет не проходило, будто за спиной не сидит ее законный муж, будто все, что было до этого мига уже неважно. Полина поднимает фужер на тонкой ножке и чокается с Ромой, шампанское вспенивается мыльными пузырьками. — За встречу, — шепчет она. Рома пригубляет напиток. Он, конечно, любит алкоголь покрепче, но сегодня ему вообще не хочется пить. А Полина взирает на него с интересом, завороженно. Теперь начинает рассматривать тщательнее. Ее синие глаза выдают женское восхищение. Да, Рома не обрюзг и не отрастил пивной живот, как Петров, потому что занимается спортом, следит за питанием и часто бегает вечерами. Он знает, что хорошо выглядит, что внешне привлекателен, что за ним и его состоянием охотятся толпы женщин. Это ни для кого не секрет. — Я слышала, что ты высоко поднялся, — говорит Полина. И Роман в ее словах отчего-то ощущает зависть. Может, кажется? Не суть. — Тебе, наверное, здесь не нравится, — и нервный смешок по губам. — Ну, знаешь, не под стать что ли. Нет этих, как их там? Лобстеров и просекко. — Да мне все равно, Полин. — Правда? — Главное, рядом с тобой. А где неважно. Ответ Полину удовлетворяет, она игриво откидывает блестящие смоляные локоны с плеч на спину и придвигается ближе, ногой задевает мужскую ногу. Рома сглатывает слюну. Она помнит, да, что его это заводит? — Ты сама-то как? Полина морщит нос, с отвращением косится за спину, на Антона бросает раздраженный взгляд. — Да вот, — голос ее чеканит высокими нотами, — юбилей у нас с Антошей сегодня. Двадцать лет вместе. Все поздравляют, слова хорошие говорят, еще столько же лет желают прожить и даже больше, только я больше так не могу, Ром, — ее пальцы вдруг впиваются в локоть Пятифана, она заглядывает в его глаза то ли с мольбой, то ли с сожалением. — Живем от зарплаты до зарплаты в старой квартире без ремонта. Детей не можем свозить на море, хотя бы наше. Да что тут рассказывать про мои дела? Сам видишь, — и кивок головы в сторону Петрова. — Антону важнее напиться, чем сделать хоть что-то для семьи. Я одна и тяну всех. У меня не двое детей, а трое! — вскрик выходит надрывным, безысходным. — Нищету плодим, — синие глаза наполняются соленой влагой. — Ну, перестань, сегодня ж все отмечают, и он тоже, — Ромка не находит что ответить. Да и успокаивать он не мастак. Ему в принципе непостижимы женские слезы. — Не может же быть все так плохо. — Ага, не может. Я кольцо сама себе купила. И цветы. А на кафе вообще кредит взяла, чтобы хоть куда-то выйти из нашей конуры, — плечи Полины содрогаются в такт ее всхлипываниям, она прижимает бумажную салфетку к векам, и тушь с ресниц пачкает кожу. — Дело в деньгах? — А в чем еще, Рома? Конечно же. — Хочешь, я дам тебе денег? У Полины глаза округляются, зато высыхают слезы. Она не понимает. Хлопает длинными ресницами и приоткрывает рот. Удивляется. Пытается осмыслить происходящую реальность, услышанное предложение. Рома же прикуривает сигарету и выпускает дым в сизое пространство. У него есть деньги. Счета в банках, дома наличка в сейфе. Очень много. И если Полине так нужны эти бумажки, то он даст столько, сколько ей необходимо. Ему не жалко для нее. Даже после того, как она сбежала от него к Петрову. Тогда Роман хотел, чтобы она одумалась и поняла, кого потеряла, а сегодня он просто хочет, чтобы она не плакала. Это ясно и четко. — Мы можем уйти отсюда? Вопрос из уст Полины вынуждает Рому затушить окурок в пепельнице и серьезно взглянуть в ее глаза. Она хочет бросить весь этот малоприятный праздник, упившегося Антона и горланящих гостей? Он-то, конечно, за. Давно хочется выйти на свежий воздух, подставить лицо вечерней прохладе. И Пятифан встает молча со своего стула и подает ладонь Полине. Вообще этот жест наглый. Она ж замужем, супруг всего-то в пяти метрах от них, но Роман ничего не может с собой поделать. Его клинит и кроет. От любой ее просьбы, от любого намека. И это мы. Мы. Как же давно не было нас. И это осознание рождает на его лице блаженную улыбку. Ему становится хорошо-хорошо всего лишь потому, что Морозова сбегает с ним от Петрова, а не наоборот. Полина кладет свою тонкую руку на его пальцы, оказывается рядом. Близко. Все эти фантазии крутились у него в голове и раньше. Рома так часто об этом мечтал, что кажется вселенная соблаговолила и решила подарить ему ее. Он тянет Полину за собой, и они выбегают из кафе со сдавленным смехом, как сбежавшие жених и невеста. На небе сверкают яркие звезды, с недосягаемых расстояний наблюдая за чем-то очень важным для одного мужчины и одной женщины. Полина вырывает ладонь из мужских пальцев и убегает вперед по щербатому тротуару. Красивая. Легкая. Такая необыкновенная. Черт возьми. У него было много женщин самых разных. Но ни одна не была даже близко похожа на нее. Это просто данность. Констатация факта. Рома живет с этим пониманием давно. — Здесь есть крутой отель неподалеку, — Полина останавливается, рукой показывает на причудливое строение на ближайшем перекрестке. Гранд Отель Нокс гласит вывеска. Судя по названию, должен иметь не меньше четырех звезд. — Я никогда там, конечно, не была. Но так хочется. Она глядит с надеждой, пропитанной сплином и тоской. И эта завуалированная просьба срабатывает на нем. Еще бы. Пятифанов вновь ловит ее пальцы и ласково сжимает. Интимно, как-то откровенно. И щеки Полины предательски алеют. — Значит, мы идем туда. — Ура! — женщина хлопает в ладони и кружится на месте. — С тобой мечты сбываются, Ром! И его мечта сбылась. Сегодня, сейчас. Рома знает, что произойдет в отеле. Может произойти. Все-таки они оба взрослые и отдающие отчет собственным поступкам люди. А все остальное просто подождет. Всему остальному пока не до них, а им ни до чего, кроме друг друга. Для всего остального есть кнопка пауза, включенная в эту самую минуту.