План 1 или У Шэнь Юаня новый план

* Шэнь Цзю *

      Шэнь Цзю знал этих людей уже три жизни, а казалось, он видит их впервые.       Внешние ученики, ненавидимые им дворяне. Для них он придумал весьма унизительные испытания. Надо же помочь Шэнь Юаню получить лучших и самых терпеливых.       Но дождавшись, когда он придёт в самый низ пика Цинцзин, к поселениям внешних учеников, к нему подошли сразу четыре представителя разных семей — воюющих между собой семей — и, косясь друг на друга, попросили об аудиенции. Он ждал этого: ждал сплетен, склок и провокаций, конечно же, он согласился, он заготовил самую ехидную из своих улыбок и спрятал её за веером. Но распустить её так и не удалось!       Первый же юноша пал перед ним на колени, уткнувшись лбом в пол, и простёр перед собой руки.       Так поклонялись богам и Шэнь Юаню.       О, Шэнь Цзю не раз видел, как падали перед Шэнь Юанем ниц, а тот только морщился и отодвигал носком сапога мешающие конечности — благодарные просители вечно валились посреди дороги, не давая пройти.       Шэнь Цзю до сих пор не мог поверить, что Шэнь Юаню не нравилось такое преклонение.       — Великий Учитель, прошу Вас смилостивиться и взять под своё крыло наш род и малый орден Парящей Луны!       Со стороны это смотрелось просто великолепно: Великий Бессмертный Учитель и валяющаяся в ногах высокородная дворянская чернь, но, может, Шэнь Юань заразил его ответственностью и чувством долга… Его любимая присказка: «Мы в ответе за тех, кого приручили», обычно предваряла самые невозможные его деяния.       И теперь Шэнь Цзю придётся делать так же.       Фраза «Великий Учитель» ко многому обязывала.       Он сам взял бессмертное имя и сам взял парня в ученики.       Ну что же, впервые за три жизни великодворянский приблудыш признал его власть, он может быть счастлив.       Отпихнув распростёртые руки с дороги, Шэнь Цзю дошёл до чайника, заварил дорогущий успокаивающий чай и велел ученику сесть за маленький столик.       Тот порывался сесть на полу, как в далёкой Иидни принято среди черни, но Шэнь Цзю не дал.       С грехом пополам он выяснил предысторию.       Рассказ был прост. Парящая Луна — это маленький клан и орден, в мире смертных носящий имя Чан. В прошлом огромный клан уже при жизни прошлого императора поучаствовал в нескольких кровопролитных войнах и схватках за власть и потерял прежнюю силу. Им принадлежал большой кусок приграничной земли, поэтому нынешний император их поддерживал и даже высылал содержание, как солдатам на службе, не требуя ничего взамен, кроме защиты от демонических земель.       Так продолжалось довольно долго.       Пока не появился Мобэй-цзюнь — будущий король демонического севера, который натравил на границу своих сподвижников.       Ранее спокойные земли превратились в кишащий демонической ци клоповник.       Клан Чан следовал своей клятве, но император не спешил на помощь. Он рассудил, что раз уж долгие годы клан Чан получал деньги, то обязан отработать их кровью. Только даже маленький клан не хотел погибать.       Каждая смертная семья этого мира старалась хотя бы одного отпрыска пристроить на Цанцюн, наконец-то это пригодилось — мелкий и никчёмный книжник, не обладающий особыми талантами, кроме игры на гуцине, был отправлен куда взяли. Седьмая вода на киселе, но все надежды некогда сильного клана сейчас лежали на этих плечах. Теперь, когда клан объявили мятежниками, выступающими против императорской власти, у парня даже выхода никакого не было. Оставалось рассчитывать только на милость Учителя и ордена.       Истории ещё двух семей были похожи, междоусобицы пришлось отодвинуть, когда в дело вступили демоны приграничья.       Их пока не обвиняли в измене, но до этого было недалеко. Или гибнуть всем родом, или искать спасения. Идти кланам со своей проклятой ци земли было некуда, вся надежда на Великого Бессмертного Учителя.       Осталась последняя встреча.       Этот представитель семьи Лю долгие годы скрывал свою связь с семьёй и с главой пика Байчжань.       Так и хотелось спросить: а что, мы больше не хотим извести книжника Шэнь Цинцю вместе с главой Юэ, не хотим во главе ордена поставить лояльного императорской семье Лю Цингэ?!       Вот он сообщил редкую и уникальную информацию. Просто так. Очень дальновидно. Шэнь Цзю даже в какой-то мере уважал бы этого молодого человека, если бы не хотел так сильно его убить.       — Орден Цанцюн отказал в приёме вдовствующей императрице!       Шэнь Цзю только и смог, что глубоко вздохнуть. Это означало только одно — неприятности! Но потерять лицо перед представителем семьи Лю он не мог. Поэтому сделал вид, что всё в порядке, так всё и задумано.       Но молодой мужчина лишь преданно смотрел в глаза, всем своим видом показывая, что его верность принадлежит только пику Цинцзин и великому учителю Шэнь Цинцю лично. Решил пик Цинцзин плюнуть императорской семье в лицо — и этот преданный ученик с радостью поддержит любое решение Великого Учителя. Уже верю! Семья Лю — правая рука императора — сглотнёт такое! Интриги, молодой человек, пытаетесь выгадать и поймать удачу за хвост! Но Шэнь Цзю — не Шэнь Юань, зубы обломаете.       Иногда Шэнь Цзю удивляло, как легко и просто Шэнь Юань обзаводится преданными сторонниками.       Ему бы так.       Вспомни лучик, вот и солнце. Шэнь Юань влетел на пик мрачный, как грозовая туча. Может, Шэнь Юань думал, что он шёл, но в глазах окружающих он парил над дорожкой, мрачно оглядывая светящимися зелёным лисьими глазами. Нефритовая заколка плясала в стороне, расчерчивая в воздухе ци и рисуя на золотистой ленте математические символы, показывая, что, несмотря на всё недовольство, Шэнь Юань продолжает думать.       Металлические цветы сливы взлетели с пояса Шэнь Юаня и из его волос и соединились с собратьями в ножнах цветочного меча Шэнь Цзю.       Ло Бинхэ, как никогда вовремя, смог поставить удобный стол и стул прямо перед площадкой, где должны проходить соревнования. Шэнь Юань удобно устроился и, продолжая возмущаться, взял чашечку изысканного чая. Вся тысяча учеников благоговейно встала на колени и замерла, внимая.       Что же, Шэнь Цзю их понимал.       Пик Цюндин полностью изменил стратегию переговоров, и даже молодые ученики теперь следовали этим правилам. А старейшина Чан, которому повезло разговаривать с Шэнь Юанем лично, кажется, планировал стать самым главным над старейшинами пика Цюндин. И духовное совершенствование у него подросло, несмотря на почтенный возраст, а всего лишь прогулялся вместе с Шэнь Юанем по бамбуковому лесу и прослушал краткую лекцию «Искусство переговоров». Эту лекцию до сих пор цитируют и пересказывают, она передаётся из уст в уста, как образец дипломатического искусства.       Одна из престарелых девиц с Цинцзина сумела раскрутить Шэнь Юаня на краткую лекцию о вреде славословия и витиеватости. «Пиши и сокращай», так её назвал Шэнь Юань. И так резкая девица, наконец, нашла свой путь совершенствования — теперь она писала учебные пособия и молодела на глазах.       Так что любым словам Шэнь Юаня внимали, как словам небесного императора, их записывали и дословно пересказывали тем, кому не повезло отсутствовать.       Того же Ло Бинхэ считали редким счастливчиком — ведь Шэнь Юань наставлял его лично!       — Вы представляете, Шэнь Цинцю, — возмущённо начал Шэнь Юань, — у смертных снова праздник, у них паломничество к святыням, и мой мрамор, мой прекрасный белый мрамор невозможно привезти к горе Цинцзин!       И это тоже Шэнь Цзю обожал, маленькое неудобство с единым именем для двух разных человек не собиралось заканчиваться. Оба Шэнь Цинцю не хотели облегчать окружающим жизнь.       Это раньше Шэнь Юань говорил, как есть, и это ничего, кроме неприятностей, не приносило. Теперь же никто из них не собирался отказываться от преимуществ.       Шэнь Цзю улыбнулся, пряча улыбку за веером. За ним было много грехов, всё же без дела он не сидел. Он ждал от Шэнь Юаня претензий за самодеятельность, а получил привычное усталое вечернее нытьё, всё же его брат был очень мил временами.       Выпив вторую чашку чая, Шэнь всё же обратил внимание, что внутренние ученики всё ещё стоят на коленях и ждут.       Шэнь Цзю улыбался.       Ло Бинхэ стоял каменной статуей, кажется, даже волосы не шевелились, несмотря на ветерок.       Шэнь Юань посмотрел на окружающих, на Ло Бинхэ, на Шэнь Цзю, постучал себя пальцем по носу и потёр подбородок. Всё же с его появлением Шэнь Юань стал менее сдержанным и формальным, что не могло не радовать.       — Так что же тут происходит? — уточнил он, знакомо выгибая бровь.       — Соревнования внутренних учеников, — Шэнь Цзю улыбнулся в веер.       — И зачем же они нужны?       — Шэнь Цинцю, это невыносимо, ты сам назначил эти соревнования, сам назначил время — и сейчас спрашиваешь, зачем? — Шэнь Цзю был совершенно доволен, брат снова рядом, а то, что он слишком часто увлекался и забывал о важных вещах — что же, Шэнь Цзю не трудно ему напомнить.       Шэнь Юань парил в воздухе. Пик Цинцзин любил своего главу, природная ци пела в воздухе, бамбук качал золотистыми перьями листьев, травы благоухали, птицы стрекотали в голос и затихали, стоило Шэнь Юаню начать говорить. И колокольчики, стелющиеся колокольчики, маркер чистоты земли и ци, качали нежными головками, заполняя воздух перезвоном.       Шэнь Юань стелился по воздуху, бутоны меча сливы звенели, игриво сталкиваясь, а Шэнь Юань касался склонённых голов учеников.       Кажется, Шэнь Цзю понял, почему смертные так стремились прикоснуться к Шэнь Юаню. Их мир слишком поражён демонической ци. И только Шэнь Юань смог это увидеть и побороть.       Пик Цинцзин, очищенный от скверны, походил на пик небожителей, скоро под его сень начнут собираться духовные животные.       И теперь Шэнь Цзю начал бояться — нет, не силы брата, а того, что боги вознесут его на небо прямо сейчас. Ведь он уже всей своей сутью напоминал небожителя.       Шэнь Юань отобрал не десять учеников, а тридцать, и двадцать из них были отравлены демонической ци.       — Слабое отравление, но длительное время поражения, — так пояснил Шэнь Юань, — когда вылечатся, станут сильнейшими.       Кто-кто, а Шэнь Юань не боялся силы, как и слабости. Он выгнал пятерых, несмотря на знатность и богатство, посмотрел им в глаза и сказал:       — Вам лучше уйти!       Парни молча подчинились.       Никто не осмелился спорить.