Это было у моря

Путеводным верным звездам расскажу я о своей любви! Что меня округой света по морям окраинным вели! Мне милее та звезда, что дома бы ждала, Из травы соленой покрывало бы ткала... Если я вернусь домой, то расскажу ей о своей любви!.. (Мельница, "Океан")

1. Это было в приморском городе Люсс, где будущий капитан Манглс, а тогда просто маленький Джон, провёл своё детство. Его мать умерла от холеры, когда он был совсем маленьким, отец же сгинул, спасая рыбаков во время шторма. Ему было шесть лет, когда он был взят на воспитание в Малкольм-Касл. У него не осталось никого из родственников, но он обрёл семью в лице лорда и леди Гленарван. Их сын Эдуард стал ему братом, а сами они заботились о нём, как о родном. Это было в приморском городе Данди, где будущая миссис Манглс, а тогда ещё просто Мери Грант, провела своё детство. Её мать умерла при родах Роберта, отец же сгинул, отправившись на поиски земли для основания Новой Шотландии. У неё была родственница, двоюродная сестра отца, но та вскоре умерла, и у Мери не осталось из семьи никого, кроме брата. Ей было четырнадцать лет, когда о её воспитании стало некому заботиться. 2. Это было у моря — что логично! — где Джон Манглс учился морскому делу, в совершенстве осваивая самые разные науки и дисциплины, будь то навигация, управление разными суднами, кораблестроение, языки, история или морское право. Он научился, если нужно, долгое время обходиться без отдыха и пищи, привык к физическому труду и бессонным вахтам, стал сильнее, крепче и выносливее. Его лицо обветрилось, голос окреп, а пальцы загрубели. При этом душа его оставалась чистой, грубость нравов иных матросов не коснулась его, и в суровых чертах его лица по-прежнему сквозила доброта. Это было у моря — что логично! — где отец Мери Грант (когда был дома) учил её основам морского дела. Она с детства привыкла играть на его кораблях, и даже сейчас, спустя несколько лет, смогла бы взять на рифы парус. Когда же они с Робертом остались вдвоём, Мери научилась экономить на всём, привыкла к физическому труду и бессонным ночам (которые проводила за чинкой и штопкой их одежды). Она бралась за любую работу, будь то уборка урожая или мытьё полов, побывала и швеёй, и прачкой, и гувернанткой, и уличной торговкой. При этом никогда, даже во времена самой тяжёлой нужды, она не прибегнула ни к какому нечестному труду, душа её оставалась чистой, а совесть — незапятнанной. 3. Это было у моря, когда они встретились. И если правду говорят люди, и есть на свете судьбоносные встречи, то эта была, без сомнений, одной из таких. Джон Манглс запомнил этот день до малейших подробностей — ведь именно тогда их пути пересеклись, и вся его жизнь изменилась в одночасье. Он заметил её, едва она приблизилась к пришвартованному «Дункану», сопровождаемая белокурым мальчиком. Впрочем, не заметить её было бы, пожалуй, куда труднее: само солнце, казалось, сверкало в её золотисто-рыжих волосах. Он оставил Остина, впервые в жизни не дослушав, что говорил ему старый моряк, и направился к ней. Он успел услышать, как девушка спрашивала про Гленарвана, и её голос, тихий и нежный, как нельзя больше подходил к её кроткому виду. «Его нет на борту, мисс». Девушка повернулась к нему, и все слова вылетели у него из головы. Её лицо было усыпано веснушками — поцеловано солнцем, как говорила ему когда-то старая няня в доме Гленарванов — и это наделяло его какой-то невероятной живостью и привлекательностью. Девушка выжидательно смотрела на него; должно быть, пауза слишком затянулась. «Если Вам угодно, я могу проводить Вас к леди Гленарван». Мальчуган напористо возразил, что им нужен сам лорд Гленарван, и девушка, смутившись, торопливо принесла извинения. «Он устал, мы приехали издалека. Может быть, нам разрешат подождать лорда здесь, на судне?» — прибавила она робко. «Для меня это большая честь, сударыня. Я капитан этого судна. Джон Манглс, к вашим услугам». «Мери Грант», — несмело присела в реверансе она. И, пожалуй, Джон Манглс был только благодарен вовремя появившейся на палубе леди Элен, потому что волнение, охватившее его, когда девушка представилась, было слишком сильным. Он помог ей подняться, препоручив далее заботам леди Элен. Он слышал, как девушка, то есть, мисс Грант, спрашивала ту о судьбе своего отца, и его поразило, с каким отчаянием, с какой силой зазвучал её проникновенный голос. «Умоляю, скажите, что с ним? Жив ли наш отец?» И вот тогда-то, ещё до возвращения Гленарвана, капитан Манглс как раз и дал себе обещание, что сделает всё, чтобы помочь этой девушке. А после того, как чета Гленарванов приняла решение о начале экспедиции, выражение горячей благодарности на лице мисс Мери — благодарности ко всем на «Дункане» — окончательно растопило его сердце. Это было у моря, когда Мери Грант обрела надежду. Это было у моря, когда Джон Манглс обрёл нечто, в чём никогда не подозревал, что нуждался. 4. Это было на море, на борту «Дункана», когда они начали сближаться. Нет, они не в коем случае не нарушали никаких приличий — Джон Манглс скорее позволил бы отрубить себе руку, чем лишний раз коснулся бы Мери, — но как-то так получалось, что они всюду оказывались вместе. Он учил её, как и Роберта, определять широту и долготу, знакомил по морским картам с течениями, рассказывал о Дункане. Не меньше времени капитан Манглс уделял и мальчику, искренне привязавшись к нему. Не раз он обещал Мери, что вскоре они представят капитану Гранту лихого молодца, и какая-то странная гордость переполняла его при этих словах. А кроткие слова девушки "да благословит вас Бог, сударь" и лёгкое пожатие руки были ему высшей наградой. 5. Это было на море, когда их постигло общее горе: у берегов Патагонии они не нашли остатков Британии. Мери Грант, стоя подле Джона Манглса, изо всех сил всматривалась в пустынный берег, но перед её взором были лишь голые скалы, волны, кричащие чайки — и ни намёков на судно. Это было на море, когда её сердце… нет, не разбилось, но отчаянно вздрогнуло. Это было на море, когда его сердце… нет, не разбилось, но болезненно сжалось. Ей была невыносима мысль, что они причинили хозяевам столько неудобств, и всё впустую. Ему была невыносима мысль, что она в отчаянии, а он не может ей помочь. 6. Это было на море, когда они проводили друг с другом почти всё время. Тогда они узнали друг о друге решительно всё — по крайней мере, из того, что можно рассказать. Многое, конечно, они узнали гораздо позже, потому что в череде обычных дней нельзя понять, какой человек будет перед лицом смертельной опасности. Но это позже. А тогда они просто стремились познать друг друга. Они говорили, говорили, говорили… и всё никак не смогли наговориться. Он не любил рассказывать о себе, считая это нескромным, но не мог сопротивляться, когда Мери просила его поведать о прошлых плаваниях и далёких странах. Он, в свою очередь, жадно слушал её рассказы о том, как она жила вдвоём с братом, заменяя ему отца и мать, работая не покладая рук и не позволяя себе раствориться в горе. Она удивлялась его отваге, он — её стойкости. И, конечно, они говорили о своих отважных спутниках, гадая, как проходит их трудный переход через пампасы. Благородный Эдуард Гленарван, невозмутимый Мак-Наббс, знающий всё на свете Паганель, верный Олбинет, добродушный Вильсон, бесстрашный Роберт — о, как скучали они по своим товарищам! И, несмотря на то, что Джону Манглсу самому хотелось найти Гарри Гранта, он всем сердцем желал экспедиции успеха. 7. Это было у моря, в доме австралийского фермера, когда он впервые при всех обратился к ней по имени — не мисс Грант, не мисс Мери, а просто Мери. Вот только обстоятельства, в которых он осмелился на такое, были не радостные. Простодушный Падди О’Мур, весьма здраво заявивший, что капитан Грант, скорее всего, погиб, явно не думал о том, как это отразится на его детях. И Джону Манглсу стоило больших трудов не прижать к сердцу бедную девушку, с трудом подавляющую слёзы. И его сдержанность была вознаграждена, когда слова Айртона вдохновили путников на новую экспедицию. «Милорд, мне кажется, я был бы полезен вам в этом путешествии», — сказал Джон Манглс, чувствуя на себе полный нежной признательности взгляд Мери. А про себя прибавил, что, самое главное, он был бы полезен ей. 8. Это было на море, когда они впервые забыли о приличиях — или, вернее, когда эти приличия, светские условности и ритуалы вежливости стали попросту неважны. Всё, что имело значение, — это то, что их относило на плоту в открытый океан, и они медленно угасали, страдая от изнуряющей жажды. Взрослые мужчины ещё крепились, Мери же, леди Элен и Роберт иногда начинали бредить. И, не в силах помочь Мери Грант, Джон Манглс пытался хотя бы облегчить её страдания, укладывая её голову себе на плечо и приобнимая её за плечи. Он старался держаться бодро, чтобы не дать ей впасть в отчаяние, и этим она, сама того не зная, поддерживала его. И в те моменты, когда Джону Манглсу получалось сбросить с себя сонное оцепенение и способность мыслить возвращалась к нему, он думал, что если они переживут это путешествие, то он сделает эту девушку своей женой. Чтобы всегда, что бы с ними не случилось, они были рядом. Друг для друга. 9. Самое главное произошло между ними пусть не совсем у моря, но на острове, в Новой Зеландии. Это было не то время, не то место и не та обстановка для романтических признаний — и всё же Джон после пришёл к выводу, что всё было правильно. Потому что сам он никогда бы не смог так просто, с такой невероятной доверчивостью и одновременно серьёзностью расставить все точки над i, как это сделала она в минуту опасности. Он навсегда запомнил этот момент: полутёмная землянка; суровые, мужественные лица их спутников, и, самое главное, Мери, растрёпанная, раскрасневшаяся от рыданий, ещё более хрупкая, беззащитная, и в то же время более сильная, чем когда-либо. Её нежные руки обвились вокруг него. «Джон, вы слышали, о чём просила леди Гленарван своего супруга? — Мери подняла голову, чтобы взглянуть ему в лицо, он же молчал, потрясённый её отвагой. Её речь прерывалась рыданиями, однако голос звучал твёрдо. — Если муж имеет право убить свою жену, чтобы избавить её от позора, так и жених имеет право убить свою невесту. Вы же давно считаете меня своей невестой, Джон? Могу я на вас надеяться?» При мысли о том, что он может лишиться её, у него застыла кровь в жилах. Но в ту же секунду он представил Мери в руках дикарей, вспомнил, с какой алчностью смотрел Тогонга на леди Элен, и обуздал свою слабость. «Да, — сказал он твёрдо, и прижал её к своей груди. — Я никому тебя не отдам.» По его щеке скатилась слеза. 10. Это было у моря, когда его судьба наконец-то решилась. Когда он, глядя в глаза Гарри Гранту, произнёс эти слова. «Сэр, позвольте мне просить руки вашей дочери.» И если у старого капитана и оставались какие-то сомнения относительно его кандидатуры (что было сомнительно, учитывая, как расхваливал его Роберт), то сияющее лицо Мери явно их развеяло. «Милорд, и вы, сударыня, благословим же наших детей!» А потом они отправились в новое плавание — на этот раз домой. Вместе. И позже, спустя много лет, когда их дети спрашивали их, как они познакомились, Джон и Мери Манглс неизменно отвечали: «Это было у моря».