От сердца к сердцу

«Пока ты ходишь, и вода в руинах, И мне спокойно так же, как тебе, Я бы хотел сказать тебе, любимая, Что моя воля вся в твоей судьбе.» © Адриан Пэунеску «Моя»

— Лале-хатун, куда же Вы! Стойте! — кричал ходжам Мустафа, пытаясь вразумить строптивую барышню. — Вы должны понимать, что Ваш поступок не подобает приличной девушке из семьи правящей династии. Это очень неблагоразумно! — Учитель, Вы с детства учили меня бороться с любой несправедливостью, — учтиво произнела Лале, — так почему же сейчас отговариваете от попытки спасти ни в чëм неповинных людей?! Она вновь поспешила к выходу из школы, однако у самых дверей еë по-отечески остановила рука ходжама Мустафы. — Я понимаю, деточка, нам всем сейчас нелегко. Первые месяцы правления шехзаде Мехмеда выдались на редкость тяжëлыми и… — его голос дрогнул. В следущую секунду он снизился до шëпота: — Подумай хорошенечко, а стоит ли оно того? Нужно ли так рисковать ради тех, кто даже «спасибо» тебе может не сказать? Лале вспыхнула, но быстро взяла себя в руки и продолжила: — Рисковать нужно всегда, когда знаешь, что риск оправдан. И в этом нет ничего плохого. Намного хуже то, что живых людей держат в нечеловеческих условиях, лишают важных жизненных потребностей и заставляют вести себя, как животные. Она прытью выскочила во двор, но, к сожалению, опоздала: военнопленных уже расселили по камерам. Идти в одиночку туда, где то и дело слышны стоны вперемешку с мольбами о помощи, было крайне опасно, однако отступать ей не хотелось. Кто знает, может, у неë получится облегчить страдания этих несчастных людей? Лале тихонько пробралась на кухню, дабы взять кое-какие припасы из еды. К счастью, время близилось к обеду, и все повара находились в султанских покоях. Она действовала осторожно, почти бесшумно, и в конце ей даже удалось забрать кувшин с водой, одиноко стоящий на столике возле окна. Она миновала дворец султана, повернула за угол и вот, наконец, оказалась возле тюрьмы. Один лишь вид этого места наводил на неë ужас, но сдаваться девушка не собиралась. Твëрдой походкой она направилась вовнутрь. — Госпожа, Вам туда нельзя, — внезапно сказал стражник, переграждая ей путь. — Почему? — удивилась Лале. — Приказ шехзаде Мехмеда, — стражник оставался непоколебим. Сотни мыслей пронеслись у неë в голове. От самых яростных до осознания того, что она ничего не сможет сделать. Ничем не сможет помочь людям, которых завтра, возможно, уже не будет в живых. И это еë удручало. И с этим она мириться не собиралась. — Салих-паша, Вы лично знали мою покойную матушку, — сбивчиво начала девушка, сжимая в руках подол своего платья. — Вы успели убедиться, какая у неë была светлая и добрая душа. И часть этой души передалась и мне. Я — еë дочь, а значит, буду всеми способами бороться с несправедливостью. Вы мне верите? — Ох, Лале-хатун, Вы и впрям несëте свет госпожи Айше, — по щеке стражника покатилась одна скупая слеза. Взгляд его подобрел. — Проходите. Пусть Ваш свет озарит эту тьму! Лале благодарно улыбнулась. Внутри тюрьма выглядела ещë хуже, чем снаружи. Запах пота и крови вызывал подкатывающую к горлу тошноту, а крики боли надолго въедались в голову, заставляя с каждым раз разом сжиматься и без того готовое выпрыгнуть из груди сердце. Девушка ходила вдоль камер и сама не знала, кого она ищет. Все пленные были на одно лицо: уставшие, измождëнные, повисшие на жутких цепях. Их давно не кормили, поэтому они больше были похожи на бестелесных сущностей, нежели на людей. Все они просили о помощи и, собрав последние силы, пытались вырваться из заключения, но это было безуспешно. Лале остановилась. Еë взгляд привлëк юноша с чëрными, как смоль, волосами. Его волевой подбородок говорил о непокорности и полном неповиновении. Он сидел в самой дальней камере, на холодном, бетонном полу. Его руки и ноги не были скованы цепями, но губы сжались в одну плотную линию. И лишь на дне его серо-голубых глаз читалась едва заметная грусть. — Салих-паша, отоприте, пожалуйста, дверь, — попросила девушка. — Госпожа, Вы уверены? — усомнился следовавший за ней стражник. — Абсолютно, — кивнула она. Пока стражник возился с замком, Лале в который раз посмотрела на юношу. Нет, она ни на секунду не сомневалась в правильности своего решения. Но стоило ей только войти в камеру, как юноша резко вскочил и стал у дальней стены, выплюнув: — Прочь, османское отродье! Прочь от меня! Его слова больно ранили еë. Ведь она пришла помочь! Но вместе со жгучей обидой пришло осознание происходящего. Она увидела на плече юноши вышитый золотыми нитками герб Валахии и всë поняла. Политика шехзаде Мехмеда радикально отличалась от политики его отца и, по совместительству, еë дяди, султана Мурада ||. Дядюшка Мурад покорял всех своей честностью, мудростью и желанием создавать, а не разрушать. Мехмед же, напротив, захватывал всë новые и новые территории, стараясь укрепить своë мировое господство. Его злобы хватило бы на десятки государств, не то что на одну Османскую империю. Кто-то преклонялся сразу, тем самым пытаясь избежать страшной и кровавой войны, а кто-то смело вступал в бой, не желая сдаваться врагу. Именно таким государство и стала Валахия. Лале не особо интересовалась политическими делами, но даже она знала, что в сражении с ней было бесчисленное количество жертв, причëм, с обоих сторон. Но Мехмеда это не останавливало. Он хотел показать миру свою власть и силу, хотел, чтобы его боялись, хотел… — Я прошу Вас, Салих-паша, оставьте нас наедине, — произнесла девушка. Стражник немного поколебался, но спорить не стал. Он доверял юной госпоже и верил в еë светлую душу, поэтому, коротко кивнув, сразу же удалился. Лале шагнула в темноту. Она не знала, сколько у них есть времени. Но одно она знала точно: она сделает всë, что в еë силах, лишь бы помочь этому юноше. Она имела представление, что такое потерять самых близких и дорогих сердцу людей. — Я пришла с миром и предлагаю тебе свою помощь, — с волнением сказала девушка. Юноша стоял к ней спиной, и она вдруг поймала себя на мысли, что отчаянно хочет его обнять, поддержать. Однако стоило ей только коснуться его, как он тут же отскочил, как ошпаренный. — Мне не нужна ни Ваша помощь, ни чья-либо другая! — зло процедил он. Лале поëжилась. Не такого приëма она ожидала. — Как тебя зовут? — не оставляла она попыток разговорить юношу. — Я — Лале-хатун, племянница султана Мурада ||. Услышав это, юноша обернулся и удивлëнно уставился на девушку. — Ты — племянница султана?! — всë ещë не веря спросил он. — Да, — кивнула она и улыбнулась. — А как тебя зовут? — Влад, — коротко бросил он, снова садясь на бетонный пол. — Скажи, Влад, у тебя остались родственники? — взволнованно спросила девушка. — Родственники?! — Влад зло усмехнулся. — О каких родственниках может идти речь, когда почти вся моя семья убита? Мать умерла полгода назад от болезни, а отец и старший брат… — его голос дрогнул, а взгляд уставился в пустоту. Спустя какое-то время он глухо продолжил: — Их убили по приказу шехзаде Мехмеда прямо на моих глазах и глазах младшего брата. Повинуясь какому-то неведомому порыву, Лале подбежала к нему. Она не могла разумно объяснить своë поведение. Она просто чувствовала, что так будет правильнее. Всем нутром ощущала, что нужна ему, как никто другой. — Мне очень жаль, — сокрушëнно вздохнула она, беря его холодные ладони в свои руки. — Я обещаю, что просто так это не оставлю. Я… найду способ связаться с дядюшкой Мурадом. Уверена, он что-нибудь придумает. Ты мне веришь? Их глаза встретились. Его — полные надежды и отчаяния, еë — полные решимости и желания помочь. — Верю, — неожиданно для самого себя произнëс Влад. — Замечательно! — рассмеялась Лале. — А сейчас, мне кажется, самое время перекусить. Ведь я знаю, что ты очень голоден. Влад с изумлением наблюдал, как девушка вытаскивает из мешка целый набор продуктов: жареную баранину, рахат-лукум, козий сыр, молоко и пахлаву. Он с каким-то детским восторгом про себя отмечал, что всю эту еду она принесла лишь для того, чтоб уберечь его от голодной смерти. И ощущал, как между ними зарождается тоненькая нить доверия, проходящая от сердца к сердцу.