Алмазная колесница

Фукучо Нил Хоги, вызвал у Саске стойкое чувство отвращения уже на второй минуте знакомства. Слишком радостно и благодушно Нил заверял, что не видит никаких неудобств в маленькой работе посреди ночи, хотя Саске и не спрашивал, а у самого Нила из-под форменного жилета торчала спальная юката. Вдобавок через слово он намекал на взятку. — Учиха-сан, какая приятная неожиданность! — первым делом воскликнул фукучо. У Саске плохо было с распознаванием чужих эмоций, но звучало это так, словно они встретились не у двери в следственный изолятор, а на горячих источниках. — А мы уже и не знали, что делать. В регистратуре сказали, что у Сакуры-сан закончилось дежурство, а личного номера, увы, не знаем. Невежливо, все-таки замужняя женщина... — окончание он дохмыкал и тут же по-свойски положил Саске руку на плечо: — Пройдемте-пройдемте! Худшие опасения не подтвердились, когда изолятор остался далеко позади. В последний раз Учиха Саске шел по этим коридорам семнадцатилетним подростком с пристегнутой к конвоирующему шиноби рукой. Он знал, что его оправдают, и знал, что заслуживал, как минимум, сесть. Близость тюрьмы все-таки была физической. И среди полицейских поблажек, по крайней мере внешне, ему никто не делал. Сейчас же перед ним развернули экскурсию. Более того, полицейское гостеприимство оказалось настолько бурным, что у привыкшего к тишине Саске чуть голова не лопнула. Тем не менее в каждой реплике Нила Хоги отчетливо звякала монетка: — Жалко, что Сакура-сан не в больнице. Она могла бы быстренько подлечить пострадавших, чтобы не возникло неуместных вопросов. Или: — Сразу четыре джонина! Это такой удар для деревни. Или даже так: — Красные глаза всегда можно попробовать списать на белую горячку у потерпевших. У вас будет справка от нарколога? Когда вместо справки Саске достал из-за плаща все, что осталось от его дорожного кошелька, трепотня разом прекратилась. Плавные, округлые движения грузного тела, совсем не характерные для любого полевого шиноби, делали фукучо похожим на не в меру мягкое кресло. Однако он с удивительным проворством сунул предложенное в огнеупорный шкаф под ключ. — Сейчас Военная полиция уже не та, что во времена вашего батюшки, — вздохнул фукучо после паузы. — Давайте, да, я провожу вас. Что же то была за чудесная идея – полиция, превосходящая своих сограждан мастерством и высотой помыслов, полиция – цвет нации и образец для подражания! — он повернулся к Саске, пока закрывал свой кабинет на несколько оборотов, и лицо его просветлело сладким переживанием, а глаза на миг мечтательно сузились. — Большие времена рождают больших людей. Нет, сейчас уже не так. Саске посмотрел на него как на идиота. С тем же выражением на фукучо посмотрела Сарада, когда тот взгромоздился на рабочее место своего подчиненного, усевшись точно под портретом Учихи Фугаку. Поначалу она явно оробела, увидев Саске, вся сжалась в комок, но тут же взглянула на него с вызовом и отвернулась к столу. Этот кабинет был меньше, чем у Нила, весь прокуренный, так что молодой мальчик-полицейский поспешил пошире открыть окно. Саске едва удостоил его взглядом, когда он ему представился. Все здание и все люди в нем после этого нелепого спектакля начали вызывать гадливость. — Так теперь вы можете объяснить, почему началась драка? — Нил Хоги, обхватил пальцами край стола, и чуть наклонился вперед, к Сараде, принимая доверительный вид. — Мы уже собрались более тесным… так сказать… семейным кругом. Может быть, хотя бы присутствие вашего отца вас разговорит. — Нет, — отрывисто ответила она, больше ни на кого не глядя. Кажется, она осипла. Подумала о чем-то немного и невпопад добавила: — Это неважно. — Как же неважно, если вы оказались в состоянии покалечить людей, которых знаете с детского сада? — фукучо хмыкнул, и голос его вдруг стал тише и зазвучал по-особенному воодушевленно в напряженной обстановке: — Впрочем, эта версия в целом не противоречит версии пострадавших: они заявляют, что просто отдыхали от трудной миссии, когда Сарада-сан на них накинулась. Руки Сарады, лежащие на подлокотниках кресла, сами собой сжались в кулаки. — Быть может, вы все-таки прольете свет на эту ситуацию? Все это не шутки: повреждение лицевых костей, троих ребер, вывих коленного сустава, двое выбитых зубов, ожог второй степени и… — он запнулся на мгновение и выжидательно поднял голову на тайчо, который стоял, опираясь на кулак, у дальнего угла стола. — Ношение оружия вне миссии без специального разрешения властей, — подсказал тот, и Нил закивал, кашлянув в кулак. — Именно-именно. Еще же было оружие! — из его уст это прозвучало скорее радостно, чем осуждающе. — Вы не перестаете удивлять, Сарада-сан. Вы же не ребенок, который только пошел в Академию и теперь хвастается, чему научился, налево и направо. Это игрушки уже другого масштаба, вы должны понимать. Если у вас какие-то проблемы, вы всегда можете рассказать о них если не мне, то вашему отцу. Сарада молчала, Саске – тоже. При этом у него подрагивали мышцы на челюсти. — Что все-таки вам сделали те ребята? Может быть, они для чего-то пришли в идзакая, а вы нам не говорите? Это может существенно повлиять на дело. — Откуда мне знать. Может быть, пришли пососаться друг с другом, чтобы из знакомых никто не видел, я не в курсе, — на одном дыхании выдала в конце концов Сарада и снова затихла, нахохлившись в своем кресле, как маленькая злобная птичка. Фукучо моргнул – очевидно, опешив от такой грубости в ответ на проявленную с его стороны, как ему казалось, отеческую заботу. Он выпрямился в кресле. Тайчо, среагировавший на движение, поднял на командира глаза и сказал: — Я думаю, она еще не протрезвела, и завтра будет стыдно. Я могу принести ей кофе из… — Шисуи, не будь сволочью! — вклинилась Сарада, внезапно рванув из кресла так, что оно проехалось по полу. — САРАДА! — Саске редко повышал голос, но, когда это случалось, не было силы, способной ему перечить. Его призыв подействовал на девушку как удар хлыста. Пара секунд, чтобы взять себя в руки – и она рухнула обратно в кресло. Фукучо беспомощно улыбнулся Саске и протянул в сторону Сарады обе руки, словно бы говоря этим: что и требовалось доказать. — Вы сами все видите, Учиха-сан, — голос у него был сладенький, приторный, как дешевое вино. — Мы давно имеем удовольствие быть знакомыми с вашей дочерью. С юных лет Сарада-сан демонстрировала абсолютное непослушание и неуправляемый характер, я уже не говорю про приступы немотивированной агрессии по отношению к своим бывшим одноклассникам. На вашем месте я бы всерьез задумался, стоит ли так рисковать и оставлять ее в статусе активного шиноби. Тем более теперь, когда ее уже понизили до чуунина. Эта девочка опасна. И в первую очередь для самой себя. Думаю, ваша супруга могла бы похлопотать о том, чтобы в больнице... — Я думаю, — прервал его Саске холодно, — что такие шиноби, как моя дочь, нужны Конохе, если она одна отправила в больницу сразу четверых джонинов. Сарада невольно покосилась на отца. Он все так же стоял рядом с ее креслом, только теперь властно положил единственную руку в узкой кожаной перчатке на спинку. Острый взгляд черного, как ночь, глаза резанул Сараду в ответ, и она опустила ресницы. Фукучо же ощутимо сдулся. Молчание Саске до поры до времени попустительствовало его красноречию, но теперь он понял, что позволил себе лишнего, и тяжесть этого понимания потянула его рот в вынужденную, неловкую улыбку. — У Военной полиции есть еще какие-то вопросы? — спросил Саске, когда пауза затянулась. У него был тон человека, не привыкшего отвечать на какие бы то ни было вопросы. Полицейский разгладил корешок одного из лежащих перед ним дел. Непонятно, чьего именно дела и зачем, потому что ни стол, ни кабинет ему не принадлежали. — Определенная трудность заключается в том, что Сарада-сан была задержана в момент очевидного намерения использовать нежелательную технику, — Нилу Хоги явно было не по себе от того, что он говорил об этом в присутствии сразу двоих Учих. — Не очень страшную, не причиняющую физического вреда, но... — кажется, он был готов провалиться сквозь землю от того, что называл родовую учиховскую технику нежелательной, —... от этого не менее нежелательную... кмх-гм... эту самую технику Сарада-сан использовала на госпоже Сарутоби буквально день назад. А она, между прочим, приходится племянницей данчо-саме. Сарада снова почувствовала изучающий взгляд отца на своей макушке. — Как вы понимаете, случай просто беспрецедентный, и если бы речь шла о любом другом шиноби, вопрос о заключении под стражу и дальнейших исправительных работах поднялся бы незамедлительно, но... — фукучо постучал подушечками пальцев по столу, осторожно взглядывая на Саске из-под кустистых бровей, — ...принимая во внимание то, что госпожа Учиха совсем недавно была понижена в звании решением аттестационной комиссии, и медицинской... и это, безусловно, очень стрессовый фактор для такой молодой... да-а, талантливой девушки, то мы... могли бы пойти на... некоторые уступки. «Жизнь – рай, когда твои предки – лучшие друзья Хокаге», — меланхолично подумала Сарада, без труда разглядев двойное дно в голосе алчного старикашки. — Очень великодушно с вашей стороны, фукучо-сан, — без тени улыбки отозвался Саске, после чего отступил от кресла и резко вытянул руку, обронив короткое и властное: — Сарада. Она с превосходством взглянула на тайчо. Потом нехотя отодвинулась, так что ножки с жутким воем проехались по паркетному полу, сунула руки в карманы и, ссутулив спину, протопала к двери, которую уже придерживал для нее отец. — До свидания, Учиха-сан! — все тем же тошнотно-душевным тоном крикнул фукучо напоследок. — Было очень приятно лично с вами познакомиться! Передайте мой низкий поклон вашей жене! Но Саске его уже не слушал. До дома они шли почти в полном молчании. Деревня спала, всколыхнувшись от случившейся драки, как спящий человек, которому гаркнули в ухо, а он только повернулся на другой бок и крепче захрапел. Одни лишь дежурные шиноби встречались на улицах, зато каждый из них считал своим долгом сворачивать шею, когда Учихи проходили мимо. Разговоры заменял шелест гравия под подошвами. Всего один раз за дорогу Саске, не останавливаясь ни на миг, нарушил натянутую тишину: — Понизили до чуунина, когда у тебя Мангекье? — он приподнял бровь, но смотрел перед собой. — Сама до сих пор в шоке, — буркнула Сарада, покорно плетясь за ним следом. Дальше они снова пошли молча. Только у двери Саске наконец внимательно взглянул на свою дочь. В отличие от многих современных куноичи Сарада носила традиционную японскую одежду. Красные хакама и в темноте пылали как костер. Глаза под круглыми стеклами очков она настойчиво отводила. То ли линзы правда стали толще, то ли так казалось, потому что оправы на новых очках не было, но Саске сделал вывод, что зрение у нее испортилось сильнее. Несмотря на это, дочь выросла красавицей, еще и харамаки, стягивающее пояс вместо обычного оби, выпячивало эту тонкость тела и внезапную округлость груди под белой рубашкой, – и не сказать, что Саске это понравилось. — Что? — спросила она, неприязненно переступив с ноги на ногу под его взглядом. — Ничего. Я не видел тебя несколько лет. — Увидел? Я могу зайти? — в обход Саске она схватилась за дверную ручку, но ее рука оказалась перехвачена. В первый раз Сарада столкнулась с отцом лицом к лицу, причем очень близко, потому что, потянув дочь к себе, он немного наклонился, чтобы пристальнее ее изучить. — Ты ничего не объясняешь, но вообще-то я не так планировал провести свой первый вечер дома, — надавил Саске, удерживая сжимающуюся челюсть в нормальном положении. — А я тебе что, кошка, чтобы приходить и гладить, когда тоскливо? — Сарада вырвалась, прижав передавленную руку к груди, оскорбленно зыркнула на него глазищами и первой зашла внутрь. — Спокойной ночи. И спустя пару секунд уже зашлепала босыми ногами по лестнице на второй этаж. Саске остался на пороге, чувствуя себя во власти самого мощного гендзюцу в жизни – мощного настолько, что даже Ринненган в левом глазу не замечал его. И Сакура не сделала легче: в доме ее по-прежнему не было – ничьим губам было шепнуть заветное «Кай», потому что у самого Саске с детства от моральных трудностей рот склеивался. Мысли же его заморозились еще в тот момент, как Какаши, ничего не объяснив, растворился в идзакая в облаке дыма. Саске ничего не понимал. Сарада всегда была тем ребенком, за которого могли передраться родители: выпуск на год раньше положенного сразу с тремя томоэ в шарингане, джонин в пятнадцать лет в составе элитного подразделения АНБУ, все шансы стать Хокаге после Наруто или его преемника, – живое олицетворение того, что Учихи могут нести в мир не только боль и страдание. Серьезная, целеустремленная и сдержанная, ни разу не задававшая ни одного глупого вопроса, – лучшая версия Сакуры. Лучшая его версия. В полной темноте он прошел на кухню и налил себе стакан воды из графина, стоявшего рядом с раковиной. Поднял голову к потолку, где, как он помнил, располагалась, комната дочери, посмотрел туда немного, потом на часы (стрелки показывали без пятнадцати два ночи) и сел за стол. В этой позе он и встретил жену. Это произошло чуть больше получаса спустя. Сакура зашла в дом, при этом что-то тихо напевая. Уже в гэнкане ее голос стих – она почувствовала чужое присутствие. Саске чуть-чуть отпустил сигнатуру, чтобы та не ломанулась резко во все стороны, как сжатый до предела газ в миг взрыва: все это время инстинктивно глушил свою чакру, как это делала в том числе и Сарада, – обычная привычка, зарабатываемая в АНБУ или – в долгом путешествии. Из-за двери послышался легкий вздох. — Саске! — Сакура включила свет, проморгалась, а после несколько мгновений по-совиному глядела на него, подпиравшего щеку кулаком и смотрящего на нее в ответ. — Ты давно вернулся? — после первого возгласа она почему-то говорила почти шепотом, словно боялась его спугнуть звуком громкого голоса, как забравшегося на колени кота или редкую птицу, увиденную в лесу. — Несколько часов назад, — сказал Саске, убрав руку и положив ее на стол. Сакура прошла к нему на кухню, машинально сняв накинутую на плечи белую кофту и крепко сжав ее в кулаке. А дальше последовала пауза, которой как будто не было конца. Встреча оказалась полной смущения, словно это два взгляда внезапно встретились в чужой замочной скважине, а не двое человек в собственном доме. Он – сидел с неестественно прямой спиной, она – чуть испуганная, не решалась идти дальше. — Где Сарада? — в конце концов спросила Сакура сухим, не своим естественным голосом. — Спит. Я забрал ее из кейсацу-сё, — таким повседневным тоном, будто из детского сада, ответил Саске. В секунду у Сакуры сделалась такое выражение лица, будто она хочет, чтобы он оторвал ей уши. Она поморщилась, заломила пальцы и повесила свою кофту на спинку стула, стоявшего напротив стула Саске. Поставила на стол картонный пакет, который принесла с собой. — Она не пострадала? — Сакура обняла себя за плечи и подняла на мужа уставшие, но все такие же зеленые глаза. — Нет, — Саске продолжал смотреть на нее напряженным взором. Он не осознавал, что сидел все это время бледный, как смерть. Его захватило странное, неотрывное и всем тем робкое любование. Когда же Сакура промолчала и принялась выкладывать из пакета термос, пустой контейнер, всякую мелочевку, продолжил сам: — И часто это происходит? — Чаще, чем хотелось бы, — туманно ответила она. — Ты ел? Саске понял, что совсем забыл про голод. Посмотрев на его лицо, Сакура вздохнула: — Я что-нибудь разогрею. Она полезла в холодильник. Саске же в голову полезла какая-то далекая, странная мысль, за которую все никак не получалось уцепиться. Когда Сакура достала одну тарелку, эта мысль почти было сформировалась, но он снова ее упустил. Спросил только: — Ты не будешь? — Попили чай с девочками. Если честно, я с ног валюсь и просто мечтаю как можно быстрее лечь. Снова молчание. Звякнула микроволновка. — Из участка звонили в больницу, — сказал Саске. Перед ним на тарелке уже таяли аккуратно выложенные овощи в кляре. — Тебя там не было. — Неужели я дожила до того дня, когда Учиха Саске стал меня ревновать? — вяло пошутила Сакура, копаясь в кухонных шкафчиках. — Скоро наши отношения выйдут на уровень свиданий. — Я всегда тебя ревновал, — чудовищная усталость развязывала язык. К счастью, именно в этот момент на столешницу с верхней полки вывалился набор с лапшой быстрого приготовления. Он и развеял напряжение. Сакура схватилась за коробку и обернулась к Саске с идиотски-радостным видом. — Наверное, медсестры напутали что-то. У нас ужасная загрузка. Овощей не очень много, — она шагнула к нему с коробкой в руке, положила ладонь на его плечо. Короткие пряди розовых волос при этом движении упали ей на щеки, скрывая предательскую неловкость. — Я не готовила. Может быть, заварить рамен? Он кивнул, и Сакура просияла улыбкой. — Я постелю тебе в гостевой. Не хочу мешать с тяжелой дороги, — она прижалась теплыми губами к его лбу, и Саске на пару секунд уткнулся носом ей в грудь, вдыхая смутно знакомый запах. Удивляясь, насколько, оказывается, он забыл ее. Сакура погребалась в нем до поры до времени – как отдельное Рикудо Сеннин но Хогу, засыпанное вперемешку песком лет и снегами зим в зависимости от того, в каком измерении Саске на этот раз застрянет. — Мне завтра рано вставать, — добавила она, отстранившись. — Угу. Он еще какое-то время смотрел, как жена носит белье из комнаты в комнату, а потом взялся за палочки для еды, думая о том, что завтра все должно стать проще. На самом деле Саске очень поторопился, когда заявил, что их дочь спит. Потому что, потрясение, которое с ней случилось, когда она открыла дверь в свою комнату, было слишком большим, чтобы после быстро заснуть. На кровати у нее лежал Шисуи. Точно голый в верхней части Шисуи (что там было ниже, под дурацким розовым покрывалом, которое ей подарила бабушка Мебуки, лучше не думать). Он закинул руки за голову, устроившись, как на пляжном шезлонге, так что были видны черные курчавые волосы на тренированной груди, и внимательно разглядывал Сараду. Она же застыла на пороге и не могла пошевелиться, наверное, целую минуту. — Ну чего ты встала, дверь закрой, — Шисуи дернул уголком губ. Сарада, посчитав, что подробности ее половой жизни для отца уже явно лишние, поэтому не просто закрыла дверь, но еще и наложила звукопоглощающую печать сверху. — Как ты сюда попал? — только и смогла выдохнуть она, подойдя к кровати быстрым шагом и уставившись на него сверху вниз. — Окно. Сарада машинально подняла глаза, а потом скрестила руки на груди. Шок начинал сходить, и она с ужасом осознала, что Немура Шисуи здесь, в ее комнате, и с трудом удержалась от того, чтобы не броситься засовывать в шкаф висящую на стуле одежду, прятать куда-нибудь весь мусор... — И нахрена? Вообще-то тут мой отец. — Ты же хотела в своей комнате? — продолжал Шисуи тем временем. Она сглотнула. — Правда, что все девушки хотят сделать это в своей детской комнате? — А тебе... мало было в твоей? — растерянно отозвалась Сарада и сама прокляла себя за запинку и, очевидно, жалкий вид. Шисуи смотрел на нее очень ласково, а потом погладил место рядом с собой. Вот тут она разозлись уже на него: — Ты серьезно думаешь, что после того, как старательно выгораживал свою жопу, ты можешь в тот же вечер прийти ко мне, и я тебе дам? Вместо ответа Шисуи проворно поднялся, и одеяло соскользнуло. Слава ками, под ним оказались джинсы. Сарада чуть не вздохнула от облегчения, правда тут же он взял ее за плечи. Горячий и твердый торс, с отчетливо обозначенными впадинами на животе оказался на расстоянии меньше вытянутой руки, и она инстинктивно его коснулась. Руки Шисуи с ее плеч поднялись к лицу, легли на дужки очков и стали их приподнимать. — Не будь бакой и иди ко мне, любимая. Не успела Сарада подумать, что прежде он никогда не называл ее пошло-медовым «любимая», как лицо Шисуи с огромными неестественно голубыми, как две неоновые вывески, глазами приблизилось к самым ее губам, и он выдохнул ей в рот: — Давай сольемся в любовном экстазе как стебли древовидных лиан. Сарада подскочила, как ошпаренная. Шисуи зашелся громогласным хохотом. А уже через мгновение его тело вывернулось, точно переваренный пельмень, и в клубах дыма возник умирающий со смеху Узумаки Боруто. — Ты бы видела свою рожу, Учиха, — простонал он. — Я думал, ты залезешь на меня как макака и изнасилуешь, точно изнасилуешь! — Пошел ты, мелкий извращенец! — Сарада очнулась и выпихнула его из своей кровати. Боруто улетел на пол, сцапав с собой ее очки, и снова заржал. Ей же понадобилось пара лишних секунд, чтобы прийти в себя, тем более что весь мир враз поплыл перед глазами. — Еще раз такое выкинешь, я тебя закопаю у себя под окном заживо! Сарада вслепую выдернула у Боруто свои очки. Благо, он не сопротивлялся. — Скажи, я был очень похож? Скажи! Да ладно, можешь не говорить, я запомнил, как ты меня облапала. Я лучший в этом деле! Сарада наблюдала за его трепом прозревшим скорбным взглядом. — Скажу продолжать в том же духе, если хочешь умереть девственником. Что ты вообще здесь забыл? Боруто, оставаясь сидеть на полу, скрестил ноги в лодыжках. В своем настоящем виде он был полностью одет. Светлые волосы торчали во все стороны. — Я пришел на новость «Говорят, Учиха подралась с Изумо». Хотел убедиться, правда ли это или вся кровища от того, что у тебя начались месячные, — крайне серьезно сообщил Боруто и выразительно почесал щеку. — А потом смотрю, вы идите, и понял, как удачно зашел. Я соскучился по дяде Саске, — добавил он с улыбкой. Улыбкой Узумаки можно было слепить как фонарем. — Только не вздумай с ним сейчас здороваться, идиот, — прошипела Сарада в ответ, а Боруто просиял еще больше. — Ты слишком злющая. Что, твой храбрый принц на белом коне испугался дядю Саске? — он пошевелил бровями, на карачках подползая к ней. — Меня тошнит, когда ты его так называешь. — В самом деле, храбрости там не очень, — деловито затрещал Боруто, как будто бы и не понял, что речь не о Шисуи. — Прекрасный? Не, я его видел, красотой не пахнет. Сказочный? В наши времена сказочными бывают только идиоты. Старый! — он вскинул указательный палец. — Правда, старый принц звучит довольно тупо... — А ты не боишься, что тебе настучат по тупой головешке за общение со мной, а, шкет? — огрызнулась Сарада, заваливаясь на кровать лицом в подушку. — Я – не шкет, — сообщил Боруто, а потом поднялся и скрестил руки на груди. Вид у него стал страшно разочарованный, а голос звучал обвиняюще: — Это просто твои предки — парочка озабоченных подростков, которые заделали тебя прямо под ближайшей елкой. Возможно, так и было, но предки Боруто уж точно смотрели-смотрели на него до поры до времени, а потом решили, что стараться надо лучше. Их младшенькая Химавари ставила в тупик своего старшего брата каждым вторым вопросом, хотя ему было четырнадцать, а ей – три. Это он должен был нести всякую хуйню, а она вестись. — Ты будешь смеяться, но нам впервые дали миссию ранга C, — уже перед уходом, сидя на корточках на подоконнике, сказал Боруто. — Будем ловить горную пуму. И вообще-то я думал, что ты покажешь мне какую-нибудь убийственную технику. Он со значением выпучил глаза. Они у Боруто были страшно голубые. Есть просто голубые глаза, и это довольно красиво. Но не в его случае. В детстве Сарада думала, что у слюнявого карапуза Узумаки они ненастоящие и ему их вставили, чтобы он не был таким же пустоглазым, как госпожа Хината. — Ты хочешь поймать пуму или убить? — прищурилась Сарада. — Конечно, поймать, даттебаса! Но эффектно. Чтобы все запомнили! — Тогда я знаю прекрасную технику ловли на живца, — сладко улыбнулась она, подталкивая его к окну. — Ты злющая истеричка, я уже говорил? Короче, не ищи меня в деревне. Вернусь, скорее всего, к самому Обону, — сказал он, словно бы Сарада хоть раз его искала. Это Боруто было прикольно с ней дружить (звучит убого, но Боруто не смущало), потому что она старше и в ее жизни никогда не было миссий D- и С-ранга. Когда он спрыгнул в темноту, Сарада закрыла окно, убедившись, что глупый мальчишка не нарвался на ее мать, и рухнула обратно в постель прямо в одежде. Ей вдруг остро, до слез (если бы она еще умела плакать) захотелось проснуться утром, сняв с себя сегодняшний и вчерашний, и много предыдущих дней, словно ссохшуюся вторую кожу, набить рюкзак и пойти в горы – гоняться за этой дурацкой пумой.