Напарники

Ну вот о чём она думала? Вернее сказать – чем. Так глупо подставиться – это надо постараться. Знала же, что напарник в укрытии со снайперкой, так зачем кинулась на Вульфа, как на амбразуру?.. Личные счеты свести, что ли? Илья, впрочем, и сам порывался спустить курок, хотя Князь так и не отдал такого приказа. Понятно, почему не отдал: с этих фашистов станется рвануть бомбу, если их лидер внезапно отправится к коллегам из Третьего рейха, казненным в 1946-м. А Вера, не согласная с таким решением, значит, занялась самодеятельностью, за что и пострадала. Но, признаться, в тот момент, когда она, подстреленная, рухнула на снег, Илья ощутил, будто ему самому от души врезали под дых. У этих немцев зуб на его напарниц, что ли? Всех решили перестрелять? А Вульфа всё равно упустили, потому что к нему подскочили двое телохранителей, взяв под белы рученьки, чтобы старичок, не дай Бог, не развалился от быстрого забега, и уволокли в машину. В итоге в прицеле мелькали только их откормленные морды, и стрелять при всем желании Илья бы не смог. Пришлось идти на риск, выскочив из укрытия на открытое место, не думая уже о реакции случайных прохожих: ведь это обычное дело – щеголять по парку со снайперской винтовкой, каждый вторник такие любители здесь попадаются. Палить по машине уже было без толку, хотя руки и чесались. Но Илья не стал пугать и без того ошалевшую группу молодых людей, вытаращивших на него глаза, и двух старушек, одна из которых, похоже, серьезно вознамерилась падать в обморок. Чертыхнувшись, Илья бросился к неподвижно лежавшей поперек дороги напарнице и, бухнувшись рядом, осторожно приподнял, стянув с нижней части лица черную маску. Предполагал худшее – так некстати в голову полезли воспоминания об умирающей на его руках Нелли. Илью в этот момент даже не насторожило, что пробитое в куртке Веры отверстие не заляпано кровью, в то время как его пальцы, вздрагивая, щупали и щупали на шее тоненькую ниточку – сонную артерию. И собственное сердце тоже забилось быстрее, когда он наконец ощутил пульс. – Вера, ты меня слышишь? – в голосе еще звенели нотки паники, хотя умом Илья уже начал обо всем догадываться. Длинные ресницы затрепетали, глаза девушки открылись, с губ сорвалось прерывистое дыхание. – Всё нормально... я в бронике... – Вера попыталась вдохнуть поглубже, точно ей не хватало воздуха, но давалось ей это с ощутимым трудом. Сбито дыхание, всё понятно. Кинетическая энергия пули ведь не ушла в никуда, законы физики, мать вашу. Ощущения наверняка такие, будто по ребрам молотком зарядили. Илья, осторожно придерживая напарнице голову, расстегнул воротник куртки, отогнул горловину свитера. И, радуясь, как ребенок, наблюдал за тем, как Вера наконец сделала глубокий вдох, другой... а затем вдруг резко захлопнула глаза, болезненно зажмурившись... Тут только Илья понял, что пальцы непозволительно долго задержались у нее на щеке. Ой-ой, как пить дать наградил напарницу сейчас увлекательнейшим видением из своей жизни. Вот ведь – и не прикоснешься же лишний раз, а что делать было? А между тем в голове зазвучал, как набат, сигнал тревоги: Князь, как там Князь? Хотя из разговора с Вульфом было только понятно, что бомба с датчиком веса, почему-то Илья не сомневался, что главнацист оставил в ней дополнительные сюрпризы. Таймер, например. И тогда логичный вопрос – сколько осталось до того, как всё взлетит на воздух? – Илья... – прохрипела Вера, судорожно делая еще вдох и с явной натугой раскрывая глаза. – Бомба... Иди... к Князю... – Сама встанешь? – это был больше риторический вопрос, Илья и сам понимал, что нужно бежать к начальнику, нутром чувствовал, что времени у них в обрез, пусть даже бросать Веру в таком состоянии – после выстрела и видения в качестве бонуса – хотелось меньше всего. – Иди уже... Он бережно опустил ее на снег, кивнул на винтовку – унеси в машину. Бежать через парк со снайперкой было сущим бредом, Илья уже достаточно глупостей совершил на сегодня. Он бросился к Князю, проклиная про себя всю эту авантюру на троих и надеясь, что Вульф не догадался оставить в парке еще своих людей. Вульф оставил нечто куда более интересное и, нырнув под скамейку и обнаружив в бомбе таймер, Илья понял, что веселье только началось. *** Страшно ли Вере было вернуться к скамейке, под которой равнодушно и методично тикали часы, отсчитывая секунды до взрыва? Не то слово. Инстинкт самосохранения вопил – беги, беги отсюда вместе с людьми, ты крайне слабо разбираешься в подобных механизмах, ты ничем не поможешь ни Князю, ни Илье. Только глупо погибнешь вместе с ними. Но какое-то непонятное чувство заставляло ноги нести ее к злополучному месту, где сидел, будто прикованный цепями, Князь. Невидимыми, но такими надежными – бомбой с таймером и датчиком веса в придачу. Даже воздух здесь будто был разрежен, как высоко в горах, Вере сразу стало тяжелее дышать и вернулась боль в районе ребер, куда пришелся выстрел. И ведь почти не замечала, пока бегала и выводила людей, а теперь вот накатило. – Всё, чисто... – рука инстинктивно легла на грудь, будто это могло помочь. Вдох снова дался с усилием, ребра противно заныли в ответ на это легкое движение. – Сама зачем вернулась? – сердито окликнул ее Илья, не высовываясь из-под скамьи, под которой он разлегся, чтобы добраться до коробки с бомбой. Пусть Вера мало понимала во взрывотехнике, но по его голосу осознала: Илья в тупике. И он тоже боится, очень боится, что меньше чем через полминуты они все будут мертвы. – Затем! – эта невольная злость относилась, конечно же, не к напарнику, а ко всей этой ситуации. – Что там у тебя? – А у меня, как в сказке, три варианта: налево, направо и туда, куда пока не очень хочется, – Илья, кажется, понял, что перепираться бессмысленно. Вера поморщилась: и от физической боли, и от сознания того, что, похоже, бомба у них навороченная. Здесь нельзя ошибиться в выборе проводка, иначе бы Илья уже спокойно остановил таймер и позвонил взрывотехникам из команды Князя. А то поступил бы и еще проще: выдернул детонатор. Преодолевая боль в груди, которая резанула так, будто в бронежилет снова влетела пуля, девушка нагнулась, подползая под скамейку рядом с Ильей – и увидела этот раскуроченный подарочек от Вульфа во всей, что называется, красе. И, само собой, ничего не поняла в хитросплетении проводков, вдобавок к которым было три тумблера – внутри коробки оказалась еще одна, как в той детской присказке про жучка со значком. То ли от боли, то ли от нехватки воздуха перед глазами вдруг замельтешили разноцветные точки, но через них, как через какое-то решето, Вера вдруг отчетливо разглядела всё устройство бомбы, как будто в момент ее сборки, мелькнули даже очертания чьи-то пальцев. Увидела все проводки и то, куда ведет каждый из них, в том числе от тумблеров. И синий... синий проводок соединял бомбу с таймером, в этом не было сомнения. Если его перерезать, то роковой отсчет остановится и у агентов появится столь драгоценное сейчас время. – У тебя какой цвет любимый? – будто из другой комнаты раздался голос Ильи, напоминая почему-то сейчас трели пьяного соседа, который когда-то жил за стенкой у Назаровых – правда, с тех пор минуло двадцать лет. Вероятно, это уже у Веры начались слуховые и зрительные галлюцинации. Синий провод... перерезать... синий провод. Синий, как... – Синий... как небо... Синий... – собственный голос звучал тоже как-то пьяно, точки перед глазами заслонили механизм и закружились с такой скоростью, будто Вера оказалась на карусели. – Ну синий так синий... Почему-то щелчок кусачек резанул уши так, словно грянул выстрел. А затем наступила тишина, и Вера не сразу поняла, что таймер замер на последних трех секундах, как в каком-то голливудском блокбастере, но даже спустя десять взрыва не последовало. До головы всё никак не доходило, что Илья перерезал правильный провод. – Еще бы датчик теперь отключить, и можно устраивать пляски на скамье до самого утра, – прогремел в ушах, как гуляющее по пещере эхо, голос Ильи. – Сдается мне, эти тумблеры здесь не для красоты... – Самый правый, ты держишь у него пальцы... – не дала ему договорить Вера. Девушка боялась, что стоит промедлить – и "рентгеновский" снимок сотрется из памяти прежде, чем она сделает подсказку. Или что она засомневается в том, что увидела, и тогда непонятная магия безвозвратно пропадет. Уши заложило от нового хлопка – щелчка тумблера, и в следующий миг все звуки стали звучать как прежде – четко и со своей привычной громкостью. – Похоже, теперь и бомбам уже не скрыть от тебя ничего, – Илья осторожно отклеил смертоносную коробку от скамьи. Конечно, в этом была доля риска: что если техники Вульфа запрятали туда еще что-нибудь? Но ничего не произошло – только в парке стояла томительная, невозможная для такого солнечного, светлого дня тишина. Так звучало столь упоительное теперь слово "спасены". – Уф, согрелся... – девушка уловила в усмешке Ильи вздох облегчения. – Борис Константиныч, можете теперь размять ноги. На тело волной накатила предательская слабость, и Вера наконец позволила себе упасть прямо в снег – да что там упасть, разлечься во весь рост. Щеку обжег холод, но это было даже приятно – девушке казалось, что она вся горит. Отняв руку от груди, она стала пытаться расстегнуть дальше ворот куртки, но замок заклинило. – Вера... Вера! Что с тобой? – Перенервничала, – послышался голос Князя. – А может, ребро сломано или ушиб грудной клетки. Илья, помоги ей, а я заберу бомбу. Нужно уходить, пока сюда не приехала полиция. Сейчас Вера предпочла бы остаться одна, потому что такой слабой и беспомощной не чувствовала себя уже давно. Сильно мутило, будто девушка покаталась часа два на карусели, по-прежнему не хватало воздуха, а грудь томительно ныла. Кто хотел бы, чтобы его видели в таком состоянии, когда грозит выворотить наизнанку? Почему-то девушке казалось, что ребра у нее целы, отделалась разве что синяком, а дело прежде всего в спасительном видении, которое взялось не пойми откуда и измотало не только морально, как обычно, но и физически попросту выкачало. Но покинуть парк действительно было нужно, поэтому Вера позволила Илье поднять себя, почти повиснув на нем, и повести к машине, до которой почему-то бесконечно долго оказалось идти. *** Смелая у него напарница. И до глупости безрассудная. Безусловно, хотелось бы отругать ее так, чтобы впредь неповадно было на бомбы кидаться. У него прямо внутри всё оборвалось, когда Вера приковыляла назад к скамейке. Решила взлететь на воздух с ними. Отчаянная... Ну совсем как он сам. Но проводочек-то нужный оказался именно синий! И тумблер еще в придачу. Случайность? Совпадение? Или Вера подсмотрела своим ясновидящим оком? Лучше сказать, рентгеновским оком. Неплохо так ее умения прокачались. Да глупость всё это, просто им невероятно повезло. Но Илья ведь поверил, дважды причем, хотя рисковал неимоверно – и не только своей жизнью. Неужели настолько положился на способности напарницы? Ох зря, такими темпами и квалификацию потерять можно, а потом вляпаться в неприятности. Правда, это у него и без Веры прекрасно получалось... Тем не менее, Илья чуть сердито посмотрел на напарницу, сбившую его с пути истинного, и вспомнил, что за самодеятельность с Вульфом еще ее не отругал. Однако его досада сошла на нет, стоило ему понять, что Вере и без его поучений сейчас куда как паршиво. Совсем ведь зеленая, хоть царевну-лягушку играй без грима. И колотит ее всю, хотя Князь включил обогрев салона. Трясется, хотя на ней теплая куртка и Илья весь уже взмок, а Вера всё никак не может согреться. Но терпит, не жалуется, молчит, измученно прикрыв глаза. Похоже, это всё последствия удара по ребрам. И тошнота – плохой признак. – Знаешь, когда не помогает одежда, одеяла и отопление, то в ход идет что? – усмехнулся Илья. – Правильно, человеческое тепло. Я поработаю батареей, ты не возражаешь? Лучше заранее извиниться, а то и по морде можно схлопотать за домогательство. Но, кажется, Вере уже так нехорошо, что всё равно, кто там ее обнимает. Видений бы не случилось новых. Кстати, а что, интересно, она тогда увидела, после выстрела-то? Всё-таки непривычно знать, что из тебя достают данные, как из Интернета перекачивают. Илья аккуратно, чтобы лишний раз не потревожить ребра, стащил с Веры куртку и бронежилет, затем, всё так же осторожно притянув девушку к себе, набросил на манер одеяла поверх них свою куртку, большую. Без шуток, напарницу трясло, он ощущал это всем телом. Руки холодные, как лед, голова горячая и щеки горячие тоже: яичницу испечь можно. Ну ничего, чтобы Илья Шевцов своими объятиями женщину не согрел, пусть даже саму Снежную королеву? Но на этот раз испытание оказалось не из легких. Прошли томительные десять минут, прежде чем озноб стал значительно меньше и ладони девушки, которые Илья сжимал в свои, больших руках, сделались чуточку теплее. Еще через пять минут Вера устало, с некоторой натугой выдохнула и опустила голову ему на плечо, прикрыв глаза. Илья медленно провел рукой ей по спине, радостно убеждаясь, что трясучка осталась в прошлом. На душе стало легче и спокойнее, словно только сейчас кошмар парка остался позади. – Болят еще ребра? – участливо, без тени шутки осведомился он. – Поменьше... – это были первые слова Веры с тех самых пор, как Илья щелкнул правым тумблером. – Терпимо уже... – Мы почти приехали, тебя сейчас осмотрит наш врач, – отозвался с переднего сидения Князь. – Сделает рентген, нужно всё-таки исключить перелом. И в этот момент Илья ощутил странное недовольство. Недовольство от того, что они вот-вот приедут, Веру уведут к врачу и... и их внезапные неуклюжие обнимашки закончатся. А ведь в первый раз с момента их знакомства напарница доверилась ему настолько, что до сих пор позволяет обнимать, даже поглаживать спину, лицом почти зарылась в шею – и не торопится отстраниться, закутаться в свою куртку и отвернуться, как она это обычно делала, к окну. Почему-то Илье до чертиков нравилось это ощущение: вдвоем под одной курткой, словно заново родившись, впервые целиком и полностью убрав обоюдно выставленные иголки. Этот номер с бомбой, пожалуй, стоил того... Здравый смысл и совесть вдруг забили тревогу: "Что ты делаешь, Шевцов, что ты делаешь? Такими темпами недолго и..." – Приехали, – машина въехала в знакомый двор, и за ней захлопнулись ворота. Прежде, чем Илья успел придумать, как бы тактичнее разжать объятия, Вера сама вынырнула из-под его куртки. Бросив на девушку взгляд, он убедился, что напарница чувствует себя на порядок лучше – лицо уже не цвета морской волны, дыхание более ровное, хотя глаза усталые, под ними пролегли круги, будто последний сон был эдак дня три назад. – Мне лучше, спасибо, – и, опять же, прежде, чем Илья успел подсуетиться или хотя бы предложить помощь, Вера открыла дверцу и выбралась из машины, зябко поводя плечами, а затем с легкой гримасой на лице нагнулась и вытащила из салона свою куртку, натянув сразу же на плечи. Вот попросить нельзя было, что ли? Князь подал ей руку, и, опираясь на него, Вера зашагала к зданию. А Илья, оставшись у машины, осознал, что из-за всей этой суеты он так и не успел в полной мере почувствовать досаду и злость от того, что Вульф ушел, так ловко одурачив их. А ведь об этом всем стоило хорошенько поразмыслить. Наверное, поэтому Князь на крыльце и сделал знак, подзывая его к себе. Им требовался новый план действий. *** Пока машина после совещания везла их назад в "Логос", Вера спала. Вернее, делала вид, что спала, повернувшись боком к Илье, положив голову на сиденье и глядя на мелькающий за стеклами ночной лес. Теперь, когда ее состояние заметно улучшилось, а рентген показал, что все ребра целы и невредимы, девушке было о чем подумать. Мальчик из видения, сколько ему, по ощущениям, было? Восемь или девять лет. Недолго пробыв в его эмоциях, Вера, тем не менее, все их запомнила. Истинно детская радость от того, что отец дал еще поиграть в солдатиков, ведь заниматься чистописанием совсем не хотелось, как, впрочем, и решать задачку по математике. Брать Берлин куда как увлекательнее, тем более солдатики – совсем новые, Илюша давно хотел их в подарок. Интерес будущего разведчика, когда в коридоре раздался незнакомый голос посетителя. Илюша ящеркой юркнул под стол: хотелось всё услышать, ничего не пропустить! И как он ликовал, что его не заметили ни отец, ни его гость... Испуг от резкого, громкого звука, от которого едва не заложило уши. Шок и непонимание от вида рухнувшего на пол отца, по груди которого расползалось что-то красное. Страшная догадка – это кровь?.. Желание раствориться, исчезнуть, когда незнакомец нагнулся и быстрым, коротким движением сдернул с шеи отца шнурок с ключом, который открывал шкаф с домашними сокровищами. Илюша еще не понял, что случилось, но уже ощущал ужас перед обладателем этой руки, на одном из пальцев которой был перстень. Большой, но совершенно некрасивый, рисунок на нем казался таким же холодным, как и голос незнакомца. Смешанное со страхом оцепенение, когда Илюша забыл, как дышать, пока неизвестный что-то искал в шкафу. Только бы не нагнулся, только бы снова не нагнулся и не заглянул под стол! Секундное чувство облегчения, когда жуткий гость наконец покинул комнату и громко хлопнула входная дверь. А затем – снова страх и ощущение, что Илюша оказался один ночью на морозе, без верхней одежды. Папа не двигается, у него на рубашке кровь, и по ковру медленно растекается ядовито-красное пятно. А что если... а что если... папа умер?.. Что если Илюша сейчас дотронется до него – и поймет это? И тогда уже не будет пути назад, а пока еще есть надежда... Надежда... слабая искорка надежды, что рана совсем не смертельная, ведь так уже бывало в кино, что разведчика ранили враги, он истекал кровью, но выживал. А если папе нужна помощь, а он, его сын, трясется под столом? Рывок – Илюша больно стукнулся лбом о перекладину, но это неважно. Важно понять, что отец дышит, что он сейчас застонет и попросит перевязать рану. Илюша умеет, он даже знает, где взять бинты... Глаза... широко раскрытые глаза отца, неподвижно глядящие в потолок. Они пугают тем, что не видят его, Илюшу, никак не реагируют на то, что он дотрагивается до щеки, до шеи, прикладывает наконец голову к груди, испачкав волосы в крови... – Папа... папа... Папа!.. – надежда умирает с каждым вздохом, похожим на всхлип, превращаясь в ужасающую уверенность. А эта уверенность – в отчаяние и истерику. Илюша трясет отца, вцепившись маленькими ручонками ему в рубашку, пытается добудиться, пытается заставить себя не глядеть в эти глаза, похожие на стеклянные пуговки кукол... Теперь эти куклы всегда будут напоминать ему о случившемся. Изнеможение... Илюша сидит и молча смотрит на отца, хотя понимает, что должен пойти к соседям и позвонить на работу матери. Но сидит и не шевелится, как будто если не сделает ни единого движения – время обернется вспять и отец оживет. А в голове между тем бьется первая, совсем уже недетская мысль: как же я скажу маме?.. Как же я ей об этом скажу? Словно это он, Илюша, виноват в том, что не уберег отца. Что даже не разглядел того, кто в него стрелял... Странно, но глаза совсем сухие. А ведь даже мужчины плачут, Илюша редко, но видел слезы у отца. И сам не так давно захлебывался рыданиями, когда пришлось отдать хозяину собаку, которую они с матерью нашли в парке и приютили на целых два месяца. Теперь он, наверное, никогда больше не будет плакать. В голове пустота, напоминающая сгустившуюся за окнами черноту. Как-то внезапно, совсем незаметно наступила ночь... Илья иногда раздражал Веру своими шутками, отталкивал порой неожиданной резкостью. Сегодня же многое прояснилось. Девушка прожила кусочек его жизни и поняла, почему у Ильи Шевцова навсегда высохли слезы, сформировав такой противоречивый характер. Поняла, почему он шутит при любой удобной возможности и особенно, когда дела складываются совсем плохо. Если разучился плакать, остается только смеяться в лицо трудностям и лишениям. И чем они тяжелее, тем задорнее должна быть шутка и громче смех. Но Илья умеет, как оказалось, быть другим. Для тех, кто свой, для тех, кого он впустил за утыканную колючками проволоку, которой себя огородил. В этом Вера была с ним очень похожа. И, выходит, теперь она ему "своя". И это было приятно, потому что Вера чувствовала, что с каждым днем его дурацкие шуточки и лукавый взгляд растапливают стены изо льда, с детства надежно защищавшие сердце.