Воспитание доверия

      Сплинтер так слился с тенью, что, казалось, сам превратился в тень. По крайней мере, люди, стоящие в паре метров, совсем его не замечали. К официантке кафе, что специализировалось на здоровом питании, приехал дружок-байкер и добрую четверть часа зажимал её на заднем дворе, нашёптывая всякие непристойности. Да уж, не скоро ещё Сплинтер возьмёт с собой сыновей на вылазки за едой — на поверхности столько всего, что не для их глаз!       Очень, всё же, это их свидание не вовремя. Сплинтер не хотел бы ни минуты наблюдать чужие лобызания, но ему позарез было нужно обшарить именно этот мусорный бак — только там гарантированно можно было найти обрезки брокколи, спаржу и стручковую фасоль, полезные для растущих организмов.       Не вытерпев, Сплинтер пробрался к тому месту, где рыцарь припарковал своего коня, открутил острым когтем ниппель на переднем колесе и, когда зашипел воздух, отпрыгнул в укрытие, напоследок опрокинув байк хвостом. Трюк сработал, парочка кинулась на шум и застряла там ровно на то время, чтобы Сплинтер успел выудить необходимые овощи. .       По отсыревшему коллектору он возвращался поспешнее, чем обычно, перепрыгивая лужи — не любил оставлять детей надолго одних, мало ли что? Штопаный синий мешок за плечом при каждом прыжке приятной тяжестью хлопал о спину. До конца недели должно хватить. Однако перед заветным поворотом, перед дверью в секретный тоннель, которая открывается только особым рычагом, Сплинтер притормозил, чтобы отдышаться и… набраться терпения? Определенно да. Потому что скоро начнётся.       — Папуля! — с разбегу прыгнул с объятиями Микеланджело, едва не сбив с ног.       — Привет, — исподлобья пробормотал Рафаэль, отдирая Микеланджело, сажая к себе на панцирь и унося на кухню, где сейчас будет самое интересное.       — Отец, ты в порядке? Давай помогу, — забрал Леонардо мешок.       А Донателло просто застенчиво улыбался, выглядывая из дверного проёма и поправляя очки. .       Крысиное чутьё не подвело, желание спешить домой было не зря — они ещё не успели разобрать верхотуру из табуреток, потому что меняли на кухне перегоревшую лампочку.       — Я же велел не трогать электричество в моё отсутствие! — Сплинтер попытался сменить волнение в голосе на строгость.       Рафаэль цокнул языком и закатил глаза.       — Так мы его и не трогали, его ж там не было, — весело пожал плечами Микеланджело и кивнул на Донателло.       — Разумеется, перед процедурой замены я обесточил всё Логово на щитке, — оправдывался тот.       — Мы больше не будем, сенсей, — Леонардо почтительно склонил голову.       Не будут они, как же. .       На столе уже стояли два металлических, местами гнутых подноса — большой и маленький. Леонардо придвинул отцу стул, Донателло принёс ведро для отходов, а Рафаэль — нож, ловко провертев его между пальцами по дороге.       Обычная рутина: вытащить из мешка кусок добычи, хорошенько рассмотреть на свету и понюхать чувствительным крысиным носом, чтобы определить, пригодно ли это в пищу. Если нет — сразу в ведро, стараясь не замечать, с каким сожалением провожают кусок глазами проголодавшиеся мальчики. Годное нужно почистить от костей, упаковок и шкурок, иногда помыть — с этим помогали сыновья.       В итоге на крупный поднос складывалась нормальная, обычная еда, а на мелкий — то, что Микеланджело называл не пойми откуда подхваченным словом «ништяки». И хоть этих самых ништяков на помойках попадалось достаточно, Сплинтер брал только малую часть, стараясь следить за разнообразием. Основа детского рациона должна быть полезной, а лакомства — строго дозированными.       Первым делом нужно было съесть остатки фастфуда: то, что скоро испортится — пойдёт на ужин, а что долежит до утра — на завтрак. Сырые овощи, крупа и другие полуфабрикаты будут ждать, пока завтра к обеду Сплинтер приготовит из них что получится. А получалось в основном нечто похожее на рагу с горсткой зерна или бобовых и кусочками мясного. Большой кастрюли хватало дня на два.       Разобрав, наконец, провиант, спрятав что надо в шкаф и холодильник, Сплинтер принялся делить ужин на четыре части, изредка откладывая кое-что и на пятую тарелку, себе. Каждый надкусанный гамбургер, каждый рыбий хвостик, каждую половинку банана — поровну. .       Донателло ел как джентльмен, ножом и вилкой, но не ради хороших манер — так ему удобнее ковыряться в тарелке. Аппетит у него плохой, так что он от скуки препарировал продукты, изучая строение, консистенцию и одному ему известно что ещё. Зато на аппетит не жаловался Рафаэль — часто прямо руками хватал с тарелки всё, что ему положили и, едва прожевав, спешно проглатывал. Главная проблема Микеланджело — чем бы ни был набит его рот, это не спасало семью от болтовни за столом:       — Ой, опять они посыпали крабовый сэндвич чёрным тмином, терпеть ненавижу чёрный тмин. Лучше бы кокосовой стружкой. У нас же есть кокосовая стружка, можно я посыплю? А зефирками тоже нельзя? Кстати, вы знали, что из зефирок можно построить…       Леонардо же не мог сосредоточиться на еде — ему было необходимо то заставить Донателло съесть ещё несколько ложек, то попытаться заткнуть Микеланджело хоть на пару минут, то незаметно подкинуть свой кусочек Рафаэлю, потому что тот крупнее, ему больше надо. Отцу же пытался что-то подкидывать каждый из них, но Сплинтер категорически не разрешал — не настолько он пока немощен, чтобы объедать сыновей. .       После ужина в день пополнения провизии наступало как раз то, из-за чего Сплинтеру хотелось позволить себе лишние минуты отдышаться и успокоиться перед тем, как вернуться в Логово с добычей. Недавно он посчитал сыновей достаточно взрослыми для того, чтобы завести новую традицию: встав из-за стола, он бросал якобы небрежно:       — Ну, что делать, вы знаете.       И уходил в свои покои в глубине додзё — там было меньше всего слышно, что сейчас будет твориться. Буря надвигалась: он оставлял детей наедине с подносом ништяков.       Творилось всякий раз примерно одинаковое и слышно это было не только в додзё, а как бы не аж на поверхности.       — Дайте я разделю, я буду справедлив как отец!       — С фига ли ты?! И вообще, чего раскомандовался?       — Послушайте, можно я просто возьму горсть карамелек и пойду работать? Мне для мозга нужно немного сладкого.       — Мои карамельки, мои-и-и! И вафли тоже мои! Нет, не трогай шоколад! Ы-ы-ы-ы-ы!.. .       Скрепя сердце, Сплинтер старался не выходить и не вмешиваться. Тогда они приходили сами:       — Майки опять всё присвоил и спрятал на своей территории.       — Ну скажи ему, чё он!       — Отец, разве ему можно столько сладостей? Давай ты их нам будешь выдавать, как раньше.       Да, в борьбе за лакомства и нытьём, и катаньем в истерике по полу неизменно побеждал самый младший. А Сплинтер так же неизменно повторял хоть и разными словами, но одно и то же:       — Сыновья мои, желаете вы того или нет, но однажды меня не станет. И я хотел бы уйти в мир иной спокойным, зная, что вы справитесь без меня как минимум с делёжкой конфет.       — Чего тогда еду нам делишь? — шмыгнул носом Рафаэль.       — Во-первых, вскоре я предоставлю вам и это. А во-вторых, потому что еда необходима, и, пока вы ещё дети, я должен быть уверен, что каждый из вас сыт. Сладости же — приятное излишество, которое достанется вам всем только в том случае, если вы научитесь договариваться.       — Мы-то втроём уже научились, — Леонардо оглянулся на братьев. — Только с Майки не получается никак. Понимаю, что он совсем малыш, но почему он вечно будто самый голодный? Будто ему в жизни не перепадало ничего хорошего? Почему он так себя ведёт?       — Эм… По моим наблюдениям, в этом вопросе Майки испытывает по отношению к нам дефицит доверия, — вмешался Донателло. Сплинтер в который раз мысленно порадовался его сообразительности.       — То есть? — Рафаэль нахмурился и потребовал перевести на понятный язык.       — То есть, боится, что если не будет истерить, мы его обделим, дадим меньше, чем возьмём себе. Потому что мы сильнее и он не сможет у нас ничего напрямую отобрать. В общем, он нам не доверяет.       — Но ведь это не так! — развёл руками Леонардо. — Но ведь мы бы никогда!       — Рад, что вам удалось узреть корень проблемы, — Сплинтер устало улыбнулся. — Надеюсь, если дело лишь в том, что брат вам не доверяет, вы придумаете, как его переубедить? .       Трое старших действительно научились договариваться. По крайней мере, они договорились уже в следующий разбор продуктов сразу оставить Микеланджело весь поднос. Леонардо предложил сделать это молча, чтобы подтолкнуть того к размышлениям, а Рафаэль — обиженно, чтобы мелкого совесть заела. Но Донателло уверил, что для активации опции под названием «совесть» с Майки нужно провести доброжелательную беседу: что они его, мол, любят, никогда не обманут, а чтобы доказать это, будут оставлять ему все лакомства, пока он не наестся.       Рафаэль предположил, что этот наглец не наестся никогда, и поначалу это подтверждалось — первые раза три-четыре Микеланджело с довольным видом выгружал поднос к себе в закрома. Потом уже не с таким довольным видом, а вскоре даже с кислым. Лёд тронулся, когда он принёс в лабораторию пакет чупа-чупсов и чмокнул Донателло в щёку:       — Я тоже тебя люблю.       Затем Рафаэлю перепало полторы упаковки арахиса в глазури:       — Ты же хотел орешков, да?       А там и Лео получил бисквитные батончики:       — Кажется, это те, которые тебе нравились. .       Последующие пару месяцев Микеланджело прямо за столом позволял братьям взять то, что им приглянулось, хотя всё ещё загребал себе несоизмеримо большую часть. В принципе, старшие с этим уже смирились, думая, что теперь так останется навсегда. Однако их ждал сюрприз.       К Новому году Микеланджело приготовил свой первый торт. Ну как приготовил — он его буквально слепил из награбленного: оказывается, быстро объевшись, он стал копить лакомства под кроватью, а когда собралась большая коробка, придумал сделать торт.       Чего там только не было! Внутри частокола шоколадок, печенек и длинных леденцов, обвязанного по периметру тянучками, желатиновыми червяками и раскрученными лакричными спиральками, возвышалась скала зефира, мармелада, жевательных медведей и кукурузных палочек, фруктовых подушечек и кислых шипучек, воздушного безе и сахарной ваты, всё это склеенное расплавленной карамелью и кленовым сиропом, пересыпанное сладким попкорном, разноцветным драже и — куда ж без неё! — кокосовой стружкой. А самое смешное, начинающий повар сказал братьям:       — Вы угощайтесь, сам я чёт уже не хочу… .       С тех пор ништяковый поднос не только делился поровну, но и со взаимными уступками:       — Бери себе.       — Нет, ты бери.       — Ты ж больше любишь.       — Но тебе нужнее.       А вскоре дети попросили Сплинтера доверить им делить и основную еду.       И он доверил — без доверия ж никак.