Последний король нолдор

Год падения Моргота * Аннаэль смутно помнил, что, когда их выводили из подземелий, была вроде бы поздняя осень. А может, ранняя зима. Но все вокруг оказалось настолько перекорежено, загажено и покрыто пеплом и грязью, что в любое время года поверить было трудно. Трудно было поверить даже в то, что он ещё живой. Они тогда шли на юг, тысячи бывших рабов Железного Ада, по искореженной земле, и заморские эльфы плакали при виде них и сажали у своих костров, отдавали еду, одежду, даже оружие. И некоторые нолдор хватались за кинжалы и древки копий жаднее, чем за хлеб и мясо, и не выпускали из рук даже во сне. А немногие незаморские эльфы в том войске все искали и искали своих, потерянных в Нирнаэт и в Браголлах. Некоторые находили. Земля дрожала, особенно почему-то по ночам, и войско, перемешавшись с освобожденными, отступало на юг, с севера им в спины дышал холод и летел вонючий дым и пепел. Западный ветер разгонял дым, очищал небо и открывал сияющую звезду, при виде которой на душе становилось легче. Аннаэль шел, когда шли другие, ел, когда давали, заворачивался по ночам в дареный теплый плащ, грелся о спины товарищей по несчастью... и как-то существовал до этого дня, замерев внутри. Под землей он выживал яростно, пересиливая страх, даже теряя его. А здесь страх засел в нем с того дня, как он заново увидел закопченое, задымленное небо. А вдруг это сон, боялся Аннаэль. Вдруг сейчас он откроет глаза и увидит проклятые стены, своды и цепи на ногах?.. В ту ночь холодом дышало особенно сильно. Небо сделалось синеватым и замёрзшим, бывшие пленные спали в обнимку, согревая друг друга. А наутро пошел снег. Плащ Аннаэля сделался белым, ноги в подаренных сапогах сильно замёрзли, волосы у лица схватило инеем от дыхания. Он проснулся от того, что рядом с ним закутанные в халаты двое ваньяр развели костер и на огне зашумел котел с водой. Сел, стуча зубами, сбросив снег с плаща и чувствуя каждую дрожащую мышцу и ноющую жилу в своем теле. Подсел к костру, чтобы согреться, протянул грязные руки к огню. Подумал, зачерпнул в стороне горсть снега и умылся им. Протер руки. Сделалось ещё холоднее. На востоке небо чуть посветлело, обещая холодный и ясный день. Ваниа бросил в котелок сухие травы и немного игл, и Аннаэль вдруг заметил, что вокруг них — лес. Повреждённый, порубленный в прошлом, но настоящий сосновый лес! — Где мы? — спросил он. — В долине Гэлиона, — ответили сбоку. Там сидел человек, рослый, тощий, по виду из хадорингов, со страшной отметиной через пол-лица и головы. Коротко обрезанные волосы его были светлыми, а глаза — голубыми и тусклыми. — Какой сегодня день? — Вершина зимы, день короткого солнца. — Знаешь ли ты человека по имени Туор, сын Хуора? Человек вскинул бровь на целой стороне лица. — Туор, сын Хуора, давным-давно отплыл на Запад и не вернулся, — сказал он. — И даже заморские не знают, что с ним стало. Что тебе до него, бедняга? Аннаэль отвернулся. Долго смотрел на восход и на свои руки. А когда повернулся — человека рядом уже не было. Только один ваниа снял котелок с огня и поставил в снег охладиться. — Зови греться, — сказал он. Аннаэль подбросил в костер дров из небольшой кучки обломков, пахнущих свежей смолой, и двинулся будить своих попутчиков. Он обходил их, тряс за плечи и словно заново узнавал: вот уцелевшие товарищи по цепи... Вот те, кто вытаскивал его из полуобваленных тоннелей. А вот эти двое нолдор вели его под руки первые два дня, когда в вонючем дыму и пепле было трудно отличить день от ночи, и дышать было трудно, и кто-то из них завязал ему лицо тряпкой. — Просыпайтесь, — говорил он. — Идёмте греться. Потом он разносил им горячий отвар, потом помогал готовить еду, а его товарищи жались к огню под бледнеющим небом. Вокруг, на белой равнине и среди неровных островков леса, горели десятки таких костров. Фануиран, вспомнил вдруг Аннаэль, подавая еду одному из своих нолдор. Вот его зовут Фануиран. А второго первый зовёт Брого. — Кто был тот человек? — спросил он у ваниа, и тот задумался. — Не знаю его имени. Эти люди ходят свободно среди нас, потому что морготовы люди бежали на восток. Но он приходил не первый раз. Кажется, он служит предводителям людей. — А какой сейчас год? — продолжал расспросы Аннаэль, и ваниа вздрогнул. Но ответил: — Пятьсот восемьдесят седьмой год солнца от восхода. Аннаэль подумал ещё немного. Мысли вдруг замедлились в голове, и он не сразу посчитал, сколько получается. — Сто пятнадцать лет... — пробормотал он, наконец. Опустил руки, постоял. Сел на грязную землю и повторил: — Сто пятнадцать... — В плену сто пятнадцать? — переспросил в ужасе ваниа. Поспешно снял с пояса флягу и влил в рот Аннаэлю несколько глотков бодрящего напитка. Потом кто-то подсадил его на бревно, придвинул бесцеремонно к костру. — А я уж обрадовался, что ты оживаешь, — сказал Брого. — Я живой, — сказал Аннаэль. — Я живой, а он нет. И заплакал. Он сам не знал до этого мгновения, как сильно надеялся ещё увидеть Туора. Хотя бы стариком. До вечера Аннаэль плакал почти беспрерывно, и на ходу тоже, а потом слезы вдруг иссякли, словно вытек весь запас. Как раз небо на западе стало алым и Звезда выступила из-за солнечных лучей. Присмотревшись к ней, Аннаэль словно бы различил серп крошечной лодки. — Счастливый, — сказал Брого с честной завистью. — Я до сих пор ни слезы уронить не могу. Как сжал зубы от злости в плену, так словно до сих пор разжать не могу. Кого ты потерял? — Смертного по имени Туор. — Глупый синдо, — сказал Брого грустно. — А ты кого потерял? — Много кого, начиная с собственного командира, который потерял голову. Да что там, в Нарготронде два короля поочередно головы из-за смертных потеряли. Подумай, не посчастливилось ли тебе, что ты его пережил! — Я его вырастил, — сказал Аннаэль. — А теперь мне сказали, у него нет даже могилы... — Земля на севере рушится. Ни у кого в Белерианде, возможно, не будет могил, — уронил Фануиран позади него. Они остановились посреди истоптанного мелколесья. Теперь это были молодые березы, а среди них виднелись развалины деревянного дома. Его быстро разобрали на дрова набежавшие эльдар, стараясь не присматриваться к истлевшим вещам на полу. Костяков хозяев не было — и то хорошо. Самый короткий день в году угасал. Вокруг в березняке зажигались другие костры беженцев, среди них кое-где виднелись светловолосые ваньяр. Аннаэль рубил бревно от старого дома человеческим ржавым топором, который наскоро подправили ваньярским точилом, и гадал, сколько протянет лезвие прежде чем расколется. Он согрелся, мышцы приятно тянуло от нагрузки — оказывается, от ничегонеделания они совсем закаменели и разминались с трудом. Брого раздувал костер, кто-то ещё готовил котелок и набрасывал в него чистый снег. Тело было живым, хотело есть, пить и двигаться. И жаловалось беззвучно, как тяжело ему с окаменевшей душой, с которой непонятно, как жить дальше. Голод стал привычен в подземельях, но теперь не было нужды его терпеть зря. Снова появился их ваниа, он приехал верхом и привез мешок, от которого пахло хлебом. Зерно, мясо, немного простых лепёшек, испечённых кем-то на камнях. На той, что досталась Аннаэлю, были следы пепла и один бок подгорел, но он так и впился в нее зубами, словно ел второй раз после освобождения. Вкус был невероятно ярким. Он проглотил половину лепешки, потом остановил себя и принялся жевать медленно, наслаждаясь каждым кусочком. Позади раздавались чьи-то голоса, но ему не было до того дела. Аннаэль ел хлеб, стараясь не упустить ни крошки. Когда кто-то налетел на него сзади и развернул, он поспешно сунул весь оставшийся кусок в рот по рудничной привычке. — Это ты спрашивал про Туора сына Хуора? — спросил чей-то сильный голос. Отвечать было невозможно, выплюнуть еду тем более, проглотить поспешно не получалось. Двое мужчин стояли перед ним, одинаково высокие, темноволосые, и вообще одинаковые с лица. И почему-то Аннаэль никак не мог разглядеть, эльдар они или нет... Тут же маячил хадоринг с рубленым лицом. — Этот, этот, — подтвердил он. — Назовись. Прошу тебя, — сказал тот, что справа. Аннаэль поспешно жевал, пытаясь что-то выговорить. — Его имя Аннаэль, — весело отозвался от огня Брого. Подошёл, оглядел внезапных гостей. — Ран, нас посетил кто-то из вождей аданов! — Могу предложить одну лепешку на двоих, и присоединиться к каше, если подождут, — отозвался тот весело. — Пир горой. Сейчас притащим ещё бревно, пусть садятся к огню. Аннаэля взяли за плечи, развернули к огню. Двое перед ним были в хорошей вышитой одежде, но грязной и кое-где наскоро зашитой. Они казались знакомыми, словно он смотрел сквозь туман, пытаясь разглядеть что-то важное, одно важное лицо, а ему мешаются ещё несколько... — Анна... эль, — выговорил он с трудом, проглотив остаток хлеба и почему-то остро чувствуя, как протекают сапоги и как бурчит в животе, — был старшиной митримских синдар. Это я. Кто вы? — Правнуки, — сказал правый и засмеялся. — Кто-кто? — переспросил Брого недоуменно. — Я Элронд, — сказал левый. — Он Элрос. Сыновья... Эарендиля сына Туора, сына Хуора и воспитанника Аннаэля. Прадед наш Хуор, видите ли, погиб за месяц до рождения сына. — Дурная семейная привычка, — бросил правый непонятно. — И пришлось кое-кому его растить в митримских пещерах. А потом по дороге в Фалас наш дед его потерял! — Это я! — выкрикнул Аннаэль яростно. — Это я его потерял!!! — А он говорил, что он! — криво усмехнулся левый. И хозяйски положил руку Аннаэлю на плечо. — Что вы делаете? — забеспокоился ваниа, подходя к ним. — Собираем семью, — точно так же криво усмехнулся правый. Элрос, поправил себя Аннаэль. Элрос... Взял обоих за рукава, сам развернул их к огню. Всмотрелся в лица, ища отражение Туора. Не было его, правда. Чья-то другая, очень сильная кровь перебила наследие вождей народа Хадора, и все же... очертания лица, линия скул, бровей... и почему-то руки, кисти знакомых совсем линий. Эхо Туора, кровь Туора, и кого-то ещё, много кого ещё. И чистые, как у эльдар, лица... — Я хочу знать, — он судорожно сжал их руки. — Все. Судорожно взрогнула земля под ногами, колыхнулось пламя костра. Элронд прищурился на свет Звезды и вздохнул. — История будет... долгая. Поехали. — Куда? — Домой, — отозвался Элрос. — Куда еще-то. — Где встанем, там и дом, — буркнул хадоринг слева. — Мы его так просто не отпустим, — сказал Брого хозяйски. — Мы его из-под земли тащили, вели его за собой, он только вот в себя пришел, так что мы с Раном за него отвечаем. Накормим, напоим, тогда проводим. — Говорил же, к огню садитесь, — проворчал Ран. Элрос вздохнул, а затем коротко засмеялся. Привычным движением снял с пояса кошель, достал ложку. Витую, кованую. И спросил деловито: — Где там ваша каша?