Crazy in love

Моя гибель, мое счастье, мой яркий свет! Я не понимаю, как живут те, у которых тебя нет!       Ребекка до крови закусила губы и в ужасе закрыла глаза, когда храмовник в очередной раз замахнулся мечом на Уилфреда, а тот слабо отбил удар. Даже стоя у столба, связанная грубыми веревками, в окружении братии тамплиеров, девушка слышала тяжелое дыхание сражавшихся. Айвенго уже выбился из сил, а Буагильбер все наступал. Доблестный сакс повалился на колени, но упрямо продолжал отражать атаки норманнского рыцаря. Бриан уже занес меч для очередного удара, как вдруг застыл на месте, схватился за грудь, взглянул на Ребекку и грузно рухнул на землю с высоты своего роста. На лице храмовника застыло странное выражение непонимания и боли… Лука Бомануар сокрушенно вздохнул и обратил свои бесцветные рыбьи глаза на обвиняемую.       - Девица Ребекка признана невиновной. Отпустить ее! – приказал он, и еврейка почувствовала, что веревки уже не трут ее нежные запястья. Посреди ристалища стоял полуживой от усталости Айвенго и наблюдал, как несколько тамплиеров склонились над телом Бриана. Девушка подбежала к своему спасителю и с благодарностью склонилась перед ним.       - Он дышит! – раздался в тишине голос одного из братьев ордена. Ребекка встрепенулась, ожидая, что поединок продолжится. Бомануар подался вперед, однако прибытие короля Ричарда разрушило его планы. Еврейка подошла к поверженному рыцарю, которому уже немного расстегнули ворот, чтобы он смог нормально дышать. Бледное до нездоровой зелени лицо, рассеченное ударом меча, синие губы, тихие хрипы, вырывавшиеся из груди. Девушка мигом поняла, в чем дело.       - Отнесите его в келью, снимите доспехи, подложите что-нибудь под голову и спину и дайте настойку коры тополя или желтого донника, только немного. Ближайшие несколько дней ему нужен покой. А рана на лице затянется быстрее, если ее концы стянуть обезжиренным шелком, а потом наносить масла розового и чайного деревьев и ладан. – тихо проговорила Ребекка одному из монахов, стараясь не смотреть на Бриана, но потом все же склонилась над рыцарем и слегка сжала его ледяные трясущиеся пальцы. – Я благодарю Вас, сэр рыцарь, за то, что рискнули ради меня своей жизнью и честью, и прощаю от всего сердца!.. Прощайте! – она хотела уже разжать руку и подняться, но Бриан только сильнее вцепился в ее запястье и зашелся хриплым кашлем.       - Назови… меня по имени… - с трудом произнес Буагильбер, пытаясь привстать и опереться на локоть. Ребекка остановила его слабые порывы, слегка надавив ему на плечи и чувствуя себя ужасно неловко под пристальным, горько-нежным взглядом храмовника. Его пальцы все еще держали ее тонкое запястье.       - Несите, господа, я помогу ему. – девушка взяла все в свои руки и обратилась к рыцарю. – Я помогу Вам, сэр ры… Бриан. – она решила исполнить его маленькую просьбу. Ребекка уже не боялась этого сурового, честолюбивого, порой жестокого человека, а боялась лишь его болезненной любви к ней и желания привязать к себе.       - Что ты делаешь, Ребекка? Поедем, твой отец ждет тебя! – Айвенго, прихрамывая, подошел к девушке, схватил за запястье и потянул к лошади, намереваясь уже увезти из Темплстоу, но его руки мягко отстранили.       - Я не могу уехать. Прости, доблестный рыцарь, но я должна остаться на пару дней. Сейчас важнее сэр … Передай отцу мои слова, Уилфред. Сейчас не время спорить. – мягко возразила она недоумевающему собеседнику, который недовольно поджал губы и направился прочь. Где-то в глубине души сакса съедала гложущая ревность к храмовнику.       - Я завтра приеду за тобой и верну отцу. Помни, Ребекка! Завтра! – сакс сел на лошадь и выехал из Темплстоу, а девушка направилась вслед за носилками с Брианом. Наконец его занесли в келью и переложили на жесткую койку.       - Нет-нет, его надо посадить и снять доспехи. – Ребекка открыла оконце, пока оруженосцы избавляли рыцаря от кольчуги. Девушка, стоящая в лучах солнца в белом платье, со спускающимися ниже талии кудрявыми волосами, была невыразимо прекрасна и напоминала Буагильберу ангела. Мужчина неотрывно следил за ней взглядом. – Гуго, мне нужны тонкая игла, шелковые нити, крепкий алкоголь и немного опия, если найдется. – гасконец почтительно поклонился и поспешил выйти, а Болдуин в это время принес воды и несколько кусков ткани. – Спасибо, Болдуин, а теперь затяни ремнем плечо… Немного туже… Вот так, хорошо. – еврейка осторожно стирала кровь с лица Бриана, чтобы не сделать ему больно. Старший оруженосец тихонько удалился.       - Чертово сердце! – прохрипел рыцарь, не отнимая руки от грудины, но при этом наслаждаясь мягкими прикосновениями Ребекки. – Сказать по правде, я хотел преподнести тебе единственный подарок, этакую приятную безделушку – свою смерть. Только чтобы ты жила. – он усмехнулся, а девушка вздрогнула, когда их взгляды пересеклись.       - Вам вредно разговаривать, сэр рыцарь. Лучше немного помолчите. – ее лицо подернулось дымкой печали. – Вам больно?       - Больно, потому что знаю, что ты никогда не посмотришь на меня также, как я смотрю на тебя… Ты любишь Айвенго? – вдруг спросил Буагильбер. Ребекка опустила взгляд на свои руки, но рыцарь заставил посмотреть ему в лицо, взяв ее за подбородок. – Любишь! Я же не слепой и не дурак! – несмотря на внешнее спокойствие, Бриан душил в себе жгучую ослепляющую ревность.       - Мне нельзя любить христианина, и Вы это прекрасно знаете. Я не могу поддаться искушению. – тихо ответила еврейка, глядя в пылающие темно-зеленые глаза воина и замечая в них горечь и нежность.       - Искушению? Ты можешь представить, что значит любить ту, которая никогда не будет твоей? Наверное, я ужасный человек, раз ты так поступаешь со мной. Но это не значит, что я перестану любить тебя, Ребекка. – она закрыла лицо руками и отвернулась от Бриана, силясь сдержать слезы.       - Зачем Вы это говорите? Чтобы мучить меня и заставлять чувствовать вину, да, сэр? – пара слезинок все же скатилась по щекам Ребекки. Буагильбер протянул свою мозолистую ладонь, отнял ладони девушки от щек и стер слезинки.       - Хорошо, я замолчу, но перед этим все-таки скажу кое-что. За миг до моего поражения, когда все померкло, знаешь, что последнее мелькнуло у меня в голове? Ты. Только ты, Ребекка. Мое сердце – твое, и ты вольна терзать его и рвать на части. – храмовник поднес ее тонкие пальчики к губам.       - Вы играете мной и моими чувствами! Вам доставляет удовольствие делать мне больно? – вскинулась девушка и с вызовом глянула на Бриана, забыв, что ее руки все еще покоятся в шершавых ладонях гордого храмовника. Такая Ребекка нравилась рыцарю гораздо больше, чем плачущая, несчастная и страждущая.       - А как мне было больно? Когда ты решила забрать Айвенго на турнире; когда ты заслонила его тушку собой, чтобы я не тронул его, а ведь я мог убить эту саксонскую свинью так, что ни один волос не упал бы с твоей гордой головы!.. Люби меня, и я отпущу тебя! – Буагильбер отнял руку от груди, потянулся к девушке и положил большую ладонь на ее шею, намереваясь приблизить милое лицо к своему. Еврейка слабо сопротивлялась его напору, отворачиваясь и стараясь не пересекаться взглядом.       - Но Вы просите невозможного! Между нами пропасть! Я не люблю Вас, и время вряд ли разбудит чувства! Поймите это наконец! – она ловко вывернулась из его рук, подскочила и развернулась к собеседнику спиной. – Все равно я скоро уеду отсюда, и Вы забудете меня. Так что не терзайте ни меня, ни себя этими громкими словами. Расстанемся же как друзья. Так будет легче для нас обоих. – девушка чувствовала, как горели глаза тамплиера, прожигавшие ее лопатки.       - Ты никуда не уедешь! Я никуда тебя не отпущу! Ты будешь только со мной, только моей, Ребекка!.. Не уезжай! Прошу тебя – не уезжай! – превозмогая мерзкое головокружение, тошноту и разлитую боль в груди, Бриан с трудом поднялся, приблизился к Ребекке и обнял ее со спины, зарываясь израненным лицом в волосы возлюбленной.       - Отпустите меня! Чем раньше Вы это сделаете, тем лучше. – еврейка почувствовала, что рыцарь отрицательно качает головой и устраивает щеку на ее макушке. – Пустите, сэр! Прошу Вас… - Ребекка забилась в могучих руках храмовника, а он только сильнее прижал ее к себе.       - Я не могу отпустить тебя, понимаешь, не могу! Разлука с тобой – это уже смерть!.. Ты постоянно разбиваешь мне сердце, делаешь больно, а я все также продолжаю вымаливать крохи твоей любви, как последний нищий на церковной паперти просит милостыню! – севшим голосом сказал Буагильбер, нашел ладони девушки, сжал и поцеловал ее в макушку.       - Вам нельзя вставать, и рана сейчас вновь будет кровить. Сядьте. – стоило ей сбросить мозолистые руки мужчины, в келью вошел Гуго, неся в руках все, что она просила, кроме опия. Еврейка готова была вознести молитву богу, что младший оруженосец появился так вовремя и наконец прервал тяжелый разговор.       - Вот, леди, как Вы и просили. – гасконец передал инструменты. Ребекка улыбнулась и в знак благодарности кивнула головой. Девушка заставила тамплиера, недовольного несвоевременным, как ему казалось, появлением Гуго, сесть, откупорила бутылку с крепким алкоголем и, намочив им чистую ткань, стала мягко протирать ранение на лице Буагильбера. – Я Вам еще нужен, леди?       - Да, Гуго, останьтесь. Будете держать руки своему господину, когда я буду сшивать концы раны. – мягко, но вместе с тем ехидно ответила еврейка, опуская нитки и иглу в спиртное, и чуть подняла уголки губ вверх. Наконец шелк был вдет в тоненькое ушко, а руки Ребекки тронули лицо тамплиера, мигом вскинувшегося от прикосновения тонких холодных пальчиков, и развернули к свету. – Гуго, держите! – юноша послушно скрутил руки господина так, чтобы он не смог вырваться или нечаянно кого-то ударить. Слава богу, сшить нужно было совсем немного. Стоило девушке сделать первый стежок, как Буагильбера перекосило от боли. Он жмурил глаза, из которых градом текли слезы. Еврейка аккуратно промакивала их, шепча слова ободрения. Наконец был сделан последний стежок, а нить перерезана. Ребекка промокнула аккуратный шов на щеке Бриана. – Вот и все. – девушка торопливо собирала инструменты, при этом чувствуя на себе уже ставший привычным пытливый взгляд Буагильбера, и спешила поскорее покинуть келью. Вскоре она быстро юркнула за дверь, мимоходом удивившись, что тамплиер не стал ее задерживать.       Весь оставшийся Ребекка просидела в келье, где жила до суда. Вечером Болдуин принес еврейке скромное коричневое платье саксонского фасона, плотную накидку и небольшую корзинку с провизией и, поклонившись, молча удалился. Девушка с удовольствием скинула ненавистную робу и переоделась в принесенные одежды. Солнце уже садилось, окрашивая землю в кроваво-розовые тона. «Вот за тем горным хребтом лежат камни, где еще до прихода римлян друиды совершали свои ритуалы. Видишь то мерцание? А в глубине того озера живут огромные змеи, которые могут проглотить целиком корову. Так говорят», - Ребекке вспомнились слова Буагильбера, его загорелое жестоко-красивое лицо со старым шрамом, рассекавшим лоб и спускавшимся до подбородка, черные вьющиеся волосы и темно-зеленые глаза, смотревшие на нее с нескрываемым восхищением и почти болезненным обожанием. И даже косивший в минуты сильного волнения левый глаз его не портил. Вспомнились сухие теплые руки, жесткие ладони. Вспомнился рассказ об Аделаиде де Монтемар. «Мое сердце умерло, когда она вышла замуж за другого», - глухо поведал ей тогда Буагильбер. С тех пор в душе еврейки поселилось странное чувство по отношению к Бриану: она хотела ненавидеть его, но не могла. Былая неприязнь переросла в что-то, напоминающее сострадание. Да, наверное, это было сострадание к такому волевому, поистине несгибаемому человеку, которого не страшили ни сарацинские мечи, ни осуждение толпы. Девушка вышла из кельи и с ногами залезла на холодный каменный подоконник, все еще думая о Бриане.